Опубликовано в журнале НЛО, номер 1, 2015
С Галушкиным мы познакомились в конце 1988 года, когда я был принят на работу в Отдел библиографии и источниковедения Института мировой литературы. В тот период Отдел расширялся, и в нем появилось довольно много новых сотрудников. Саша начал работать там незадолго до меня. По-скольку разница в возрасте у нас была относительно небольшая, а взгляды и интересы часто совпадали, мы легко и регулярно общались. В нашей группе по советской периодике 1920-х годов были еще два человека, с которыми Сашу и меня связывали дружеские отношения: Давид Фельдман и Констан-тин Поливанов. Я даже в шутку называл нашу четверку мушкетерской. Как самому младшему, мне больше всего подходила роль д’Артаньяна, корпулент-ному Давиду — Портоса, многодетному Косте — Арамиса, а молчуну Галуш-кину — Атоса.
Сашина молчаливость — чуть ли не первое, что бросалось в глаза при зна-комстве. Не то что ему нечего было рассказать. Я, конечно, знал, что до ИМЛИ Саша какое-то время был литературным секретарем Виктора Шклов-ского. Кто-то иной, возможно, только об этом бы и трещал. Но за четверть века нашего знакомства я слышал от Саши лишь одну связанную со Шклов-ским историю. Как-то Саша с возмущением процитировал давнюю фразу своего бывшего однокашника (впоследствии главного редактора столичного журнала), произнесенную во время случайной встречи: «Ну как, что еще на-писал за старика?» Весьма почтенный возраст именитого Сашиного работо-дателя не мог не породить предположений о старческом слабоумии. Но Саша вспомнил в этой связи, как пришел к Шкловскому в первый раз — в 1983-м, что ли, году, когда Шкловскому было уже девяносто, — и тот попросил его на пробу записать под диктовку некий импровизированный текст. В процессе диктовки казалось, что Саша фиксирует почти не связанные между собой предложения. Саша начал уже было сомневаться, а нужна ли ему такая ра-бота. Но последнее предложение связало все нити и образы воедино и пре-вратило текст в необычно яркое мини-эссе, полностью готовое к публикации.
Саша лучше многих других годился на роль биографа Шкловского. Ужасно жаль, что книга о Шкловском останется теперь ненаписанной. Са-шины знания, однако, не ограничивались ни Шкловским, ни Замятиным (еще одним писателем, которого Саша целенаправленно изучал, собирая ма-териалы и для его биографии). Годы занятий в архивах и журнально-газет-ных собраниях в поисках малоизвестных сведений сделали Сашу одним из редчайших специалистов по российской культуре первой трети ХХ века. Не-которое представление об энциклопедическом объеме информации, которой он владел, дает вышедшая в середине минувшего десятилетия двухтомная «Литературная жизнь России 1920-х годов» — руководимый Сашей шести-томный проект, завершение которого теперь под вопросом. Я нахожу глубоко символичным тот факт, что узнал о Сашиной смерти, находясь в архиве Мас-сачусетского технологического института. Ведь Саша был одним из тех, кто привел меня в архивы и научил работе с неопубликованными документами. Я даже говорил ему, что его следовало бы называть «Цга-лушкин», по аббре-виатуре ЦГА-ОР (ныне ГАРФ), где Саша когда-то проводил немало времени.
Саша щедро делился не только научным опытом и библиографическими справками. Он альтруистически помогал разным людям в самой разнообраз-ной и подчас весьма эффективной форме. Так, после моего отъезда в Брита-нию в 1993 году именно Саша, по собственной инициативе, написал мне ре-комендательное письмо, сделавшее возможной мою карьеру западного сла-виста. Много позже, когда случайно выяснилось, что мы одновременно с ним претендуем на один и тот же престижный международный исследователь-ский грант, Саша благородно отложил выдвижение своей кандидатуры.
Хочется сказать несколько слов о его политических убеждениях. Относи-тельно недавно, отдыхая в Евпатории (тогда еще украинской), в прогулках по городу я наткнулся на табличку «ул. Чекиста Галушкина». Я немедленно сделал снимок и переправил его Саше по электронной почте, предлагая вме-сте похихикать. В ответ Саша сообщил мне, что улица названа в честь его деда, погибшего (в евпаторийском подполье) в 1942 г., — еще один факт, ко-торый до тех пор при мне ни разу не упоминался. Невзирая на родственные связи, в самом Саше не было ничего чекистского. Не было в нем ничего и на-ционалистического. У него для этого был слишком хороший вкус. Обладав-ший внешностью купеческого приказчика из пьес А.Н. Островского, в начале своего имлийского пути Саша по приглашению посетил вечеринку, устроен-ную кем-то из тогдашнего институтского руководства, поощрявшим квасной патриотизм. «Когда заиграла балалайка, — рассказывал Саша, — я встал и вышел». Больше его на такие вечеринки не звали.
Благодаря электронной почте и скайпу наша с Сашей удаленность друг от друга не прервала отношений, хотя лично за последние двадцать лет виделись мы лишь дважды (оба раза в Глазго, где я в ту пору преподавал; он приезжал ко мне сначала с частным визитом, а потом на краткосрочную исследователь-скую стипендию). Типичной формой общения были сухие деловые просьбы с обеих сторон, в основном с целью уточнения какой-либо источниковедчес-кой информации. Из-за вечной занятости у нас с Сашей не всегда была воз-можность реагировать на подобные просьбы оперативно. Оправдывался он обычно следующим образом: «Как говорили тетеньки в пивных киосках, вас много, а я одна». Моя ситуация ничем кардинально не отличалась. Понимая это, он тем не менее иногда поторапливал меня: «Тревожное молчание Ваше затянулось…» (2 сентября 2010 г.). Или так: «Рогачевский, обо всем, тебе ин-тересном, после 1 окт[ября]. Сейчас же быстро отвечай на поставленные во-просы. Очень нужно» (26 сентября 2011 г.). Впрочем, иногда прорывалась и лирика, хотя тоже главным образом на почве трудоголизма: «Андрюха, при-вет! Пропал я да и пропал. В оправдание: жизнь последние полгода у меня ненормальная, сдаем первый справочный том по “Л[итературному] наслед-ству]” за 80 лет, сдаю отчетную рукопись по гранту РГНФ, подхлестываю всех вокруг, а все лажают и подводят (некоторые, правда, только), что хоть в суд подавай… Ну, и быт, конечно, холостяцкий. Хоть тетя у меня прибирает и гладит, готовка меня убивает. Скучно. <…> Освобожусь в середине декабря. Позвоню тебе по скайпу. Чокнемся рюмочками» (7 сентября 2012 г.). Ново-годние поздравления обоих неисправимых библиографов нередко сопровож-дались обменом дополнениями к списку публикаций каждого из нас двоих за отчетный период.
Саши больше нет. И не у кого больше узнавать то, что в совокупности знал лишь он один. И если не опубликуют то, что он планировал публиковать, не исключено, что уже никогда и никто всего этого не узнает.
Университет Тромсе, Норвегия