Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2015
ДИАЛОГ
Л.С.
Когда она сказала, что платоническая любовь ее не интересует
(«Ты меня понимаешь?»),
он вспомнил неоплатоника Марсилио Фичино и его письма,
адресованные молодому другу Джованни Кавальканти.
Они жили вместе на вилле Кареджи во Флоренции.
Это гуманист Фичино первым прямо сказал, что «платоническая любовь» —
любовь мужчины к мужчине.
Был ли он твердым последователем Платона?
Преподавал ли своим учениками философию античного любомудра
во всей полноте?
Govanni amico mia perfettissime («Мой самый совершенный друг Джованни»),
и дальше: «Мой единственный друг, меня мучит, что ты пишешь мне,
потому что обещал,
а значит, твоими письмами движет не любовь, а расчет».
Да, вспомнил Фичино и ответил ей:
«Тело — это спутник и дитя души. Даже если мы переступим границу
возможного и невозможного, мы не сможем предаться платонической любви».
В ответ она звонко расхохоталась,
как будто услышала то, чего ждала от него.
НА БЕРЕГУ
В речке, которая впадала в детство,
мы бултыхались, барахтались, пускали «блинчики»,
но тогда не знали, что это была любимая игра древнегреческих,
а после римских мальчишек, подробно описанная
писателем Марком Минуцием Феликсом в трактате «Октавий».
Персонажи этого трактата спорят о язычестве и христианстве
по дороге из Рима в «прекрасную местность» Остию,
где автор когда-то лечился морскими купаниями.
В третьей главке Марк Минуций Феликс подробно описывает игру тамошних мальчишек, живших в конце II века от Р.Х.
(прошу прощения за длинную цитату):
«мы увидели мальчиков, которые, задорясь друг перед другом, бросали на море камеш-ки. Эта игра состоит в том, что берут на берегу небольшой, кругловатый, вылощенный волнами камень; взявши этот камень между пальцами, наклоняются сколько можно ниже, почти до земли, и бросают его над поверхностью воды;
камень или скользит и катится по воде, или же он рассекает сильные волны,
погружается, и опять поднимается, если ему дан сильный толчок».
(Перевод протоиерея П. Преображенского)
В Остии я тоже бывал:
туда высаживали советских евреев-эмигрантов,
ждущих отправки в Америку.
В 1979 году я приехал в Остию из Германии,
чтобы увидеться со старыми друзьями.
Я помню еврейских мальчиков, пускающих «блинчики» в волны
Тирренского моря, как делали это мы на берегу реки,
которую древние греки называли
Летой.
НАЗОВИТЕ СЛОВО
Это слово греческого происхождения длиной в золотую нить
Сооружение с множеством жилых и не жилых помещений
Достопримечательность площадью в 70 000 кв. м в городе Крокодилополь
Имеет отношение к городу Файюм, но не к файюмскому кладбищу
крокодилов с 2 000 мумиями и не к погребальным портретам
из древесины платана, липы и смоквы
Центр духовного и политического управления страной, расположенной на двух материках и омываемой двумя морями. Следы этой страны можно найти только в учебниках истории
В новые времена — садовое дёрновое украшение с тропинками
шириной в газонокосилку
Любимый образ писателя, ослепшего по пути к бессмертию
Символ жизни с центром по имени Смерть
Заколдованный круг, ведущий к выходу или глухой (по-английски «blind») стене
* * *
Она ушла в шесть утра,
так хлопнув дверью,
что дрогнули оконные рамы,
а по ту сторону рам
потянулись спросонья
влажные каштаны.
Пока она возвращалась,
он успел оставить в фейсбуке
эссе о романе Селина и
фотографию черной крысы с крыльями,
послушать пятую часть
Фантастической симфонии Берлиоза,
накопить обиды,
но после простить обидчиков,
особенно одну обидчицу,
навсегда опоздавшую на свидание
на самом краю его жизни,
съездить на кладбище,
где ему было с кем поговорить,
и не только с «кем», но и о «чем»,
наконец, взять в руку черный мобильный телефон,
но никому не позвонить.
В сумерках она вернулась,
и он глухо прошелестел:
— Это ты, Ночь?
* * *
Я помню, как и когда он сказал
эту фразу:
«смерть в лучшем смысле этого слова».
Мы долго смеялись.
Он вообще был остроумным.
Да, так когда это было?
Лет сорок назад?
И вот сегодня мне позвонили
и сказали, что он умер
и что кремация завтра.
Я тотчас вспомнил эту фразу,
и на мои глаза
навернулись слезы.
Накануне я был у него в больнице и понял,
что дела плохи. Он даже не взглянул на меня.
— Как настроение? — спросил я.
— Чемоданное, — ответил он.
— Выписываешься?
— Что-то вроде. Переезжаю.
Нашел другую камеру хранения.
— Неплохое начало стихотворения, — сказал я.
— Это уже ты напишешь за меня.
Только без дурацких отсылок
к античным водоемам, водным потокам
и твоим любимым черным крысам с крыльями.
Я к ним не имею никакого отношения.
Я промолчал.
— Так напишешь?
Когда мы прощались, он сказал:
— Запомнил? Ключевое слово — «чемодан».