Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2015
Кастрировать или не кастрировать ваше животное? Этот вопрос не встает, если животное используется «для дела», потому что тогда ответ очевиден: ко-нечно, кастрировать; или — конечно, нет, так как тогда для дела животное станет непригодным. Для животного в функции домашнего любимца все сложнее. С одной стороны, это вроде бы практически член семьи и почти че-ловек. С другой, невозможно вынести те поведенческие проявления, которые диктуются инстинктами: животное ходит и орет или же пристает к каждому, пытаясь — в силу ограниченности условий — заняться любовью со всем, что попадается на пути. Или в определенные периоды убегает и не слушается. Или проявляет — с другими животными или людьми, а то и, не дай бог, с вами — больше агрессии, чем вы готовы вытерпеть. У них ведь, в отличие от нас, нет такого разнообразия форм культурной сублимации основного ин-стинкта. Во всяком случае, зов плоти оказывается настолько сильнее голоса хозяина, что приходится плоть немного укоротить. Тогда ведь щенков (ко-тят) топить не придется.
Вот тогда оно станет совсем домашним и забот с ним убавится, останутся почти исключительно удовольствия. У самцов теперь меньше тестостерона, у самок — эстрогена. В некоторых странах это обычное дело, отвечающее представлениям о том, что стерилизация — это часть ответственного отно-шения к владению животным. В Европе, в отличие от США, стерилизация собак и кошек распространена меньше и больше заметны разные позиции по этому вопросу. Заметим, что в истории человечества кастрация примени-тельно даже не к животным, а к человеку — будь то побежденные воины, по-тенциальные династические конкуренты или евнухи — была делом нередким. Совсем недавно, в 1952 году, великий математик Алан Тьюринг был принудительно подвергнут химической кастрации посредством инъекций эстро-гена в качестве альтернативы тюремному сроку за гомосексуализм. Что уж тут говорить о собачках и котиках, анатомию и физиологию которых мы не-много поправляем ради нашего общего — и людей, и любимцев, которым вы-пало с нами жить под одной крышей, — удобства. С домашними животными вообще связаны не только радости, но и определенные неудобства[1], и ниже мы подробнее остановимся на некоторых из этих неудобств, а конкретнее — на некоторых аспектах социальных взаимодействий, в которые вступают хо-зяева животных.
Специфические неудобства — обратная сторона достоинств животного: общение с ним открыто для вчитывания человеком разнообразных смыслов, не случайно многие владельцы животных убеждены в том, что их любимцы понимают человеческую речь, и комфортно пребывают в этом непроницае-мом для реальности убеждении. Впрочем, для привязанности и реализации своей потребности заботиться о ком-то взаимопонимание не требуется: при-кипали же люди сердцем и к тамагочи. Пропасть между человеком и собакой не так велика, как между человеком и цветком в горшке. За цветком тоже надо ухаживать, но человеку трудно приписать цветку поведение и интересы, ибо коммуникативные способности растения лежат в нечеловеческой сфере. Коммуникативные способности кошек и собак тоже складывались в эпоху, предшествовавшую одомашниванию.
Иллюзия взаимопонимания с животным развертывается на довольно уз-ком пространстве, которое представляет собой пересечение их миров и по-тому доступно для обоих участников. Скажем, весь огромный мир, в котором для меня заключен смысл моего существования, для моей кошки недоступен. Этот мир отчасти отражен в ноутбуке, на котором я пишу. Но кошку, которая, как только я отхожу, садится прямо на клавиатуру, ноутбук интересует ис-ключительно как источник тепла. Да и я ее интересую в основном как источ-ник тепла, массажа и пищи; в отличие от кошки, собака больше умеет быть человеком.
Играя с собакой в мяч, мы — я и собака — хотя и понимаем эту деятель-ность по-разному, но успешно согласуем свои вклады в совместную деятель-ность и оба получаем от нее удовольствие[2]. В привычных контекстах собаки эффективно считывают невербальные аспекты поведения хозяина, ведь со-бака в ходе одомашнивания подверглась столь интенсивному отбору, что в от ношении проникновения в намерения партнера обогнала всех других не-человеческих млекопитающих: не так давно было показано, что шимпанзе способны отслеживать направление взгляда человека, однако они не пони-мают указательных жестов, в отличие от домашних собак, которые показали лучшие результаты в эксперименте, где нужно было с опорой на указатель-ный жест человека выбирать место спрятанной пищи [Kirchhofer et al. 2012]. Впрочем, это отнюдь не означает, что ваша собака понимает все ваши указа-тельные жесты; укажите ей пальцем, и она, скорее всего, ваш палец понюхает.
Собака как товарищ — вот главная ее функция в современной цивилиза-ции, хотя изначально от нее требовалось не пушистое украшение быта, а со-вместное действие на пользу человека. Породы, выведенные для «работы» — выполнения совместно с человеком определенного типа действий, — оказав-шись в ситуации, когда их инстинкты для работы не применяются, вынуж-дены смещать эти побуждения и переносить их на другие объекты, порождая проблематичное для хозяев невротическое поведение. Разговоры с владель-цами показывают, что проблемы с поведением собак встречаются практиче-ски повсеместно и чаще всего относятся к поведению дома, когда животное остается в одиночестве: на улице в публичном пространстве проблематичны либо агрессивность по отношению к другим собакам или к другим людям, либо нервная реакция на определенные раздражители (например, боязнь звука фейерверков).
Чтобы жить с собакой бок о бок, ради установления пространства взаим-ности и человеку приходится становиться немного собакой (как и собаке — человеком). Путь, который проходит человек в этом направлении, обычно бывает более долгим, чем собачий в сторону человека, — не в том смысле, что человек становится на четвереньки, а в том, что, поскольку собака понимает по-собачьи, он, если хочет добиться результата — управлять ее поведением, сделать это поведение приемлемым для себя и окружающих, — должен прак-тиковать такие формы поведения, которые имеют смысл в собачьем мире. Например, выстраивать иерархию в стае. И если человек не находит соответ-ствующие формы поведения спонтанно, то выучивает их на занятиях с тре-нером или вычитывает в книгах. Иначе хозяина могут ждать неприятные сюрпризы, которые систематически воспроизводятся. Некоторые из них сами собой разумеются и остаются навсегда, иначе собаки воспитывались бы сами собой, а хозяева не использовали бы в повседневности целый арсенал при-способлений, состоящий по крайней мере из ошейника и поводка, иногда еще с добавлением намордника.
Вообще говоря, сам по себе этот арсенал артефактов довольно любопытен, потому что в нем прочитываются систематически воспроизводящиеся угрозы порядку, которые таятся в сосуществовании с собакой. Представьте себе на минуту, что у некоего экзотического народа наручники, смирительная ру-башка или, скажем, популярные в свое время антимастурбационные приспо-собления вышли бы из своих узких сфер применения и стали бы такой же обычной частью человеческой повседневности, как, скажем, наручные часы. В собачьем быту подобные механические ограничители не просто повсе-местны, а предписаны законом, потому что помогают хозяевам нести ответ-ственность за социально приемлемое поведение питомцев. Недавнее изобре-тение выручает хозяев более проблемных пород, с которыми не всегда удается обойтись лишь положительным подкреплением желательного пове-дения: на ошейник прицепляется устройство, управляемое радиосигналами с пульта, находящегося в руках у хозяина. Нажав кнопку, хозяин может по-дать собаке и самому себе звуковой сигнал (ошейник запищит), включить разной силы вибрацию или даже послать животному сигнал электрическим разрядом (сила регулируется). Если собака заигралась и не реагирует на команды, хозяин останавливает ее дистанционно, указывая на границы, ко-торые нельзя переходить; при этом животное не ассоциирует подающую ей сигнал силу с хозяином. Интересно, есть ли у собаки религиозные представ-ления? Во всяком случае, электрический ошейник помогает собаке «вести себя» хорошо.
Собака сама не умеет заполнять анкету, но это может сделать наблюда-тельный хозяин, и тогда зоопсихологи оценят личность собаки по пяти основным параметрам («Dog Mentality Assessment»): готовность играть, любопыт-ство / бесстрашие, готовность преследовать, общительность и агрессивность [Svartberg, Forkman 2002]. Определенные сочетания присущи представите-лям тех или иных пород, но показательно, что речь идет именно о личности, с которой хозяин находит пути повседневного взаимодействия, о личности с ее предпочтениями, привычками и коммуникативными особенностями. Как подсказывает здравый смысл, животных некоторых пород все-таки лучше об-ходить стороной.
Вот владелец собаки с нею на прогулке; он ведет на поводке этот элемент собственной самопрезентации — а куда от этого денешься? Личность хозяина оказывается расширена, вот отдельная часть этой личности бегает вокруг и виляет хвостом. Для окрестных жителей и постоянно гуляющих здесь тот че-ловек с этой собакой — знакомый и узнаваемый персонаж (см.: [Robin, Sanders, Cahill 1991]).
Если прогулка совершается не в пустынной части парка, то собака высту-пает как посредник, катализирующий «взаимную открытость» хозяина и дру-гих людей, которые вступают с хозяином во взаимодействие — по поводу со-баки. Взаимная открытость — термин, предложенный Ирвином Гофманом [Goffman 1963: 131—139] и означающий, что участники пересекают обычную границу «вежливого невнимания» (сivil inattention): в стандартных условиях незнакомые люди в публичном месте признают присутствие друг друга, не вступая в активные формы коммуникации, не разглядывая друг друга назойливо и отводя взгляд, когда случайно встретились глазами; в набитом вагоне метро плотно прижатые друг к другу пассажиры в большинстве случаев делают вид, что ничего не происходит и нет никаких вторжений в интимное пространство. А вот собака позволяет вступить в объяснимый и оправданный обстоятельствами контакт. Не только потому, что люди с детьми проще кон-тактируют с другими людьми с детьми, а собачники — с другими собачни-ками. Дети и собаки более непосредственны, чем взрослые люди, и порой го-товы вступить во взаимодействие, не ведая о культурных нормах поведения. Так что собака — это лишняя пара глаз, с которыми можно встретиться и на которых принцип вежливого невнимания не распространяется, — даже если это культурная собака, она вправе глядеть на кого угодно и когда угодно (люди, особенно женщины в нашей культуре, не так свободны во взгляде). И одновременно собака — это тема для того, чтобы завязать разговор, по-началу хотя бы с самой собакой — в этом замечательном регистре, которым мы пользуемся, общаясь с неполноценными партнерами и проговаривая за них приписываемые им речи («…ну что, скажи, не играет с тобой никто?»). Собаке простительно обнюхать, помахать хвостом и лизнуть незнакомого че-ловека. Это даже по-своему симпатично, если собака хорошо воспитана и не лезет человеку в лицо.
Воплощая собой продолжение личности хозяина, собака в то же время еще и самостоятельная до определенных пределов личность, с которой взаимодей-ствуют хозяин, другие люди и другие животные. Связь хозяина и собаки такова, что оба участника прочитывают намерения друг друга, а хозяин принимает перспективу животного (моделирует ее в доступных ему терминах), что бы объяснить себе собачье поведение и, может быть, контролировать его. Пони-мание хозяином ситуации глазами собаки и постоянный контроль поведения собаки сами собой ожидаются в публичном месте. В этом отношении животное больше всего напоминает родственника, с которым ты вместе, но который именно что «с тобой», а не сам по себе: он не вполне самостоятелен, т.е. ведет-то он себя самостоятельно, но у него не все в порядке с головой; его ума недо-статочно, чтобы не пить из лужи и не пытаться броситься на кошку, — а раз себя он не вполне контролирует, то может кого-нибудь облаять. И ты несешь за это ответственность. Ведь на сцене взаимодействия с другими людьми и их животными собака и человек выступают вместе, как единое целое. И у собаки в ошейнике, выскочившей вам навстречу из кустов, где-то явно есть хозяин.
А вот и он. С ним придется не просто поздороваться, а нечто большее: ино-гда доведется исполнить и небольшой импровизационный балет, ведь если обе собаки на поводках и их не предполагают отпускать побегать, то, чтобы дать им пообщаться по-собачьи, с характерным приветственным любопыт-ством к задней полусфере друг друга, собачникам приходится сближаться до практически интимной дистанции и, чтобы поводки не запутались, пропус-кать их под руками друг друга. Делать это надо синхронно и с изрядным изя-ществом, подстраиваясь под движения животных, иначе придется распутывать. Такая согласованность движений встречается у людей, которые сообща делают какое-то важное дело, требующее некоторых умений и сосредоточе-ния: несут диван по лестнице, играют в четыре руки на фортепьяно, танцуют. Вот и у гуляющих с собаками, оказывается, это тоже встречается, даже если они видят друг друга в первый раз.
Если же собаки собачатся, приходится принимать меры, чтобы избежать проявлений и последствий агрессии. Не бойтесь, она не кусается; это она играет; да она просто вас испугалась. Если мы оставим в стороне случаи очевидного преступного безответственного поведения хозяев, когда собаки опасных пород наносят людям травмы, а останемся в пределах «нормального», не выходящего за рамки обычной прогулки, то и тут найдется масса типичных ситуаций, когда собака поставит хозяина в неудобное положение и заставит его принять меры. Хотя и тут все зависит от «культурности» хозяина: иной и на кучу, которую его собака оставила на тротуаре, внимания не обратит и пой-дет дальше. Еще лет десять назад носить с собой пакеты для уборки за собакой не было принято, теперь же публика в столицах стала внимательнее.
Тактики, к которым прибегают владельцы собак, чтобы облегчить соци-альные последствия «некультурного» поведения своих питомцев, можно со-поставить с аналогичными приемами родителей, чьи дети набедокурили [Sanders 1990]. Когда поведение собаки нарушает нормативные ожидания, нанося тем самым ущерб социальному лицу хозяина, тот испытывает смуще-ние — и предпринимает меры, чтобы восстановить нарушенную ситуацию нормального взаимодействия. Наблюдая на собачьей площадке для щенков, Клинтон Сэндерс в указанной выше работе выделил семь возможных тактик, которые, впрочем, носят более общий характер и встречаются и в других по-добных ситуациях, когда человеку приходится отвечать за поведение собаки, докучающей другому человеку или другой собаке и через это ее хозяину и иным присутствующим. Итак:
—извинения в жанре «не знаю, что на него нашло», — определение ситуа-ции как впервые случившейся, которую нельзя было предвидеть (и, соответ-ственно, предотвратить);
—перекладывание вины на жертву, по типу: «Зачем вы размахивали ру-ками? Думать надо головой! Она не любит, когда на нее размахивают руками»;
—переопределение собачьего поведения как — ровно наоборот — на самом деле дружелюбного, а потому — вполне нормального, допустимого, вроде «это она играет, не пугайтесь!»;
—объяснение ситуации со ссылкой на ее естественность, вроде «простите, что она вам тут погрызла, но она еще щенок, зубки режутся»;
—объяснение со ссылкой на тот факт, что хозяева как раз воспитывают собаку, чтобы она так не делала, но пока еще не добились окончательного ус-пеха. Да и правда, что возьмешь со щенка, хотя бы и сенбернара, который ре-шил вас поприветствовать более активно, чем вы готовы вытерпеть? Тем бо-лее, что «мы все время отучаем его заигрывать с прохожими»;
—воспитание может принимать демонстративный характер: хозяин строго командует собаке, отчитывает ее, дергает за поводок или бьет ее в наказание за поступок, который, как он тем самым признает, был нарушением;
—жест отчаяния — извинение через признание своей неспособности управлять животным, когда человек как бы снимает с себя ответственность, оставляя ее животному: «Мы все перепробовали, не знаем уже, что делать с этой собакой, чтобы она не лаяла на людей».
Эти типичные и узнаваемые риторические ходы в очередной раз иллю-стрируют тот факт, что управление иной собакой, чтобы ее поведение оста-валось в приемлемых рамках, оказывается делом непростым и требует от хо-зяев усилий и ухищрений, в том числе и на ниве общения с людьми, которых собачье поведение так или иначе затронуло.
Хозяин нередко разговаривает с собакой, в том числе и объясняя ей, что она не права. Эти разговоры стоит послушать не только как образцы того ре-гистра общения, к которому мы прибегаем, коммуницируя с не вполне пол-ноценными партнерами (детьми, иностранцами, пьяными). Собака наделала дел и «знает», что ее будут ругать; кавычки здесь — в память о штрафах, ко-торые взимал со своих сотрудников великий физиолог академик И.П. Пав-лов, когда те говорили что-нибудь вроде «собака подумала». Хозяин, ругая, больше общается сам с собой: ссылается на человеческие моральные катего-рии — например, что воровать нехорошо, что ей должно быть стыдно. Это на-столько же осмысленно, насколько и возмущаться, когда собака, к отчаянию и отвращению хозяина, встретила на земле какую-нибудь тухлятину и бес-культурно извалялась в ней. Хозяин умом даже может понимать, что она та-ким образом отбивает свой запах, на что она природой запрограммирована, но категории чистого и грязного — культурные категории — определяют даже физиологические реакции человека, пока он отмывает собаку шампунем от тошнотворного запаха.
Расхожие советы, призывающие хозяина стать наконец вожаком стаи, именно потому так востребованы, что логика иерархии и стремления стать лидером человеку понятна. Ему, может, даже и хотелось бы тут почувство-вать себя мифическим альфа-самцом, но применить советы на практике зна-чит столкнуться с характером этого изобретательного домашнего Шарикова, который все по-хозяйски грызет, требует играть в мячик и тащит хозяина за собою на поводке.
В одном интеллигентном доме домашний любимец, пес породы колли, обладал странной привычкой: когда кто-то имел неосторожность чихнуть в его присутствии, он начинал истерически носиться по комнате и лаять. Иногда этим дело не ограничивалось, и собака подходила к чихнувшему со спины и пыталась укусить его где-то между лопаток. Ребенка он мог так на-пугать и опрокинуть. По мере того как колли становился старше, круг стимулов, запускавших эту реакцию, расширялся, и он уже реагировал подобным образом не только на чихание, но и на любые похожие звуки, производимые человеком: прыснул кто-то со смеху, фыркнул, прошипел. Все это, оказыва-ется, довольно часто встречающиеся в повседневном диалоге вещи, которых мы, естественно, не замечаем, но в этом доме из осторожности следовало их избегать. Да как тут избегнешь, их же не планируют заранее. Хозяевам бы-вало неудобно перед гостями, но изолировать пса в другой комнате хотя бы на время они тоже не могли: он не дал бы покоя лаем, рвался бы к людям, а может быть, и разгрыз бы что-нибудь. Так что этот член семьи спокойно ле-жал в присутствии гостей, никому не мешая, пока кто-то не совершал дей-ствия на «ч»; хозяева, кажется, уже научились таких звуков не производить.
Интересно, как это поведение собаки объясняли, потому что ведь нельзя же никак не прокомментировать эту довольно странную сцену, случавшуюся по вине какого-нибудь нерасторопного бедолаги, которого угораздило не про-следить за своими шипящими и свистящими. Хозяева уверяли, что пес забо-тится о чихающем, стремится его защитить от опасного чихания, а сзади между лопаток — эта фраза запомнилась — «выкусывает чих».
Не только хозяева всей семьей, но и их вежливые гости оказываются тут в странном положении, которое приглашает их согласиться с хозяином и сде-лать вид, что ничего особенного не происходит и что собака действительно «выкусывает чих». В сущности, такая ситуация не отличается от искажаю-щих коммуникативную среду аномалий, на систематичность которых, осо-бенно в условиях семьи, мы уже указывали [Утехин 2004]. И отмечали, что все это вовсе не противоречит любви и заодно удачно реализует потребность отдаться в какое-нибудь не очень обременительное рабство.
Поводок оказывается не только средством управления собакой, но инстру-ментом, от которого напрямую зависит хозяин: какой он без поводка хозяин? Вот собака принесла ему поводок в зубах, прозрачно намекая, что пора идти гулять, — и он знает, что не гулять невозможно. И без поводка гулять с соба-кой тоже совсем никак.
ЛИТЕРАТУРА
[Утехин 2004] — Утехин И. Язык русских тараканов: (К постановке вопроса) // Се-мейные узы: Модели для сборки / Сост. и ред. С. Ушакин. М.: Новое литературное обозрение, 2004. Кн. 1. С. 452—490.
[Goffman 1963] — Goffman E. Behavior in Public Places: Notes on the Social Organization of Gatherings. New York: The Free Press, 1963.
[Goode 2007] — Goode D. Playing with My Dog Katie: An Ethnomethodological Study of Dog—Human Interaction. West Lafayette: Purdue University Press, 2007.
[Jerolmack 2009] — Jerolmack C. Humans, Animals, and Play: Theorizing Interaction when Intersubjectivity is Problematic // Sociological Theory. 2009. Vol. 27. № 4. P. 371— 389.
[Kirchhofer et al. 2012] — Kirchhofer K., Zimmermann F., Kaminski J., Tomasello M. Dogs (Canis familiaris), but Not Chimpanzees (Pan troglodytes), Understand Imperative Pointing // PLoS ONE. 2012. Vol. 7. № 2. February 8 (journals.plos.org/plosone/ article?id=10.1371/journal.pone.0030913 (дата обращения: 01.02.2015)).
[Robin, Sanders, Cahill 1991] — Robin D.M., Sanders C.R., Cahill S.E. Dogs and Their Pe-ople: Pet-Facilitated Interaction in a Public Setting // Journal of Contemporary Eth-nography. 1991. Vol. 20. № 3. P. 3—25.
[Sanders 1990] — Sanders C.R. Excusing Tactics: Social Responses to the Public Misbeha-vior of Companion Animals // Anthrozoos: A Multidisciplinary Journal of the Interac-tions of People & Animals. 1990. Vol. IV. № 2. P. 82—90.
[Svartberg, Forkman 2002] — Svartberg K., Forkman B. Personality Traits in the Domestic Dog (Canis familiaris) // Applied Animal Behaviour Science. 2002. Vol. 79. № 2. P. 133—155.
[1] С людьми неудобств не меньше, и отдельные любители животных предпочитают общество собак обществу людей. Так, про одну старушку, ежедневно гулявшую в садике с двумя собаками, все говорили, что она к собакам куда лучше относится, чем к людям. Цитирую старушкину мизантропическую позу в связи с актуальной темой уборки отходов за собаками в общественных местах: «Когда собачка покакала, все тут же сохнет, хоть руками бери, а вот если человек нагадит, еще долго вляпаться можно».
[2] О взаимодействии в условиях, когда интерсубъективность сомнительна, см. статью [Jerolmack 2009] и замечательную книгу Дэвида Гуда [Goode 2007].