Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2015
(ИГИТИ НИУ ВШЭ, 16 января 2015 г.)[1]
16 января 2015 года в Высшей школе экономики состоялся «круглый стол» «Работая с текстами Дубина: проект социологии культуры глазами учеников и коллег»[2], организованный Институтом гуманитарных историко-теоретических исследований НИУ ВШЭ, с которым Борис Дубин тесно сотрудничал (с самого момента создания ИГИТИ в 2002 году).
Специфика этого «круглого стола» в череде других мемориальных мероприятий была связана со стремлением не просто принести оммаж человеку, которого по праву можно считать одним из лидеров российского образованного сообщества, но вывести в пространство обсуждения ту работу с текстами и идеями Дубина, которая для его учеников и коллег продолжает быть актуальной и значимой. Для того чтобы сделать разговор более предметным, был задуман особый формат докладов: каждому из участников было предложено выбрать один или несколько текстов Дубина и прокомментировать с точки зрения той или иной темы, лежащей в сфере научных интересов докладчика. Особую ценность этому опыту совместного перечитывания, в значительной мере потребовавшему рефлексии над основаниями собственной исследовательской позиции, придало участие Льва Гудкова и Абрама Рейтблата, соавторов Бориса Дубина и его ближайших единомышленников в понимании методов и задач социологии культуры. Вокруг проблемы описания такого проекта социологии культуры во многом и выстраивалась дискуссия на «круглом столе», в ходе которой упоминались также другие исследователи, стоявшие у истоков проекта, — Алексей Левинсон, Наталья Зоркая и, конечно, его инициатор Юрий Левада.
«Круглый стол» открылся выступлением директора ИГИТИ Ирины Савельевой, которая подчеркнула, что Борис Дубин не только был постоянным и активным участником семинаров и проектов ИГИТИ, но и внес свой вклад в развитие ИГИТИ как института, приведя туда своих учеников. Практически все коллективные научные проекты ИГИТИ, связанные с проблематикой современной культуры, обсуждались и планировались с его участием. Характеризуя особенности интеллектуального стиля Дубина, Ирина Савельева отметила его универсальность, способность говорить на языках разных наук и продуктивно сопрягать их. Примером этого можно считать его отношение к истории: не будучи профессиональным историком, Дубин опирался в своих работах на то понимание прошлого (представленное, в частности, в трудах Мишеля де Серто и Поля Вейна), к которому отечественная историография в то время еще только подходила.
Первое заседание «круглого стола» было посвящено общим основаниям проекта социологии культуры, а также проблемам его современной рецепции. Оно открылось докладом Сергея Зенкина (РГГУ) «Жизнеписание», который представлял собой развернутый комментарий к статье Дубина «Биография, репутация, анкета». В этом тексте Дубин рассуждал о биографии как феномене современной письменной культуры и о соотнесенности этого феномена с социокультурным проектом модерна. По мнению докладчика, сформулированные в рамках литературоведения (у Ю.М. Лотмана, Г.О. Винокура) критерии биографии, такие, как экстраординарный статус биографируемой личности, наличие у нее собственного смыслополагания и переживание ею исторических событий, не могут рассматриваться в качестве сущностных критериев. В этом контексте докладчик солидаризовался с тезисом Дубина о том, что эти признаки не принадлежат личности биографируемого персонажа, но могут вменяться ей социальными институтами. Вопрос о соотношении биографии и истории рассматривался в докладе в контексте принципиальных условий биографического письма. В биографическом рассказе всегда присутствует исторический горизонт автора, который всегда шире биографического горизонта портретируемого; с другой стороны, существует связь приписывания смысла жизни личности и линейности биографического нарратива. Продолжая рассуждения Дубина о наличии принципиального зазора между завершенностью рассказа и непредрешенностью реального жизненного пути, Зенкин указал, с одной стороны, на кризис монотеизма как культурную предпосылку интереса к биографии и, с другой стороны, на потенциал современных форм представления текстов (таких, как гипертекст) для моделирования биографии.
«Я не верю в линейность жизни, как будто ее можно вытянуть в одну непрерывную нить» — этой цитатой открывался доклад Татьяны Вайзер (РАНХиГС) «Борис Дубин: Культура дистанции, культура Другого», посвященный ключевой для европейской интеллектуальной культуры ХХ века теме Другого. По мнению докладчицы, Дубин был одним из немногих, кто в отечественной социологии и публицистике систематически развивал эту тематику. В докладе было показа но, каким образом тема Другого, к которой Борис Дубин в последние десятилетия обращался уже не только в социологическом, но также и в антропологическом и философском ключе, раскрывалась в тех разнообразных сюжетах, которые его интересовали: критике социального отчуждения, проблематике исторической памяти, философии поэзии и перевода. Вместе с тем, в докладе было отмечено семантическое многообразие Другого в текстах Дубина: «Другой, размыкающий герметичный самодостаточный эгоцентризм»; «Другой, который противится инертности невнимания, логике пассивного большинства, привычке, отчужденности, равнодушию, безволию»; «отсутствующий, стертый, вытесненный Другой».
В докладе Биргит Менцель (Университет Гутенберга, Майнц) «“Немецкий” Борис Дубин: перевод как стратегия инновации» шла речь о рецепции творчества Дубина в Германии. Главным транслятором идей Дубина и его коллег в Германии выступал журнал «ОSTEUROPA» («Восточная Европа»), редактируемый немецким политологом Манфредом Заппером. Политологической направленностью журнала было обусловлено то, что немецкая аудитория знакома преимущественно с социально-политическими работами Дубина, посвященными современной российской ситуации. Именно вокруг этих работ в 2007—2008 годы развернулась дискуссия о ценности предлагаемых Дубиным и учениками Юрия Левады подходов для международного сообщества исследователей. Между тем, работы Дубина, посвященные Другому, проблематике перевода, французскому модернизму, остались, по свидетельству докладчицы, неизвестны в Германии. Впрочем, даже в переведенных на немецкий язык текстах Дубина открывались, по ее мнению, и новые теоретические горизонты, и новые методики анализа, примером которых может служить техника анализа массовых повествований (например, изучение специфического жанра романа-боевика).
Завершившее первое заседание выступление Александра Дмитриева (ИГИТИ НИУ ВШЭ) «Медиация “литературного” и “социального” (полюса исследовательских стратегий Бориса Дубина)» стало одновременно прологом к последующему обсуждению социологии литературы. Отправной точкой рассуждений докладчика стал призыв увидеть как зазоры, существующие в концепции социологии литературы Дубина, так и эволюцию исследователя в процессе разработке этой концепции. Произошедший в 1990—2000-е годы отход от структурно-функционалистской парадигмы, с которой привычно ассоциируются работы Юрия Левады и его учеников, был связан, по мнению докладчика, с углублением в проблематику автономии литературы, фантастики и авангарда. В дальнейшем это способствовало выходу Дубина в совершенно другую плоскость: в 2000—2010-е годы на место социологии литературы пришли культурная антропология пределов и моралистическая критика, «на место Левады и Борхеса пришли Чаадаев и Чоран».
Второе заседание «круглого стола» было посвящено проблематике социологии литературы в работах Дубина. Доклад Татьяны Венедиктовой (МГУ) «Об историчности воображения — лицом к лицу» был посвящен проблематике воображения как фундаментальной способности, отличающей человека модерна и специфичной именно для культуры этой эпохи. Работы Дубина в этом смысле встраиваются в круг исследований, объединяющих самых разных мыслителей, от политического философа Корнелиуса Касториадиса до теоретика литературы Вольфганга Изера. Проблематика воображения позволяет придать антропологический смысл литературному опыту и, таким образом, рассмотреть последний как средство формирования субъекта модерна. В этом контексте с опорой на идеи Кэтрин Галлахер была рассмотрена категория доверия, выступающая условием литературного опыта и предполагающая своего рода «скептическую доверчивость, рассеянную сосредоточенность, сложно-распределенное сочувствие» как формы восприятия произведения. Другой темой, затронутой в докладе, стала связь современной литературы и, стало быть, литературного воображения со становлением буржуазного общества, что приводит к необходимости обсуждать возможности проекции этой проблематики на литературу в тех странах, которые не прошли этот путь в классическом европейском варианте.
Доклад Ирины Каспэ (НИУ ВШЭ) «Как возможна литература? Как возможна социология литературы не по Бурдьё?» был посвящен характеристике проекта социологии литературы, который ассоциируется с именем Бориса Дубина и его ближайших коллег-единомышленников (в первую очередь — постоянного соавтора Льва Гудкова, а также других социологов, близких кругу Юрия Левады). Отправной точкой в размышлениях автора доклада стали следующие вопросы: насколько в принципе оправданно говорить о том, что имел место некий фундаментальный проект? И если он имел место, то в какой мере можно рассматривать поздние статьи Дубина как один из вариантов индивидуального движения в рамках этого коллективного проекта? Наконец, какой образ знания был выработан в рамках этого проекта? Выделив концептуальные основания этого проекта (непротиворечивая и многоуровневая концепция литературы как модерного института), его особую оптику (в центре которой — специфическая этика Другого), Ирина Каспэ отметила, что в данном случае самым сложным остается вопрос об использовавшемся методологическом арсенале. Это знание не было в полной мере систематизировано, не было оформлено как свод фиксированных правил и образцов. К тому же, будучи изначально заявленным через полемику с советской марксистской традицией, оно предполагало вынесение проблематики власти из центра социологического рассуждения и придание ей локального значения, неприятие экономического детерминизма и исключение из рабочего инструментария экономических метафор (вроде «символического капитала» Бурдьё). Выстроенный таким образом оригинальный научный проект оказывался лишен устойчивых дисциплинарных маркеров-штампов и поэтому нередко мог вообще не опознаваться реципиентами как социологический. Однако, по мнению автора доклада, структура этого знания и сами способы его трансляции (нелинейные и незастывшие) позволяют говорить именно о социологическом проекте, который сложно канонизировать, но еще предстоит осмыслить.
Важнейшим аспектом сформулированного в работах Дубина и его соавторов проекта социологии литературы стало формирование программы исследования массовой литературы. Этому сюжету был посвящен доклад Натальи Самутиной (ИГИТИ НИУ ВШЭ) «Жанровые конструкции и социальный опыт», в котором шла речь о современных исследованиях массовой и популярной литературы и об актуальности для этих исследований текста Бориса Дубина «Испытание на состоятельность: к социологической поэтике русского романа-боевика» в условиях недостатка грамотных работ о жанровых формах современной словесности. Наталья Самутина подчеркнула, что в статье о романе-боевике комплексно проанализированы и непротиворечиво сведены все уровни создания значений в этом конкретном виде текстов, от общей идеологической функции массовой литературы (в том числе в постсоветском обществе) до способов устройства формулы жанра романа-боевика и причин локальных аберраций этой формулы, причин появления в ней множества специфических для российской культуры 1990-х годов элементов. Вопрос о специфической антропологии героя такого романа (и, имплицитно, его читателя), «антропологии индивидуальной инициативы и персональной ответственности», предполагающей открытость социальному действию и готовность к нему, принципиален для работы с другими жанрами популярной литературы (например, для работы с жанрами любовного романа и «фанфикшна», которые были проанализированы докладчицей).
В выступлении Александры Ураковой (ИМЛИ РАН) речь шла о вкладе Бориса Дубина в подготовку сборника статей «Культ как феномен литературного процесса: автор, текст, читатель» (2011). Дубин стоял у истоков проекта и непосредственно участвовал в разработке его концепции, которая стала «рабочей» для большинства других участников. Докладчица подробно остановилась на предложенной Дубиным типологии «культурных авторитетов» (классик, звезда, модный автор, культовый писатель), отметив ее предельную открытость, заложенную в ней возможность свободной «миграции» авторов из культовых в классики или звезды и наоборот. Культовый статус того или иного автора, таким образом, понимается Дубиным как плавающее, мерцающее означающее, а не как сущностная характеристика творчества или литературной судьбы. В конце доклада Уракова заметила, что сам Борис Дубин прекрасно соответствовал критериям культового гуманитария, сформулированным в одной из глав книги Алексеем Береловичем.
Тематика выступлений на третьем заседании «круглого стола» была связана преимущественно с проблематикой социальной критики и диагностики в работах Бориса Дубина. В докладе Бориса Степанова (ИГИТИ НИУ ВШЭ) «Исторические журналы в перспективе социологии культуры» были предложены размышления о возможности использования работ Льва Гудкова и Бориса Дубина, посвященных анализу литературных и, шире, интеллектуальных журналов, для изучения научной периодики. В первой части доклада была намечена эволюция проекта исследования периодики на протяжении 1980—2000-х годов: от построения модели анализа журнальной коммуникации, выявления функций журнала как специфической формы коммуникации и динамики развития журнальной структуры к диагностике интеллектуального сообщества и литературы как социального института в ситуации отмирания «толстых» журналов и растущей роли новых средств коммуникации (телевидения и Интернета). Обращение к этому проекту, по мнению докладчика, плодотворно с точки зрения введения коммуникативной перспективы в изучение исторической науки как социального института. В соединении с западными наработками по исследованию исторических журналов подходы, сформулированные в работах Гудкова и Дубина, позволяют поставить вопрос о судьбе журнала как культурной формы применительно к научной периодике, о направлениях развития научной периодики, коммуникативных ориентациях и функциях отдельных изданий.
В докладе Ильи Кукулина (НИУ ВШЭ / ШАГИ РАНХиГС) «Культурно—социологическая концепция Бориса Дубина и новые тенденции в социологии рубежа XX—XXI веков: к реконструкции контекста» работы Дубина рассматривались как реализация проекта социальной критики, инспирированного поиском «другой жизни». По мнению докладчика, для этого проекта принципиальное значение имела связь социологического исследования с творческой и культуртрегерской деятельностью, источником которой были традиции европейского модернизма. В этом смысле проект Дубина откликался на дефицит модернистской эстетики, которая последовательно изгонялась из советской культуры. Это сказывалось на состоянии самых разных сегментов культуры (в том числе массовой), лишая ее возможности отвечать потребностям усложняющегося общества. Кукулин сравнил культурсоциологический проект Дубина и его коллег с проектом рефлексивной социологии Алвина Гоулднера, в котором акцентировались призвание социологии участвовать в трансформации общества и роль этических составляющих в социологическом исследовании.
В докладе Галины Зверевой (РГГУ) «Об исследовательском инструментарии Бориса Дубина: подходы к изучению процессов идентификации в России» был представлен опыт прочтения статьи «Векторы и уровни коллективной идентификации в сегодняшней России». В этой работе Дубин показывает, что бытование разработанного в свое время Эриком Эриксоном понятия «идентичность» в российской науке несет на себе печать российского социума 1990—2000-х годов. Поиски идентичности реализуются в ситуации отсутствия демократических институтов и публичной сферы, в ситуации, когда индивид оказывается один на один с государством. Результатом этого становится рутинизация аналитического потенциала этого понятия — в форме использования его как внутренне непроблематичного или в форме «традиционализирующих» интерпретаций, подчеркивающих роль традиции, прошлого, памяти. Отталкиваясь от этого, Дубин формулировал собственную программу, которую докладчица рассматривала как весьма полезную для исследований процессов идентификации в современной России. Суть этой программы в том, что для описания принципиально конфликтной структуры коллективной идентичности необходима более сложная аналитическая модель, учитывающая как различные (пространственные и временные) планы формирования идентичности, так и различные аспекты ее формирования — такие, как самоопределение и самоотождествление.
Первые два доклада последней части «круглого стола» были посвящены осмыслению проблематики медиа в работах Дубина. В докладе «Борис Дубин о российских медиа: телевидение как пародия» Екатерина Лапина—Кратасюк (НИУ ВШЭ / ШАГИ РАНХиГС) сосредоточилась на тех работах Дубина начала 2000-х годов, которые вызывали наиболее напряженные дискуссии в среде журналистов и исследователей медиа. Несмотря на то что медиа не были для Дубина основным объектом изучения, именно его работы, по мнению докладчицы, в какой-то момент заполнили лакуну между количественными социологическими исследованиями и журналистской рефлексией в отечественной литературе о медиа. Многие понятия, введенные Дубиным (с опорой на дискуссии с коллегами по Левада-центру) в статьях, посвященных постсоветскому телевидению, стали так популярны именно потому, что открывали новое социокультурное направление в изучении специфики российских медиа. В заключение докладчица обратила внимание на те новые формы, которые принимает сегодня телесмотрение и которые, соответственно, должны быть осмыслены социологией культуры.
Задача осмысления концепции Дубина в связи с другим медиа, утверждающимся в культуре 2000-х годов, была в центре доклада Андрея Павлова (РГГУ) «Может ли литературоцентристская концепция культурного воспроизводства быть полезной для изучения интернет—культуры?». Как известно, в работах Дубина 2000—2010-х годов часто встречаются скептические оценки социального и культурного потенциала Интернета. Эти оценки, по мнению докладчика, обусловлены ориентацией исследователя на концепции Вебера и Парсонса, описывающие «твердую современность» (в терминологии Зигмунта Баумана), а также ориентацией на «модельный» культурный институт современности — литературу. При том, что в ряде пунктов высказанные Дубиным оценки можно признать справедливыми, исходные основания его концепции не дают возможности уловить те инновации, которые связаны с демократизирующим воздействием Интернета. Один из путей, позволяющих двинуться в этом направлении, по мнению докладчика, может быть подсказан книгой одного из классиков cultural studies Ричарда Хоггарта «The Uses of Literacy» («Преимущества грамотности»), в которой уже был реализован критический пересмотр литературоцентричной модели культуры.
Последний доклад секции был связан с работой Бориса Дубина и Льва Гудкова в Институте европейских культур, где в конце 1990-х годов учились многие из участников «круглого стола». В совместной статье «Молодые “культурологи” на подступах к современности», обобщающей этот преподавательский опыт, Гудков и Дубин не только прогнозировали потенциальные тенденции культурологических исследований в ближайшем будущем, но и предупреждали «молодых культурологов» о грозящих им методологических опасностях. Автор доклада «Молодые культурологи 14 лет спустя» Аркадий Перлов (РГГУ) попытался осмыслить значимую и для других институций научную эволюцию Института европейских культур, теперь Высшей школы европейских культур РГГУ. По мнению докладчика, эта эволюция характеризуется попытками разрешения оппозиции, намеченной в статье Гудкова и Дубина. Одним ее полюсом является «утверждение решающей значимости субъективного», другим — необходимость ответственного аналитического и экзистенциального усилия, направленного на прояснение собственных «исходных смысловых оснований» и обнаружение их связи с окружающей эпохой.
Заключительным событием «круглого стола» стало выступление Льва Гудкова, поделившегося своими размышлениями о судьбе проекта социологии культуры и роли Бориса Дубина в его создании. Подчеркнув прежде всего коллективный характер проекта (берущего начало в работах Юрия Левады) и покритиковав участников «круглого стола» за недооценку степени этой коллективности, Гудков отметил, что «при взгляде изнутри» роль Дубина представляется ему скорее медиаторской. Это роль транслятора знания, коммуникатора, связывающего социологический проект со смежными исследовательскими областями (такими, как культурология и филология). Эта точка зрения, как и другие результаты работы «круглого стола», уже стала и еще, несомненно, станет предметом продуктивных дискуссий.
Ирина Каспэ,
Наталья Самутина,
Борис Степанов