(пер. с англ. О. Михайловой)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2014
…Как многие из них, эти двое пожилых лю-дей, мать и отец, надев праздничное платье, оставались там до последней минуты. Они не могли махать носовыми платками. При-жав большой каравай хлеба к груди, он замер на краю палубы, и в глазах его замерли сле-зы, будто от ветра или холода; несмотря на это, он долго еще видел свою красную феску с кисточкой, болтающуюся в пальцах отца. Совсем недавно, поднимаясь на борт, он ре-шительно стянул ее с головы и отдал роди-телям, велев сделать из нее пару тапок. Он попытался рассмеяться, попытался пошу-тить, они действительно совсем не плакали, давая обещание, и только при таком условии он позволил им подойти к кораблю. Корабль с шумом удалялся от них. Все знали этот корабль, «Керлангедж»… Стамбул исче-зал, как воображаемая монета под платком фокусника. Здесь заканчивалась жизнь.
Шаан Шахнур. «Отступление без песни»
ВВЕДЕНИЕ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА
Эта статья посвящена турецким армянам — группе людей, чья идентифика-ция себя как «турецких армян» долгое время казалась невозможным смеше-нием льда и пламени. Почти на сто лет прекратился диалог между двумя сто-ронами одного конфликта: армянами и турками, армянской диаспорой и Турцией, советской и постсоветской Арменией и Турцией, которые считаются двумя противоположными «полюсами», странами, обществами, на-родами, культурами, разделенными немеркнущей памятью (с одной — ар-мянской — стороны) и отрицанием (с другой — турецкой) болезненного об-щего прошлого[1].
То, что произошло после геноцида[2], не только изменило этнический состав Османской империи и наследовавшей ей Турции и стало причиной болез-ненного расселения и дальнейшего увеличения армянской диаспоры. Эти со-бытия также привели к глубоко укоренившемуся неприятию, непризнанию и вражде между сторонами на много поколений вперед. Большинство выжив-ших после геноцида расселились по Среднему Востоку, а позднее по евро-пейским странам и США, образовав сообщества армянской диаспоры. Ос-тальные выжившие направились в восточную Армению, тогда входившую в состав Российской империи, а позднее ставшую частью Советского Союза и, наконец, в 1991 году образовавшую постсоветскую Республику Армению.
Как бы то ни было, были и такие, кто остался и выжил в Турции. Эти люди, пережившие геноцид, спаслись разными способами. Кто-то жил, скры-вая свою настоящую национальность, тайно исповедуя христианскую веру, используя армянский язык и придерживаясь армянских традиций лишь в стенах собственного дома. Кто-то выжил, ассимилировавшись с другими этническими и религиозными группами, изменив вероисповедание с хрис-тианства на ислам, взяв турецкие имена и пытаясь забыть свое трудное про-шлое. Кто-то решил переехать в Константинополь / Стамбул, где еще сохра-нились остатки армянской культуры и можно было оставаться армянами в армянских сообществах и школах.
Эта статья посвящена поколениям армян, которые выжили и остались в Турции после 1915-го и жили там до 1960-х, после чего переехали в Герма-нию в качестве трудовых мигрантов и там присоединились к армянскому со-обществу. Еще точнее: она посвящена поколениям турецких армян, живущих в Германии. Статья основана на данных, собранных в ходе полевых антропо-логических исследований в Германии в 2006—2010 годах. Полевые исследо-вания заключались в свободных по форме интервью и включенном наблю-дении среди турецких армян, живущих в Германии, куда они переселились в 1960-х вместе с турецкими трудовыми мигрантами.
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ СТАТЬИ
Опираясь на разработанную Хоми Баба и Виктором Тёрнером концепцию лиминальности, или переходности, я рассматриваю переходное пространство между всеобщей глобальной историей и отдельными частными историями, между настоящим и прошлым, реальной и символической родиной (Респуб-лика Армения и историческая Армения, утраченная после геноцида), нацио-нальным (турецким) и межнациональным (относящимся к армянской диаспо-ре). По Хоми Баба, именно в результате встречи, столкновения и пересечения различий происходит преодоление индивидуализации и образуются пустые пространства, — пространства, вырывающиеся из дихотомии и формирующие альтернативный, интерсубъективный опыт. Я утверждаю, что турецкие ар-мяне находятся в таком переходном положении в промежутке дихотомий, ба-лансируя между полюсами, но при этом стабильно оставаясь в своем лиминальном пространстве и образуя новое положение в армянской диаспоре.
Вслед за Баба я задаю вопрос: как субъект, или в нашем случае культурное объединение турецких армян, формирует «переходное пространство»? Как формы репрезентации, принятые в сообществах, несмотря на общую травми-рующую историю лишений и дискриминации, смену ценностей, значений и приоритетов, могут оказываться не только общими, но и противоположными [Bhabha 1994] или просто разными и непохожими друг на друга, как в случае с армянскими сообществами в Германии?
С другой стороны, в статье затронута концепция диаспоры. Рассматрива-ется разносторонний опыт членов диаспоры и предпринята попытка понять значение «включенности в диаспору» в сообществе, где группа людей (ту-рецкие армяне), которые не считают себя членами диаспоры, вливаются в ее коллектив и учатся «включенности».
В последнее десятилетие использовать концепцию диаспоры достаточно трудно. Приходится обобщать различные пре- и постмиграционные пережи-вания, чувства и действия, опираясь скорее на то, как в целом организованы и институционализированы сообщества, чем на их культурное содержание и локальный уровень отдельного сообщества.
Достаточно часто отношения между родиной и диаспорой рассматри-ваются с точки зрения так называемой «Солнечной системы» [Levy 2005], где диаспора предстает как «периферия», связанная с единым «центром», ро-диной. Вот один из критериев классического определения диаспоры: это «группа людей, переселившихся из первоначального центра в по меньшей мере два периферийных пункта» [Safran 1991] и сохранивших чувство при-надлежности к исторической родине вместе с «тоской по родине» и мифом о возвращении [Vertovec 1997]. В этом отношении классическую теорию диа-споры можно упрекнуть в том, что в ней больше внимания уделяется удален-ности людей от центра, при этом само понятие центра не рассматривается и не ставится вопрос: какой была жизнь людей до переселения, как и где жили люди? И что они взяли с собой, отправляясь в путь? Более того, для многих армян, как в случае с берлинскими армянами, «переезд» мог стать «множест-вом переездов». Они уезжали и возвращались, расселялись и съезжались из разных центров во множество мест. Таким образом, в этой статье понятие диаспоры трактуется как связанное со множественными сложными процес-сами позиционирования, относящимися к чувству принадлежности при соз-дании физических, символических и материальных сообществ и «дома» («до-мов») в местах поселения [см.: Hall 1990].
Социальная наука больше не дает строгих определений таких категорий, как гендер, диаспора, традиция, культура. Мы подошли к точке, где упомя-нутые и многие другие категории становятся представлениями субъективных переживаний и обозначают все многообразие внутренних различий. В слу-чае диаспоры эта категория становится атрибуцией индивидуального опыта с собственным маршрутом, историей, «правдой», переживаниями и собствен-ной нарративизацией глобального и общего прошлого.
Современные исследователи теоретически определяют диаспору как «не имеющую гражданства силу в момент транснациональности» [Tololyan 1996: 18], как сообщества со смешанной идентичностью между оригинальной куль-турой и культурой принимающей страны, с подвижным символом «дома» [Bhabha 1994]. При этом подчеркивается необходимость рассматривать диа-спору как структуру вне этнической принадлежности, как объект, который надо изучать сквозь многомерную оптику, в том числе гендерную, классовую, по отношению к власти и т.д. [Brah 1996; Anthias 1998].
Как уже упоминалось, турецкие армяне, составляющие ядро современных армянских сообществ в Германии, — это люди, оставшиеся в Турции после 1915 года. Соответственно, если рассматривать диаспору как группу, рассе-лившуюся из единого центра по нескольким местам на периферии [Safran 1991; Clifford 1994; Vertovec 1997], турецкие армяне не попадают в категорию людей, которых можно назвать «диаспорой». Берлинские армяне, так же как все остальные турецкие армяне Германии, оставались в Турции после расселения других армян. И с этой точки зрения я ставлю вопрос, выявляю-щий недостатки классической теории диаспоры: ко всем ли относится это расселение, описанное в теории? Все покидают центр? А что происходит с теми, кто остается?
Эта статья показывает, как единый центр сообщества становится местом встречи различных культурных идентичностей и как столкновение этих идентичностей приводит к созданию переходных пространств.
Методологически статья опирается на этнографические полевые исследо-вания в армянском сообществе в Германии, в частности в Берлине. Она ос-нована на информации, собранной среди турецких армян, — как связанных с сообществом и принадлежащих к нему, так и не имеющих отношения к ар-мянскому кругу. Центральное место в ней занимают этнографическое иссле-дование и эмические данные, собранные в ходе полевой работы. Это полевое исследование внутри единого сообщества, где антрополог может рассмотреть многообразие представлений, определений, воспоминаний, путей, местопо-ложений, фактов, эмоций и т.д.
Армянское сообщество Берлина — это зарегистрированная религиозная организация, состоящая из официальных членов и насчитывающая до 150 че-ловек, а также люди, не являющиеся ее официальными членами, но посеща-ющие образовательные, культурные и религиозные мероприятия сообщест-ва. Армянское сообщество Берлина представляет интересную культурную разнородность людей с различным миграционным, поколенческим и соци-альным опытом. Оно не обладает давней историей, как другие сообщества армянской диаспоры. Внутренняя разнородность армянского сообщества в Берлине заключается в представлениях людей о прошлом, настоящем и бу-дущем, об истории своего народа, о том, кто они такие, где их родина, о том, как «мы» описываем родину, к чему «мы» стремимся и что «мы» помним. То знание о себе самих, которым обладают диаспора и родина, часто сконструи-ровано из этих представлений, предлагающих неизменную, однородную и не-опровержимую картину того, кто такие армяне, и часто исключающих пере-ходные пространства и все, что находится за пределами принятых категорий.
Имена интервьюируемых, использованные в статье, изменены по желанию респондентов.
ПОСЛЕ 1915 ГОДА В ДИАСПОРЕ И В АРМЕНИИ…
Болезненные воспоминания, гнев, непрерывные напоминания и требования признания геноцида армян турецким правительством передавались из поко-ления в поколение, формируя ядро идентичности армянской диаспоры. По утверждению Рубины Перумян, говорить об этом, делиться, обсуждать трав-му было способом облегчить боль [Peroomian 2008].
С другой стороны, обсуждение геноцида в диаспоре и в Армении способ-ствовало прекращению контактов между армянским и турецким миром. Люди в советской Армении жили с представлением, что «по ту сторону горы Арарат ничего нет» [Harutyunyan 2008]. Травмирующее воспоминание о геноциде и закрытая граница способствовали тому, что отрицание другой стороны все больше укоренялось. Гора Арарат возвышалась как напоминание о прошлом, мираж, призрак, существовавший лишь в воображении, за которым жизнь остановилась после 1915 года. В течение многих лет существовало твердое убеждение, что все турецкие армяне были убиты или бежали из Османской империи, кроме небольшого армянского сообщества в Стамбуле.
В «Энциклопедии армянской диаспоры» [Aivazyan 2003] есть глава, назван-ная «Армяне в Турции»[3]. В этой главе дается исторический обзор жизни ар-мян в Османской империи (хотя именуется она Турцией) и нет почти ничего о современности и сегодняшней жизни армянского сообщества в Турции.
Недостаток информации об армянах, оставшихся в Турции после геноцида, начал постепенно восполняться после признания независимости Армении за счет частой трудовой миграции граждан Армении в Турцию и, наоборот, по-сещений турецкими армянами независимой Армении. Однако лишь недавно появился научный интерес к этой теме и исследователи как из Армении, так и из диаспоры активно занялись изучением того, как жили армяне в Турции с 1915 года до наших дней. Публичный интерес к Турции и турецким армянам также возрос в результате предпринимаемых двумя странами с 2008 года по-пыток установить дипломатические отношения.
С другой стороны, интерес к турецким армянам вызван пробуждением этнической идентичности и интереса к историческим корням среди турец-ких жителей: многие в Турции задумываются о своих армянских предках [Peroomian 2008].
В ходе моего исследования в Армении один из самых часто задаваемых вопросов был: «Неужели в Турции после 1915 года остались армяне?» Во-прос этот всегда сопровождался удивлением и даже недоверием к моим ис-точникам информации. Когда я рассказывала о том, что армяне изменили имена на турецкие, плохо знают армянский и используют турецкий в качест-ве основного языка, это вызывало еще большее удивление и смущение у моих собеседников, задававших в ответ риторический вопрос: «Но как же они могли там остаться?»
Другой интересный инцидент, связанный с моим исследованием темы ту-рецких армян, произошел во время конференции в Армении в 2007 году, ког-да журналист известной армянской газеты написал провокационную статью под заголовком «Турецким армянам в Германии грозит ассимиляция не с немцами, а с местными турками»[4], после того как послушал мое 10-минут-ное интервью армянскому телеканалу. Я кратко рассказала о культурном многообразии армянских сообществ в Германии, об их отличии от турецких армян в том, что касается языка, связи с родиной, миграционного опыта и от-ношений с принимающей страной, а журналист записал и выпустил мое ко-роткое телеинтервью как газетную статью об ассимиляции турецких армян турецким населением Германии.
В своей книге об армянской государственности Джерард Либаридян пи-шет, что «память о геноциде армян обладает особой ценностью для армян-ской души как на родине, так и в диаспоре, хотя и с разными нюансами. Она значительно повлияла на национальный дискурс среди армян, как и на ми-ровоззрение, определяющее армянскую внешнюю политику» [Libaridian 1999]. Память о геноциде не только оставила глубокий след в национальной идеологии, но и построила невидимую преграду между Арменией и Турцией, между прошлым и настоящим, между реальным и нереальным.
ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ПОСЛЕ 1915 ГОДА В ТУРЦИИ…
То, что происходило после 1915 года в восточной (российской), а позднее со-ветской Армении и в диаспоре, очень хорошо описано многими исследовате-лями. То, что происходило после 1915 года в Турции, все еще не описано и требует исследования. Однако в последнее время в Турции произошло мно-гое, что позволяет понять, как жили оставшиеся там армяне. В этом кратком разделе я попытаюсь пролить свет на этот вопрос и реконструировать жизнь турецких армян до переезда в Германию на основе рассказанных мне в Гер-мании историй нескольких семей.
Один из наиболее значительных моментов в жизни турецких армян, как и других немусульман, был связан со сменой имен, которая происходила в 1934 году с принятием Закона о фамилиях. Закон требовал от всех граждан Турецкой Республики отказаться от приставок к именам, таких как «бей», «паша», «эфенди», «ходжа» и так далее, и взять фамилии. Это в особенности касалось мусульман, так как у большинства из них вообще не было фамилий. Однако не только им пришлось менять фамилии — немусульманские фами-лии были упразднены, а сами немусульмане должны были взять турецкие фамилии[5]. Некоторые армянские имена сохранили корень, изменив суффикс «-ян» на «-оглу» или другие турецкие суффиксы, например фамилия Шахакян превратилась в Шахакоглу, а Исаян — в Исаоглу. Во многих фамилиях первоначальный корень не сохранился, они были полностью заменены ту-рецкими. Так был реализован один из просветительских планов Мустафы Кемаля Ататюрка по построению современного светского государства путем проведения ряда реформ, в том числе введения Закона о фамилиях.
Мои бабушка и дед поменяли армянские имена на турецкие когда-то в 1930-х. Они это сделали через дедушкиного друга. Изменив фамилию семьи, он пришел домой и уничтожил все документы с их бывшей армян-ской фамилией. Он сжег документы, бумаги, все в саду. Так что для минис-терства [внутренних дел] они были уже не армяне. Со временем они попыта-лись забыть семейную историю, события, связи, все, что связано с прошлым. Мы не знали, кто где живет из нашей семьи. После уничтожения бумаг мы не знали, где остальные члены семьи оказались после геноцида[6].
Из полевых материалов, собранных мной среди турецких армян в Берлине, предки которых жили в республиканской Турции, видно, как воспоминания об обыкновенном детстве и взрослой жизни смешиваются с тайными траги-ческими воспоминаниями старшего поколения, по счастливой случайности выжившего во время массовых убийств.
Арет[7] — один из моих респондентов. Он переехал в Берлин в рядах турец-ких трудовых мигрантов в конце 1960-х и поступил рабочим на фабрику. Его жена присоединилась к нему позднее, а через несколько лет в Берлине роди-лись их дети. Сидя в гостиной, он показывал мне фотоальбомы, полные ми-лых фотографий их семьи и друзей в Стамбуле тех времен, когда они еще были молодоженами. На мой вопрос, знает ли он, как жили его родители в Турции, он ответил:
Помню, я вечно расспрашивал отца о прошлом. Он никогда не отвечал. Од-нажды в начале 1980-х он наконец приехал к нам в Берлин. У него были проблемы с сердцем, и врач сказал мне дать ему немного виски. Мы сидели здесь, пили виски, играли в тавла[8]… знаете, по-армянски это «qar»… Я сказал ему: «Папа, я задам тебе несколько вопросов». И он рассказал мне, что мама в детстве была депортирована в Дейр-эз-Зор, а он переехал в Стамбул. По-том я сказал ему: «Теперь расскажи мне, что случилось с мамой. У нее были ужасные шрамы по всему телу, как она получила их?..»
Арет показал мне на карте деревню, откуда родом его мать, и продолжил:
Моя мама… она была из деревни (показывает карту Коньи)… а вы знаете, где Дейр-эз-Зор? В пустыне? Отец рассказал, что она была вместе с семьей депортирована туда. И вот по дороге солдат подошел к моей матери (она была еще ребенком), и ее брат увидел это, поднял что-то с земли и бросил солдату в голову. Так они смогли сбежать. Они нашли небольшое озерцо и спрятались там, в воде. Заметив солдат, они ныряли в воду. В воде были пи-явки, и они искусали ее всю.
В ходе моих бесед с турецкими армянами я неизменно слышала два типа ис-торий об их жизни в Турции: приятные воспоминания о детстве, проведен-ном в Турции, о школе, где они учились, о том, как они примкнули к армян-скому сообществу. Второй тип историй связан с воспоминаниями о массовых убийствах и депортации, которые они слышали от родителей, бабушек, де-душек по прошествии времени. Часто в последних рассказах больше не вы-раженных словами эмоций, смущения и печали на лицах, чем вербализован-ных деталей того, что там на самом деле произошло. Новое поколение, выросшее в Германии, свободнее говорит о том, что связано с трагическими воспоминаниями. В то же время среднее и старшее поколения более склон-ны рассказывать о своей спокойной жизни в Турции, нежели говорить о да-леком прошлом.
В книге «И те, кто остались жить в Турции после 1915 года» Перумян пишет:
Лишь недавно мы начали осознавать, какую глубокую травму несли в себе выжившие в Турции армяне. Нам позволили заглянуть в их мир и увидеть, как прошлое изменило их самоощущение и самоощущение следующих по-колений [Peroomian 2008].
Не только армяне, но и все немусульманское население послевоенной Ос-манской империи не вошло в состав мусульманского этноса и по-прежнему подвергалось дискриминации. В первые годы республиканской Турции дис-криминация немусульман усилилась: закрывались школы и религиозные организации, немусульманам запрещено было торговать и путешествовать внутри страны и т.д. [Cagaptay 2006]. Если тяжело было быть армянином в Стамбуле, то еще тяжелее приходилось анатолийским армянам, как пи-сал Сонер Кагаптай в книге «Ислам, секуляризм и национализм в современ-ной Турции: Кто такой турок?». Многие армяне, остававшиеся в Анатолии, в 1930-х бежали в Сирию, спасаясь от гонений и нетерпимости.
Рубен Мелконян в своей книге по истории армянского сообщества в Стам-буле [Melkonyan 2010] отмечает, что уменьшение численности армянского населения можно проследить также по переписи, которая проводилась с пер-вых лет республиканской Турции до 1965 года. Однако, как пишет Мелконян, перепись проводилась на основе принципа родного языка, а не этнической принадлежности, поэтому, возможно, речь идет не об уменьшении армян-ского населения, а о сокращении численности людей, говорящих по-армянс-ки. Принудительная военная служба и непосильный налог на имущество, ко-торым облагались немусульмане в 1940-х, а также погромы среди греков и других немусульман в Стамбуле и Измире в 1955 году [Melkonyan 2010: 9] еще более способствовали уменьшению численности немусульманского населения.
С другой стороны, в рассказах о жизни в Турции после 1915 года много не только воспоминаний о трагической истории семей. В ходе интервью турец-кие армяне много рассказывали о счастливой жизни на родине до переезда в Германию: о друзьях, соседях, праздниках, свадьбах, о простой повседнев-ной жизни.
Двойственность их жизни в Турции — трагические (хотя и скрываемые) воспоминания о семейном прошлом, с одной стороны, и воспоминания о счаст-ливой жизни в Турции, с другой, — стала интересной проблемой для турецких армян в контексте армянских сообществ, где соединяются все эти воспомина-ния, вопросы причастности, культурной идентичности и традиции.
БЕЗЗВУЧНЫЕ ГОЛОСА, ГОВОРЯЩИЕ И УСЛЫШАННЫЕ
Тем не менее с недавних пор мы все чаще и чаще слышим голоса, говорящие об армянах в Турции и их жизни после геноцида. Турецкие армяне стали за-метны не только в Турции, но и в армянской диаспоре. В последнее время ар-мяне, которые остались в Турции после 1915 года, привлекают все больше внимания международных СМИ и научного сообщества как в армянской диаспоре, так и в турецком обществе[9]. Интерес к Турции, ее прошлому и на-стоящему, ее «невидимым» жителям особенно укрепился с зарождением но-вых политических контактов между Арменией и Турцией[10].
После убийства Гранта Динка, известного турецкого журналиста армян-ского происхождения, защитника прав человека, в частности прав мень-шинств в Турции, главного редактора двуязычной газеты «Агос» в Стамбуле, вопрос о живущих в Турции армянах встал особенно остро, и наиболее значи-мые дискуссии прошли в Германии, где значительную часть армянского со-общества составляют именно турецкие армяне. В Турции за последние годы было опубликовано множество новых книг, посвященных последним стра-ницам Османской истории. Одной из самых заметных из них стала автобио-графическая книга Фетхие Четин о ее бабушке [Qetin 2004] — история кар-динальной перемены и тайной жизни армянской девочки.
Итак, кто такие турецкие армяне? Сами армяне называют их «Trqahayer» или «Tajkahayer». Tajkahayer, или турецкие армяне, или граждане Турции армянского происхождения, — это потомки некогда большого сообщества, на протяжении веков проживавшего в Анатолии[11], и немногочисленные выжив-шие после геноцида 1915—1918 годов, которые остались в Турции в отличие от армян, бежавших в Сирию, Иран, советскую Армению или на Запад, в ев-ропейские страны или США. Оставшиеся в Турции в основном жили в Стам-буле или недалеко от него.
В 1961 году правительство Германии подписало двустороннее трудовое соглашение с Турцией, позволившее немецким работодателям набирать из Турции дешевую рабочую силу [Rist 1978]. Вначале трудовая миграция каза-лась временной, но в итоге оказалась переселением на новое постоянное место жительства, так как многие мигранты решили обосноваться в Германии и там же воссоединились со своими семьями. Среди них было много этнических ар-мян. Первое и второе поколения турецких армян — трудовых мигрантов пе-реселились в Германию в 1960-х, как и другие граждане Турции, в поисках лучшей жизни. В основном они ехали из сельских областей Анатолии. Они (вос)создавали армянские сообщества в разных городах Германии, в том числе в Берлине, в округе Шарлоттенбург[12]. С тех пор и до настоящего времени ту-рецкие армяне составляют ядро руководства этими сообществами. В конце 1970-х сообщества увеличились за счет иранских и ливанских армян (бежав-ших от Исламской революции в Иране и гражданской войны в Ливане), а позднее за счет потока беженцев из постсоветской Армении в 1990-х.
МЕЖДУ ПУБЛИЧНЫМ ТУРЕЦКИМ И ЧАСТНЫМ АРМЯНСКИМ
В интервью и турецкие, и другие армяне, говоря о турецких армянах, подчер-кивали, что «для многих [из них], приезжавших в Германию из Анатолии, это была поездка в один конец». И несмотря на это, воспоминания о жизни после расселения и во время пребывания в Турции полны самых разных историй: наряду с рассказами об ужасе, дискриминации и расселении турецкие армяне говорят и о любви к родине, Турции:
У них вся жизнь была в Турции, и, конечно, эта привязанность эмоциональ-ная к родине, где ты родился и вырос… холмы, и солнце, и запахи, и травы. и сам воздух, и, потом, язык ума и сердца. все было турецким. Вот почему Турция так близка им[13].
После переселения в 1960-х турецкие армяне создали места, где они могли бы собираться семьями и общаться, играть в нарды, готовить анатолийские блюда. Построить новый дом в Берлине и одновременно организовать «ар-мянский дом» означало по-новому определить для себя, что такое быть ар-мянином. Они приезжали как граждане Турции и для немецких работодате-лей были турецкими трудовыми мигрантами. Многие армяне на работе вообще не открывали своей этнической принадлежности. Однако особенно тем, кто участвовал в создании сообщества, было важно определить границу, по крайней мере для самих себя, между своим гражданством и религиозной и этнической принадлежностью. Переходность положения — турок на работе и армянин в частной жизни, дома или в армянском сообществе — оказалась важной проблемой для турецких армян того времени. Компромиссным ре-шением стало индивидуальное и негласное разделение между частным и пуб-личным пространством. Для турецких армян, которые сформировали армян-ские сообщества, начался новый жизненный этап.
Были и люди, сделавшие противоположный выбор, т.е. отказавшиеся от этнической принадлежности. Не все присоединялись к армянскому сообще-ству, многие турецкие армяне избегали его. Представитель второго поколе-ния турецких армян, родившийся в Германии, рассказал о своем отце, пере-ехавшем в Германию из Стамбула, что тот решил не вступать в армянское сообщество и не поддерживал контактов с другими армянами:
Отец до сих пор не входит в армянское сообщество, потому что никак не связан с этими людьми. Он не чувствует связи с ними. Для него не так важно быть армянином. В Турции соединялось множество культур. Там были персы, арабы, курды, греки, армяне, все жили вместе. И он вырос среди всех этих культур. И все они были похожи, были хорошие люди, пло-хие люди, умные и глупые. И было это в любой культуре, и разницы между этими культурами он не видел[14].
Одной из наиболее информативных сторон исследования стала работа со вто-рым поколением тех, кто, как сказано выше, был отделен от своих армянских корней. Некоторые открывали своим детям правду об их армянском про-исхождении, когда те уже были взрослыми людьми.
Я всего несколько лет назад узнал, что я армянин. Прежде я думал, что мы курды, потому что мои дедушка с бабушкой говорят по-курдски. Мои роди-тели ассимилировались и называют себя не курдами, не армянами, а тур-ками. Мой отец ходил в турецкую школу, и не знаю, чему их там учили, но он считает себя турком. Но я с детства знал, что мы не турки, правда, не знал, кто именно. Позднее мне это стало важно, потому что выглядели мы по-дру-гому, говорили по-другому… мои родители говорили по-турецки совсем иначе, чем другие турки. И я решил узнать у бабушки с дедушкой. Я приехал к ним и увидел, что они говорят несколько слов на турецком, а потом пере-ходят на другой язык, который я не понимаю. Родители тоже говорят на нем, но чаще говорят по-турецки, а на том говорят, когда остаются одни.
Респондент из второго поколения трудовых мигрантов из Турции в Берлин (которые в конечном итоге вернулись в Турцию после окончания трудового договора) сделал открытие, уже будучи взрослым человеком:
Однажды я пришел к дедушке и бабушке, когда они были одни. Я сказал им, что им не надо скрывать, что они курды, и притворяться турками, а что им надо гордиться тем, что они курды. А они рассказали мне совсем другую историю. Они рассказали, что они армяне, принявшие ислам. Они сказали, что многие армяне остались армянами и христианами, но их депортиро-вали. Они показали мне их разрушенные дома.
Рубина Перумян в своей книге пишет, что это было широко распространен-ное осознанное решение старшего поколения армян не посвящать новое по-коление в болезненные воспоминания о прошлом, чтобы не делать их более уязвимыми, чем они есть [Peroomian 2008].
МЕЖДУ ЧАСТНЫМ ТУРЕЦКО-АРМЯНСКИМ И ПУБЛИЧНЫМ АРМЯНСКИМ: МЕЖДУ МИГРАЦИЕЙ И ДИАСПОРОЙ
В 1970-х «Hay Dun» («Армянский дом») пополнился другими армянами, превращаясь из «частного турецко-армянского» в «публичное армянское» пространство. Это было едва ли не первое столкновение турецких армян с ними, говорившими об армянской литературе и языке, отмечавшими армян-ские праздники и выдвигавшими политические вопросы, которые касались армян. Для ливанских и иранских армян это был беспрецедентный опыт встречи с другими армянами, которые не говорили по-армянски, имели ту-рецкие имена и оставались в Турции после расселения. Культурное разнооб-разие стало еще ярче, когда в 1980—1990-х начали прибывать армяне из Ар-мении. Однако эта встреча разных армян, или разных культурных сфер, в едином сообществе и все же с доминирующей ролью турецких армян спо-собствовала дальнейшему формированию переходных пространств:
Знаете, вы, армяне, так тоскуете по потерянным землям в западной Арме-нии и представляете их своей символической и исторической родиной, при том что у вас есть Армения, реально существующее место, точно как турец-кие армяне ощущают свою связь с Турцией, хотя в их случае символическая родина — это Армения, а Турция — реальная точка отсчета[15].
Турецкие армяне считают Турцию своей родиной, армянские армяне этого не понимают, но стремятся к тому же. Они считают западную Армению своим утраченным культурным достоянием. Но когда они говорят, что не понимают этого, я думаю, они лгут. Потому что они все время думают о Турции. Но они думают о ней с ненавистью и смешанными чувствами. А турецкие армяне, поскольку они выросли там, хотя у них там и были проблемы, испытывают иные чувства. Они часто не чувствуют ненависти к туркам, потому что вы-росли с ними. У них были друзья, своя культура, свой язык[16].
МЕЖДУ ЯЗЫКАМИ И ЭМОЦИЯМИ
Турецкие армяне все еще сохранили турецкий язык и любовь к нему. Хотя многие из них посещали уроки армянского в сообществе, они все еще говорят друг с другом по-турецки. В некоторых случаях младшее поколение также говорит по-турецки. Турецкий язык особенно очевидно прорывается в мо-менты сильных переживаний. Большинство респондентов из турецких армян упоминали в интервью, что турецкий язык — это язык их сердец. Один из та-ких моментов имел место на последних выборах в совет сообщества. Преж-ний совет, состоявший в основном из турецких армян, не был переизбран. В новый совет вошли самые разные армяне. После оглашения результатов выборов один пожилой турецкий армянин встал и произнес речь. Речь его была короткой, но очень эмоциональной. Половина участников выборов не поняла, что говорил старик, потому что говорил он не на немецком, не на ар-мянском, а на турецком. Позднее мы узнали, что говорил он о ценности брат-ства в сообществе и о том, что в тот день его сердцу было больно.
МЕЖДУ АРМЯНСКОЙ ДИАСПОРОЙ И РЕСПУБЛИКОЙ АРМЕНИЕЙ: НОВАЯ ТОЧКА ОТСЧЕТА
В то же время нельзя не упомянуть о том, что возрастает роль Республики Ар-мении в сообществе как Центра и Родины. Одновременно сообщество стано-вится все более публичным, и можно сказать, что увеличивается публичное пространство армян Армении. Более того, в сообществе существует разделе-ние между Родиной и теми местами, откуда люди родом. Категория Родины и ее образ становятся для разнородной армянской диаспоры в сообществе все более национализированными и в то же время более политизированными. Они все больше связываются с Республикой Арменией. Связь с общей роди-ной укрепляется по ряду причин: постоянный поток людей, прибывающих из Армении или уезжающих туда, передачи спутникового телевидения из Арме-нии, культурные программы артистов из Армении, присутствие представите-лей Армянской апостольской церкви в сообществе, растущая тенденция уча-стия армянских армян в мероприятиях сообщества, так же как регулярные ви-зиты студентов и специалистов из Армении с рабочими и учебными целями.
Через процесс сближения и знакомства с новой родиной не только само сообщество меняется, но и армяне диаспоры изменяют свое представление о том, кто такие Hayastantsi — армяне Армении.
ЭХО СТАМБУЛА И СИМВОЛИЧЕСКОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ
Тем не менее отголоски жизни в Стамбуле также хорошо слышны. Убийство Гранта Динка, как и другие новости, связанные с армянами в Турции, напри-мер заявления армянского патриарха Турции Месропа II, новости о положе-нии турецких меньшинств, опубликованные в Стамбуле книги и т.д., каждый раз вызывают волну обсуждений жизни армян в Турции на онлайн-форумах Армении и диаспоры. На них ставится вопрос о присутствии армян в со-временной Турции и об их отношении к Турции, проводится граница меж-ду отношением к жизни армян в Турции и политическими устремлениями армянской диаспоры. Подобные обсуждения ведутся и на форумах армян в Германии.
В берлинском сообществе подобные обсуждения ведутся и онлайн, и офлайн, обновляя и укрепляя позиции турецких армян. Берлинские армяне провели протестную демонстрацию и церковную службу в память о Гранте Динке. Кроме мероприятий, организованных армянами, прошли также де-монстрации, инициированные левыми турками, греками, курдами и ассирий-цами. Все вместе они провели «круглый стол» на тему убийства Гранта Динка, на котором затрагивались также вопросы о признании геноцида, о по-ложении меньшинств в Турции в целом и об армянах в Турции в частности. Эти дискуссии продолжаются до сих пор, вызывая новый интерес к Турции, или, как называют ее члены сообщества, «армянской Турции». Более того, турецкие армяне стали направляющей силой или призмой, сквозь которую другие армяне берлинского сообщества хотят приблизиться к своей «исто-рической Родине».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: УТВЕРЖДЕНИЕ ПЕРЕХОДНОГО ПРОСТРАНСТВА
Армяне, которые прибыли в Германию в рядах трудовых мигрантов из Тур-ции, прошли долгий путь сомнений, отрицаний и пересмотра своей нацио-нальной идентичности. Негласные представления стали более заметны и пуб-личны после переезда в Германию. Их «исход» из Турции и новая жизнь в Германии, как и более поздняя встреча с армянами другого культурного происхождения, остро поставили вопрос их национальной принадлежности, а их самих поместили в промежуточное положение между глобальной и мест-ной историей, между прошлым и настоящим, между разными воспомина-ниями, культурными практиками и т.д. Эти символические пространства или промежуточные позиции создали множество «обрядов перехода», по словам Арнольда ван Геннепа [Gennep 1960]: вначале быть турком в публичной жизни и армянином в частной, потом армянином в публичной и турецким армянином в частной, затем балансировать между армянской диаспорой и своей особой идентичностью и, наконец, утвердить принадлежность к турец-ким армянам и заявить о легитимности этой идентичности в контексте со-общества армянской диаспоры.
Конечно, на этом трудном пути восстановления идентичности произошел ряд событий, способствовавших названному процессу. Одним из таких со-бытий стала трагическая гибель Гранта Динка в Стамбуле в январе 2007 года.
Как это ни прискорбно, именно после своей смерти Грант Динк стал изве-стен не только армянам в Турции, но и турецким армянам за ее пределами, и особенно в Германии, где проживает много турок. В берлинском сообществе усилился интерес к Стамбулу, деревне Мусалер и другим lieu de memoire. Ту-рецкий язык, который часто звучит в сообществе, стал восприниматься не как враждебный говор, а как культурная ценность. Интерес к Турции, по-ездки в Турцию, семинары об армянах деревни Мусалер, армянах «Bolis» (Стамбула) и т.д. для турецких армян берлинского сообщества означают при-знание собственного статуса турецких армян и символическое возвращение на Родину, в Турцию.
Пер. с англ. Ольги Михайловой
ЛИТЕРАТУРА
[Aivazyan 2003] — Armenian Diaspora: The Encyclopedia / Ed. by H. Aivazyan. Yerevan: Armenian Encyclopedia Publishing House, 2003.
[Anthias 1998] — AnthiasF. Evaluating «Diaspora»: Beyond Ethnicity // Sociology. 1998. Vol. 32. № 3. P. 557—581.
[Bhabha 1994] — Bhabha H. The Location of Culture. London; New York: Routledge, 1994.
[Brah 1996] — Brah A. Diaspora, Border and Transnational Identities // Brah A. Cartographi-es of Diaspora: Contesting Identities. London; New York: Routledge, 1996. P. 178—211.
[Cagaptay 2006] — Cagaptay S. Islam, Secularism and Nationalism in Modern Turkey: Who is a Turk? London; New York: Routledge, 2006.
[getin 2004] — Qetin F. My Grandmother. Istanbul: Metis Publishing House, 2004.
[Clifford 1994] — CliffordJ. Diasporas // Cultural Anthropology. 1994. Vol. 9. № 3. P. 302— 338.
[Cohen 1997] — Cohen R. Global Diasporas. London: University College London Press, 1997.
[Gennep 1960] — Gennep A. van. The Rites of Passage. Chicago: University of Chicago Press, 1960.
[Hall 1990] — Hall S. Cultural Identity and Diaspora // Identity: Community, Culture, Difference / Ed. by J. Rutherford. London: Lawrence & Wishart, 1990. P. 222—237.
[Harutyunyan 2008] — Harutyunyan A. Hinter den Ararat schauen. // Internationales Studienzentrum Berlin. Jahrbuch 2007/08. Berlin, 2008. S. 73—74.
[Hofmann 2005] — Hofmann T. Armenier in Berlin — Berlin und Armenien / Mit Beitragen von D. Akhanli und Yelda. Berlin: Der Beauf-tragte des Senats fur Integration und Mig-ration, 2005.
[Levy 2005] — Levy A. A Community That Is Both a Center and a Diaspora: Jews in Late Twentieth Century Morocco // Diasporas and Homelands: Holy Lands and Other Places / Ed. by A. Levy and A. Weingrod. Stanford: Stanford University Press, 2005. P. 68—96.
[Libaridian 1999] — Libaridian GJ. The Challenge of Statehood: Armenian Political Thin-king Since Independence. Watertown, Mass.: Blue Crane Books, 1999.
[Melkonyan 2010] — Melkonyan R. Review of History of the Armenian Community in Is-tanbul (1920 — till present days). Yerevan: VMV-Print, 2010.
[Peroomian 2008] — Peroomian R. And Those Who Continued Living in Turkey after 1915: The Metamorphosis of the Post-Genocide Armenian Identity as Reflected in Artistic Literature. Yerevan: Armenian Genocide Institute-Museum Publishing House, 2008.
[Rist 1978] — Rist R.C. Guest Workers in Germany: The Prospects of Pluralism. New York: Praeger Publishers, 1978.
[Safran 1991] — Safran W. Diasporas in Modern Societies: Myths of Homeland and Re-turn// Diaspora: A Journal of Transnational Studies. 1991. Vol. 1. № 1. P. 83—99.
[Tololyan 1996] — Tdldlyan Kh. Rethinking Diaspora(s): Stateless Power in the Transna-tional Moment // Diaspora. 1996. Vol. 5. № 1. P. 3—36.
[Vertovec 1997] — Vertovec S. Three Meanings of «Diaspora»: Exemplified among South Asian Religions // Diaspora: A Journal of Transnational Studies. 1997. Vol. 6. № 3. P. 277—299.
[1] В 1915—1918 годах правительство Османской империи инициировало беспрецедентное систематическое уничто-жение армянского населения в Анатолии (современная Восточная Турция) путем массовой депортации и убийств. Выжившие беженцы расселились по миру, образовав клас-сический пример диаспоры [Safran 1991; Cohen 1997]. Тра-гедия армянского народа в Османской империи признана во многих странах мира первым геноцидом XX века, меж-дународные организации говорят об этнической чистке, а международное научное сообщество исследует явление ге-ноцида, и тем не менее эта трагедия до сих пор не признана правительством Турции, наследницы Османской империи. Политика отрицания, которой придерживается турецкое правительство, создает почву для вражды между турками и армянами. После распада СССР и признания независи-мости Армении в 1991 году дипломатические отношения между Турцией и Республикой Арменией остаются крайне холодными.
[2] Массовые убийства армян проводились Османским пра-вительством систематически с 1915-го по 1918 год. 24 ап-реля 1915 года считается важной датой в истории гено-цида, когда были арестованы, депортированы и убиты около 300 представителей армянской интеллигенции — поэтов, писателей, музыкантов, священников, врачей и т.д., выходцев из Константинополя, в то время столицы Османской империи.
[3] Авторы энциклопедии совершают грубую ошибку, назы-вая армянское сообщество в Турции диаспорой. Для ар-мян Османская империя и наследующая ей Турция нико-гда не были принимающей стороной, это их историческая родина, где они жили веками. Более того, память об исто-рической родине все еще играет центральную роль в соз-дании и поддержании этнического мифа как диаспоры, так и Армении.
[4] Газета «AZG», июль 2007 года.
[5] См. об этом: tr.wikipedia.org/wiki/Soyadi_Kanunu (на турец-ком); en.wikipedia.org/wiki/Surname_Law_(Turkey) (на анг-лийском). Дата обращения по обеим ссылкам: 15.05.2014.
[6] Отрывок из интервью (Берлин, 2008 год).
[7] Имя изменено.
[8] «Нарды» по-турецки.
[9] Репортеры «French 24» рассказывают о семьях турецких армян, которые скрывали свою национальность более 90 лет: www.youtube.com/watch?v=h69Zz0sV0GY (дата обращения: 15.05.2014). Другие примеры — книга Фетхие Четин «Моя бабушка» [Qetin 2004] или книга Рубины Пе- румян «И те, кто остались жить в Турции после 1915 года» [Peroomian 2008], изданные под эгидой Музея-института геноцида армян.
[10] В апреле 2009 года Армения и Турция выработали «до-рожную карту», нечто вроде программы последующих ша-гов по нормализации отношений.
[11] В настоящее время — восточная Турция.
[12] Первое армянское сообщество, зарегистрированное в Бер-лине, — «Армянская колония в Берлине» — было учреждено в 1923 году. Довольно активное вначале, сообщество за-крыло регистрацию в 1955 году и вскоре прекратило су-ществование. После закрытия «Армянской колонии в Бер-лине» армяне в 1966 году сплотились, объединенные идеей восстановить сообщество; см. книгу «Армяне в Берлине» Тессы Хофман [Hofmann 2005].
[13] Интервью с представителем второго поколения турецких армян (Берлин, май 2008 года).
[14] Хикмет (имя изменено), второе поколение турецких ар-мян (Берлин, май 2008 года).
[15] Интервью с членом сообщества (Берлин, март 2008 года).
[16] Интервью с представителем второго поколения турецких армян (Берлин, май 2008 года).