(публ. и коммент. Евгении Басовской)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2016
Евгения Басовская (РГГУ; заведующая кафедрой медиаречи факультета журналистики Института массмедиа; доктор филологических наук) jeni_ba@mail.ru.
УДК 930.85 + 811.161.1
Аннотация:
Публикуемая подборка писем дает представление о многолетнем дружеском общении двух выдающихся филологов — латиниста Ф.Е. Корша (1843—1915) и русиста Д.Н. Ушакова (1873—1942) — в будущем составителя знаменитого четырехтомного словаря русского языка. Письма не только характеризуют их авторов как интеллектуалов и подвижников науки, людей невероятной эрудиции и блестящего остроумия, но и ярко отражают начало ХХ столетия — эпоху, охарактеризованную Ф.Е. Коршем как «такое время, когда о порядке говорить можно, но бесполезно».
Ключевые слова: Ф.Е. Корш, Д.Н. Ушаков, А.А. Шахматов, Московская диалектологическая комиссия, Петербургская Императорская академия наук.
Evgeniya Basovskaya (RSUH; head of Department of Media Discourse, Faculty of Journalism, Institute of Massmedia; D. habil.) jeni_ba@mail.ru.Abstract
UDK 930.85 + 811.161.1
Abstract:
The publication of the selected correspondence between the professor of Latin F.E. Korsh (1843—1915) and the specialist in Russian D.N. Ushakov (1873—1942), who later on was to create the famous four-volume dictionary of Russian language, testifies to their longstanding friendship. Apart from characterizing the scholars as intellectuals and enthusiasts of their work, the letters demonstrate their incredible erudition and brilliant sense of humor, also becoming a vivid image and reflection of their time — the beginning of the twentieth century — characterized by F.E. Korsh as “an epoch when order is, of course, a possible subject for conversation, but totally useless”.
Key words: F.E. Korsch, D.N. Ushakov, A.A. Shakhmatov, Moscow Dialectological Commission, The St. Petersburg Imperial Academy of Sciences.
Начало ХХ столетия — эпоха русских энциклопедистов. Кажется, будто культура в предчувствии гигантских катастроф, таких как Первая мировая война и революция 1917 года, стремилась как можно больше успеть и буквально воплощалась в личностях незаурядного дарования и столь же поразительной работоспособности.
К числу титанов гуманитарного знания, безусловно, принадлежат Федор Евгеньевич Корш и Дмитрий Николаевич Ушаков, чья переписка частично сохранилась в Архиве Российской академии наук (Ф. 1516. Оп. 2. Д. 186; Ф. 558. Оп. 4. Д. 333).
Ф.Е. Корш (1843—1915) — профессор классической филологии в Московском университете, академик Петербургской академии наук, первый председатель Московской диалектологической комиссии, полиглот, переводчик, исследователь поэтической речи.
Д.Н. Ушаков (1873—1942) — приват-доцент, затем профессор Московского университета, исследователь и преподаватель русского языка, один из основоположников русской орфоэпии, в 1920—1930-х годах — ответственный редактор первого советского толкового словаря. Ушаков был товарищем председателя Диалектологической комиссии, а после смерти Ф.Е. Корша возглавил ее и руководил ею до расформирования в 1931 году.
Корша и Ушакова связывали не только научные интересы и совместная работа в области русской диалектологии. Ушаков был женат на Александре Николаевне Мисюре — племяннице Федора Евгеньевича. Этим объясняются подчеркнуто фамильярный тон писем Корша к Ушакову и такие шуточные обращения, как «лжеплемянник» и «будто бы племянник».
Переписка ученых отражает их колоссальные знания, неподдельный исследовательский энтузиазм и — в то же время — раздражение, которое вызывают у них нехватка у государства денег на науку, вечные бюрократические препоны, нескончаемые заседания и официальные бумаги. Главной защитой интеллигента от удушающей силы бюрократии становится ирония. Но когда Д.Н. Ушаков насмешливо цитирует один из документов Департамента окладных сборов, он и представить себе не может, какой бумажный вал и какой произвол чиновников ожидают его в следующую — советскую эпоху, когда он будет годами ходить по начальственным кабинетам, добиваясь издания толкового словаря. В конце концов он победит — и благодаря четырем толстым томам в темно-зеленой обложке сделается даже более знаменит, чем его замечательный родственник. Впрочем, они никогда не «соревновались» друг с другом, поглощенные чтением, изучением языков, написанием книг и статей, работой с многочисленными учениками и воспитанием собственных детей.
Письма Ф.Е. Корша и Д.Н. Ушакова написаны на листах бумаги и почтовых карточках чернилами, от руки, не все слова разборчивы.
Письма публикуются в современной орфографии, с сохранением пунктуации оригинала.
1 августа 1905
Многоуважаемый Дмитрий Николаевич!
На Ваше письмо от 8 июня отвечаю Вам — эвона когда! (зри выше). Что делать? 1) В силу многоразличных условий я получил Ваше письмо далеко не в самый день его написания; 2) мы переживаем, с позволения сказать, историческую эпоху, т. е. такое время, когда о порядке говорить можно, но бесполезно. Я не буду ссылаться на такие примеры в бытописании народов, как Троянская война, когда троянам неудобно было поддерживать корреспонденцию со своими иногородними знакомыми; я ограничусь указанием на факт, известный Вам, впрочем, из газет: рабочие Владикавказской железной дороги, ощутив непреодолимую потребность в отделении Церкви от государства, в уравнении женщин в правах с мужчинами, в прибавке жалования и еще в чем-то, устроили забастовку[1]. Теперь она, говорят, прекращена мудрыми мерами попечительного начальства, общий смысл коих можно выразить вкратце междометием «цыц!», но долго Пятигорцы должны были обходиться без сношений с Железноводцами, Кисловодцами и Ессентучанами, не говоря уже о жителях местностей, более отдаленных. К счастию, сведения, сообщенные мне Вами о делах нашей комиссии[2], таковы, что не требовали от меня никаких распоряжений и, если нуждались в каком-либо отзыве со стороны председателя, то разве только вроде «прочел с удовольствием», хотя напр. в том, что у комиссии нет денег, удовольствия мало, и если Вы пожалуете к нам в третий раз, уже не только с супругою, но и с потомством, я никак не могу оказаться «над высотой положения». Тем с большей готовностью благословляю Вас на любые мероприятия, клонящиеся к пользе отечественной диалектологии, особенно ввиду того, что за всякие погрешности, возможные в будущем, Вы уже заранее положили на себя эпитимию путем упорядочения карточного каталога. Прошу передать мой поклон племяннице, т.е. Вашей супруге, если она признает во мне дяденьку.
Ваш Ф. Корш
26 апреля 1906
Многоуважаемый Дмитрий Николаевич!
Хотя я в самом деле приехал в Москву, но признаюсь Вам в этом только по родству, отчасти впрочем (но, конечно, это причина второстепенная) и потому, что наша горничная, особа очень юная и еще не успевшая развить в себе некоторые свойства, необходимые для борьбы за существование, легкомысленно открыла эту тайну не одному Н.Н. Соколову[3], перед которым, как перед секретарем дертматологической (произношение Д.Ф. Трепова[4]) комиссии, у меня, естественно, не может, — Вы понимаете: не может быть ничего сокровенного за душой, а и кое-кому из эксотерических приходимцев (слово диалектическое, но не помню, из какого наречия, — чуть ли не из парфенкинского).
И так верно то, что я здесь, но не менее верно и то, что мы с Вами — члены в некотором смысле профессионального союза и мое прибытие под стены Ивана Великого и под защиту Царь-пушки да пребудет профессиональною тайной вплоть до того времени, когда стоустая молва разнесет весть о ней от Нескучного сада до полей орошения. А не отвечал я Вам до сих пор по многим причинам, из коих, лишь ради примера, назову несколько: 1) отвечать не было нужно, потому что литературный опыт Н.Н. Соколова о подозрительном графе Шапиро (вероятно, иерусалимском) я подписал и отправил по назначению — не Вашему, которое запоздало, а того же Николая Николаевича, давшего о том надлежащее внушение вышеупомянутой девице, а по делу о праве нашей комиссии на безвозмездное получение того, чтó ей дают, я ничего не знаю; 2) мне было некогда, потому что немедленно по возвращении под домашний кров я должен был приступить к ликвидации вороха уже не совсем свежих писем, корректуры и других бумажек, накопившихся на моем письменном столе за время моего отсутствия и продолжающих прикапливаться и в моем присутствии, чтó вызывает искреннее сожаление ко мне моих и семейства моего немалочисленных гостей; 3) мои две дамы клятвенно заверяли меня, что объявятся к Вам на днях для посещения болящей родственницы, хотя для осуществления этого намерения выжидают, по-видимому, открытия Государственной Думы[5]. Впрочем я должен прибавить, что скачком, произведенным Вашей супругой столь неблаговременно, а еще более последствиями оного мы сильно встревожены, и, если я не прошу известий от Вас, то лишь по доверию к словам тех же дам.
Ваш Ф. Корш
23/Х.909.
Глубокоуважаемый Федор Евгеньевич!
Будьте добры написать мне, в какой из следующих дней для Вас удобнее назначить заседание Диал. Комиссии: в середу 28-го, субботу 31-го октября или середу 4-го ноября? На это заседание есть доклад М.Н. Сперанского[6], который он озаглавил «Категории диалектологии» (о некоторых записях песен из собрания Киреевского), отложенный «за поздним временем» с прошлого года доклад Н.Н. Дурново[7] о говорах Александр. и Владим. губ., а из текущих и подобных им <нрзб.>-отчетов за 1908/9 год, уже поспевший еще новый денежный отчет (3-й по счету) в 200 р. 1908 г. и, самое важное, выборы (не в Государственный совет).
В прошлый раз (это я Вас дразню: чего, мол, Вы были лишены!) мы доложили денежный отчет (2-й), который Вы, вероятно, подписали в Петербурге, еще массу текущих дел и два сообщения: Ю. Соколова[8] о поездке в Новгородскую губ. и мой о книжке Соколова «Опыт систематизации звуков нашей речи»[9] и т.д.
Я дерзаю утруждать Вас письменным ответом (что, впрочем, Вы можете сделать через своего секретаря, а мою бесценную «кузину») потому, что это избавит Вас от моего личного нашествия в воскресенье, а меня — от необходимости спешить с печатанием повесток на нашем милом тапирографе, т.е. от необходимости от Вас тотчас же бежать в музей печатать.
Преданный Вам
Д. Ушаков
Прошу передать Евгении Самойловне и Елене Федоровне[10] сердечный привет.
Патриаршие Пруды, д. Беляева, кв. 6
verte[11]
Простите, еще не все. Не намерены ли Вы в это заседание внести предложение о постановке <нрзб.> опытов в транскрипции нашего произношения, о которой мы неоднократно говорили, — с указанием, какие тексты, по Вашему мнению, наиболее пригодны для этого и проч.?
Если вы согласны, то я включу в повестку этот пункт.
Д.У.
6/XI.909
Глубокоуважаемый Федор Евгеньевич!
Вы говорили мне, что у Вас есть Lundell (о русск. произношении)[12]. Хотя у него напечатана, как Вы мне говорили, одна лишь библиография, все-таки, если можно, пришлите его мне, пожалуйста, с моей бесценной кузиной, которую мы вкупе с ее дражайшей матушкой ждем к себе во вторник в 6 ч. веч. — Я долго не задержу книгу: я надеюсь найти у него более точное указание на работу Sweet’а, чем указание на нее у Sierers’а [Sirelius’a?][13], по которому я не мог отыскать ее в универс. библиотеке. А, может быть, и кроме Sweet’а еще что-нибудь приглянется.
Преданный Вам
Д. Ушаков
20/XII 909
Глубокоуважаемый Федор Евгеньевич!
Гербовыя марки на сумму 1 р. 50 к. отосланы. Был я и в участке, был и в Канцелярии градоначальника, где был любезно принят (включая угощение папиросой!) начальником канцелярии. Он мне объяснил, что недоразумения <нрзб.> нет, теперь все ясно. А то и им самим не было ясно, вправе ли они требовать гербового сбора за извещения; поэтому они посылали спросить в департамент оклад. сборов[14], тот самый, который так хорошо тогда это разъяснил, что «все сношения с правительственными установлениями… вызванные безусловно обязательными требованиями самого закона, не должны подлежать оплате герб. сбором на полном основании п. 4-го ст.
62-й Уст. Герб.».
Теперь этот же самый департамент говорит им нет троекратно и с целым аппаратом цитат и ссылок (которые я с разрешения генерала выписал себе); смысл ответа вкратце таков: ст. 82 к извещениям общества о заседаниях не относится, потому что никто не заставляет общество устраивать заседания: не хотят, — можно собраний не устраивать. Мне и в голову не приходило, как это просто! Я не отчаялся окончательно в своих логических способностях только потому, что м.б. и градоначальнику это в голову не приходило, раз они справлялись в Петербурге…
Пишу Шахматову[15], это заседание можно устроить в первых числах января: 5-го, 6, 7, 9 и 10. Если Вам какой-либо из этих дней неудобен, напишите поскорей: я подожду посылать письмо.
Еще я прошу выслать Вам при первой возможности 320 р., внесенных в смету 1910 г. Напишите, если их уже выслали Вам.
Преданный Вам
Д. Ушаков
Наилучшие пожелания Вам и Вашему семейству от меня и жены.
Патр. пруды, д. Беляева, кв. 6.
ПОЧТОВАЯ КАРТОЧКА
Патриаршие Пруды, дом Беляева, кв. 6
Его Высокородию Дмитрию Николаевичу Ушакову
21 декабря 1909
Открытка идет, говорят, скорее (вероятно, премия за откровенность). Желал бы я иметь под рукой Пифию, Тиресия[16] или кого-нибудь в этом роде, чтобы узнать чтó мне предстоит 5-го, 6-го и т. д. Но по поводу 5-го вспоминается мне «Раз в крещенский вечерок»[17] и пр.: полно, соберете ли членов? Да и 6-е сомнительно. Впрочем я уже не гадаю и не кучý, а предостерег Вас во имя более юных товарищей. Пользуюсь этим случаем для того, чтобы и т. д. (Рождество Христово и Новый год).
Ваш Ф. Корш
7 февр. 910
Глубокоуважаемый Федор Евгеньевич!
«Начало февраля» будет на масленице, 23-го или 24-го числа, как видно из письма А.А. Шахматова от 6-го февраля. До этого необходимо устроить одно заседание. Весьма желательно устроить его в субботу 13-го, не ранее, потому что надо успеть напечатать образцы заказанной нами транскрипции. Известите поскорее, можно ли Вам; если же нельзя в субботу 13-го, то в середу 17-го.
Преданный Вам
Д. Ушаков
Патр. пруды, д. Беляева, кв. 6.
2 мая 1910
Глубокоуважаемый Федор Евгеньевич!
Я, оказывается, напутал сегодня, выбирая день для заседания Комиссии — 17 мая: в этот день Дурново только вернется в Москву, и к заседанию не может поспеть, а меня просили указать Вам на 19-е.
Таким образом, Вы получите повестку на 19-е, а не на 17-е. Будьте добры известить меня, пожалуете ли Вы к нам на заседание 19-го?
Преданный Вам
Д. Ушаков
13 декабря 1910
Дорогой Дмитрий Николаевич!
Сегодня я вернулся из Петербурга, уехав от назначенного на этот день заседания отделения для обсуждения бюджета на следующий год. Правда, я мог смело передать защиту интересов нашей комиссии Шахматову; тем не менее я остался бы в Петербурге на один лишний день ради этого заседания, если бы еще до отъезда из Москвы не условился с Чудовским[18] и с приезжими Галичанами[19] назначить заседание Общества сл.к. на 14-е. И вдруг сегодня из полученной от последнего (т.е. Общества, а не числа) беззаконной повестки я усмотрел, что Чудовский, один из лучших современных специалистов по части путаницы, не предупредив меня, перенес это заседание на 15-е. 11-го уже было одно общее собрание без меня, 15-го должно состояться другое также без меня. Это скандал потому большой, что приезжие Галичане принадлежат к младомоскалефилам, и их доклад, вероятно, вызовет жестокие возражение со стороны украйнофилов. Дело может дойти чуть не до драки. Для устранения таковой нужен знакомый с галицкими партиями полицмейстер, каковым могу быть чуть ли не я один, благодаря своему москальскому происхождению с одной стороны и хорошим отношениям с украйнофилами с другой. Да и члены Общества поверят мне, пожалуй, более, нежели Чудовскому. Одновременно пишу ему, но знаю, что отменить то или другое из этих двух заседаний теперь нельзя. Как же тут быть? Должно быть, придется мне тотчас после своего доклада удрать в Литературно-художественный кружок, где должно происходить заседание Общества сл.к., чтó впрочем неудобно и неловко ввиду повторения такого намерения со стороны председателя. Если придумаете чтó иное, без сомнения, там (la-haut) получите какое-нибудь особливое воздаяние. Племяннице нежный <нрзб.> поклон.
Ваш Ф. Корш
13 Апреля 1911
Дражайший лжеплемянник!
Во-первых, троекратно лобзая Вас, хоть только через бумажку (т.е. письменно), поздравляю Вас со Светлым праздником, — правда, успевшим уже несколько потускнеть, но все-таки… Совершенно таким же образом поздравляет Вас купно с супругой моя собственная супруга, а я Вашей, хоть она во всяком случае более мне племянница, чем Вы — племянник, дерзаю принести <нрзб.> мудрости и знания станет еще благовоннее, если к числу этих дивных произведений Вертограда Словесного присоединитесь Вы, от коего Дурново «душистый стал и сам».
А еще скажу Вам, что Шахматов на днях требовал у меня нашей (гм, гм) карты[20]; но такое странное требование я могу приписать лишь тому, что в то время, как он писал мне, мое письмо еще не дошло до него. Других каких манифестаций я оттенделева не получал.
Ваш Ф. Корш
20 Апреля 1911
Дорогой Дмитрий Николаевич!
Вы — человек молодой, и потому сердце Ваше, еще не ожесточившееся в жизненной борьбе, способно к восприятию доброго учения, а разум — к усвоению примеров, подкрепляющих оное. Шахматов начинает свое письмо от 18-го сего месяца следующими словами: «Мне следовало уже давно ответить Вам на Ваше письмо». Но дело не в этом, а в том, что, если бы он ответил мне во благовремении, его поручение могло бы дойти до Вас еще 17-го, когда Вы были у нас, и вступило бы уже в фазу (или период) исполнения. А далее, по извинении, он пишет: «Могу ответить теперь, что все поставленные комиссией условия будут приняты и исполнены. Весьма было бы желательно получить теперь же совершеннейшую из имеющихся налицо предварительных карт с указаниями на те изменения и добавки, которые будут в нее внесены. Просим выслать предварительную карту на имя С.Ф. Ольденбурга[21]». И так… Что Сергей Федорович — натурально, его Превосходительство — проживает в Академии Наук (В.О. у Дворцового моста), Вам, должно думать, известно. Ввиду грозящего нам заседания Диалектологической комиссии считаю должным сообщить Вам, что в среду 27-го предполагается заседание Общества славянской культуры, да еще важное для существования этого Общества, кi э девеню[22] <нрзб.>.
Материал для Вашей диссертации:
1) Не только у нас —ют вм. — ят неударяемого, но и у малороссов (не знаю, везде ли) хóдют, говóрют.
2) По тому, по закону и т. п., но по нем, как по чём?, хотя по рублю.
3) Уже светлó, но это платье свéтло, почему мн.ч. свéтлы.
Possum multa tibi veterum praecepta referre[23].
Vera, heu heu! Nostris plerumque incognita natis[24].
Ваш Ф. Корш
13 ноября 1911
Дорогой лжеплемянник!
Простите, что до сих пор не отвечал на Ваше письмо. Ей-Богу, не по лени или иной какой предосудительной слабости, а просто потому, что некогда было: в самое короткое время я был должен настрочить две статьи в честь двух великих людей о двух совершенно различных предметах на двух разных языках: люди — лингвист Томсен в Копенгагене[25] и классик фон-Штерн в Zeren (прежде в Одессе)[26], предметы — латинские трохаические каталектические тетраметры[27] в императорскую эпоху и древние индоевропейские заимствования в турецких языках, языки — немецкий и латинский. Чего я там понаписал, путем не знаю, потому что помимо этих двух статеек, набросанных наспех, одних писем была целая уйма. Сегодня пациентов на моем приеме, к удивлению, не оказалось, и вот — «я здесь, Инезилья, стою пред тобою»[28]. Ваша ученица, несмотря на Ваше недоверие к ее познаниям и даже на то, что она — барышня, приблизительно права: калмыцкий и бурятский языки суть наречия монгольского, каковым в узком смысле слова называется язык халхасуев с книжным (старым) <нрзб.>. «Калмыцко-монгольских» грамматик мне известно две — Шмидта (по-немецки) и Бобровникова, но обе вышли давно, и достать их нелегко (сына, а не отца, который написал грамматику только монгольского языка).
Бурятскую грамматику я знаю одну — Шифнера, по-немецки, изданную, тоже давно, нашей Академией. Калмыцкая грамматика — Попова, тоже старая. Из монгольских чуть ли не всех удобнее — Котвича и Руднева, обе литографированные в Петербурге. Если — что весьма вероятно — эти указания не удовлетворят Вашу ученицу, я могу запросить того же Руднева. Киргизская (казак-киргизского, не кара-к. языка) грамматика — Мелиоранского (Петербург). Кажется, во вторник предстоит заседание нашей комиссии. Если да, крикните в телефон. В голове у меня такой же кавардак, как в книгах и бумагах. Племяннице лобзание (конечно, в ручку).
Ваш Ф. Корш
30 Марта 1912
Дражайший свойственник и сподвижник!
Не хотите ли Вы семейством провести лето в здоровой местности, среди леса (быть может, вырубленного), в обширном, благоустроенном, светлом и веселом домике, обеспеченном сельскими продуктами наилучшего качества и предоставляемом не безвозмездно только из деликатности? И все это вы можете иметь в двух шагах от Москвы — в Юхновском уезде Смоленской губернии[29]. Это земное отделение рая принадлежит бывшему секретарю и основателю Общества славянской культуры, Фаддею Антоновичу Чудовскому, который, купно с моей супругой, предлагает Вам от всей души все исчисленные выше блага. Чудовский, должно быть, уже отбыл восвояси, а в Москве его представляет та же моя супруга, к коей Вы и приглашаетесь.
Пользуюсь сим случаем для принесения своих поздравлений Вам и племяннице.
Ваш Ф. Корш
17 Августа 1912
Дорогой (будто бы) племянник Дмитрий Николаевич!
На Ваше длинное письмо я Вам не отвечал так долго, как будто бы оно было короткое да и совсем пустое, чего о Вашем <нрзб.> сказать нельзя; напротив: содержание его обильно и разнообразно. Но для ответа я беру из этой сокровищницы лишь два диаманта.
1) о диалектической карте я и до сих пор знаю лишь то, чтó прочел в Вашем письме. Переписка с Шахматовым шла нынешним летом, по причинам приблизительно одинаковым для обоих, довольно вяло и тупо. Вам известно по опыту, что частные вопросы, предлагаемые ему его корреспондентами, нередко остаются в его письмах без ответа, а в июне у него на руках умерла его теща, исключительным образом любимая. Какова же при таком условии должна была быть участь тех вопросов, которые ему совсем не предлагались?
А вопрос о карте, как я теперь вспоминаю, мною как раз не был еще ему предложен.
2) удовлетворив наступательную любознательность Кошутича[30] десятком-двумя правил, я надеялся, что в деревне буду обеспечен от ортоэпических покушений, как вдруг получил письмо от Лунделла из Москвы, где он собирался прожить до половины августа, и при письме — корректуру первых четырех листов его русской грамматики (пока до глагола). Произношение в них то же, Тулуповское[31], и есть другие напраслины на русский язык. По возможности исправив их, я присоединил к ним немало общих примечаний. В письме он между прочим жалуется на то, что до сих пор не видел рецензии, составленной нашей комиссией. И так…
Причиной, мешавшей мне писать кому бы то ни было и что бы то ни было, была долгая болезнь, потом — не совсем неожиданная, но все-таки меня поразившая кончина Александра Владимировича[32]. Я и до сих пор не могу заниматься, как обыкновенно, однако продолжаю читать Греков и Латинян с Сашей. При других детях состоят, кроме гувернантки-швейцарки, немец, англичанин и музикус, а недавно был и <нрзб.> из молдаванско-гагаузских Болгар. Елена Васильевна уже озабочена уроками на осень, между прочим русскими для Юры. Из Вашего письма, конечно, следует, что Вы можете его обучать только в течение одного года; а ему остаются два. При таком положении дела приходится, пожалуй, согласиться с Вами, что за эти два года ему полезнее пользоваться руководством одного учителя. Так подготовка к окончательному экзамену пойдет надежнее, а это теперь при изменившемся положении семьи, далеко не безразлично. Жаль, если Юра лишится Вас, но, кажется, делать нечего. Мой родственный привет супруге.
Ваш Ф. Корш
Библиография / References
[Дурново, Соколов, Ушаков 1915] — Дурно-во Н.Н., Соколов Н.Н., Ушаков Д.Н. Опыт диалектологической карты русского языка в Европе с приложением очерка русской диалектологии. М., 1915.
(Durnovo N.N., Sokolov N.N., Ushakov D.N. Opyt dialektologicheskoy karty russkogo yazyka v Evrope s prilozheniem ocherka russkoy dialektologii. Moscow, 1915.)
[Об отмене 1905] — Об отмене стеснений малорусского печатного слова. СПб., 1905.
(Ob otmene stesneniy malorusskogo pechatnogo slova. Saint Petersburg, 1905.)
[Соколов 1909] — Соколов В.И. Опыт систематизации звуков нашей речи и проект реформы гражданской азбуки. М., 1909.
(Sokolov V.I. Opyt sistematizatsii zvukov nashey rechi i proekt reformy grazhdanskoy azbuki. Moscow, 1909.)
[Lundell 1890] — Lundell J.A. Études sur la prononciation russe. Stockholm, 1890.
[1] Ф.Е. Корш иронически описывает революционные события 1905 года.
[2] Речь идет о Московской диалектологической комиссии. Ф.Е. Корш был ее председателем, а Д.Н. Ушаков — его заместителем.
[3] Н.Н. Соколов (1875—1923) — ученый-славист, преподаватель русского, белорусского, старославянского языков, исследователь литовского языка, член Московского диалектологической комиссии, соавтор Д.Н. Ушакова.
[4] Ф.Е. Корш иронизирует в адрес недостаточно образованного, с его точки зрения, Д.Ф. Трепова (1855—1906) — дворцового коменданта, в недавнем прошлом — санкт-петербургского генерал-губернатора и товарища министра внутренних дел, прославившегося непримиримым отношением ко всякому вольнодумству.
[5] Письмо отправлено накануне открытия Первой Государственной думы Российской империи 27 апреля 1906 года. Ф.Е. Корш иронически намекает на то, что этого события пришлось ждать чрезвычайно долго.
[6] М.Н. Сперанский (1863—1938) — филолог-славист, фольклорист, член-корреспондент Санкт-Петербургской Императорской академии наук.
[7] Н.Н. Дурново (1876—1937) — специалист в области русской грамматики и диалектологии, соавтор Д.Н. Ушакова.
[8] Ю.М. Соколов (1889—1941) — студент историко-филологического факультета Московского университета, в будущем известный фольклорист.
[9] [Соколов 1909].
[10] Е.С. и Е.Ф. Корш — жена и дочь Ф.Е. Корша.
[11] Verte (лат. букв. «переверни») — читать на обороте.
[12] [Lundell 1890].
[13] Вероятно, имеются в виду английский филолог Генри Свит (1845—1912) и финский этнограф Уно Тави Сирелиус (1872—1929).
[14] Департамент окладных сборов Министерства финансов Российской империи занимался источниками государственных доходов: таможенными податями, пошлинами, акцизами и др.
[15] А.А. Шахматов (1864—1920) — языковед, профессор Петербургского университета, председатель отделения русского языка и словесности Академии наук.
[16] Пифия — в Древней Греции жрица-прорицательница в дельфийском храме Аполлона; Тиресий — мифологический слепой прорицатель в Фивах.
[17] «Раз в крещенский вечерок девушки гадали…» — начало баллады В.А. Жуковского «Светлана».
[18] Ф.А. Чудовский — основатель Общества славянской культуры (1908), председателем которого был Ф.Е. Корш.
[19] Галичане (галичане-москвофилы) — представители Галиции (территории части современной Западной Украины и Польши), выступавшие за сближение местных культур с русской и считавшие русский язык общим, причем самым чистым и правильным восточнославянским. Ф.Е. Корш с живым интересом относился к проблеме украинского языка. В 1905 году он был председателем академической комиссии, изучавшей вопрос о возможности отмены ограничений на публикацию текстов на украинском языке. По результатам работы комиссии Академия пришла к выводу, что «малорусское население должно иметь такое же право, как и великорусское, говорить публично и печатать на родном своем языке» [Об отмене 1905].
[20] Речь идет о работе над изданием: [Дурново, Соколов, Ушаков 1915].
[21] С.Ф. Ольденбург (1863—1934) — востоковед, академик, непременный секретарь Академии наук с 1904 года.
[22] Искаженное французское qui est devenu — «которое стало».
[23] «Много могу передать старинных тебе наставлений» (Вергилий. Георгики. Пер. с латинского С.В. Шервинского).
[24] Латинская фраза не вполне разборчива. Предполагаемый перевод: «Истина, увы, увы, нашим детям чаще всего неизвестна».
[25] В. Томсен (1842—1927) — датский лингвист и историк, с 1894 года иностранный член-корреспондент Российской академии наук.
[26] Э.Р. фон Штерн (1859—1924) — русский филолог и археолог, с 1911 года жил в Германии.
[27] Каталектический тетраметр — поэтический размер из семи с половиной трохеических стоп (таких, в которых за долгим или ударным слогом следует короткий или безударный).
[28] Измененное начало стихотворения А.С. Пушкина: «Я здесь , Инезилья, я здесь под окном»..
[29] Юхновский уезд существовал до 1927 года. Сейчас — территория Смоленской и Калужской областей.
[30] Р. Кошутич (1866—1949) — сербский лингвист, специалист по русской фонетике и морфологии.
[31] Вероятно, имеется в виду педагог Н.В. Тулупов (1863—1939).
[32] О ком идет речь, точно неизвестно. Возможно, Ф.Е. Корш говорит о славяноведе и переводчике А.В. Башкирове (1866—1912), с которым был знаком по Императорскому обществу истории и древностей российских.