(авториз. пер. с англ. А. Маркова)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2014
Появление новой, постсоветской волны русскоговорящей миграции практи-чески совпало с возникновением Интернета как инструмента массовой ком-муникации. В наши дни оба феномена самым серьезным образом влияют практически на все аспекты современной жизни — как на постсоветском про-странстве, так и в глобальном масштабе. Осуществленная в последние годы (в рамках программы сотрудничества между парижским фондом «Дом наук о человеке» (Fondation Maison des sciences de l’homme) и парижской Высшей школой телекоммуникаций) работа по «картографированию» электронной диаспоры и созданию ее «атласа» позволила визуализировать цифровое из-мерение постсоветской русскоязычной миграции и сопоставить интернет-диаспоры различных народов. В данной статье я вначале опишу особенности проекта «Атлас электронных диаспор», изложив методы создания выборки и сбора данных, а затем остановлюсь на особенностях цифрового простран-ства русскоязычной диаспоры в связи с использованием различных языков, сайтов и коммуникаций. Далее я остановлюсь на той части информации, по-лученной благодаря проекту, которая осталась за рамками карты, и частично ее проанализирую.
ЦИФРОВОЕ ПРОСТРАНСТВО МИГРАНТОВ
Несмотря на то что значимость и Интернета и международных миграций не вызывает сегодня сомнений, изучение того, как связаны эти явления, только начинается. Так, исследуя использование Интернета в Британии пять лет на-зад, Оксфордский институт Интернета исходил из гипотезы, что образован-ные слои населения страны в Интернете и в реальной социальной жизни активнее, чем малообразованные. Эта точка зрения нашла подтверждение в ходе исследования, однако оказалось, что в Британии есть группа населе-ния, у которой при высоком уровне образования социальная активность вне Сети минимальна. Эта группа — мигранты: они находятся в процессе посто-янной коммуникации с помощью мировой Сети, но практически не включе-ны во внесетевую социальную жизнь Британии. Мигранты представляют собой наиболее независимую от локальных и социальных контекстов часть населения, если говорить о национальных офлайновых публичных сферах, но в то же время они активно вовлекаются, благодаря электронной коммуни-кации, в самые различные публичные сферы[1]. К сожалению, обнаружив это достаточно интересное явление, исследователи не продолжили его изучение.
В целом учреждения, занимающиеся мониторингом Интернета, его ис-пользования и развития (такие, как Оксфордский институт Интернета или Беркмановский центр Интернета и общества), имеют тенденцию к «англоцентричности» (то есть к изучению английского как языка коммуникации) и не уделяют большого внимания такой маргинальной области применения цифровых технологий, как интернет-общение мигрантов. В исследованиях же Рунета (коммуникаций внутри домена .ru), его узлов и сетей роль реаль-ного, физического нахождения вне постсоветского пространства не при-нимается во внимание[2]. Вместе с тем очевидно, что, с одной стороны, интер-нет-адреса, зарегистрированные как российские, включают значительное количество пользователей, проживающих в диаспоре, а с другой стороны, блоги и сайты Рунета составляют лишь малую долю глобальной коммуни-кации мигрантов из постсоветских стран (что подтвердилось при создании карты цифровой диаспоры русскоязычных).
Проект «Атлас электронных диаспор» объединил специалистов, занима-ющихся Интернетом мигрантов различного происхождения. В результате среди «листов» атласа есть карты марокканской, индийской, палестинской, итальянской, русской диаспор. Принимая терминологию анализа социаль-ных сетей, проект (осуществленный под руководством Даны Диминеску) не предлагал исследователям, пришедшим из разных дисциплин, единой мето-дологии (выработки критериев отбора данных и последующего анализа), но давал возможность пользоваться наличием специальной команды специалис-тов по компьютерным технологиям, чтобы произвести сравнимый графичес-кий результат.
СВЕТ ДАЛЕКИХ ЗВЕЗД: ВЫБОРКА, КРИТЕРИИ ОТБОРА И ТЕХНОЛОГИЯ КАРТОГРАФИРОВАНИЯ
Русскоязычная выборка состоит из более чем пятисот веб-сайтов, обслужи-вающих русскоязычных мигрантов по всему миру. Вычленение этого сег-мента производилось в несколько этапов.
На первом этапе был осуществлен поиск релевантных сайтов традицион-ными способами — «вручную». Рабочая гипотеза состояла в том, что инди-виды, которые мигрируют, оседают и, возможно, впоследствии натурали-зуются в какой-либо стране, осмысляют смену местожительства в терминах географии, а значит, и в цифровом мире позиционируют себя как, например, «русские» в Германии, Израиле, Индии и т.д. Также они могут связывать себя с городом (Лондон, Сиэтл) или регионом (Бенилюкс) нынешнего прожива-ния или же акцентировать свою связь с малой родиной (Москва, Баку, Киев и т.д.). Я проверяла эту гипотезу с помощью нескольких поисковых систем (как глобальных, так и национальных, прежде всего «Гугла» и «Яндекса»). Поисковый запрос состоял из списка слов, относящихся к миграции, оседло-сти, родной стране, включал ключевые географические точки эмиграции и иммиграции, а также названия этнических групп из постсоветского простран-ства, записанные как кириллицей, так и латиницей. На этом этапе я исполь-зовала также свои контакты в социальных сетях, чтобы выяснить, какие се-тевые узлы (сайты, порталы, листы подписки) наиболее популярны в среде мигрантов в разных странах.
Полученный на первом этапе список сайтов далее был передан команде специалистов, осуществивших расширенный автоматизированный поиск по контенту каждого узла и выявивших новые узлы, с которыми связана инфор-мация на сайте (только с помощью цитирования Uniform Resource Locator (Единого указателя ресурсов)), и вычленивших еще не распознанные циф-ровые узлы коммуникации мигрантов. После получения результатов я вновь проверяла вручную новый расширенный список узлов, отбирая те, которые сответствовали критериям исследования (см. ниже), и вновь передавала спи-сок программистам. После работы в таком режиме в течение полугода было решено, что точка насыщения уже достигнута, и получившийся сегмент был представлен в форме карты, в нем были выделены некоторые особенности, ставшие категориями описания материала и последующего анализа.
Есть несколько особенностей карты, которые связаны с принятыми реше-ниями по выборке. В целом вся территория бывшего СССР рассматривается как «исходная страна». Карта воспроизводит сетевые отношения внутри диа-споры и частично указывает на сайты, соединяющие мигрантов с родной страной (но только в том случае, если на них поднимаются вопросы, связан-ные с миграцией).
Использование русского языка и кириллицы было необходимым усло-вием для включения веб-сайтов в выборку. Поиск дал целый ряд сетевых страниц, созданных и «обжитых» постсоветскими мигрантами, пишущими на немецком, французском, английском, чешском и других языках, но эти узлы были исключены из выборки, потому что русский язык в них не исполь-зуется. Например, веб-страницы православных приходов, на которых рус-ский язык вообще не употребляется, были исключены, хотя из исследований происходящего вне Сети мы знаем, что постсоветские мигранты участвуют в жизни этих сообществ.
Популярные русскоязычные сайты, на которые ссылаются мигранты (та-кие, как сайты телеканалов и новостные порталы их родных стран), включа-лись в выборку только в тех случаях, когда они обращены к мигрантам или изображают их жизнь. Также было решено исключить русскоязычные сайты, созданные вне территории бывшего СССР и (потенциально) при участии мигрантов, которые никак не связаны с процессами и опытом миграции (на-пример, сайты или блоги для туристов из России).
Нужно отдельно сказать о временном аспекте данной карты. Интернет — крайне динамичное явление; электронная карта диаспоры фиксирует опре-деленный момент во времени, и не стоит ожидать, что полученные резуль-таты будут точно воспроизведены в последующих опытах картографирова-ния. Всё, что мы извлекли в онлайн-режиме, сегодня уже в прошлом. Узлы и связи между ними были в таком состоянии в момент исследования, однако уже в момент записи результатов некоторые сайты оказались недоступными или же были созданы новые связи между сайтами.
Некоторые параметры, в частности год создания узла, показатели сетевого трафика, степень активности на форуме, намеренно остались за пределами нашего исследования. Из-за технологических ограничений также оказалось невозможно выделить узлы внутри социальных сетей и каналов «YouTube». Некоторые узлы оказались защищены паролем и недоступны. В силу указан-ных ограничений исследование оказалось скорее качественным и интерпре- тативным, чем количественным, причем как в отношении сбора данных, так и в отношении их анализа.
КАРТОГРАФИЯ В КОНТЕКСТЕ: МИГРАЦИИ РУССКОЯЗЫЧНЫХ ВЧЕРА И СЕГОДНЯ
Цифровая карта отражает изменения в миграционных потоках и в том, что принято называть «русским зарубежьем». Традиционные представления о миграции из России и в Россию связаны с бедой, беженством и ностальгией. Добровольная и не ограниченная по времени миграция людей между пост-советским пространством и другими государствами — явление сравнительно новое. Развитию такой миграции способствовали глобализация в современ-ном мире и распад Советского Союза, произошедший уже более 20 лет назад.
Современные миграции бывших советских граждан существенно отли-чаются от прежних массовых перемещений россиян. Спорадические волны миграции из России и позднее из СССР чаще всего были вызваны полити-ческой и религиозной, а не экономической ситуацией в стране. Каждая волна эмиграции была весьма гомогенной идеологически, при этом резко отличаясь по идеологическим предпочтениям и от предыдущей, и от последующей волны. Люди уезжали навсегда, поэтому применительно к ним точнее ис-пользовать термин «эмиграция». Также эти эмиграционные волны различа-лись по этническому составу и траектории расселения. В результате для рос-сийской эмиграции были нехарактерны такие распространенные в практике миграции явления, как «миграция по цепочке» (когда новые переселенцы едут к друзьям и родственникам и пользуются их кровом и поддержкой на первых порах). Не свойственна была миграции россиян и колониальная ее разновидность, для которой характерны временный или циклический тип пе-ремещения, равно как и устойчивые и сохраняющиеся из поколения в поко-ления социальные сетевые связи в диаспоре. В то же время практически все исследователи русского зарубежья согласны с тем, что в условиях эмиграции русский язык остается языком общения очень долгое время и сохраняется интерес к культуре родной страны.
Постсоветские международные миграции отличаются от предыдущих мас-совых перемещений из России. Они находятся в русле глобальных тенден-ций, возникших в конце XX в., когда миграция стала преимущественно доб-ровольной и мотивированной экономически и социально, а не политически. География постсоветской миграции определяется жизненным выбором са-мих мигрантов. Существенную роль играет также иммиграционная политика стран въезда. Некоторые страны стимулируют въезд, например, высококва-лифицированных специалистов и выделяют специальные миграционные квоты не только для самих профессионалов, но и для членов их семей. Про-должает сохраняться ограниченное число случаев предоставления русско-язычным мигрантам убежища по политическим и политико-экономическим причинам. Некоторые страны создают благоприятные условия для покупки недвижимости иностранцами. В то же время национальные программы им-миграции в таких странах, как Израиль, Греция, Финляндия и Германия, соз-дают специальные благоприятные условия для иммиграции отдельных эт-нических групп, вне зависимости от социальной и профессиональной принадлежности. Во многих странах мира сегодня стала статистически значимой категория «миграция через супружество», это явление захватило и русскоязычную миграцию. Все это объясняет неравномерное расселение русскоговорящих мигрантов в мире.
Присутствие русскоязычной диаспоры в цифровом пространстве непро-порционально высоко, отчасти благодаря высокой доле высококвалифици-рованных специалистов и высокому образовательному уровню русскогово-рящих мигрантов. Мигранты составляют значительный сегмент глобальных русскоязычных сетей Интернета. По статистике «Яндекса», 2% блогов, уч-тенных в Рунете, принадлежат блогерам, живущим вне пределов бывшего СССР; но если говорить о доле русскоязычных мигрантских блогов на самой популярной платформе «Живой журнал» (Lifejournal.com), то она оценива-ется в 30% всех блогов, использующих кириллицу. Мигранты также актив-но используют сети «Фейсбук», «Одноклассники» и «Вконтакте».
Роль русского языка как языка коммуникации остается значимой. Благо-даря цифровым технологиям (таким, как цифровое ТВ и Интернет) русско-язычные мигранты поддерживают устойчивые транснациональные связи, но культура и развитие их родных мест также (по различным данным) остаются значимыми для них[3]. Возможность частого посещения родной страны, ка-налы электронной коммуникации, а также существующие традиционные ин-ституты — русскоязычная пресса, библиотеки, национальные школы — спо-собствуют сохранению языка и во втором поколении мигрантов.
Содержание нанесенных на карту сайтов не является предметом этой статьи, но хотелось бы заметить, что, хотя нынешние миграции добровольны и экономически мотивированы, сама идея миграции не является в русско-язычном публичном (и частично в научном) дискурсе эмоционально нейт-ральной. Политический протест, ностальгия и культурные достижения оста-ются краеугольными представлениями в общественном видении эмиграции. На протяжении практически столетия существенная часть культурной про-дукции эмиграции была посвящена покинутой родине, наполнена размыш-лениями над событиями и повседневной жизнью в России. Романтический образ эмигранта как пустынника или даже мученика, молящегося за свою ро-дину вдали от нее, хорошо сочетался с православной образностью и до сих пор играет особую роль в дискурсе идентичности, например в материалах, посвященных эмиграции послереволюционной.
Миграция эпохи глобализации не вписывается в такое романтическое ви-дение эмиграции. Романтический образ живущих за рубежом как эмигрантов, продолжающих «служение» своей родине, никак не совпадает со сниженным образом прагматичного специалиста, уехавшего с родной земли в поисках бо-гатства и успеха, а не по духовным или политическим причинам. В результате наблюдается немалая двусмысленность в том, как изображаются мигранты в публичных дискурсах в Сети и вне Сети[4].
Российское государство также всегда «заинтересованно» относилось к рос-сиянам за рубежом, то ограничивая общение с «изменниками Родины», то ища их политической поддержки и пропагандируя «возвращение». Нынешнее улучшение отношения к иммигрантам совпало с усложнением, если не ухуд-шением отношения к мигрантам во многих европейских странах и стимули-ровало научные дискуссии о характере российских объединений в диаспоре[5].
ЧТО МЫ ВИДИМ, КОГДА СМОТРИМ НА КАРТУ ЭЛЕКТРОННОЙ РУССКОЯЗЫЧНОЙ ДИАСПОРЫ?
Говоря метафорически, она напоминает дорожную карту, на которой магист-рали и дороги местного значения пересекают государственные границы, но соединяют населенные пункты. Почти невозможно соотнести карту элек-тронной диаспоры с политической картой мира. Так, скандинавские русско-язычные сайты представляют собой «полуостров», соединенный с остальной русскоязычной сетью лишь несколькими информационными «арками» (свя-зями) через норвежский русскоязычный сайт. При этом американские сайты непосредственно соседствуют с сайтами, обслуживающими русскоязычное население Германии. Самые крупные информационные узлы, которые из-вестны многим другим сайтам и при этом также активно ретранслируют ин-формацию из иных узлов диаспоры, соединены друг с другом через океаны. Такое устройство карты цифровой коммуникации напоминает об исследова-тельской перспективе, условно названной «global cities» (центры глобализа-ции)[6]. В соответствии с этой теорией мегаполисы как центры глобализиро-ванных политики, бизнеса и коммуникаций больше связаны друг с другом, чем с соседними городами и поселениями.
На карте узлы расположены достаточно плотно, что свидетельствует о вза-имном интересе русскоязычных сайтов (и их пользователей) друг к другу и о широких возможностях обмена информацией. Влиятельные узлы соседст-вуют с мелкими «развилками» и «селениями», свидетельствуя о разветвлен-ной системе контактов, как личных, так и групповых, в цифровом пространст-ве. Плотность расположения узлов тут выше, чем, например, в мексиканской или турецкой диаспоре. В то же время карта русскоговорящей диаспоры от-личается от карт интернет-сообществ, создававшихся более постепенно и не-сколько раньше, например индийской, китайской, еврейской, которые отли-чает большая степень плотности узлов. Можно высказать предположение, что сетевые контакты (информацонный капитал, по определению Э. Моравской) служат мигрантам одним из способов сохранения и «конвертации» их куль-турного капитала, приобретенного на родине и не автоматически признавае-мого в стране иммиграции.
КАТЕГОРИИ АНАЛИЗА
Для более детального изучения связей между узлами был использован ряд категорий: «масштаб», «репрезентация» (кого представляет тот или другой сайт), «тип, контент» (направленность, тип информации), «употребляемые языки» (как в интерфейсе, так и в текстах).
Масштаб узлов опять отсылает пользователя карты к географическим реа-лиям (в терминах географии реального мира). Он характеризует аудиторию сайта и его информационный охват. С точки зрения масштаба узлы характе-ризовались как глобальные, региональные (группа стран), национальные, специфические для какой-то части страны и локальные (местные).
Также для каждого сайта фиксировалось, кого он представляет или стре-мится представлять: отдельную личность, семью, общественную организацию или государственную структуру. Список акторов включал в себя также ком-мерческие компании и представительства в Интернете средств массовой ин-формации. Хотя представительства СМИ можно считать коммерческими структурами, их деятельность отлична от активности веб-сайтов коммерчес-ких компаний. Поэтому СМИ и их представительства были выделены в от-дельную категорию репрезентации. Тот же вопрос возник и в отношении учеб-ных курсов и школ, которые естественно являются частными предприятиями во многих случаях, но по роду деятельности относятся к категории общест-венных организаций. В то же время официальные сайты «советов соотечест-венников», созданных с помощью или, возможно, по инициативе российских официальных структур и получивших их поддержку, были обозначены в ис-следовании как узлы госструктур и институтов. Выяснилось, что 44% сайтов представляют собой общественные, местные организации, включая школы и клубы, за ними следует группа сайтов официальных структур, православной церкви и правительства, группа бизнес-сайтов и группа семейных/личных сайтов, на каждую из которых приходилось по 12%. Следует, очевидно, еще раз отметить, что технологически было невозможно нанести на карту личные блоги. Таким образом, по распределению сайтов по категориям репрезентации мы обнаруживаем, что русскоязычную диаспору характризует значительная по сравнению с другими национальными диаспорами активность «снизу»: мигранты создают сайты тех объединений, в которых они участвуют вместе с другими русскоязычными и не русскоязычными местными жителями.
Несколько слов необходимо сказать и о тематической шкале сайтов. 62% сайтов посвящены событиям повседневной жизни мигрантов и новос-тям их организаций. На втором месте по численности сайты, посвященные только вопросам культуры. Это существенное отличие от других цифровых диаспор, где преобладают религиозно-культурные сайты (например, в индий-ской диаспоре). Значительное количество тем, связанных с коллективными мероприятиями, совместными действиями русскоговорящих мигрантов по месту их нового жительства, на мой вгляд, также отражает происходящий процесс формирования социальных связей между переселенцами не только в Сети, но и вне ее.
В русскоязычной выборке только по 5—10% приходится на узлы, имею-щие исключительно религиозный или политический (включая борьбу за пра-ва человека) характер. Это демонстрирует, что русскоговорящая диаспора политически не ангажирована или, во всяком случае, не поляризована в сфе-ре коммуникации. На карте отсутствует какой бы то ни было сформирован-ный кластер, который был бы полностью сфокусирован на политической те-матике (как, например, наблюдалось на карте еврейской франкоговорящей диаспоры или китайской диаспоры). Кроме того, связи между узлами на карте говорят о том, что политические сайты русскоязычной диаспоры обме-ниваются информацией с другими политическими сайтами, что является до-статочно уникальной особенностью. Так, исследователи Рунета из Беркма- новского центра Интернета и общества отмечали, что «в американской и персидской блогосферах есть четко определенные кластеры блогеров, сосре-доточенных на обсуждении политических вопросов с определенной полити-ческой точки зрения, которые ссылаются на идеологически дружественные средства массовой коммуникации, а также на блогеров с теми же политичес-кими убеждениями. <…> Каждый из этих политизированных кластеров <…> не ссылается напрямую один на другой, даже для того, чтобы вступить в пря-мую дискуссию. В России кластеры в целом структурно менее отличаются друг от друга. На сетевом уровне это приводит к менее изолированному по-литическому пространству, которое существенно богаче в плане сквозных обсуждений»[7]. Очевидно, эта особенность блогосферы Рунета распростра-няется и на интернет-диаспоры.
НАЦИОНАЛЬНОЕ VS. ГЛОБАЛЬНОЕ
Хотя поиск на уровне конкретных стран, территорий и городов был состав-ной частью начальной стадии поиска сайтов, но, создав выборку из 500 сай-тов, мы были уверены, что территориальная конструкция карты не будет свя-зана с реальной географией, а будет скорее отражать интересы, возрастные особенности, земляческие связи в родных местах. Но кодирование «по мас-штабу» позволило увидеть, что принадлежность к той или иной стране при построении коммуникации в Сети довольно четко выражена. 47% узлов, са-мая большая доля в категории «масштаб», относятся к национальному уровню[8](русскоговорящие или постсоветские мигранты в Германии, Фин-ляндии, Норвегии и т.д.), во многих странах существуют десятки сайтов, по-зиционирующих себя внутри их географических границ. Большая часть этих сайтов (далее мы будем называть их «национальными сайтами») представ-ляют собой производителей новостей: 62% из них — это новостные ресурсы и информационные порталы. Таким образом, еще раз подтвердилась важ-ность газет (пусть электронных) для формирования национальной идентич-ности, на что обращал внимание Бенедикт Андерсон в своей классической книге «Воображаемые сообщества»[9]: мигранты в процессе адаптации активно формируют информационное пространство диаспоры с помощью новостных порталов и сайтов традиционных СМИ.
Самая большая доля национальных сайтов создается общественными организациями, а оставшиеся 53% примерно в равной степени распределя-ются между индивидами, компаниями и институциями. Я считаю, что значи-тельная доля сайтов, определяющих свою аудиторию как «русскоговорящих мигрантов, живущих в одной стране», и равное представительство различных учреждений на национальном уровне онлайн-коммуникации доказывает, что национальный уровень самоидентификации остается ключевым для русско-говорящей диаспоры. Национальные (47%) и региональные веб-сайты (12%) «накладывают» политическую карту реального мира на ее цифровое отра-жение в публичном коммуникативном пространстве диаспоры. Например, самая устойчивая группа сайтов в категории «региональные» связана с Бе-нилюксом. И опять же, самая большая группа национальных и региональ-ных узлов формируется из производителей новостей (34%), а анализ репре-зентации этих узлов показывает даже еще более равное участие всех типов учреждений.
Национальные сайты оказываются прощадкой, где мигранты могут обсу-дить общие интересующие их проблемы и опыт, связанный с адаптацией в новой стране, а также предоставить советы и информацию для переселен-цев. Немаловажно, что на этих сайтах излагаются и комментируются нацио-нальные новости и формируются общие дискурсы. Национальные узлы уча-ствуют в коммерческой деятельности, анонсируют культурные события, формируют иерархию авторитетов и статусов.
Следующая таблица показывает, как с помощью взаимного цитирования формируется дискурсивное пространство диаспоры:
Субграф: Авторитетные источники. |
Субграф: Узлы пересечений. |
|
|
Узлы внутри одной страны, которые цитируются большинством узлов |
Узлы внутри одной стороны, которые цитируют больше всего узлов |
||
в одной стране |
|
в этой стране |
|
germany.ru |
29 |
russianseattle.com |
35 |
russianamerica.com |
27 |
ruslink.de |
26 |
cursorinfo.co.il |
25 |
languages-study.com |
22 |
israelinfo.ru |
17 |
rusweb.de |
21 |
zahav.ru |
15 |
russianinsweden.blogspot.com |
21 |
maxime-and-co.com |
14 |
russianinsweden.se |
20 |
isra.com |
14 |
maxime-and-co.com |
13 |
russianseattle.com |
13 |
gazeta.rjews.net |
12 |
souz.co.il |
11 |
jerusalem-korczak-home.com |
10 |
infrance.ru |
10 |
autogid.co.il |
9 |
Более 68% всех информационных связей, или «арок», отраженных на соз-данной карте, произведены на национальном уровне, и более пятой части их (675 связей) — связи между самими узлами национального уровня. Сайты на-ционального уровня ретранслируют информацию и материалы узлов другого масштаба, и наоборот. Таким образом, более четверти всех связей представля-ют собой общение между национальными сайтами и узлами других уровней.
Глобальные/мировые сайты (18% сайтов) создают совершенно иное прост-ранство. Большинство (более 70%) мировых сайтов тематически сфокусиро-ваны на создании единого мирового сообщества русскоязычных и на вопросах национальной культуры. Такие сайты в большинстве своем одноязычны: 72% используют только русский язык. Это логично, так они апеллируют к тра-диционным для национальной культуры ценностям и дискурсам, к общему опыту мигрантов вне зависимости от места их проживания. Глобальные узлы, казалось бы, включены в общую цифровую сеть, однако при детальном ана-лизе становится ясно, что они цитируют обычно только сайты того же типа: блоги цитируют блоги, церковные сайты — другие церковные сайты, то же са-мое во многих случах заметно и в коммуникационных связях официальных структур. Пространство веб-сайтов глобального уровня оказывается разре-занным на слои. Оно гораздо более «самодостаточно», а значит, в услових цифрового пространства менее авторитетно для других сайтов.
Сайты локального уровня представляют собой более 16% узлов (третье место в категории «масштаб»). Они создают ощущение интегрированности в жизнь определенной местности, где поселились мигранты. Местные сайты обычно связаны с какими-то группами, организациями вне сети, с профес-сиональными сообществами, гражданскими инициативами по месту житель-ства. Учитывая, что 70% локальных сайтов многоязычны, мы можем предпо-ложить, что локальные сообщества не изолированы от коренных жителей, имеют целью сделать сообщества мигрантов более приемлемыми для соседей или партнеров в смешанных семьях, а также привлечь мигрантов прежних волн. 78% локальных узлов построены как новостные сводки или газеты: они публикуют информацию о местных событиях и инициативах, церковных праздниках, событиях в русской школе и т.д. Более 8% этих узлов созданы по поводу тех или иных местных кампаний, чтобы поддержать участие мест-ных жителей в этих событиях. Это единственный уровень, на котором при-сутствие в Сети церковных приходов существенно: 22% местных сайтов по-священы вопросам религии и жизни Церкви.
Таким образом, национальный уровень самоидентификации является чрезвычайно важным для мигрантов, так как именно на этом уровне аудито-рия осмысляет процесс миграции, натурализации и формирует дискурс иден-тичности, связанный с новой страной и обществом, новую, к каком-то смысле маргинальную, идентичность. Узлы национального уровня облегчают обще-ние мигрантов внутри границ принявшего их государства. Сайты националь-ного уровня связаны с новым (и часто зависящим от контекста в этих стра-нах) осмыслением того, что такое «быть русским» («быть постсоветским мигрантом», «быть русскоязычным») в данном национальном государстве. Парадоксальным образом глобализация, которая, согласно Сассен, должна пониматься как «денационализация»[10], продолжает формировать идентич-ности, стимулировать социальные связи и структурировать коммуникацию, используя национальные, основанные на характере страны, маркеры. Только теперь эти маркеры используют участники иного, цифрового пространства.
ЯЗЫК, ЯЗЫКИ И ДИСКУРС ИДЕНТИЧНОСТИ
При анализе динамики самоидентификации необходимо рассмотреть упо-требление языков онлайн: как именно и какие языки используются русско-язычными веб-сайтами диаспоры. На национальном уровне веб-простран-ство примерно поровну поделено между двумя типами узлов: теми, которые используют исключительно русский язык, и многоязычными. Это нехарак-терно для других цифровых диаспор. Там доминируют или языки стран про-живания (например, китайская диаспора), или родной язык (например, итальянская диаспора).
Соотношение сайтов, использующих один (русский) язык, и многоязычных сайтов на национальном уровне (57:43) лишь немногим отличается от сред-него по всей совокупности изученных сайтов (51:49). Как и следовало ожидать, веб-сайты регионального уровня, обслуживающие коммуникацию мигрантов в группе стран, отличаются большей степенью многоязычия, чем в среднем по выборке. Мы уже отметили выше, что глобальные узлы по преимуществу од-ноязычны, а локальные — по преимуществу дву- (или много-) язычны.
Такое употребление языков в цифровом мире свидетельствует в пользу моего предположения, что узлы национального и локального уровня продви-гают дискурсы коллективности, основывающиеся одновременно на «общих корнях» мигрантов (которые ассоциируются с русским языком) и на новой «коллективной задаче» (решаемой в новой стране, к которой эмигранту при-ходится приспособиться, ее обжить). Узлы глобального уровня отсылают в основном к коллективной памяти мигрантов и, судя по всему, способствуют их самоидентификации как русскоязычных людей, как постсоветских миг-рантов без специфической «тяги к укоренению». Также мы полагаем, что упо-требление только русского языка на эмигрантской страничке облегчает связь мигрантов с находящимися в России медийными источниками, позволяя пе-редавать в публичное пространство мигрантского сообщества информацию, встроенную в русские дискурсы «родной земли».
Одноязычные и многоязычные сайты по-разному фунционируют в Сети. Многоязычные представляются более открытыми другим участникам русско-язычного цифрового пространства. Например, двуязычные сайты мало цити-руются другими группами и столь же мало цитируют их (около 20% связей). 18% связей существуют внутри собственной группы. Одноязычные сайты оказываются лучше «включены» в сетевую жизнь, но при этом они «интровертны»: 30% ссылок ведут в ту же самую группу только русскоязычных уз-лов общения. Одноязычные сайты также открыты обмену информацией: всег-да происходит воспроизведение информации на этих сайтах и с этих сайтов.
На каких языках «разговаривают» сетевые узлы, когда они посвящены от-дельным видам деятельности или темам? Блоги, индивидуальные или семей-ные сайты по большей части одноязычны: они стремятся поведать бывшим соотечественникам об опыте эмиграции. Только небольшое число личных веб-страниц в нашей выборке используют и русский язык, и язык страны пре-бывания. Обычно в таких случаях сайт имеет коммерческую составляющую содержания: таковы веб-сайты художников, дизайнеров и т.д.
Узлы, представляющие институции, напротив, склоняются к многоязы-чию. Лишь 27% этих сайтов «только русскоязычны» по языку интерфейса и/или содержания. Порталы новостных и других медийных сообщений всег-да в большей степени многоязычны — не более 11% их используют только русский язык. Последнее обстоятельство не обязательно означает, что циф-ровые медиа диаспоры воспроизводят по большей части местные дискурсы и дискурсы страны пребывания. Напротив, массмедиа диаспоры скорее стре-мятся информировать население страны проживания о событиях в России и о ее современном развитии.
Среди узлов, посвященных религии, одноязычны только 20% сайтов — это предсказуемый результат, поскольку русские мигранты во многих странах становятся частью существующих приходов.
Веб-сайты, посвященные бизнесу, как правило, одноязычны: 64% ком-мерчески-рекламных сайтов и 69% корпоративных веб-сайтов используют только русский язык. Отсутствие второго языка демонстрирует, что эти ком-мерческие инициативы ориентированы на узкую нишу — постсоветских миг-рантов. Косвенно это свидетельствует о существовании хорошо развитых микроэкономических связей в среде российской эмиграции. Однако это не соответствует данным моих полевых наблюдений. Чтобы объяснить это не-соответствие, мне пришлось детальнее рассмотреть эту проблему. Выяс-нилось, что большинство бизнес-сайтов, попавших в выборку, — это сайты компаний, занимающихся туризмом и обеспечением иммиграции, — они ра-ботают с русскими клиентами на территории бывшего СССР и в других стра-нах. Другие коммерческие веб-сайты, созданные русскими мигрантами, не видят в русском языке конкурентных преимуществ и позиционируют себя как предприятия локального или национального масштаба. В этом случае они вообще не употребляют русский язык и кириллицу и на этом основании не попали в выборку. В рамках данной статьи можно лишь строить предпо-ложения о том, насколько эта ситуация обусловлена существующими пред-ставлениями пользователей о криминализации бизнеса русских[11]. Дальней-шее изучение антропологии коммерческих отношений в онлайн-диаспоре представляется чрезвычайно продуктивным.
В сфере культурной деятельности и информации значительно меньше уз-лов — только 41% — используют один (только русский) язык. Эта особенность дигитальной диаспоры также свидетельствует о новых тенденциях в ее разви-тии. Весь XX в. русские сообщества старались сохранить «Россию вне Рос-сии». Русские эмигранты после революции 1917 г., игнорируя политические реалии, культивировали традиционные дискурсы русской культуры. Они соз-давали русские школы, библиотеки, газеты и т.д., помогавшие сохранить куль-турную самоизоляцию. Авторитет родной культуры обеспечивал языковую преемственность и позволял преодолевать поколенческие разрывы в диаспоре.
Если следовать логике такого исторического наследия, то посвященные культуре веб-страницы мигрантов должны быть только русскоязычными. Но мы видим прямо противоположное. Сравнительно высокая доля многоязыч-ных сайтов диаспоры «о культуре» никак не может быть объяснена истори-чески. Думается, что стремление продвигать русскую культуру на многоязыч-ных ресурсах диаспоры проистекает из желания извлечь максимум из высоких достижений русской культуры и ее престижа в мире. В сообществах мигрантов XXI в. вне России культура России, имеющая высокий статус у местного на-селения, становится для мигрантов личным культурным капиталом[12].
Многоязычие посвященных культуре веб-страниц (как и многоязычие сайтов сообществ) отражает и другую новую тенденцию русскоязычной диа-споры: растущее число смешанных браков. «Культурные» веб-страницы, про-двигающие родную культуру мигрантов на локальном и семейном уровне, приучают местное сообщество к практикам мигрантов, поэтому соответст-вующие цифровые узлы столь значимы для русскоязычной диаспоры.
«А В МУСОРНОЙ КОРЗИНЕ СМОТРЕЛИ, ИНСПЕКТОР?» (ЗАМЕЧАНИЯ О МЕТОДЕ)
Любой исследователь, работающий с цифровыми данными и создающий вы-борку, вынужден опускать интересные наблюдения, если они оказываются вне фокуса исследования. И часто, как в классических детективах, цифровая «мусорная корзина» оказывается источником существенных данных, кото-рые могут подтвердить или опровергнуть гипотезу. Также в этой корзине мо-гут оказаться данные, открывающие новые пути для исследования. Опишу кратко один из возможных примеров.
Мировая тенденция феминизации миграции хорошо известна. Но пока еще недостаточно исследовано, насколько эта тенденция прослеживается в постсоветской миграции. Недавно я высказала предположение, что жен-щины образуют «скрытое большинство» постсоветской миграции: они при-сутствуют в значительной пропорции во всех миграционных категориях как члены семей и доминируют в быстро растущей супружеской миграции[13]. Вслед за этим я предположила, основываясь на небольшом по масштабу по-левом исследовании в Британии, что женщины представляют собой наиболее социально активную часть мигрантских сообществ[14]. Например, значитель-ное число школ, домашних клубов для общения и неформальных библиотек поддерживаются русскоязычными женщинами-мигрантами. Они также ак-тивно сотрудничают в русскоязычных СМИ, организуют и проводят куль-турные мероприятия. Однако традиционно принято считать, что присутствие женщин в виртуальном мире менее выражено.
Работая над созданием карты, я заметила, что значительное число не во-шедших в выборку сайтов отражают специфически «женские» интересы: мода, кулинария, поиск брачного партнера и т.д. Эти сайты не были включе-ны в нашу выборку, но я проследила, как они «ведут» к тем форумам и сайтам сообществ, которые в выборку вошли. Соединив макроперспективу (связи между сайтами) и микроперспективу (сайты, цитируемые в отдельной дис-куссии или на одной странице), я смогла выделить это гендерное публичное пространство и проанализировать его формирование. Такой метод позволил соотнести источники информации с темой дискуссии. Оказалось, что пуб-личное пространство формируется одновременно медийными узлами родной страны (сюда мы относим в первую очередь все сайты, зарегистрированные в зоне .ru) и глобальными и местными медийными узлами. Например, об-суждение темы «Мне не хватает моего дома» на веб-форуме «Браток» содер-жало 10 сетевых ссылок, причем все упомянутые узлы были зарегистриро-ваны в домене .ru, тогда как обсуждение темы «Что означает быть патриотом» в том же форуме содержало 18 ссылок на внешние узлы, из которых только 4 были зарегистрированы в российском цифровом пространстве, а осталь-ные за пределами Рунета, в частности ведущие новостные порталы страны проживания. Анализ таких страниц, не включенных в основную подборку, проливает свет на процесс функциональной интеграции женщин-мигрантов в среде мигрантов и вне мигрантских сообществ.
Используя метод, разработанный при составлении «Атласа электронной диаспоры», я смогла сделать ряд выводов о некоторых гендерных особенно-стях внесетевой жизни диаспоры. Например, женщины-мигранты меньше мужчин интересовались политическими дискуссиями, но активно участвова-ли в проведении и организации мероприятий в Сети и вне ее, активно участ-вовали в жизни сообществ. Особенно активным оказалось участие женщин на веб-страницах, связанных с образовательной деятельностью, изучением но-вого для мигрантов языка и сохранением родного языка. Выяснилось также, что в сообществах мигрантов есть немало женщин, имеющих свое небольшое дело, женщин с высоким уровнем образования и профессией. Таким образом, социальное и культурное измерение многих мигрантских постсоветских об-щин в значительной части определяется деятельностью женщин-мигрантов.
Наблюдения позволили сделать вывод, что русскоговорящие женщины- мигранты существенно влияют на развитие сообществ. Однако исследование выявило также определенные лакуны в цифровой системе связей внутри диа-споры. Работа над картой позволила увидеть отсутствие сайтов, в которых общались бы женщины-коллеги, женщины-профессионалы. За исключе-нием, пожалуй, «Русских в Сити», я не смогла найти каких-либо профессио-нальных порталов в диаспоре со значительным участием женщин. Поэтому я сделала вывод, что в социальной структуре русскоязычной диаспоры су-ществует разрыв между активным стилем жизни женщин-мигрантов и их не-вовлеченностью в профессиональную жизнь. Это косвенно свидетельствует о высоком уровне безработицы среди высококвалифицированных мигран-тов-женщин, об их занятости на неквалифицированных работах, утрате зна-ний и навыков и психологических проблемах. Но эти выводы, сделанные на основе данного исследования, остаются лишь предположением, так как в за-дачу проекта не входило изучение гендерных аспектов диаспоры. Исследо-вание позволило понять, как мало известно о профессиональном развитии и карьерных стратегиях женщин-мигрантов, и сформулировать некоторые вопросы для будущих разработок.
Метод, предложенный коллективом, занимавшимся подготовкой карты, не только расширил представления о цифровых социальных сетях, но и по-мог верифицировать некоторые «предполагаемые» или принятые как само собой разумеющиеся выводы в изучении миграции. Карта русскоязычного цифрового общения в «Атласе электронных диаспор»[15] — это первая попытка связать виртуальные дискурсы с динамикой перемещений и соотнести созда-ние традиционных сообществ с созданием виртуальных связей. Атлас предо-ставляет новые данные для дальнейшего изучения интернет-коммуникаций и социальных аспектов миграции и сохраняет в форме карты существовав-шие в 2010-х гг. сетевые контакты русскоязычной диаспоры.
Авторизованный перевод с англ. Александра Маркова
[1] См.: Helsper E.J. Digital Inclusion: An Analysis of Social Dis-advantage and the Information Society. L.: Department for Communities and Local Government, Queen’s Printer and Controller of Her Majesty’s Stationery Office, 2008.
[2] См.: Публичное и личное в русском Интернете: сб. ста-тей / Под ред. Н. Конрадовой, Э. Шмидт, К. Тойбинер. М.: НЛО, 2009.
[3] См.: Morgunova O. Russians in the City: Patriots with a Touch of Splin // Digital Icons. 2013. № 9 (http://www.digitalicons.g/r
[4] См.: Русское присутствие в Британии / Ред. Н. Макарова, О. Моргунова. М.: Современная экономика и право, 2009.
[5] См.: Byford A. The Russian Diaspora in International Rela-tions: «Compatriots» in Britain // Europe-Asia Studies. 2012. Vol. 64. № 4. P. 713—735.
[6] См.: Sassen S. The Global City: New York, London, Tokyo. Princeton University Press, 2001.
[7] Etling B., Alexanyan K, Kelly J., Faris R, Palfrey J., Gasser U. Public Discourse in the Russian Blogosphere: Mapping Ru- Net Politics and Mobilization. Berkman Center Research Publication, 2010. P. 24.
[8] Несмотря на то что подготовка нашей выборки изначально основывалась на поиске от страны к стране, только 10% из примерно 500 сайтов были найдены «вручную». Остальная часть выборки была подготовлена компьютером.
[9] Андерсон Б. Воображаемые сообщества: Размышления об истоках и распространении национализма [1991] / Пер. с англ. В.Г. Николаева. М.: КАНОН-пресс-Ц; Кучково поле, 2001.
[10] См.: Sassen S. Territory Authority, Rights: From Medieval to Global Assemblages. Princeton University Press, 2006.
[11] См.: Varese F. How Mafias Take Advantage of Globalization. The Russian Mafia in Italy // British Journal of Criminology, 2011. Vol. 47. См. также: Varese F. Mafias on the Move: How Organized Crime Conquers New Territories. Princeton Uni-versity Press, 2011. Другая точка зрения представлена в: FinckenaueurJ., Waring E. Russian Mafia in America: Immig-ration, Culture and Crime. Boston: Northeastern University Press, 1998.
[12] См.: Моргунова О. «Европейцы живут в Европе!»: Поиски идентичности в интернет-сообществе русскоязычных им-мигрантов в Великобритании // Диаспоры. 2010. № 1. С. 129—141.
[13] См.: Morgunova O. Post-Soviet Female Migrants in Europe: So-cial and Professional Engagements. Paper presented at III Wo-men’s Business Forum EU-Russia, Brussels, December 2011.
[14] См.: Моргунова О. «Европейцы живут в Европе!».
[15] См.: Exploration and Cartography of Diasporas on Digital Networks / Ed. D. Diminescu. P.: Editions de la Maison des Sciences de l’Homme, 2012.