Содержание Журнальный зал

Полина Барскова

Ульянова в августе: Трудно и радостно

Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2013

Документ без названия

Миле Назыровой

Мне очень хочется рассказывать историю нормального русского человека, сегодняшнего городского жителя. Ну не европейско-го, а вообще просто нормального… Иначе детали, которые могут быть вообще сугубо русскими, будут серьезно отвлекать зрите-ля… Я занялся универсализацией своего тек-ста… Я пишу свой текст на русском языке и для русского читателя, полагая, что русский читатель — это такой же нормальный чело-век, как и я.
Гришковец

 

1. БАБУШКИН МИР — УЛИЦА КРОПОТКИНА 

Ацетатное платьишко, мертвый и мертвящий шелк, как будто надеваешь на себя пластиковый пакет, потеешь, следовательно, пахнешь лисицей (твой брезгливый отчим так и говорил — ты опять пахнешь лисицей, дорогая). В прошлом году тебе выпало — синее в горошек, а в этом — чайно-розовое, в гуашных взрывах и акварельных подтеках.

Бабушка, причмокивая и вздыхая от умиления, вручает маме десятку, и вы едете в Детский Мир выбирать себе трофей этого лета. Платья из мертвенных недыщащих материй, нанизанные на вешалки, зазывают вас крылышками, издают скорбный шелест.

Висят как лярвы, вот-вот вылупятся — мама, королева-нищенка, королева в изгнании, перебирает их обезьяньими брезгливыми ловкими пальцами кра-соты и говорит неодобрительно, с упреком — ну хотя бы вот это.

Так Иродиада, думая, как бы ей скоротать вечерок, остановила выбор на по-становке с танцами и головой угрюмого иноземца: «Ну хотя бы вот это», — хмурясь, назначала она.

 

Вы снимали наряд с железной дыбки, на которой оно было растянуто, и, не дыша, несли в кассу. Вы возвращались к бабушке на Улицу Кропоткина, и ты мерила платье перед вздыхающей, ухающей бабушкой, тетушкой и двоюродным братом, странноватым юношей, обучившим тебя соблазнам астрономии и ботаники, рассказывавшим в полутьме пыльной комнаты о великих путешественниках. Пока он, размахивая слишком длинными руками, ходил по комнате и выкрикивал свои сообщения, ты лежала зажмурив глаза от на-пряжения, иногда ты просила его помолчать, чтобы ты могла обдумать ска-занное, обдумывая сказанное, ты иногда засыпала, и он тихо сидел, ждал.

 

Потом за тобой забегал другой двоюродный брат, бликующий арлекин, пловец (стиль дельфин) и насмешник, он брал тебя за руку, и вы бежали В ЦЕНТР, ты не поспевала, он смеялся, а тот другой оставался в пыльной комнате с ботаническими атласами, подпиравшими его девственное ложе.

 

Оставался на Улице Кропоткина — географа и бунтовщика, еще в среду Кропоткин выдумал-сообщил о сущестовании Ледникового периода (вспотевшие в пятнушко лысины академиков, шум, будут ли еще вопросы), а уже в четверг его отправили в Крепость.

 

На каждый год тебе полагалось два платья: школьное и другое, тайное, для игр, для танцев в сумеречной стране, куда никому не удавалось тебя высле-дить-проследить.

 

2. ПУГОВИЦА

Напоследок еще оставались последние дни августа — самый сладкий ме-довый кусочек лета, сладость уже переходит в горечь, уже встречаются на улице однокашники, разрываемые желаниями поделиться своим летом и не пускать тебя в него — тебя, разведчика вражеской армии серых стен и бурых передничков.

 

Пока ты еще сам по себе.

 

Она была смуглая кудрявая живая и ласковая девочка, что-то в ее темных спокойных глазах в ровной походке было особое

Откуда ты знаешь?

 

Библиотечный формуляр из самой дешевой бумаги с вкрапленными опилочками: наклоняющимся вправо почерком (чернила всегда кончаются, исте-кают к третьей букве) перечисляет все новые и новые сокровища.

 

Библиотекарь, женщина с тематически уместной базедовой болезнью, покорно и неприязненно вручала тебе все новые и новые тома — «Детские годы Ильича», «Начало», «Удивительный год», «Три недели покоя», «Снегирь», «Общество чистых тарелок», «Мальчик и Ленин», «Встреча в лесу», «Ленин и часовой», «Сердце матери», «Дорогое имя», «О том, как тетушка Федосья беседовала с Лениным», «О том, как Ленину подарили рыбу», Бонч-Бруевич, Кржижановский, Полежаева, Воскресенская и, конечно, ты, мой дивный нервный шафрановый эльф, трус и предатель (семья и сумасшедший сын оставлены в блокадном городе), а ты бродишь, нищий, по восточному страшному рынку, жирные старухи пялятся на твою пагубную красоту. Вы продаете или покупаете?

 

Я жадно, по-беличьи уносила книги в свою комнату и там эскапировала, входя тенью в этот радушный радужный хоровод, избегая теней собственного дома, молчаливых, отчаявшихся, горьких, прозрачных, слабых.

 

«Какая же это была дружная семья: жили мы очень дружно… По наружности Мария Александровна была очень красива — во всем ее су-ществе чувствовалась большая нравственная сила, выдержка и цельность. Илья Николаевич был очень счастлив в семейной жизни».

 

Уход на виселицу старшего сына, неловко покусившегося на цареубийство, седовласая красавица-мать оркестрировала, как и положено римлянке, акку-ратным: мужайся.

 

Все это было упоительно-непохоже на незадавшуюся домашнюю полутьму: отец и кот сидели на кухне, пропахшей вареной рыбой хек (изредка — спинки путассу), они ждали, когда вернется мать, та всегда задерживалась, жизнь происходила в невыносимой тишине ожидания.

Тем временем в семье Ульяновых играли шумно и весело: «Всегда выступали солидарно». Игры: брыкаски, индейцы, черная палочка.

 

Почему из шести образцово златоволосых образцовых детей ты прильнула сердцем именно к ней?

Близость к брату, чуть ли не мотив двойничества, при этом почти ничего неизвестно, пустяковая внезапная гибель в тифозном корпусе. Пока родители расходились молчать по своим комнатам, ты бежала надевать то платье и перед зеркалом начинался обряд преображения: Оля/Яло.

 

Когда силы играть в брыкаски (что же это все же была за игра?) иссякали, дети вели журнал и записывали туда загадки.

«Из меди, из рога, из льна, из стекла,
Сижу у порога светла и кругла.
К земле приникаю единым ушком
И только впускаю хозяина в дом».

Мое лучшее платье, пуговичка у пояса — мы с Володей на катке, никто не сравнится с моим братом — он несется по льду, целенаправленный и грозный, ледяная пыль стоит за ним столбом как торнадо, и сердце сестры стучит бумбумбум.

Следующий материал

Субтитры Mortido

Документ без названия   I. ЛИНЗА ВО РТУ крысой счастливо скачущей вдоль воды запомнится берег ветру лоскутного парка под закатным нейблау река оккервиль проспект энергетиков шоссе ре-волюции пальцы в лиловой...