(От составителя)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2017
Наталья Полтавцева (Российский государственный гуманитарный университет; ведущий научный сотрудник Института «Русская антропологическая школа»; доцент; кандидат филологических наук) natalypol@gmail.com.
Natalia Poltavtseva (Russian State University for the Humanities; leading researcher, Russian School of Anthropology; associate professor; PhD)
natalypol@gmail.com.
Репрезентация постколониальных идей и идеологий в литературных текстах — тема крайне обширная, поэтому здесь решено было ограничить ее одним специфическим ракурсом. Если обычно постколониальный дискурс понимается как оппозиция доминирующему имперскому дискурсу, как бунт против него и его преодоление, то в статьях этого блока показано, что реальные взаимоотношения между постколониальностью и имперскостью могут быть гораздо сложнее и запутаннее. Идеология антиколониального национального протеста совсем не обязательно уничтожает идеологию интернациональной имперской целостности — обе они могут переплетаться, превращаясь друг в друга; имперская идея при определенных условиях может даже поддерживать идею антиколониальную и националистическую — по крайней мере так будет казаться носителям последней. Литературные тексты способны достаточно тонко уловить эти нюансы, что и будет продемонстрировано в этой подборке.
Блок состоит из трех статей. Гасан Гусейнов обращается к консервативному крылу позднесоветской литературы, которое обычно описывают как почвенническое или националистическое, с гораздо менее распространенной позиции: он оценивает ее в терминах своеобразной антиглобалистской реакции на советский официальный интернационализм. Он показывает, как из националистической идеологии, представленной в этой литературе и находящейся в оппозиции не только к либеральным веяниям с Запада, но и к официальному дискурсу, формируется местная советская разновидность раннего мультикультурализма, а взгляд самих литераторов-почвенников вполне может быть определен как постколониальный. При этом в 1960—1970-е годы почвенники искали себе союзников среди носителей, казалось бы, противоположных национализму идеологий — от зарубежных марксистов-глобалистов (таких, как Джеймс Олдридж) до имперцев-интернационалистов из литератур советских «национальных окраин» (таких, как Расул Гамзатов). Тем не менее в раннем советском постколониализме, как показывает Гусейнов, эти различия игнорировались, и носители имперских идеологий, выступая в поддержку русской культуры, с точки зрения русских националистов, поддерживали их, а не подрывали их позиции.
Тему взаимоотношения постколониальной и имперской идеологий — на этот раз в аспекте культурной идентичности — продолжает Тамара Гундорова. Она обращается к восходящей к Ницше концепции ресентимента и интерпретирует его в культурно-антропологическом ключе: как одну из отличительных черт колониального протеста и бунта. На сопоставлении произведений польского писателя Анджея Стасюка и украинского писателя Юрия Андруховича она показывает, как работает постколониальный ресентимент. Оба автора рисуют образ «их собственной Европы», включающей родные для них места, — по сути, некоторого (мифического) имперского начала, с которым они могут идентифицировать себя. Но в то время как у Стасюка подобная идентификация происходит по видимости безболезненно, даже как бы «естественно» — его малая родина самодостаточна и идеальна без каких-либо внешних вмешательств, она легко растворяется в центральноевропейской утопии, — то Андрухович чувствует себя выключенным из Европы и призывает к «центральноевропейской ревизии». Он хочет преодолеть одно имперское наследие (российское / советское) с помощью мифологизированного другого (австро-венгерского), переопределить собственную географическую и культурную идентичность, придумать для своего родного края иную культурную биографию, восходящую не к СССР, а к Австро-Венгрии. Ресентимент Андруховича приводит к антиколониальному бунту, который, однако, разрешается в одной из форм постколониальной идентичности — транзитной культуре.
Блок завершается статьей Натальи Полтавцевой, посвященной одному из самых ранних примеров постколониального дискурса в европейской литературе, написанному еще до начала деколонизации, — роману Гилберта Кита Честертона «Наполеон Ноттингхилльский» (1904). Изображая в сатирическом и антиутопическом виде логику развертывания антиколониального протеста, Честертон демонстрирует его амбивалентность: восстание против империи само способно породить новые империи. В романе по прихоти нового британского короля все предместья Лондона обретают собственную символику, из которой вырастает их национальная (и националистическая) идентичность; далее между предместьями начинается война, победителем в которой оказывается Ноттинг-Хилл. Однако имперские функции пространства никуда не исчезают, а просто переопределяются, Ноттинг-Хилл превращается в центр империи, а его лидер — последовательный носитель националистической и антиколониальной идентичности — обнаруживает себя носителем нового имперского начала. При этом он уже понимает внутреннюю логику этого постколониального процесса и видит, что неизбежна новая война, где другие предместья, борясь против Ноттинг-Хилла, по сути, будут бороться за новое имперское лидерство.
В целом все три исследования, представленные в блоке, показывают, что традиционные терминологические оппозиции «имперское vs. антиколониальное», «колонизация vs. деколонизация», «национализм vs. интернационализм», «националистическая vs. имперская идентичность» и др. описывают проблему неполно, не учитывают множества нюансов и сложных взаимных переплетений тех тенденций, которые постулируются как противоположные. На примерах из российской, польской, украинской и английской литератур показано, что постколониальные идентичности могут быть гораздо более амбивалентными, чем обычно принято считать.