(Рец. на кн.: Moodey E.J. Illuminated Crusader Histories for Phillip the Good of Burgundy. Turnhout: Brepols Publishers. 2012. VII, 312 p.
Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2015
Moodey E.J. ILLUMINATED CRUSADER HISTORIES FOR PHILIP THE GOOD OF BURGUNDY. — Turnhout: Bre-pols Publishers, 2012. — VII, 312 p. — (Ars nova, XII. Stu -dies in Late Medieval and Renaissance Northern Painting and Illumination).
Эта книга повествует о том периоде позднего Cредневековья (XIV—XV вв.), который Йохан Хейзинга образно назвал «осенью Средневековья», и о той исторической области (Бургундия), в которой, по его мнению, и в это время дух и формы общественного бытия еще были близки средневековым.
Ее герой — Филипп Добрый (1396—1467) — один из самых известных бургундских герцогов, представителей младшей ветви династии Валуа, сын Жана Бесстрашного, отважного крестоносца, участника битвы при Никополе (1396), внук Филиппа Храброго, основателя Бургундской династии, которому в 1363 г. французский король Иоанн Добрый пожаловал герцогство Бургундское. На незабываемом портрете Рогира ван дер Вейдена Филипп Добрый изображен исполненным внутреннего достоинства и чести, — он запечатлен в черной мантии, украшенной золотой цепью, к которой крепится знак Золотого Руна (овечья шкура). Всю жизнь бургундский герцог носил траур по своему отцу — Жану Бесстрашному, вероломно убитому в 1419 г. арманьяками, и стремился отмстить за его смерть. Этим трагическим событиям был посвящен и часто разыгрываемый при бургундском дворе театральный спектакль — «Жалоба Гектора»: в нем античные герои Гектор и Ахилл, уже отошедшие в загробный мир, вспоминают о своей распре и Гектор — в котором современный зритель, несомненно, угадывал черты Жана Бесстрашного — прощает своих врагов (описанию этого спектакля посвящены первые страницы книги Э. Муди). В эпоху позднего Средневековья между Бургундией и Францией существовали сложные отношения, в основе которых была явная и скрытая борьба за власть, престиж и богатство. Бургундские герцоги, к концу XIV в. приумножившие свои богатства и владения (им принадлежали практически все земли Нидерландов и Фландрии), действительно были серьезными соперниками французских королей. Своего апогея Бургундия достигла, пожалуй, при Филиппе Добром, «великом герцоге Запада» и «собирателе» бургундских земель (только при нем к Бургундии были присоединены герцогства Брабантское и Люксембург, маркграфство Антверпенское и другие северные территории), знаменитом покровителе искусств и ревнителе рыцарских идеалов. Устраиваемые при самом блестящем европейском дворе празднества поражали современников своим великолепием, а рыцарские турниры, на которых принимались обеты крестового похода, превосходили пышностью самые изощренные фантазии. И за всеми этими рыцарскими забавами и стремлением к блеску скрывались поиски Бургундией своей идентичности и способ демонстрации ее независимого от Франции существования. Возрождая рыцарские идеалы и идею крестового похода, бургундские герцоги желали заявить о своей самостоятельности, противопоставив себя Франции, где рыцарская идея, как и идеалы крестового похода, в это время уже клонилась к упадку.
Культурное наследие Филиппа Бургундского велико. Э. Муди во введении дает по необходимости краткий обзор произведений искусства, созданных во времена его правления: живописные полотна (при нем творили Рогир ван дер Вейден и Ян ван Эйк), скульптуры, шитые золотой венецианской нитью гобелены (включая посвященные Гедеону шпалеры, служившие обрамлением для церемоний ордена Золотого Руна) и — не в последнюю очередь — иллюминированные рукописи, заказанные герцогом для своей библиотеки. Именно этим средневековым памятникам — манускриптам, хранящимся ныне в библиотеках Франции, Бельгии, Австрии и даже России, — и посвящена книга. Хотя медиевисты начиная с XIX в. изучали библиотеку Филиппа Доброго и неоднократно составляли ее каталоги, мало кому из них приходило в голову посмотреть, как рыцарские идеи и планы крестового похода Филиппа Доброго воплощались в хранившихся в его библиотеке иллюстрированных историях крестовых походов. Именно такую задачу ставит в своей книге Э. Муди.
Существенную часть книгохранилища бургундского герцога составляли исторические труды (и о них первая глава книги — «Литература факта»). На подвластных Филиппу Доброму новых северных территориях, недавно присоединенных к Бургундии (Эно, Фрисландия, Зеландия и др.), начиная с раннего Средневековья процветали разные исторические жанры — такие, как монастырские анналы, генеалогические труды, связывавшие знатные бургундские семьи с династией Каролингов, светские хроники. Филипп Добрый вовсе не случайно собирал труды по истории этих земель, в частности исторические нарративы о графах Фландрии, герцогах Брабанта и Лотарингии, графах Эно и др. Каждая из территорий имела свои национальные, социальные и политические особенности. У Бургундии не было единого прошлого — оно было воссоздано из истории земель, народы которых говорили на разных языках, имели разные государственные, культурные и религиозные традиции, и потому написать истории этих регионов было чрезвычайно важно в целях объединения государства Бургундии. Филипп Добрый осознавал важность этой стоящей перед ним задачи. Он стремился создать историю своего государства, отличную от истории Франции. Он также желал собрать летописный свод, не уступающий по своей масштабности «Большим Французским хроникам», а усыпальницу своих предков — Шартрез де Шанмоль — превратить в подобие некрополя аббатства Сен-Дени, где похоронены французские короли. Новую главу в бургундскую историографию суждено было вписать Жоржу Шателену (одному из «великих риториков» (grands rhétoriquers) XV в.), который по воле герцога был назначен придворным историографом и должен был превзойти французских хронистов из Сен-Денийского аббатства точно так же, как двору Филиппа Доброго следовало затмить своим блеском французский двор. Еще важнее, что назначение Жоржа Шателена было связано с грандиозными крестоносными проектами бургундского герцога.
В поисках своей идентичности бургундские герцоги обращались не только к историческим, но и к литературным сочинениям (и об этом вторая глава книги — «Литература вымысла»). Наиболее важными для них были эпос и рыцарские романы XII—XIII вв., например эпические песни о Жераре Руссильоне, который в Раннее Средневековье боролся против Карла Лысого, а позже стал основателем аббатства Везелэ и родоначальником Бургундской династии. Переводчиками и писцами эти поэтические произведения были сокращены и переработаны в прозу, дабы сделать тексты более привлекательными для читателей и тех, кто слушал их при дворе (о том, что их читали вслух при дворе Филиппа Доброго, свидетельствуют, например, иллюстрации хранящейся в Альбертине иллюминированной рукописи «Хроники Эно», в том числе известная миниатюра Рогира ван дер Вейдена). Многие из этих сочинений были семейными историями, как, например, эпический цикл о Рыцаре Лебедя (мистическом основателе рода Готфриде Бульонском), специально переработанный для племянницы Филиппа Доброго Марии Клевской, считавшей себя потомком первого крестоносца. Большинство исторических текстов рассказывают о войнах христиан против сарацин и свидетельствуют о пробуждающемся интересе к крестовым походам. Перерабатывая эпические песни и романы, Жан Воклен, Давид Обер и многие другие писатели и переводчики XV в. насыщали средневековые произведения бургундскими именами и топонимами и замещали античных героев современными бургундскими аристократами (так, Александр Великий превратился в представителя пикардийской знати), чтобы польстить знатным патронам и создать мифическое прошлое их предков. В этих прозаических версиях эпоса и рыцарских романов акцент был перенесен на крестовые походы.
В связи с ростом интереса к крестоносной эпопее «великие риторики» стремились и самого Филиппа Доброго изобразить как наследника великой традиции, в частности рассказать об участии в экспедициях на Восток предшественников герцога (особенно его деда — Филиппа Храброго, организовавшего крестовый поход, и его отца — Жана Бесстрашного, участвовавшего в битве при Никополе и пережившего турецкий плен). Все события, связанные с конфликтами христианства и ислама, — от 1095 г. до 1453 г. — так или иначе были отражены в библиотеке «великого герцога Запада» (ее состав рассматривается в третьей главе книги — «Крестовые походы в прошлом»). Как отмечает Э. Муди, к середине XV в. бургундский герцог считался самым ревностным защитником идеи крестового похода, да и сам Великий Турка (османский султан) выделял его среди европейских государей. В самом деле, Филипп Добрый постоянно пытался откликнуться на призывы о помощи христианского Востока, отправляя туда своих воинов и передавая денежные средства, строя корабли и защищая рыцарские ордена на Ближнем Востоке. О его интересе к идеалам рыцарства и крестового похода наиболее красноречиво свидетельствуют заказанные им в это время книги о Святой земле — от романтических мифов о Рыцаре Лебедя до практических трактатов, посвященных описанию Святой земли, — таких, например, как «Книга секретов верных Христа» венецианского купца XIV в. Марино Санудо или сочинение «Соцветие историй Востока», принадлежащее перу армянского историка Айтона.
Бургундский герцог, лелеявший надежду организовать крестовый поход с целью освобождения Святой земли, конечно, не мог равнодушно воспринять падение Константинополя под ударами армии Мехмеда II в мае 1453 г. (cм. четвертую главу — «Падение Константинополя и “Обет фазана”»). Это событие породило серию проектов Бургундского герцогства, главной целью которых было возвращение христианами Святой земли, ведь сама насущная политическая задача того времени — отразить турок — рассматривалась как часть более великой и священной цели — освобождения Иерусалима. Одним из таких проектов был проведенный в Лилле в феврале 1454 г. праздник, обязавший рыцарей ордена Золотого Руна, основанного еще в 1430 г. с целью поддержания христианской веры, защищать Святую Церковь. Именно во время этого празднества, сопровождавшегося экзотическими пиршествами и театральными представлениями, герцог принял свой знаменитый обет победить Великого Турку в рыцарском поединке. С целью оживить интерес к своим проектам Филипп Бургундский также заказал нескольких копий итало-византийской иконы Богоматери с младенцем (Notre-Dame la Grâce). Несмотря на эти и многие другие символические жесты герцога, замысел организации крестового похода был далек от осуществления. Да и вообще, по мнению Э. Муди, представления Филиппа Доброго о крестовом походе были наивными и романтическими. Как ни странно, этот хитрый и расчетливый правитель жил в мире политических фантазий, а его аудитория, состоявшая из бургундских аристократов, была восприимчива не столько к реалиям, сколько к мифам о славе крестоносцев, о которых рассказывали заполнявшие полки герцогской библиотеки книги.
Следующая глава книги («Крестовые походы в настоящем») повествует о злополучных попытках Филиппа Доброго реализовать принятые им на празднестве обязательства. Искренне желая осуществить свой замысел крестового похода, бургундский герцог развивал дипломатические отношения с высшими представителями светской и духовной власти Европы: в 1450-е гг. устраивал торжественные встречи с императором Фpидрихом III, в 1460-е гг. вел переговоры с Пием II, который поддерживал его планы и был, кажется, наиболее близким Бургундии папой. Приобретенные в это время для библиотеки герцога иллюминированные рукописи, как, например, иллюстрированный трактат бургундского паломника Бертрандона де ла Брокьер (1432) и другие источники, свидетельствуют об интересе Филиппа Доброго к славному рыцарскому прошлому и его решимости обрести Святую землю. Однако, как показывает Э. Муди, время больших крестоносных экспедиций уже прошло, и, видимо, поэтому мечта о крестовом походе никогда не была воплощена в жизнь. Посему бургундцы ограничивались преимущественно литературными призывами, как, например, сочинение «Плач Греции» («La lamentation de Grece»), принадлежащее перу одного из «великих риториков» — Жана Молине.
В последних двух главах Э. Муди рассматривает два таких литературных призыва к крестовому походу — иллюминированные рукописи, заказанные Филиппом Добрым фламандским писателям и художникам, — «Иерусалимская хроника» (1455) и «Хроника Карла Великого» (1458—1460).
«Иерусалимская хроника», повествующая в основном о событиях Первого крестового похода (см. шестую главу «Готфрид Бульонский и “Иерусалимская хроника”»), была, похоже, сочинена Жаном Молине, сменившим на посту официального хрониста бургундского двора Жоржа Шателена, и, как всегда, обращала внимание читателей прежде всего на участие в излагаемых событиях выходцев из Бургундии. Среди первых крестоносцев на миниатюрах рукописи изображены реальные и мифические предки Филиппа Доброго, начиная с Жирара Руссильона. Иллюстрации прославляли военные победы графов Фландрии в Иерусалиме и Константинополе и выдвигали предков бургундского герцога на первый план в истории крестовых походов. Примечательно, что большая часть хроники посвящена описанию подвигов Готфрида Бульонского, по своему происхождению связанного с территориями бургундских земель, а Филипп Добрый рассматривается как его последователь и преемник. Так еще в середине XV в. бургундцы «присвоили» себе легендарного крестоносца. В этом смысле кажется вполне правомерным сделанное автором книги сравнение Бургундии с Бельгией середины XIX в., когда фигура Готфрида Бульонского вновь вызвала чувство национальной гордости и он рассматривался как человек, создавший Бельгию («La Belgique faite homme»).
Другим литературный призывом бургундцев к крестовому походу стала «Хроника Карла Великого» (ей посвящена седьмая и последняя глава книги — «Карл Великий и “Хроника и завоевания Карла Великого”»), возможно, написанная Давидом Обером. Цель этого литературного произведения, как и его иконографической программы, заключалась в том, чтобы изобразить Карла Великого как далекого предка бургундских герцогов и их предшественника в деле крестового похода. Не случайно в «Хронике» содержится пророчество о некоем потомке Каролингов, который возьмет на себя обязательство защитить Святую Церковь и выполнить предназначенную ему миссию — ниспровергнуть власть сарацин в Европе. Фигура Карла Великого оказывается чрезвычайно важной для осмысления бургундским герцогом идеалов крестового похода, о которых, как подразумевается в этом сочинении, забыли представители старшей ветви Валуа. Вообще в этой хронике, как и в ряде других исторических текстов, написанных в то время (например, «Хроника и в генеалогия Франции… и графов Брюсселя»), читателям внушалась мысль, что именно Филипп Добрый является прямым потомком Карла Великого, в то время как французские короли утратили свою связь с Троей (миф о троянском происхождении королевских домов был чрезвычайно распространен в Европе) и линией Карла Великого.
Подведем итоги насыщенного новым материалом исследования Э. Муди. Прежде всего читатель приходит к пониманию того, какую важную часть богатейшего культурного наследия Филиппа Доброго составляли иллюминированные кодексы, в частности иллюстрированные истории крестовых походов. Если еще в конце XIV в. центром производства этих роскошных манускриптов был Париж, то уже в начале XV в. он уступает позиции Бургундии. Как можно убедиться при чтении книги, бургундские герцоги-библиофилы, в первую очередь Филипп Добрый, привлекают иллюминаторов, переводчиков, писцов из недавно присоединенных к Бургундии северных территорий к амбициозным литературным и художественным проектам бургундского двора. Созданные ими по заказу герцога памятники свидетельствуют, что «великий герцог Запада» был чрезвычайно озабочен исторической и культурной идентичностью Бургундии. Проявляя интерес к локальным историческим и литературным традициям новых северных территорий, поощряя развитие бургундской литературы и искусства, Филипп Добрый подчеркивал, что у Бургундии есть свои герои и своя культурная и политическая миссия. Идея крестового похода, как выявлено в книге, помогла герцогам сконструировать бургундскую идентичность, отличную от французской. Оживляя интерес к истории крестоносного движения и вписывая в эту линию своих предшественников, бургундские герцоги претендовали на то, чтобы возглавить крестовый поход своего поколения, даже если разрыв между абстрактной идеей и политической реальностью к этому времени стал более чем очевиден. Так реальность, говоря словами Й. Хейзинги, отрекается от своего идеала, чтобы вернуться в сферу литературы, игры и празднества. В проведенном Э. Муди исследовании показано, как, собственно, это происходило. И в этом главное достоинство ее книги.