(Обзор документов Национального архива Эстонии)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 5, 2014
Но алмаз в роскошном венке ближайших к Дерпту окрестностей — это, по общему сознанию всех видевших, — Карлово, мыза Ф.В. Булгарина, великолепное уединение, под сенью которого проводит каждое лето ветеран нашей литературы, сохранивший всю свежесть и энергию молодости.
Д.И. Мацкевич, 1848
В русских литературных кругах топоним Карлово (Дерптского уезда Лифляндии) появился в конце 1820-х годов и долгое время оставался в центре внимания историков журналистики и литературы как символ противоречивой фигуры Фаддея Венедиктовича Булгарина, который был владельцем и «певцом» этого имения. В эстонском краеведческом биографическом справочнике «1000 tartlast labi aegade» («1000 тартусцев через все времена»), наряду со статьями об известных русских профессорах Тартуского/Дерптского/Юрьевского университета, есть статья, посвященная Булгарину и его внуку[1] , а на сайте научной библиотеки Тартуского университета имеются сканированные книги из библиотеки Булгарина и обширный обзор на русском и эстонском языках (автор Борис Вейзенен), в котором есть специальная главка, посвященная Булгарину-помещику[2] .
Из современных литературоведов изучением Карлова на основе мемуарных, эпистолярных и архивных свидетельств серьезно занимались А.И. Рейтблат и М.Г. Салупере[3] . Архитектурную историю этой мызы кратко изложил Антс Хейн[4] . Имение Карлово, давшее название одной из частей города Дерпт/ Тарту, как литературный топос в связи с эстонской литературой рассматривал Март Вельскер в работе «Karlova kirjanduse pohijooned» («Основные черты литературы Карлова»)[5] . Наконец, булгаринское видение Карлова отражено в его статьях, письмах и записках[6] .
Тем не менее остаются некоторые вопросы, требующие дополнительного изучения. Например, А.И. Рейтблат и М.Г. Салупере расходятся в важном вопросе: в какую сумму обошлось Булгарину приобретение Карлова. Первоначальная история возникновения мызы Карлово как самостоятельной административной единицы и ее экономическая оценка восходят к работам прибалтийских историков Генриха фон Гагемейстера «Материалы к истории земских имений Лифляндии»[7] и Леонгарда фон Штрика «Статьи по истории рыцарских (помещечьих) имений Лифляндии»[8] . А.И. Рейтблат берет в данном случае за основу «Записки» Ивана Головина[9] , вышедшие в Лейпциге в 1859 году: «Об Карлове Булгарин писал всю свою жизнь столько[10] , что мне довольно будет сказать об ней несколько слов. Имение это пустое, в двух шагах от города, куплено за 60 000 руб. ассигнациями][11] , сад ничтожный, но дом хорош. Кабинет Булгарина даже был убран с роскошью книгами, трубками, палками и ружьями. В гостиной между прочими картинами был портрет Булгарина офицером польских уланов, во французской службе в Испании. Мне отвели комнату возле биллиардной»[12] .
Приведем полный перевод статьи «Carlowa mit Ruhenthal» Л. фон Штрика, основанной на рукописи «История лифляндского дворянства» К. Гадебуша, опубликованных грамотах Э. Пабста и Р. Толля, а также рукописи рижского губернского фискала Андреаса Готлиба Киллани «Сообщения о частных имениях Лифляндского герцогства по документам этих имений» из архива лифляндского рыцарства:
Деревня Аллеве (Allewe, Alewe) была присоединена герцогом Карлом фон Зюдерманландом к Дерпту 13 июня 1601 года, позже она отошла к мызе Техельфер[13] ; 7 октября 1793 года владелец имения Техельфер полковник граф Иван фон Сиверс заложил тогдашнюю деревню Алеве и некоторые прилегающие к ней земли под названием Карлова за 13500 серебряных руб. коллежскому асессору Карлу Густаву фон Крюденеру, этот залог был преобразован в купчую 7 июля 1794 года. Через посредство наследственного трансакта 20 января 1827 года мызу унаследовал его сын, действительный статский советник и дворянин Отто фон Крюденер[14]и заложил ее 19 апреля 1828 года за 150 000 руб. коллежскому асессору и дворянину (Ritter) Тадеушу фон Булгарину (корраборационный акт 23 июля. 1828. № 74), который 14 октября 1828 года (sub Ко 2851) залог юстировал (adjucirt wurde).
В соответствии с завещанием от 20 августа 1857 года Булгарина (корраборационный акт 16 марта 1862 г. № 18) Карлово с Руэнталем перешли в собственность его вдовы Хелены, урожд. Иде[15] .
Как видим, у Головина, который жил в доме Булгариных с лета 1833 года, речь идет о 60 тысячах, в другом источнике, основанном на документах, — о сумме более чем в два раза большей, причем, как мы покажем ниже, ближе к истине находится источник М.Г. Салупере.
Напомним, что сам Булгарин в записке по поводу отказа ему в государственной ссуде 25 тысяч серебром на издание задуманного им сочинения о царствовании Николая i писал Л.В. Дубельту 23 апреля 1845 года: «…почему <…> не датьвзаймы мне, под верный залог именья, за которое граф Канкрин давал сперва 300 000 руб. ассигнациями] для университета (Земледельческого института), а после хотел купить для себя за 350 тыс. ассигн.»[16] .
Откуда же такие разночтения в оценках Карлова? Как в действительности обстояло дело? В книге записей закладов земских имений Дерптского округа (Pfandbuch des Dorpatschen Kreises) в фонде Исторического архива Эстонии «Тартуское крепостное отделение» («Tartu Kinnistusamet») имеются оригиналы и копии актов по имению Карлово вместе с Руэнталем[17] (№ 135, 335— 339), из которых выясняется, что 19 апреля 1828 года Булгарин получил от дворянского банка в Риге под залог имения Карлово с Руэнталем 88 000 рублей ассигнациями, а на 63 000 рублей купил облигаций номиналом 10 000 рублей. Долг этот банку он обязался погасить до 23 июня 1829 года. Позднее, 15 февраля 1833 года, Булгарин оформил новую ипотеку в Лифляндском дворянском банке, а затем наследники оформили еще один заем 11 июня 1887 года. Полностью ипотека по Карлову была погашена в 1906 году[18] .
Что же это означает? Во-первых, реальная стоимость имения повысилась со 150 000 до 151 000 рублей. Во-вторых, становится ясно, откуда взялась сумма в 60 тысяч рублей (вернее, 63 тысячи). По-видимому, о ней шла речь в домашних беседах, которые мог слышать И.Г. Головин. При этом с процентами долг банку к 1833 году — 88 тысяч рублей — вырос до 90 тысяч[19] . Далее, в феврале 1833 года Булгарин оформил в дворянском банке новую ипотеку под залог имений. Напомним, что позже, узнав об отказе в ссуде от казны, где процент брали меньше, чем в дворянском банке в Риге, Булгарин пишет, что он человек не без кредита и речь идет только об экономии в 2%, которые все же при значительном займе в 25 тысяч серебром давали приличную сумму. Вполне возможно, что одной из причин отказа в государственной ссуде было именно то обстоятельство, что у Булгарина был кредит в Лифляндском дворянском банке, о чем было известно в Петербурге, где лифляндцы были «своими» во многих высших инстанциях.
В книге «Видок Фиглярин» записки и письма Булгарина в iii отделение А.И. Рейтблатом тщательно откомментированы, но есть некоторые детали, которые можно прояснить только с помощью эстонских архивов. Обратимся к сохранившимся современным Булгарину документам по имению Карлово и попытаемся воссоздать историю его в планах экономическом и социальном. Для этой цели нами из общего массива документов разных инстанций и учреждений Национального архива Эстонии[20] с 1781 по 2000 год отобраны дела Исторического архива, преимущественно до 1859 года[21] , и дело из Филиала Государственного архива Эстонии (Eesti Riigiarhiivi Filiaal=ERAF) последнего владельца мызы Карлово, внука писателя, Вячеслава Болеславовича Булгарина, арестованного 19 августа 1940 года и расстрелянного 18 февраля 1941 года[22] .
Прежде всего нас интересует, каким образом Булгарин мог узнать о возможности приобрести землю в Лифляндии, где с 1819 года не было крепостного права, а право на землю было привилегией узкого круга местного немецкого дворянства. На основе его письма управляющий iii отделением М.Я. Фок сообщал главному начальнику iii отделения А.Х. Бенкендорфу в середине мая 1827 года: «Булгарин едет на три месяца в Остзейские губернии. Он имеет к тому следующие побуждения: 1) Отвезть больную жену к морским водам в Поланген, поблизости коего, в 30-ти верстах, находится имение дяди его, Булгарина же, Мишуцы, полученное по последнему процессу. 2) Кончить фамильные дела, т.е. денежные расчеты, и быть миротворцем между дядею и графом Платером. <…>»[23] .
Из Петербурга Булгарин выехал 17 мая. Добравшись до Дерпта 20 мая[24] , Булгарин пробыл там три дня, встречался с поэтом Н.М. Языковым, профессорами Дерптского университета, в том числе с ректором Г. Эверсом, директором библиотеки профессором К. Моргенштерном, дерптским полицмейстером — «человеком почтенным и всеми любимым»[25] . В 5-м письме о Дерпте Булгарин пишет: «Что до меня касается, то я, отвыкнув от светской рассеянности, нашел в Дерпте то, чего искал и ищу в жизни, а именно, людей просвещенных, добрых, образованных»[26] .
Далее он едет в Ригу и завязывает отношения с богатейшими местными гражданами, которые помогают ему изучить конъюнктуру местного земельного рынка. В течение второй половины 1827 года он получал известия о положении в Остзейских губерниях и Жемайтии (в письмах именуется Самогитией) от своих знакомых из Риги и Полангена[27] .
Наконец, в рукописной «Секретной газете» для императора появляется «Письмо из деревни близ Дерпта 11 июля 1828», на котором Фок приписывает по-французски: «От Булгарина, что купил небольшое поместье в Ливонии»[28] .
В 1829 году состоялось знакомство Булгарина с ландратом Р.И.Л. Самсоном фон Химмельштерном и попечителем Дерптского учебного округа М.И. фон Паленом[29] .
В июне 1830 года название булгаринского имения Карлово становится известно каждому подписчику «Северной пчелы». Булгарин писал: «Ты, верно захочешь знать, где живет здесь друг твой. Я уже сказал тебе, что самый город лежит в долине, как в котле. На полуденной стороне возвышения, окружающего город с Рижской стороны, находится мыза Карлово. Небольшая рощица отделяет ее от города, который прилегает к самой стене сада сей мызы. Стоит только спуститься с горы, пройти полтораста шагов, чтобы быть в городе. Здесь живет друг твой. Из окон своего дома он видит город, лежащий у подножия возвышения, видит Эмбах, по которому медленно движутся огромные ладьи с белыми парусами, идущие из Чудского озера; видит почтовую малопосещаемую дорогу Псковскую, и оживленную Рижскую дорогу, по которой беспрерывно мчатся великолепные экипажи, тяжелые дилижансы и курьерские тройки. Здесь столько движения, как на городской улице. Если хочешь отдохнуть душою, поспеши сюда! Здесь ты не увидишь ни вздорных Журналов, ни скучных, глупых книг, предназначенных для разбора: не услышишь сплетней, смутных вестей, клеветы. Здесь у твоего друга нет других врагов, кроме прожорливых гусениц и завистливых жуков, стремящихся истребить его плодовые деревья. Они, исподтишка, все подлезают к корням… О литературных гусеницах и жуках друг твой здесь вовсе не помышляет: он бросил им свои сочинения — пусть грызут на здоровье!»[30]
К 1830 году относится и начало коренной перестройки мызного дома. Хотя в письме к А.Я. Стороженко от 22 сентября 1845 года Булгарин писал: «Возвратясь из любимого моего Карлова (произведенного, как видишь на рисунке[31] из Лифляндского сарая в замок)»[32] , дом этот никак нельзя было назвать сараем. Он был выстроен в 1810 году известным дерптским строительным мастером И.Г. Кранхальсом[33] , возводившим многие университетские здания. Обновление и перестройка мызного дома продолжались довольно долго. Специалисты утверждают, что дом Булгарина — одна из немногих мыз в лифляндской Эстонии, выстроенных в неоготическом стиле. В связи с этим небезынтересно отметить, что образцом такого стиля считают замок Фаль (по-эстонски — Кейла-Йоа)[34] , принадлежащий Бенкендорфам, строительство которого велось с 1830 по 1850 год по проекту архитектора А. Штакеншнейдера, то есть почти одновременно с перестройкой Карлова[35] . Со слов Булгарина обычно пишут, что он сам разработал проект перестройки[36] . К сожалению, в отличие документов, относящихся к главному зданию, по которому Дерптским магистратом в 1810 году была произведена таксация строительства карловского мызного дома, документы о перестройке дома конца 1820— 1840-х годов не обнаружены. В черте города по таксации 1828 года оказался лишь один дом Булгарина[37] . Все же известно, что новый хозяин Карлова в несколько приемов почти в два раза удвоил первоначальную площадь дома. Летом 1828—1829 годов был произведен небольшой ремонт и построен флигель. В 1830 году старый дом был украшен неоготическими элементами, средняя часть расширена за счет выступа на ширину трех сводчатых окон[38] . Правая, L-образная часть дома была возведена в 1844 году. Она представляла собой двухэтажную пристройку в неоготическом стиле. Ее украшали ступенчатый фронтон, башенки и сводчатые окна. Зубчатые стены, деревянная обзорная башня-обсерватория из дерева имитировали средневековую крепость. Впечатление усиливали ворота с высокой зубчатой оградной стеной, сложенной из булыжников, со стороны парка на склоне долины[39] . Видимо, по окончании строительства и были сделаны рисунки В.Ф. Тимма, призванные продемонстрировать размеры проделанной работы и удостоверявшие, что план перестройки разрабатывал сам Булгарин. Искусствовед А. Хейн считает, что в старом здании мызы просматривается общая симметричная классицистическая схема, тогда как поздние пристройки, образующие внешний двор, нарушают ее за счет башни-обсерватории и апсиды жилого блока. Он отмечает также неоднородность декора здания (наряду с «готическими» деталями использованы классицистические карнизы, лизены, розетки, часть которых выполнена не из штукатурки, а из дерева). Все это не позволяет отнести мызу Карлово, как, например, имение Фаль, к чисто неоготическому стилю[40] . Хейн отмечает, что в эстонской части Лифляндии этот стиль был мало распространен, зато в латышской части — весьма популярен. Возможно, план перестройки Карлова найдется в рижских архивах.
Каковы же были положение Булгарина-помещика и отношения его с формально свободными эстонскими крестьянами, населяющими мызу? Еще до покупки имения (в 1827 году) он писал фон Фоку о первых годах правления Николая i: «Для крестьян еще ничего не сделано; но облегчение военных поселений и запрещение чинить дороги в проезд Государя произвело спасительное действие. Кажется, надлежало бы постановить что-нибудь общее в обеспечение этого класса людей, многочисленного и сильного братством с солдатами»[41] . Что же предпринял Булгарин, когда от него стало зависеть довольно много людей, и следовал ли он собственным рекомендациям?
Представление о населении мызы можно получить по результатам подушных ревизий. Они длились два года. По данным промежуточной Vii ревизии 1826 года, приписанными к барскому дому оказалось 5 мужчин, включая самого управляющего, и 4 женщины. Дворовых людей, плативших подушный налог, и тех, кто еще нес и рекрутскую повинность, в общей сложности была учтена 151 мужская душа[42] .
28 марта 1834 года на мызе Карлово, принадлежавшей к лютеранскому приходу Тарту-Маарья Дерптского уезда Лифляндской губернии, была заполнена ревизская сказка, в которой хозяин был записан с семьей и челядью, а также переписаны все усадьбы в полном составе с указанием умерших и вновь родившихся со времени Vi подушной ревизии 1816 года. Дворянами были владелец имения коллежский асессор Фаддей Булгарин (Thadeus von Bulgarin) 44 лет, его жена Хелене 26 лет, дети Болеслав 1 год и 3 месяца[43] , Владислав в возрасте одной недели. К семье Булгариных была приписана Хелена де Видеман (Frau Helene de Wiedemann), 45 лет[44] . Из мещан в ревизскую сказку Карлова были включены жившие там еще при старом хозяине Карлова фон Крюденере Михаил Вейденбаум (55 лет) с супругой Элизой и сыном Карлом (16 лет).
Далее значились обитатели мызы по группам и усадьбам. К группе А принадлежали эстонские крестьяне, обязанные платить налог и поставлять рекрутов из усадеб. Группу B — платящих только налог — составляла одна семья.
В заверительной подписи говорилось, что к этому времени на землях Карлова жило 133 души мужского и 134 женского пола, то есть 267 душ[45] .
В документах Х ревизии 1 мая 1858 года были собраны только ревизские сказки на крестьян имения Карлово, постоянно живущих здесь. На мызной земле насчитывалось 148 мужчин и 166 женщин, всего 314 человек, или более сотни эстонских семей[46] . Это показывает, что за период владения имением Булгариным население мызы выросло с 267 в 1834 году до 314 человек в 1858 году. Наиболее неблагоприятными в отношении стабильности состава населенности Карлова были 1837/38 год (убыло 22 и прибыло 18) и особенно 1839/40 год (убыло 20, прибыло 8), то есть те годы, когда финансовое положение Булгарина пошатнулось и он снова переехал в Петербург.
В «Прогулках по Ливонии» Булгарин много писал о типах эстонцев и латышей: «Наслышавшись и начитавшись о сих двух племенах и (сказать по совести) наскучив управлять с неукротимыми эстонцами, я с нетерпением ожидал встречи с другим племенем», то есть с латышами[47] . Он очень расхваливал лифляндских латышей: по сравнению с эстонцами у них и девушки более красивы, и в домах чисто, и одеты опрятно. Но судьба распорядилась иначе, и ему пришлось жить среди эстонцев и немцев[48] . Купив имение под Дерптом, Булгарин в какой-то степени выучил эстонский язык и руководствовался в отношении к эстонским крестьянам сентенцией, высказанной им ранее во время путешествия по Прибалтике: «Но эстонец чувствителен к ласковому обхождению. Доброе слово, шутка, стакан вина выводит эстонца из его угрюмости: он весело везет вас, шутит, старается угодить и рекомендует на другой станции доброго господина. <…> Правда, надобно иметь много терпения с эстонцами: но человек, который ставит себя выше других умом, должен быть снисходительнее других к слабости и необразованности»[49] .
О положении крестьян в Лифляндии Булгарин высказывался неоднократно и довольно резко, например в письме управляющему iii отделением Л.В. Дубельту в 1854 году: «Арендатор не может здесь прижимать мужиков, как в Западных губерниях, потому что здесь мужики вольные, исполняют дворовые обязанности по писанному контракту, а контракты составляются по количеству земли, которое берет для себя крестьянин. Принудить мужика к чему-либо никто здесь не может, потому что мужик, без церемонии, не послушает! Особенно арендатор не имеет никакой власти над мужиками. Здесь и навоз возят на полена вес, и на вес же свозят хлеб с поля и сено с лугов и перевозят всякие тяжести. Все это обозначено в печатном Вакенбухе[50] , подписанном Сенатом во время дарования мужикам вольности. Скорее обидит мужика сам властитель земли, чем арендатор»[51] .
Судебных тяжб у Булгарина с арендаторами-крестьянами в течение его тридцатилетнего правления было не так уж много. Выявлено меньше 30 дел, связанных с тяжбами в разных инстанциях (от ратуши, губернаторских канцелярий до лифляндской прокурорской палаты), причем ответчиком выступало, как правило, карловское мызное правление или кто-либо из хозяеварендаторов мызы Карлово. Непосредственно на Булгарина в дерптскую ратушу в 1830 году жаловались садовник Витте и бывший арендатор Михельсон по поводу уменьшения долга[52] . Из ратуши дело пошло в Дерптский орднунгсгерихт (местный суд), где вынесли решение в пользу смотрителя над арендаторами Михельсона. Булгарин с этим не согласился и подал апелляцию в лифляндский гофгерихт и прокурору. Дело тянулось два с половиной года и в конце концов в 1833 году дошло до канцелярии самого лифляндского губернатора, но и это не помогло ускорить процесс. В конце концов дерптский полицмейстер рапортовал в Ригу губернатору фон Палену о том, что дело прекращено 23 октября 1835 года, так как жалобщики Михельсон и Витте находятся в имении княгини Мещерской в Твери[53] .
В 1840 году в канцелярии лифляндского губернатора рассматривалась просьба содержателя воспитательного заведения в городе Дерпте Бернгарда Дитлера об удовлетворении его деньгами за воспитание племянников Булгарина Павла и Иосифа Булгариных, сыновей бывшего пограничного судьи и владельца имений Забяльцина, Фатова и Прудека Могилевской губернии в Климовицком уезде Иосифа Булгарина. Как было указано в жалобе, «покуда г. Фаддей Булгарин жительствовал неподалеку от Дерпта и действовал в качестве опекуна поименованных мальчиков, Дитлер получал следующие ему за воспитание деньги и вообще ничто не нарушало их положения. Летом 1837 года Фаддей Булгарин, оставив ту страну, передал ему обоих мальчиков в полные пансионеры его воспитательного заведения, за условленную сумму по 1000 руб. ассигнациями] за каждого, каковая сумма должна была быть внесена каждые полгода вперед, по существующему употреблению и сверх того обещал ему некоторые снаряды в собственность заведения, ценою всего на 150 руб. ассигнациями]. С того времени прошло три года, в продолжение которого не доставлено ему, Дитлеру, ни следующих ему за обучение и содержание мальчиков денег (за исключением 502 рубл. ассигнациями], обозначенных в приложении), ни чего-либо на покрытие других потребностей мальчиков. Это оказывается тем страннее, что умершая родительница сих детей оставила им имение, более чем достаточное на приличное их воспитание»[54] . Далее описывается трудное положение мальчиков и прилагается счет на 1871 рубль 85 коп. Любопытно, что претензию переслали не Булгарину, а прямо могилевскому гражданскому губернатору, который передал его в Климовицкую дворянскую опеку для непосредственного разрешения. Ответ пришел 18 января 1841 года с обещанием возместить Дитлеру убытки на содержание мальчиков[55] .
Около полугода тянулось в 1846/47 году дело портного М.И. Блахина (Блохина) против Булгарина по поводу мелких долгов его в Дерптском фохтейском суде, которое тоже кончилось ничем[56] .
Широко известен инцидент 1832 года, связанный с «кошачьим концертом» студентов возле дома Булгарина[57] . О нем (с критикой мемуаров Ю. Арнольда, который не мог быть свидетелем этого инцидента) подробно писала М.Г. Салупере. Опираясь на дела университетского суда, она сообщает, что весной 1832 года университетский суд разбирал дело литовских князей братьев Казимира и Альбина Гидройцев из Курляндии, причастных к распространению фальшивых ассигнаций на местном рынке. На обеде в имении Ратсгоф у Липгартов Булгарин назвал студентов жуликами и фальшивомонетчиками. Слух об этом дошел до студентов, и после вынесения приговора по делу о Гедройцах 12 октября 1832 года в Карлове было разбито окно. Камень влетел в спальню и напугал беременную жену Булгарина, что и побудило его обратиться в суд. Двое студентов были исключены из университета. Тогда студенты потребовали разъяснений у Булгарина и Липгарта прямо на улице, и снова было заведено судебное дело[58] .
Интерес представляет также «Дело по просьбе коллежского советника Булгарина о исследовании происшествия о насилии дерптских граждан на его мызе Карлове» 1848/49 года из фонда «Эстляндский, Лифляндский и Курляндский генерал-губернатор». Знаменательна формулировка «по просьбе», то есть Булгарин обратился напрямую к генерал-губернатору графу А.А. Суворову-Рымникскому, внуку генералиссимуса, биографию которого Булгарин написал в 1843 году. В 1848 году князь Италийский занял пост прибалтийского генерал-губернатора, и вскоре после этого Булгарин обратился к нему. По секретному рапорту майора Корпуса жандармов Тобизина, дело состояло в следующем. Ремесленная управа Дерпта в составе альтермана (старосты), портного Николая в сопровождении слесарных мастеров Г.К. Литта, И.А. Лозе и К.А. Крёгера явились к Булгарину в Карлово для удостоверения, имеют ли находящиеся при его кузнице работники лицензию, паспорта и право заниматься работами в самом городе Дерпте. Майор пишет, что без депутата со стороны орднунгсгерихта депутация не имела права приходить в дом Булгарина, и замечает: «…впрочем, насилия никакого учинено не было. В отношение того, принадлежит ли имение Карлово к юрисдикции города или земскому управлению, то по сему собраны мною сведения от здешнего господина юстиц-бургермейстера Гельвига, который уведомил меня, что, по последнему межеванию для точного определения городских границ, в 1786 году имение Карлово включено в городской округ, но по возникшим по сему предмету спорам между городскими и земскими судами, которые и по сие время остались не решенными, было определено упомянутое имение, до решения сего спора, подчинить юрисдикции земского суда»[59] . Дерптский полицмейстер в своем рапорте указал, что 21 июня 1848 года «здешний кузнечный цех со старшиной мещан Николаем вопреки отсоветования частного пристава Фрея[60] и не будучи вправе, сделали на мызе Карлова обыск, кто из нецеховых кузнецов на ней работает». Мызное управление воспротивилось, и произошло столкновение, попавшее на рассмотрение в орднунгсгерихт.
В суд Булгарин не пошел, а 6 сентября 1848 года отправил письмо Суворову:
Светлейший Князь
Сиятельный Граф
Милостивый Государь! Приношу искреннюю душевную благодарность Вашей светлости за великодушное принятие участия в нанесенной мне противозаконной и тяжкой обиде дерптскими мещанами, и при сем прошу извинения в том, что дерзаю утруждать моими письмами. Но как я в самом скором времени должен отправиться в Петербург и не дождусь окончания в производстве дела, и как донесение Вашей Светлости будет сделано во время моего отсутствия, то я осмеливаюсь просить Вас обратить внимание на следующие обстоятельства.
1. В орднунгс-герихте секретарь или нотар, управляющий всем, как известно всему уезду, господин Штраух, уже многие годы живет в доме главного виновника, портного Николая, находясь с ним в приятельских отношениях.
2. Портной Николай и слесарь Литт, нарушившие закон, а из них портной Николай, оскорбивший честь мою, приводят в свидетели того, будто Николай не грубил мне и не грозил палкою, — двух своих собратий, бывших вместе с ним при противозаконном нападении на Карловскую кузницу.
3. В жалобе моей я не сказал, что квартальный надзиратель Фрей был вместе с мастеровыми в моей кузнице, во-первых, сам не видал его, а во-вторых, что квартальный Фрей просил меня убедительно, с низкими поклонами, не упоминать об нем в моей жалобе. Но управитель мызы, кузнецы мои и другие люди показали в суде, что квартальный надзиратель входил с мещанами на Карловский двор и в кузню. Теперь же этот самый квартальный Фрей свидетельствует противу меня, в пользу мещан, с которыми вместе исполнил противозаконный поступок, и показал, якобы я толкнул портного Николая. Свидетельство лиц, бывших вместе при исполнении противозаконного дела ко вреду приносящего жалобу на их поступки, не может быть принято в суде, в силу всех Божеских и человеческих законов. В противном случае честному человеку не было бы места на белом свете, если б люди, действующие противозаконно, оправдывались свидетельством своих сообщников.
Я не толкал портного Николая, что готов подтвердить формальною присягою, а сказал ему: «Если б я вас застал в моей кузнице, то велел бы связанного отправить в орднунгс-герихт как беспашпортного портного». Это я сказал, потому что имел право исполнить. Кроме законных властей никто не имеет права делать осмотр в жилище дворянина, а портных и слесарей, вошедших в дом мой противозаконно, я бы отправил в орднунгс-герихт как беглых людей, если б застал на месте закононарушения.
Впрочем, если б и было справедливо (что однако несправедливо), что я толкнул портного Николая, то он мог бы на меня жаловаться, а не говоритьты (du) и грозить палкою дворянину и штаб-офицеру. Этот портной Николай известен в целом городе своим чванством и высокомерием и грубостью, и оскорблял уже многих.
В орднунгс-герихте я подал письменный протест против свидетелей, представляемых портным Николаем, но лично не могу явиться в суд, потому что там господа судьи заседают в утреннем своем платье и с длинными бородами, которые в Высочайшем повелении, запрещающем чиновникам носить бороду, названы жидовскими; я же, свято исполняя законы, должен предстать в суде в мундире, из чего вышла бы несообразность, которую испытал уже здешний жандармский майор Тобизин.
Излагаю пред Вашей Светлостью дело, как оно было во всей истине и по совести, но весьма сомневаюсь, что оно было изложено пред Вашей Светлостью в точности здешними властями, мне неблагоприятствующими, и повергаю решение правосудию Вашей Светлости и сия Вашему милостивому благорасположению.
С высоким высокопочитанием и беспредельной преданностью
Честь имею быть Светлейший Князь Сиятельный Граф покорнейшим слугою Фадей Булгарин
6 сентября 1848 г. Мыза Карлово, возле Дерпта[61] .
В рапорте дерптского полицмейстера от 21 сентября 1848 года говорилось, что в суд Булгарин не явился, а 19 сентября уехал с семьей в Петербург. Этим дело не кончилось. Суворов подключил к расследованию жалобы Булгарина лифляндского гражданского губернатора Л. фон Кубе, который 30 сентября подробно описал все перипетии этого инцидента по донесениям орднунггерихта в записке «О нанесенной коллежскому советнику Булгарину обиде»[62] . Пояснялось, что цеховые мастера таким образом ищут незаконных конкурентов по ремеслу. Все началось с допроса подозреваемых в незаконном промысле подмастерьев Салло и Вилемсона, живших неподалеку от Карлова в доме вдовы Горн. Подозреваемые сообщили, что работают только в карловской кузнице. Все направились к мызе, хотя квартальный Фрей просил их не переходить городскую черту и не вступать на мызную землю. Это действия не возымело, и альтерманы, войдя в квартиру управляющего Вальбриша, потребовали объяснения, кто работает у них в кузне. Тем временем Крёгер с Николаем вошли в кузницу, что находилась вблизи ворот. Затем альтерманы стали требовать от управителя представления рабочих в амтгерихте (профессиональный (цеховой) суд). Тот, не сообразив, что требование незаконно, пообещал сделать представление, и «следственная депутация», пройдя через двор усадьбы, дошла до Карловской улицы – границы имения с городом. При этом выяснилось, что мызная кузница была отдана на откуп вдове Горн, у которой как раз жительствовали и работали заподозренные в незаконных подработках подмастерья. Переходя к личной обиде Булгарина, Л. фон Кубе пояснил, что Булгарин, узнав о депутации, выскочил из дома вместе со слугой Василием Шведовым и догнал депутатов уже за чертой имения в малом переулке. Услышав его окрики, Фрей и Николай остановились, при этом первый пояснил, что это не пьяная компания, а «депутация слесарного цеха». Началась перепалка, и Булгарин толкнул Николая в грудь, а тот, защищая себя, выставил перед собой зонтик и ушел вслед Лозе и Литту. На суде свидетелем Булгарина выступал Шведов, не знавший немецкого языка, что, естественно, не могло прийтись по вкусу дерптскому орднунгсгерихту (полицейскому суду), и дело перешло в ландгерихт (земский суд). В результате Суворов признал действия депутации без санкции амтгерихта незаконными и просил ландгерихт подробно еще раз расследовать дело. В донесении от 30 декабря 1848 года дерптский ландгерихт сообщил, что членам депутации поставлено на вид дурное поведение и предписано на будущее избегать подобных поступков[63] .
После смерти Булгарина Карлово наследовала его жена, затем имением управлял старший сын Болеслав, у которого, несмотря на выкуп арендаторами своих участков, оставалось еще около 100 га земли.
Последний хозяин Карлова, Вячеслав Болеславович Булгарин, был довольно состоятельным человеком и активным деятелем русской общины Эстонии, правда, в отличие от деда, он был православным, членом правления старейшего в Тарту Успенского прихода. Об имущественном его положении после национализации мызного дома и части земель в 1920 году дают представление данные советским следователям показания знакомого В.Б. Булгарина по Северо-Западной армии И.П. Корсакова: «До поступления в СевероЗападную армию Булгарин был офицером запаса царской армии в чине корнет. По наследству Булгарин владел имением Карлово в гор. Тарту, где значительная часть города была выстроена на его земле. При образовании самостоятельной Эстонии доход с аренды этой земли сократился, но часть земли осталась во владении Булгарина и впоследствии была им продана городу за крупную сумму. Таким образом, Булгарин был богатым человеком. После разгрома Северо-Западной армии Булгарин из Таллинна вернулся на постоянное жительство в Тарту. Там он все время занимался общественной деятельностью, принимал активное участие во всех почти русских организациях и во многих состоял председателем; кроме того Булгарин состоял гласным Тартуской городской думы»[64] .
После государственного переворота в июне 1940 года он оказался в числе первых, кто был репрессирован советской властью. 3 августа он был арестован и охарактеризован следующим образом: «Булгарин Вячеслав Болеславович 1881 г., ур. гор. Тарту; женат; 5 детей; все взрослые; служащий банка, имел земли 50 гектар в черте города; землю сдавал в аренду; это был источник существования; проживал Философская ул., д. № 1; из банка <…> получал деньги в сумме 130 крон в месяц; беспартийный; не судился»[65] . На допросе 19 августа на вопрос, кто были его родители, он ответил: «Мой отец Булгарин Болеслав Фадеевич родился и проживал в г. Тарту. Он был отставным чиновником и владел имением "Карлово". Имел около 100 гектар земли, которую сдавал в аренду. Умер в 1888 или в 1889 г.[66] Мать Булгарина Екатерина Николаевна проживала вместе с отцом и занималась домашним хозяйством. Умерла в 1889 или 1890 г.»[67] .
На закрытом заседании судебной коллегии Ленинградской области в городе Ленинграде 5 ноября 1940 года был оглашен приговор:
«Судебным следствием суд считает доказанным виновность обвиняемого Булгарина в том, что в 1919 г. явился добровольцем армии Юденича, боролся против Советской власти, после разгрома армии Юденича поселился в Эстонии и стал вести активную борьбу против Советской власти, что проявилось в следующем:
Состоял членом монархической организации "Белый крест" в Эстонии, ставившей себе целью восстановление монархического строя в России, поддерживая эту организацию начиная с 1923 г. и до конца ее существования. Состоял членом Русского студенческого христианского движения — антисоветской организации. Был членом фашистской организации "Кайтселийт", ставившей целью борьбу с революционным движением. Был председателем "Русского благотворительного общества", библиотека которого содержала антисоветскую литературу. Оказывал материальную помощь как организациям, так и отдельным лицам белоэмигрантам.
В силу вышеизложенного суд, учитывая, что обвиняемый активно поддерживал все антисоветские организации, являясь по своей идеологии сторонником всяких антисоветских группировок, чем является социально опасной личностью и руководствуясь ст. 319, 330 УК и ст. 58-4 УК суд приговорил:
Булгарина Вячеслава Болеславовича по ст. 58-4 УК подвергнуть высшей мере наказания — расстрелу»[68] .
Просьбы о помиловании были отклонены, и приговор был приведен в исполнение в Ленинграде 8 февраля 1941 года.
В этом обзоре мы лишь бегло рассмотрели архивные источники о жизни Ф.В. Булгарина и его потомков в Дерпте и имении Карлово. На основе этих материалов и опубликованных в разное время других источников еще предстоит дать целостную характеристику Булгарина как помещика и деятеля культуры в дерптском контексте.
[1] 1000 tartlast labi aegade / ^oostajad Lembit Ainsoo, Uno Ainsoo]. Tartu: Liivimaa Malu, 2003. Lk. 47—48.
[3] См.: Рейтблат А.И. Булгарин и Дерпт // Тыняновский сборник. М., 1998. Вып. 10. C. 429—445; Салупере М. Ф.В. Булгарин в Лифляндии и Эстляндии // Русские в Эстонии на пороге ХХi века: прошлое, настоящее и будущее: Сб. статей. Таллинн: iNGRi, 2000. С. 146—161; Salupere M. Puhastverd slaavlane ja tartlane Faddei Bulgarin 220 // Kultuuriloolisi vaatlusi Tartu teljel. Tartu: ilmamaa, 2012. Lk. 93— 120, 350—353.
[4] См.: Hein A. Eesti moisaarhitektuur: historitsismist juugendini = Gutsarchitektur in Estland: vom Historismus bis zum Jugendstil / [Tolge saksa keelde: Hans-Gunter Lock]. Tallinn: Hattorpe, 2003. Lk. 32.
[5] См.: Velsker M. Karlova kirjanduse pohijooned // Keel ja Kirjandus. 2010. № 1. Lk. 1—16.
[6] См. топографический и именной указатели в: Видок Фиглярин: Письма и агентурные записки Ф.В. Булгарина в iii отделение / Сост. и коммент. А.И. Рейтблата. М.: НЛО, 1998; Стороженки. Фамильный архив. Киев, 1907. Т. 3. С. 18—57.
[7] См.: Hagemeister H. Materialen zu einer Geschichte der Landguter Livlands. Zweiter Theil. Riga: Eduard Frantzen. S. 5, 11. На него, в частности, опирается М.Г. Салупере, ср.: Salupere M. Puhastverd slaavlane ja tartlane Faddei Bulgarin. Lk. 107, 352).
[8] См.: Stryk L. von. Beitrage zur Geschichte der Ritterguter Livlands. Ertser Theil. Der esthnische District. Dorpat, 1877. S. 51; ср.: Hein A. Eesti moisaarhitektuur… Lk. 32.
[9] Иван Гаврилович Головин (1816—1890) поступил в Дерптский университет на дипломатическое отделение в 1833 году, учился до 1836 года, кандидат с 1839 года. Жил за границей, один из первых русских эмигрантов-публицистов. (Об учебе И. Головина в Дерпте см.: Записки Ивана Головина. Лейпциг, 1859. С. 35—42; Album Academicum der Kaiserlichen Universitat Dorpat / Bearbeitet von A. Hasselblatt, G. Otto. Dorpat: C. Mattiesen, 1889. S. 229; Исторический архив Эстонии (= EAA).402.2.7379. Golowin Johann (1836— 1838), здесь же его студенческое выпускное сочинение «Les Tures allies et ennemis de la Russie» и экзаменационный перевод «Ответ канцлера ея величества короля шведского кавалеру Гуфту, министру е.к.в. в Штокгольме»); EAA.402. 2.7378. Golowin Johann(es) (1839); EAA.402.7.6. № 3186). Среди русских дерптских студентов, которых опекал Булгарин, был также сын его однокашника по кадетскому корпусу, варшавского полицмейстера А.Я. Стороженко — Владимир Андреевич Стороженко (1820—1895). Он числился вольнослушателем и писал в Дерпте кандидатскую работу «Uber die Gewissens-Gerichte in Russland» (1847); в переводе на русский — «О совестных судах в России») (см.: EAA.402.2.24436. Storoshenko Wladimir (1843); EAA.402. 2.24437. Storoshenko Wladimir (1846—1947)).
[10] Список газетных публикаций Булгарина о Карлове см. в: Рейтблат А.И. Булгарин и Дерпт. С. 444. Примеч. 45). Пользуясь случаем, приношу искреннюю благодарность А.И. Рейтблату за возможность познакомиться с «Записками» И. Головина и другими мемуарными и журнальными публикациями по имению Карлово.
[11] Вслед за Рейтблатом эту сумму называет Б. Вейценен.
[12] Записки Ивана Головина. С. 30.
[13] Современное эстонское название — Tahtvere.
[14] Nils Otto Gustav von Krudener (1766—1838), старший сын бывшего хозяина имения Карла Густава фон Крюденера (1744—1822). Н.О.Г. Крюденер служил в армии, вышел в отставку в чине майора, был полицмейстером в Петербурге (1809—1812), затем в Риге (1812—1820), с 1820 года — пермский гражданский губернатор. В 1836 году переселился в Дерпт, где и умер. После смерти в 1825 году матери, Агнеты Гертруды фон Гадендорф, урожд. Герсдорф, жившей в Карлове, в ревизской сказке 1826 года управляющим имением значился сын Н.О.Г. фон Крюденера — Александр Рейнгольд (1803—1866) (EAA.1850.1.132. Von Krudener. L. 5 об.; EAA.1865.2.118/6; 1826. L. 3).
[15] Stryk L. von. Beitrage zur Geschichte der Ritterguter Livlands. S. 51. Перевод с немецкого мой.
[16] Видок Фиглярин. С. 476.
[17] Немецкое название Ruhenthal, эстонское — Lemmatsi. После сделки Булгарин выехал на тройке из Дерпта 24 апреля в Петербург (EAA.529.1.4797. Podoroschna-Journal, 1822/1828).
[18] См. журнал 1906 г. № 2388. См.: EAA.2381.1.1095. № 135 и указанные номера актов.
[19] 19 апреля 1828 года в Дерпте был составлен трансакт на немецком языке между дворянином Отто Густавом фон Крюденером и господином коллежским асессором и дворянином Тадеушем Булгариным на наследное имение Карлово и Руэнталь на 88 тысяч в банковских ассигнациях в определенных суммах по годам:
Ао 1829 в июне 25 000 руб., или рента от 88 тысяч.
Ао 1830 в июне 15 000 руб. в банковских ассигнациях], или рента от 63 тысяч.
Ао 1831 в июне 15 000 руб., или рента от 58 тысяч.
Ао 1832 в июне 20 000 руб. в банковских ассигнациях], или рента от 38 тысяч.
Ао 1833 в июне 15 000 рублей, от остатка от 13 тысяч банковскими] ассигнациями], или ренты. На вторую часть суммы в 63 тысячи был составлен ипотечный акт 23 июля 1828 года (см.: EAA.2381.1.1095. № 135). Напомним, что в письме к Дубельту от 7 ноября 1844 года Булгарин писал: «В публике утвердились толки, будто я литературными моими трудами нажил богатство. Хотя это было бы честное приобретение, но, по несчастью, слухи эти несправедливы. Литературными трудами у нас только можно, при большом счастии, прожить безбедно, но не обогатиться. Именье в Лифляндии купил я, продав родовые мои вотчины в Могилевской и Гродненской губерниях <…>» (Видок Фиглярин. С. 473).
[20] С помощью автоматической системы поиска Национального архива Эстонии AiS (http://ais.ra.ee/ ) по поисковым данным Carlow*, Karlova, Карлов*, Bulgarin*, Булгарин* и др. выявлено более 300 относящихся к данному запросу дел за период с 1793 по 2000 год. Из них к периоду Булгарина-старшего относится более 50 единиц хранения. Кроме того, нами учитывался ряд дел, в которых этих поисковых слов нет, но содержатся важные документы по истории имения и рода Булгариных.
[21] В метрической книге Дерптского университетского католического прихода за 1859 год в части «Об умерших» под № 3 имеется следующая запись: «1859 года сентября 1-го дня при городе Дерпте в имении Карлово умер Фаддей Булгарин от удара (apoplexia). Его превосходительство действительный статский советник и кавалер, имеющий от роду 70 лет и 2 месяца, Дерптского католического прихода, оставил жену по имени Гелену, урожденную Иде. Сыновей: Болеслава, Владислава, Мечислава и Святослава. Дочь Гелену, жену поручика корпуса инженеров Александровича. Тело его похоронил настоятель Дерптской римско-католической приходской университетской церкви Альфонс Лещинский сего года 5 сентября на Дерптском городском кладбище» (EAA.5379.1.3; 1849— 1887: 15).
[22] ERAF.130.SM.1.10932: 1, 161. Эстонский историк В.А. Бойков (1930—2013) опубликовал отрывки из допроса В.Б. Булгарина от 28 августа 1940 года в «Мартирологе деятелей русской культуры». См.: Перечень деятелей русской культуры в Эстонии, подвергшихся репрессиям после установления советской власти / Сост. и публ. В.А. Бойкова // Балтийский архив. Русская культура в Прибалтике. Таллинн: Авенариус, [1996]. Т. i. С. 123—124, 131—136.
[23] Видок Фиглярин. С. 170.
[24] См.: Сочинения Фаддея Булгарина. СПб.: Лисенков, 1836. Ч. 3. С. 391.
[25] Видок Фиглярин. С. 188. В комментариях к записке Булгарина «Дерптский университет, в политическом отношении» полицмейстер Х.И. Ясинский охарактеризован по воспоминаниям А.Е. Розена (Видок Фиглярин. С. 189—190). По документам управы благочиния его фамилия писалась как Гесинский (нем. Christoph August von Gessinskу, в документах встречается также написание Gessinski; 1755—1831), русские документы он подписывал «Есинский» или «Гесинский». Он начал карьеру в Дерптской управе благочиния в начале 1810-х годов, дослужился до чина полковника.
[26] Сочинения Фаддея Булгарина. Ч. 3. С. 406.
[27] Видок Фиглярин. С. 170—171, 234—235.
[28] Булгарин, взяв отпуск в Министерстве народного просвещения, где числился на службе, 31 июня уехал в Дерпт (см.: Там же. С. 319).
[29] Возможно, от него Булгарин в мае 1829 года узнал подробности столкновения казаков со студентами, по традиции праздновавшими день открытия университета 21 апреля, о котором сообщил в письме в iii отделение (Видок Фиглярин. С. 371—372). Он пишет о задержании зачинщика — студента Фридриха Фукса из Риги, отделавшегося карцером. Этот эпизод не откомментирован А.И. Рейтблатом, хотя в архиве сохранилось дело университетского суда об этом инциденте. Фридрих Фукс (1807 — после 1889) поступил в университет в 1826 году на математический факультет, потом перешел на юридический. После отчисления в 1829 году восстановился и в 1833 году окончил университет действительным студентом. Затем служил в Курляндском губернском правлении, был актуариусом в гауптмангерихте (полицейский суд) в Бауске, где в 1882 году вышел в отставку в чине коллежского секретаря (Album Academicum der Kaiserlichen Universitat Dorpat. S. 155; EAA.402.8.1441. Дело по расследованию происшествия на Рыночной площади и шуме на Каменной улице и по делу студента Фридриха Фукса из-за его побега при аресте, 22.04.1829—16.05.1829; EAA.402.2.6573. Fuchs Friedrich; EAA.402.2.27298. Fuchs Friedrich (1833— 1834)).
[30] Ф.Б. [Ф. Булгарин]. Письмо другу в Москву // Северная пчела. 1830. № 74. 1 июня. С. 4.
[31] По-видимому, имеется в виду рисунок Карлова художника В.Ф. Тимма, воспроизведенный на бумаге, которую Булгарин использовал для переписки. С Булгариным Тимм сотрудничал в 1841—1844 годах при работе над иллюстрированным изданием «Очерки русских нравов, или Лицевая сторона и изнанка, сочинение Ф. Булгарина с картинками, рисованными на камне В. Тиммом, литографированными Г. Полем» (СПб., 1843). Это отражено в переписке В.Ф. Тимма с отцом, бургомистром Риги (Стороженки. Семейный архив. 3. С. 35, 39, 42, 43). В кабинете Булгарина висело несколько картин Тимма — «Охота на уток» и др. Судя по рисункам и картинам Тимма, опубликованным Ю. Генсом, портрет Булгарина 1841 года неизвестного художника в партикулярном платье был написан Тиммом (см.: Мацкевич Д. Путевые заметки. ii. Дерпт // Северная пчела. 1848. 23 авг. № 188. С. 3; GenssJ. Briefe Wilhem Timm’s an seinen Vater aus den Jahren 1841 — 1846 (Briefe eines Kunstler). Tartu (Dorpat), 1931. S. 4; Карлово в сороковых годах // Исторический вестник. 1884. № 9. С. 635, 637).
[32] Стороженки. Семейный архив. Т. 3. С. 38.
[33] См.: Raid N. Tartu ehitusmeistrid 17. sajandist kuni 19. sajandi keskpaigani: teatmik / Eesti NSV Riiklik Ajaloo Keskarhiiv; Tartu Riiklik Ulikool / Toim. S. Vahtre. Tartu, 1987. C. 112. Из дела Тартуского магистрата о таксации строительства известно, что изразцы для печей поставлял Фридрих Брицке, а токарные и слесарные работы делал мастер Фридрих Даниэль Тёль. В целом господский дом в Карлове был оценен в 19 157 руб. (EAA.995.1.5423. Akte betreffend die Taxation des dem Kollegienassessor Karl von Kruedener gehorenden, auf dem Gute Carlowa belegenen, steinernen Wohnhauses. 1910. L. 9—9 об.).
[34] Вспомним восторженный панегирик Булгарина «вотчине графа А.Х. Бенкендорфа» Фаль во время посещения его летом 1835 года: «Теперь на месте ветхой мызы возвышается прелестный, хотя и небольшой замок, в готическом вкусе» (Сочинения Фаддея Булгарина. Ч. 3. С. 285—286).
[35] См.: Hein A. Eesti moisaarhitektuur… Lk. 31—32.
[36] Март Сийливаск, автор книги об архитектуре Тарту, считает, что план перестройки дома Булгарин задумал на волне увлечения готикой в Петербурге. Он также отмечает, что неизвестно, делал ли проект перестройки мызы кто-то из строителей-мастеров или его составил сам Булгарин. Тем не менее он считает карловскую мызу предтечей стиля югенд в Тарту в целом. В его книге воспроизведен фрагмент рисунка Г.Ф. Шлатера с изображением перестроенного Карлова 1854 года: Siilivask M. Tartu arhitektuur 1830— 1918. Historitsism ja juugend: arhitektuuriideed ja stiilieeskujud kohalike arhitektide loomingus 19. sajandil ja 20. sajandi algul / Toim. E. Kung, K. Tafenau ja H. Tamman. Tartu: Eesti Ajalooarhiiv, 2006. Lk. 46, 75, 377. Полностью рисунок Шлатера приведен в книге «Мызы Тартуского уезда»: Tartumaa moisad 2008 / Koost. Valdo Praust; toim. Maie Magi. [Tallinn]: Tanapaev, 2008. Lk. 122.
[37] Во 2-й городской части Дерпта находился деревянный дом Прули Юри. Впоследствии он был перечислен в 3-ю часть города. Мызный дом Булгарина в таксационную городскую черту не входил (EAA.995.1.26220. Verzeichnis uber Hausertaxation des Stadt Dorpat. 1828. L. 35).
[38] Писательница Е.А. Авдеева, посетившая дом в Карлове в начале 1840-х, когда строительство еще не было окончено, писала: «Дом в Карлове обширный, красивой архитектуры и расположен удобно. Легко может в нем расположиться несколько семейств. Два сада с прекрасными оранжереями» (Авдеева Е.А. Дерпт и его окрестности // Авдеева Е.А. Записки о старом и новом русском быте. СПб., 1842. С. 32).
[39] Первоначально каменная стена окружала всю территорию, прилегавшую к мызному дому. Подробнее см.: ERA. T-76.1.11252. Karlova moisa peahoone (Salme tn 1). Ajalooline oiend. M. Eimre. A-1006. 1983.
[40] М. Сийливаск называет карловскую мызу среди немногочисленных дерптских «романтических» построек c элементами готики первой половины XiX века (Siilivask M. Tartu arhitektuur 1830—1918. Lk. 113).
[41] Видок Фиглярин. С. 168.
[42] EAA.1865.2.118/6. Karlova (Karlowa) mois: revisjonilehed. 1826. L. 3—24.
[43] Копия записи рождения старшего сына Булгарина сохранилась в фонде Матрикульной комиссии Эстляндского общеполезного общества в книге записей Ревельского римско-католического прихода за 1833 год: № 98 Dorpat — Aula Karlowa — 1833, d. 17 Januarii — Ego Pater Franciscus Weckiewicz, Concionator Revaliensis Ordinis Praedicatorum baptisavi infantem Nominibus: Boleslaum Paulum Thadeum, natum d.5. Novembris 1832 anni Filium Legitimorum ae Nobilium Parentum, Patris scilicet Joannis Christophori Thadaei de Principibus Bulgariae Scanderberg Bulgaryn, ^Hegri Assessoris et Equitis; Matris: Helenae Christinae de domo ide. — Levantes fuere: Msd. Georgius Fridricus Samson v. Himmelstirn, Judex Territorialis Districtus Dorpatensis cum Msd. von Wiedemann de domo Trautmann. — Assistantes: Msd. Johannes Nikolajewitsch Chotajancow, Fribunus Militum Legionis Narviensis cum Md. Alexandra v. Brasch, Conjuge Judicis territorialis de domo Comitum Ducker — Msd Alexander von Krudener, dimissus Centurio cum Md. Teophila Semenowna Conjuge Tribuni Militum Chotajacow (Kutaissow) de domo Stepanowa. — Msd. Antonius Schultz, Gubernii — Secretarium cum Md. Martha v. Wahl de domo Bates. — Msd. Alexander Dmitrijewitsch v. Chripkow, Orloviennis Gubernii Nobilis et Possessor Praedii cum M-le Virgine Jeanette ide. — Msd. Ludovicus Beren v. Hasze cum M-le Virgine Elisabetha ide (EAA.1674.2.254. S. 199—200). М.Г. Салупере трактует эту запись как неудачную попытку Булгарина войти в ряды остзейского дворянства (см.: Salupere M. Puhastverd slaavlane ja tartlane Faddei Bulgarin. Lk. 112, 353).
[44] EAA.1865.2.119/6. Karlova (Karlowa) mois: revisjonilehed. 1834—1850. L. 3 об. — 4.
[45] EAA.1865.2.119/6. Karlova (Karlowa) mois: revisjonilehed. 1834—1850. L. 7—21. По имению Руэнталь (Лемматси) числилось на этот период еще 25 человек (EAA.1865.2. 120/1. L. 2 об. — 5). В приобретенном за 19 000 руб. на имя жены в 1832 году и выкупленном еще за 5915 рублей серебром в декабре 1833 года имении Саракус на этот период числилось 125 мужских и 146 женских душ, всего 271 (EAA. 1865.2.149/6. L. 3 об. — 11; Stryk L. von. Beitrage zur Geschichte der Ritterguter Livlands, i. S.172—173). О том, как выглядело имение Саракус во времена Булгарина, см.: Авдеева Е.А. Дерпт и его окрестности. С. 33; Мацкевич Д. Путевые заметки. ii. Дерпт. С. 4. В итоге Булгарин имел на своей земле в Лифляндии 563 эстонца, а в 1835 году получил еще около 350 крепостных из Белоруссии. Сохранилось прошение от 1858 года крепостного слуги Василия Шведова, вывезенного Булгариным из имения Войнинск Мстиславского уезда Могилевской губернии. Он служил ему 18 лет в Петербурге (Невский проспект, в доме Воронина № 105) и просил о причислении его к лифляндскому крестьянскому обществу в Карлове или в Саракусе. Поскольку к прошению его не было приложено отпускного свидетельства от хозяина, то ходатайство было оставлено без последствий (EAA.296.4.2160. L. 1—5).
[46] ЕAA.1865.2.124/6. L. 17 об. — 18.
[47] Сочинения Фаддея Булгарина. Ч. 3. С. 371—372.
[48] Прожив в Лифляндии почти 8 лет, Булгарин резюмировал в 1835 году: «Немцы в гражданской жизни нужны как часы, как весы, как аршин… и как… совесть. Да, как совесть! Воля ваша, а с немцами жить если не слишком весело, зато покойно и безопасно» (Сочинения Фаддея Булгарина. Ч. 3. С. 271).
[49] Там же. С. 384—385.
[50] Wackenbuch (нем.) — опись (инвентарь) крестьянских усадеб, введенная в Остзейском крае еще в Средние века. В ней указывались величина усадьбы, количество работников и тягловой силы, виды земель (пахота, пастбища, леса) и их использование, натуральные и денежные повинности с каждого вида сельскохозяйственной деятельности арендатора или содержателя усадьбы.
[51] Видок Фиглярин. С. 6001.
[52] EAA.995.1.9995.
[53] EAA.291.1.5459. L. 22—22 об.; EAA.451.1.1040. L. 1—5.
[54] EAA.291.1.7350. L. 5—5 об.
[55] ibid. L. 10—11.
[56] EAA.996.2.3700. L. 1—12.
[57] См.: Арнольд Ю. Воспоминания. М., 1892. Вып. 1. С. 151— 153.
[58] Salupere M. Puhastverd slaavlane ja tartlane Faddei Bulgarin. Lk.107—109, 352; EAA.402.8.1486. Akte in Untersuchungssachen wider die ehemaligen Studenten Gebruder Kasimir und Albin Fursten Giedroyc und ihre Kameraden wegen Fabrikation hiesiger Stadtmarken 20.04.1832—02.09.1832; EAA. 402.8.1492. Akte in Untersuchungssachen wegen des Einwurfs von Fenstern in Wohngebaude auf dem Gute Karlowa. 14.10.1832—27.10.1832; EAA.402.8.1493. Akte in Untersuchungssachen wider die Studenten Otto Christian Wilhelm Schemell, Karl Leonhard von Grothuss u.a. wegen Beleidigung des Kollegienassessors Bulgarin auf Karlowa und den Kreisdeputierten von Liphart auf der Strasse. 27.10.1832— 02.11.1832.
[59] EAA.291.1.13400. L. 1 — 1 об. Исследование спора по поводу границ мызы Карлово с городом изложено в деле Тартуского магистрата, см.: EAA.995.1.2293. L. 1—4 об.
[60] Карл Фрей (Carl Frey) был помощником пристава городского участка, прилегающего к карловской мызе с 1840 по 1856 год, см.: EAA.1880.2.1929. Akte betreffend den Dienst des Stadtteilsaufsehergehulfen Carl Frey.
[61] EAA.291.1.13400. L. 8—9 об.
[62] ibid. L. 15—20.
[63] EAA.291.1.13400. L. 23, 24.
[64] ERAF.130SM.1.10932. L. 106.
[65] ibid. L. 136.
[66] В крепостной книге земских имений до 1892 года имеется завещание отставного коллежского асессора Болеслава Фадеевича Булгарина, составленное им на мызе Карлово 3 ноября 1889 года в присутствии протоиерея Иосифа Шестаковского и доктора медицины Франца Гартмана. 23 июня 1892 года завещание вступило в действие. По нему Карлово с Руэнталем оценивались в 44 тысячи 6 рублей и 90 копеек (EAA.2381.1.1143. L. 184—185 об.). В деле из фонда мирового судьи Дерптско-Верроского округа указано, что Екатерина Николаевна Булгарина, урож. Ольхина, 27 ноября 1891 года удостоверила, что ее муж Болеслав Булгарин скончался 11 октября 1890 года и был женат только на ней. У них дети: Екатерина, Фадей, Елизавета, Вячеслав (EAA.432.1.32. L. 1 — 1 об.).
[67] ERAF.130SM.1.10932. L. 21. Гражданское дело поверенного опекуна несовершеннолетних детей покойной вдовы Е.Н. Булгариной присяжного поверенного С.П. Ливена было удостоверено 1 февраля 1892 года (EAA.432.1.37. L. 1—1 об.).
[68] EAA.432.1.37. L. 143—144.