Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2015
НЕСОВМЕСТИМЫЕ КОНТЕКСТЫ
Ян Никитин (1977—2012) известен, прежде всего, как создатель и вдохно-витель группы «Театр яда». За долгие годы критики так и не сумели четко определить направление, в котором она работала. Традиционно «Театр яда» относили к околоиндустриальным или психоделическим проектам, но первоначальные отсылки к «Coil», «Current 93», «Einstürzende Neubauten» и «The Legendary Pink Dots» уступили место осознанию того, что слушатель имеет дело с вполне самостоятельным явлением, — во-первых, способным встать в один ряд с вышеперечисленными, во-вторых, создающим собственный уникальный стиль.
Самые ранние звуковые и литературные опыты Яна относятся еще к 1980-м годам, а в начале 1990-х появились первые записи, вполне соотносимые с экспериментальной музыкой и поэзией. В дальнейшем определяющую роль в творчестве группы играли тексты Никитина: сложные и необычные, похожие на многое и не похожие ни на что. Попытки сравнить их с чем-то футуристическим были не вполне корректны. Тексты мало походили на ретрореволюцию, они оказались на удивление сегодняшними.
Ян учился в Литинституте, где его однокурсниками были Данила Давыдов и Кирилл Медведев. Тем не менее Никитин отказался от узнаваемой литературной биографии, сосредоточившись на развитии своего музыкального и сценического проекта. Отчетливо «литературные» обстоятельства возникнут в его биографии еще раз спустя много лет, когда Ян будет работать в книжном магазине и культурном центре «Гилея». Пока же «Театр яда» посвящает себя концертной и студийной работе: в Интернете можно обнаружить более трех десятков релизов, а записанного материала намного больше, и значительная часть еще ждет своего часа.
В дискографии группы есть два проекта, предельно близких к литературе в привычном ее понимании. Это запись текста Сэмюэла Беккета «Курс к наилучшему худшему» (2002), осуществленная совместно с переводчиком Петром Молчановым, и своеобразный аудиоколлаж из произведений Герарда Реве (2011), в котором участвовали и простые читатели, и переводчики, а тексты исполнялись как на русском, так и на нидерландском языках. Эти записи — не в строгом смысле «музыка», но ни в малейшей степени и не банальные «аудиокниги». Пожалуй, лучше всего здесь подойдет название «музыкальная литература».
О необходимости создания такой «музыкальной литературы» Ян говорил в одном из интервью, вероятно, имея в виду некую расширительную, но отчасти и маргинальную практику столкновения разных краев культуры, убедительное соединение высказываний поэтического и музыкального. Чем-то подобным, насколько можно судить, видел он и собственное творчество. Тем не менее его тексты с успехом воспринимаются в отрыве от звукового материала. Самый простой опыт приводит к следующему: для того чтобы уловить и изучить иные признаки этой поэтики, многое стоит записать, полагаясь хотя бы на слух. Кроме того, отдельные тексты в альбомах Яном декламировались, а со сцены звучали именно как стихи.
В краткой статье нет возможности дать подробную характеристику творчества Яна Никитина; в первом приближении могут быть намечены лишь контуры вероятных интерпретаций. Сразу же обращают на себя внимание обилие радикальных, шокирующих образов (если следовать за ними, то очень быстро сталкиваешься с невозможностью вместить описываемое), аллитерации и нарочитые формалистические эксперименты с фактурой слова: «нервноподданные», «полноночно спящие», «мерзломерзность». Типичное для сюрреалистической традиции совмещение несовместимого действует здесь не только на уровне метафоры, но и на другом, менее очевидном. Так, одно произведение может содержать слова и сочетания, будто вырванные из конфликтующих и даже полярных контекстов: торжественные до высокопарности «тенистые площади звезд» соседствуют с подлинно абсурдными «абсурдными курами», а от сухой аббревиатуры «ЦНС» можно дойти до сказочных «черных карликов».
Множества подобных деталей, осколков или даже складок либо вступают в своеобразные синтаксические отношения, либо вытягиваются в протяженные перечни. В известном смысле перед нами тексты гипермодернистские, как будто реконструирующие сценарии модернизма и доводящие их до крайней границы, когда за избытком следует уже деформация и разрушение. Мож-но попытаться рассмотреть эти произведения, обратившись к опыту иррационалистической мысли.
В юные, еще доинститутские годы Ян увлекался трудами Ницше, многие его дневниковые записи представляют собой афористические сентенции в духе автора «Веселой науки». Характерны определения, данные Никитиным собственному творчеству: «корчи отравленного Сократа, трагедия рационального сознания, отвержение оного». Ничтожеству «сократиков», забыв-ших о «дионисийстве», было посвящено и краткое, но чрезвычайно эффектное высказывание во время одного из концертов. Апеллируя уже к постницшеанству и пользуясь терминами Батая, тексты Яна можно назвать одними из самых суверенных в истории новейшей русской литературы. Это опыты, в которых язык, логика и образность непрерывно оказываются в кризисной ситуации, «сбоят» и, замкнутые на самих себя, растрачиваются, приближаясь к необъяснимому и тревожащему пределу.
Парадоксально, но при несомненной яркости и популярности «Театра яда» эта публикация, в сущности, первая. При жизни автор не предпринимал попыток разместить свои тексты в каком-либо издании. Более того, и музыкальные альбомы группы чаще удостаивались лишь сетевых релизов, что предполагало свободное скачивание их всеми желающими. Такой подход подразумевал как явные плюсы (творчество оставалось максимально независимым), так и минусы. Никитин решал в своей поэзии много задач, самые очевидные из которых — развитие радикальных практик письма и эксперименты с синтаксисом. Скорее всего, своевременная публикация его произ-ведений и введение их в литературный контекст скорректировали бы пути совре-менной поэзии, а сейчас заставили бы нас внимательнее относиться к тому, что кажется безоговорочно новым. Но в любом случае сегодня эти тексты свежи и необычны так же, как пять или десять лет назад. Тот же факт, что за первой публикацией должны последовать и другие, в какой-то степени означает, что творчество Никитина продолжается.
Отобранные нами тексты относятся к разным периодам существования «Театра яда»; все они, за исключением одного («В будничном словаре нашатырные поезда…»), были реализованы в качестве композиций группы. Некоторые из таких композиций обладали большей самостоятельностью, чем другие, и, помимо музыкально-поэтических циклов, фигурировали в своего рода сборниках, объединявших материалы разных лет. В данном случае публикаторы стремились представить в небольшой подборке хотя бы несколько интересных и значимых текстов, демонстрирующих оригинальность автора.
Впрочем, любое разграничение этих работ, равно как и любой отбор, — задача трудная, рождающая много вопросов, и прежде всего у самих составителей. Внимательное изучение поэтики Яна позволяет убедиться, что отдельные фрагменты и «блоки» кочевали из цикла в цикл, а при желании все творчество Никитина можно воспринимать как подобие обширного произведения-вариации.
Все тексты сверены с найденными в архиве автографами. При датировке было принято решение ориентироваться на изданные музыкальные материалы, так как в подавляющем большинстве автографов даты отсутствуют.
Публикация предваряет выход готовящейся в настоящий момент книги, в которую войдет большой корпус текстов Яна Никитина.
Кирилл Захаров