Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2016
Петр Сафронов (НИУ ВШЭ; доцент Института образования; кандидат философских наук), psafronov@hse.ru.
Peter Safronov (HSE; associate professor, Institute of Education; PhD), psafronov@hse.ru.
Обсуждение проблематики образования в широком смысле, и в особенности проблем университетской жизни, издавна сопровождается возгласами об упадке, кризисе, разложении всего и вся. В последние десятилетия эта привычная уже риторика пополнилась, большей частью в иноязычных работах, еще и почти обязательным осуждением неолиберальной политики. Изобилие критических высказываний, увы, не привело пока ни к ясному пониманию альтернативных неолиберализму путей развития академии, ни даже к достаточно отчетливому определению содержания самого этого понятия.
Невозможно отрицать, что университеты сегодня по всему миру находятся в переходном состоянии. Сама эта переходность уже образует значительный вызов, поскольку исследователи лишены возможности встать на определенный, известный из традиции, теоретический якорь. Исходные термины нашего словаря — университет, академия, наука — превращаются в своего рода концептуальные омонимы, обозначающие процессы и явления, весьма несходные между собой. Вопросы образования начинают обсуждаться на языке, который многим представителям академического сообщества кажется чужеродным и опасным.
Авторы этого блока — Роман Абрамов, Иван Груздев, Евгений Терентьев, Петр Сафронов и Максим Дёмин, — не уклоняясь от задачи предварительного очерка этого языка университета переходного периода, все же стремятся избежать проторенной дороги историзирующей критики современного положения дел. Нас интересует настоящее университетов в его связи с будущим. Говоря точнее, способность университета быть источником новых смыслов как для теоретической академической деятельности, так и для общественной практики. После 1945 года именно университеты по обе стороны «железного занавеса» стали мощным источником социальных экспериментов. Именно благодаря респектабельной академической генеалогии сформировался своеобразный культ индивидуального (само)развития.
Мифология особого университетского опыта еще существует и даже поддерживается в значительной степени для того, чтобы, скажем, обосновать введение эффективных контрактов или интенсивное зарабатывание денег путем превращения университета в «хаб», где происходит круглосуточная погрузка-разгрузка знаний для всех любопытствующих. Расширяя зоны охвата аудитории, университет, как и любое другое крупное предприятие, сверхпрофессионализируется. При этом собственно ученые и преподаватели университетов все чаще чувствуют растерянность, разочарование, подавленность.
Производство интересного (полезного, важного) академического опыта сегодня обеспечивается людьми, для которых это утомительная каждодневная работа. Сложно даже пересчитать профессии в современных университетах: финансовые консультанты, пиар-менеджеры, сотрудники международных отделов, юридические службы, методические службы и учебные офисы, службы студенческой поддержки и так дальше без конца. На фоне этого профессионального изобилия собственно научно-преподавательские занятия выглядят не то чтобы неуместно, а скорее — подозрительно.
Это происходит потому, что — несмотря на определенные извращения — структура академической жизни самой по себе уклонялась от разделения на профессиональную работу и личный опыт. Если академический профессионализм прежде имел такое своеобразие, то сохранение этих особенностей в настоящее время выглядит проблематичным. Опираясь на социологические данные, мы хотели бы испытать на прочность умозрительное представление о единстве исследования и преподавания, лежащее в основе классической гумбольдтовской модели университета. Будучи активно используемым для легитимации текущих изменений в университетах, это представление также неявно подвергается изменениям.
Традиционный образ академического работника (ученого и профессора) представляет его как того, кто получает удовольствие по месту основной работы. Работа и остальная жизнь в данном случае не разграничиваются жестко. Если согласиться с таким тезисом, то следует согласиться и с предположением о том, что академический труд с необходимостью не вполне профессионален — т.е. существует для самого себя, а не для чего-либо другого. Следовательно, требовать от университетов полной и окончательной профессионализации — значит вернее всего направлять дело к решительному изменению их концепции. Такое изменение на каком-то этапе может даже активно использовать традиционный образ академического профессионала, позволяя эксплуатировать ее или его свободное время для выполнения организационных задач.
Каков здесь может быть выбор: бороться за неизменность университетов? Приветствовать их изменения? Вывести собственно академическую жизнь за пределы университетов? Ратовать за дальнейшее умножение академических профессий сообразно умножению типов образовательного опыта и аудиторий (университет для пенсионеров, для туристов, для подростков)? Все вместе эти вопросы исходят из предпосылки, что применительно к университетам обсуждение их будущего необходимо поместить в контекст обсуждения, с одной стороны, реорганизации смыслов академического профессионализма, а с другой — характера самой связи академического и университетского. Эти проблемы мы хотели бы выдвинуть вперед в статьях блока, рассматривая их совокупное содержание как очередной шаг в работе по осмыслению будущего университета.