(Об образе зайца в поэзии Симеона Полоцкого)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2016
Ольга Кузнецова (МГУ; руководитель Школы юного филолога филологического факультета; кандидат филологических наук) o_kuznetsova@mail.ru.
УДК: 821.161.1+801.73
Аннотация:
В статье говорится о таком свойстве эмблематической поэзии Симеона Полоцкого, как наличие обширной системы контекстов, несмотря на компактность произведения. Стихотворение о морском зайце оказывается не только переложением проповеди М. Фабера, но и аллюзией на 103-й псалом, отсылкой к эмблематическому изображению из сборника Ж. Коррозе и традиционному символическому толкованию образа зайца — спасающегося грешника.
Ключевые слова: поэзия XVII века, Симеон Полоцкий, эмблематика, образ зайца
Olga Kuznetsova (MSU; headmaster, Young Philologists School, Faculty of Philology; PhD) o_kuznetsova@mail.ru.
UDC: 821.161.1+801.73
Abstract:
Kuznetsova’s article discusses the emblematic poetry of Simeon Polotsky, with particular attention to the presence of an extensive system of contexts, despite the compactness of the work. Polotsky’s poem about a “sea-hare” (bearded seal) is not only borrowed from a sermon by M. Faber; it also contains an allusion to Psalm 103, referring in turn to an emblematic image from the collection of G. Corrose and the traditional symbolic interpretation of the hare as a sinner in the process of being saved.
Key words: verses of the XVII century, Simeon Polotsky, emblems, the image of the hare
Художественный текст, помимо того, что сказано прямо, несет в себе еще и систему контекстов, отсылки к которым только намечены в произведении. Однако трудно сравнить с чем-либо особую содержательную компактность эмблематической поэзии XVII века — при обширности прямых и косвенных отсылок к культурному контексту этих стихотворений.
В виршевом сборнике «Вертоград многоцветный» Симеона Полоцкого есть стихотворение «Заяц», в котором излагается сюжет о спасении животного от охотников неким святым:
Муж нѣкто преподобный во путь шествоваше,
случаем сонм псов скорых заяца гоняше.
Заяц бѣдный ко ногам его прибѣжал есть,
он, умиловся, от псов онаго отъял есть
И рече к спутствующим: Братия святая,
тако демоны душа гонится всякая.
О блаженна та, юже Господь защищает
и тако от демонов лютых избавляет!
Яко же сей есть заяц нами избавленны,
да будем и мы от тѣх Господем спасенны.[Симеон Полоцкий 1999: 89]
Подобно многим виршам того времени, стихотворение содержит сюжетную иллюстрацию и поучительный вывод — две части поэтической эмблемы. Причем нравственным примером является как милостивый поступок преподобного, так и поведение самого зайца, прибегшего к помощи заступника.
Подобные сюжеты о гонимом псами зайце хорошо известны европейской средневековой литературе. В иконографии Мелангелле Уэльской сопутствует заяц, который, по преданию, спрятался от погони в складках одежды святой. Сходный сюжет есть в христианских легендах о святом Эгидии, который спасает оленя от стрелы охотника. Образы зайца и оленя благодаря этим типовым сюжетам сближаются: оба существа символизируют человеческую душу, которая нуждается в защите свыше, и именно способность вовремя прибегнуть к заступнику оказывается главной характеристикой и достоинством животных. Аналогия эта восходит, по-видимому, к 18-му стиху 103-го псалма («Горы высокия еленем, камень прибежище заяцем») и традициям его толкования.
В Собеседовании о Псалмах, приписываемом Златоусту, в связи с этим стихом говорится о мудрости Божественного замысла, благодаря которому ни одно из животных не оставлено без укрытия от хищников, даже самое жалкое и слабое. При этом зайцы символизируют души язычников, спасающихся в «мысленных скалах» Церкви, а олени — души праведников (как животные не только быстрые, но и несущие легендарный шлейф героических, благородных поступков). В традиции толкований XVII века существует и иная оппозиция: в стихе о зайцах и оленях русские книжники видели две модели поведения, для пустынников и мирян. Идеологический оппонент Симеона Полоцкого протопоп Аввакум интерпретирует образ зайца так: «Яко зайчик под камень хоронится от совы и от серагуя и от псов, наветующих ему, тако и христианин, в церковь приходя, избывает душегубителя диавола и бесов» [Аввакум 1960: 267—268]. Сюжет о гонимом зайце возникает также в эмблеме «Опасность и угроза со всех сторон» из сборника Ж. Коррозе [Махов 2014: 320], но там он получает неожиданную развязку: спасаясь от псов на суше, бедный зверь схвачен морским зайцем. А.Е. Махов предполагает, что таким образом указывается главная опасность для человека, испытываемая от ближнего [Махов 2014: 98]. Но что же это за морской заяц? Изображение на эмблеме позволяет понять, что речь идет о млекопитающем с ластами, лахтаке. В Словаре русского языка XI—XVII веков есть упоминание о морском зайце, взятое из «Жития» Аввакума [Словарь русского языка 1978: 343]. По-видимому, животное было известно средневековым авторам, хотя и в разной степени. К примеру, в эмблематическом изображении «Кто вредит другому, вредит самому себе» [Махов 2014: 418—419] запечатлено то же ластоногое существо, тогда как подпись с сюжетом об отравлении свидетельствует скорее о том, что речь идет о ядовитом морском обитателе (рыбе или моллюске), также именуемом морским зайцем.
В «Вертограде» Симеона Полоцкого есть стихотворение, в котором появляется этот загадочный зверь:
Камень прибѣжище заяцем
Заяц морский прежде волн камень похищает,
да ся того бременем на днѣ утверждает,
Еже бы не мещему волнами пребыти.
Подобнѣ и нам грѣшным полезно творити
Во время волнения моря мира сего,
да не постраждем лютѣ от волнений его.[Симеон Полоцкий 1999: 175]
Хорошо видно, что это стихотворение также эмблематично. Оно делится ровно на две части, причем смысловая граница рассекает двустишие, традиционно являвшееся смысловым единством в виршах XVII века. Первая часть посвящена описанию диковинного животного, которое поступает разумно, вторая часть содержит краткую дидактическую аналогию. Как было установлено А. Хипписли, в этих стихах, как и многих других, Полоцкий создает стихотворное переложение проповеди Матфея Фабера: «Морской еж всякий раз, как предчувствует бурю, хватается за крупный камень — схватившись и удерживаясь сам по себе, как будто бы за якорь под ним. Дело в том, что с помощью этого груза он держится, чтобы волны так просто не тянули его и не болтали туда-сюда. И ты делай так же: пусть какой-нибудь святой будет твоим камнем, когда нападет искушение» (перевод Е.П. Новиковой).
Прозаический источник и поэтическое переложение имеют ряд содержательных различий, и в первую очередь вызывает вопрос замена ежа зайцем. В заглавии стихотворения Полоцкого дается прямая отсылка к 103-му псалму. Нельзя сомневаться в том, что поэту был известен текст вульгаты, по которому в этом стихе фигурирует именно еж, хотя и сухопутный. Симеону Полоцкому было свойственно при работе над этим поэтическим сборником соотносить экзотические реалии с хорошо понятными и знакомыми читателю, а потому он мог заменить, к примеру, плод кедрового дерева на яблоко [Сазонова 2006: 620]. Но наиболее важной представляется именно возможность включения виршей в контекст псалма благодаря этой замене животного.
Однако выдумка сюжета не принадлежит и немецкому проповеднику: как и в ряде иных случаев, о которых пишет Хипписли, «Симеон берет этот образ у Фабера, в свою очередь читавшего Камерария» [Хипписли 2001: 705], — т.е. речь снова идет об опоре на эмблематическую традицию. Эмблема взята из сборника 1604 года: «Морские ежи <…> предвидящие бурю, покрывают себе спину камешками и набирают в себя песка для балласта, чтобы волны не вертели их и не выбрасывали на берег; удерживаемые этими [тяжестями] как якорем, они пребывают неколебимыми» [Махов 2014: 434]. С текстом Фабера совпадают ключевые слова и понятия: буря, якорь, болтание на волнах, иллюстративная часть эмблемы изображает ежей на волнах, среди игл которых хорошо видны камешки.
Заключительное звено этой цепи заимствований связано с еще одной эмблемой Коррозе — «Следует избегать несчастья» (1543). Изображено все то же ластоногое животное с заячьими ушами, лежащее на камнях у воды, а подпись гласит: «Когда морской заяц чувствует, что на море будет буря и гроза, он тотчас отправляется на сушу, заботясь [тем самым о своем] будущем» [Махов 2014: 419]. Примечательно, что в стихах Симеона Полоцкого, которые оказываются схожими с этим текстом, морской заяц все-таки остается на дне, что ближе фаберовскому ежу, балансирующему среди волн.
При взгляде на череду этих текстов о спасающемся от бури животном очевидно смещение смыслового ядра: суть эмблем Камерария и Коррозе сводится к пользе предвидения, способности до наступления неблагоприятной ситуации принимать защитные меры. В проповеди Фабера речь идет о спасительной роли церкви, о необходимости «держаться» за святого и взывать к нему ради преодоления искушений. Симеона Полоцкого прежде всего интересует сам факт существования легенды о чудесном звере, которую он пересказывает. Однако обобщенный вывод о пользе подобных спасительных действий для человека все-таки отсылает к стиху 103-го псалма, и потому разумный читатель должен был увидеть в этих строках и известную притчу о зайце-грешнике, прибегающем к камню церкви, и традиционную метафору бурного моря — волнений человеческой жизни. Вероятно, именно в расчете на такое многоплановое понимание своей поэтической эмблемы Полоцкий и выбирает образ зайца.
Библиография / References
[Аввакум 1960] — Аввакум. Послание Симеону, Ксении Ивановне и Александре Григорьевне // Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения / Под общ. ред. Н.К. Гудзия. М.: Гослитиздат, 1960. С. 260—276.
(Avvakum. Poslanie Simeonu, Ksenii Ivanovne i Aleksandre Grigor’evne // Zhitie protopopa Avvakuma, im samim napisannoe, i drugie ego sochineniya / Ed. by N.K. Gudziy. Moscow, 1960. P. 260—276.)
[Махов 2014] — Махов А.Е. Эмблематика: макрокосм. М.: Intrada, 2014.
(Makhov A.E. Emblematika: makrokosm. Moscow, 2014.)
[Сазонова 2006] — Сазонова Л.И. Литературная культура России: Раннее Новое время. М.: Языки славянских культур, 2006.
(Sazonova L.I. Literaturnaya kul’tura Rossii: Rannee Novoe vremya. Moscow, 2006.)
[Симеон Полоцкий 1999] — Симеон Полоцкий. Вертоград многоцветный. Т. 2 / Подгот. текста А. Хипписли, Л.И. Сазоновой. Köln; Weimar; Wien: Böhlau, 1999.
(Symeon of Polotsk. Vertograd mnogotsvetnyy. Vol. 2 / Ed. by A. Hippisley, L.I. Sazonova. Köln; Weimar; Wien, 1999.)
[Словарь русского языка 1978] — Словарь русского языка XI—XVII веков / Отв. ред. С.Г. Бархударов. Вып. 5. М.: Наука, 1978.
(Slovar’ russkogo yazyka XI—XVII vekov / Ed. by S.G. Barkhudarov. Vol. 5. Moscow, 1978.)
[Хипписли 2001] — Хипписли А. Западное влияние на «Вертоград многоцветный» Симеона Полоцкого // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 52 / Отв. ред. Д.С. Лихачев. СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. С. 695—708.
(Hippisley A. Zapadnoe vliyanie na «Vertograd mnogotsvetnyy» Simeona Polotskogo // Trudy Otdela drevnerusskoy literatury. Vol. 52 / Ed. by D.S. Likhachev. Saint Petersburg, 2001. P. 695—708.)