(РГГУ, 14—15 мая 2012 г.)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2013
Конференция
«НЕИЗВЕСТНЫЙ СТРИНДБЕРГ»
(РГГУ,
14—15мая
2012 год был объявлен в Швеции годом Августа
Стриндберга (1849—1912). За этот период в Швеции были организованы новые
театральные проекты, созданы выставки, проведены конференции. Вышло несколько
юбилейных изданий о био-графии самого «неканонического» писателя национальной
литературы, и опуб-ликованы отдельными тиражами его наиболее провокационные
произведения — «Инферно», «Сын служанки», «На шхерах» и «Черные знамена».
В России, несмотря на
затянувшуюся паузу в изучении скандинавских лите-ратур, прошли две
Международные конференции: в Петрозаводском государст-венном университете и
Российско-шведском центре РГГУ в Москве. Каждая из них, без преувеличения,
уникальное явление, так как даже общая конференция по изучению Скандинавских
стран и Финляндии собирается в России лишь раз в четыре года, а проведение
конференций по отдельным странам даже не предпо-лагается. Если в XXI столетии
мы все еще не имеем учебника по скандинавским литературам, то сетовать на
отсутствие конференций — почти гротеск. Очевидно, «золотые времена»
отечественной скандинавистики пришлись на семидесятые— восьмидесятые годы ХХ
века, равно как и интерес к славистике в Скандинавии остался далеко в прошлом.
Конференции, посвященные
шведскому прозаику, драматургу и обществен-ному деятелю Августу Стриндбергу,
позволили поставить целый ряд интерес-нейших дискуссионных вопросов, связанных
с проблемами шведской ментальности, подходами к ее исследованию и теми различиями
в оценках и методах, которые становятся очевидны при сравнительном изучении
вопроса. Российско-шведский центр РГГУ в Москве собрал специалистов,
посвятивших свои доклады наиболее спорным и малоизученным проблемам в
творческом наследии Стриндберга. Задачу конференции организаторы видели в том,
чтобы разрушить стерео-типное восприятие личности и произведений писателя,
расширить «горизонт ожидания», доказывая, что не только в России, но и в Швеции
к Стриндбергу нет однозначного отношения.
Открыла конференцию
директор Российско-шведского центра Тамара Тоштендаль-Салычева
(РГГУ), которая представила бескрайнюю палитру интересов писателя и
многообразие оценок его личности. Стриндберг, по мнению разных ис-следователей,
был «хамелеоном среди людей», «сексуальным пророком», «гомофобом», «либералом»,
«христианином», «богоотступником», «немного более крупной фигурой, чем Иисус
Христос». Толерантная Швеция могла позволить себе исследования даже такого
типа: «Стриндберг как патологоанатом» или «Пользо-вался ли Стриндберг лифтом».
Главное, по мнению директора центра, что отли-чает восприятие этой масштабной
фигуры от большинства других писателей, что она прочитывается в соответствии со
временем. Очевидно, это доказывает особое положение Стриндберга, с одной стороны,
как культового писателя, нарушающего запреты, с другой — как классика,
обучающего человечество жизни.
Пленарную часть
конференции открыл Альфред Мацевич (ИМЛИ), автор един-ственной
в России монографии о Стриндберге. Докладчик назвал Стриндберга «ренессансной
фигурой», «стихийным гением», преодолевающим установленные гра-ницы. Наиболее
интересовал исследователя характер символизма Стриндберга, который проявлялся
не только в подчеркнуто символистских пьесах («Игра снов», «Соната призраков» и
др.), но, возможно, в большей степени в самой, на первый взгляд, жизнеподобной
пьесе драматурга «Фрекен Жюли».
Доклад
Дианы Кобленковой (ННГУ им. Н.И. Лобачевского / РГГУ) содержал
анализ стереотипов восприятия образа и творчества Стриндберга в Швеции и в
России. Положение Стриндберга как национального гения в Швеции отнюдь не такое
прочное, как можно было бы предполагать. К писателю относятся не как к
авторитету, не подлежащему критике, а, напротив, как к личности, с которой
можно и нужно дискутировать. В том числе с идеями его книг, эссе, «Речей к швед-ской
нации», с его концепцией шведской истории и т.д. Обращает на себя внима-ние
живая дискуссия вокруг самой личности Стриндберга, его приватной биогра-фии,
психических проблем, провокационных отношений с женщинами, скрытого
гомосексуализма. Исключительный интерес проявляется и к общественной роли
Стриндберга. Для Швеции писатель, прежде всего, социально значимая фигура, farlig rabulist — опасный провокатор, с идеями которого можно не
соглашаться, но слова которого можно цитировать в риксдаге или отвечать с их
помощью оппо-нентам. По мнению А. Норда, Стриндберг, возможно, «самый
ненавидимый писатель Швеции», но он «взывает» к дебатам, пробуждает мысль,
поэтому мало кто относится к нему равнодушно. Стриндберг в Швеции — один из
двух главных на-циональных авторитетов: вторым таким авторитетом считается
Сельма Лагерлёф. Однако эти масштабные «культурные герои» — оппоненты, так как
каждый из них предложил собственное видение развития Швеции. Стриндберг
(особенно на пер-вом этапе, в восьмидесятые годы XIX века) был сторонником
бескомпромиссных социально-политических преобразований, воспринимался как
«разрушитель», Лагерлёф, напротив, исходила из этики христианского гуманизма,
утверждая приоритет личного духовного совершенствования, никак не затрагивая
при этом ин-ституты государственности. Такая «примиряющая» позиция оказалась
более подходящей для консервативно настроенного Нобелевского комитета,
утвердившего кандидатуру Лагерлёф и отказавшего в премии Стриндбергу. То, что
самый известный писатель Швеции оказался за пределами внимания Нобелевского
комитета, послужило поводом для бурных дискуссий о «формате» премии. Докладчица
прокомментировала и тот подход к текстам Стриндберга, который распространен в
Швеции: если в России Стриндберг прежде всего драматург, то в Швеции он —
прозаик. Национальное значение в стране имеют его ранние про-изведения: роман
«Красная комната», сатира «Новое царство» и драма «Местер Улоф» — произведения,
которые крайне редко привлекают внимание исследователей за пределами Швеции.
Наиболее читаемым шведами произведением писа-теля является роман «Жители
острова Хемсё», а из новеллистики — скандальный цикл «Браки», демонстрирующий
особый интерес Стриндберга к «женскому вопросу». Особо была отмечена тенденция
шведских литературоведов оценивать не столько поэтику произведений, сколько их
этическое содержание. В отличие от прозы драматургия видится большинству
шведских критиков вторичной по отно-шению к французскому натурализму, а позднее
— к символизму. В исторических пьесах усматривают традиции «Исторических
хроник» Шекспира. Вследствие этого в шведской критике подспудно звучит упрек в
адрес «нешведскости» Стриндберга, отказавшегося следовать национальной
традиции. Такое мнение раз-деляет и норвежский исследователь Идар Бергфьорд,
утверждающий, что «Ибсен — больше типичный норвежец, чем Стриндберг — швед». За
этим стоит значи-мая для шведской культуры проблема: все шведские гении,
ставшие «символом» культуры этой страны (Август Стриндберг, Ингмар Бергман,
Астрид Линдгрен), находились в конфронтации с официальной культурой. Причина
этого в универ-сальном понимании ими человека и мира, игнорировании шведских
культурных приоритетов и крайнем индивидуализме. Во второй части доклада
рассматривалось восприятие Стриндберга в России. В начале ХХ века писатель
превозносился как «титан» Нового времени, но после революции был отвергнут за
непоследовательность взглядов, религиозные идеи и нетерпимость по отношению к
«женскому вопросу». Интерес к Стриндбергу возрождается в работах Д. Шарыпкина,
исследованиях В.П. Неустроева, монографии А. Мацевича, диссертации П. Лисовской
и двух сборниках научных статей, посвященных писателю. Наиболее приоритетной
для русских исследователей остается драматургия, но и она подвергается осо-бому
отбору. Например, исторические драмы, религиозная пьеса «На пути в Дамаск» и
большинство символистских пьес остаются за пределами интереса исследователей.
Востребованными оказываются главным образом пьесы «Отец» и «Фрекен Жюли», но
лишь по причине близости русскому психологическому театру. Прозаические
произведения писателя почти не изучены. До настоящего вре-мени не переиздано
дореволюционное собрание сочинений, нет перевода целого ряда текстов. Имея в
виду научное осмысление творчества писателя, можно утверждать, что Стриндберг в
России по-прежнему неизвестен.
В следующих
докладах исследователи анализировали какую-либо малоиз-ученную сферу
деятельности Стриндберга.
Философ
Фабиан Линде (Стокгольмский университет) указал на
философско-мистическую природу творчества Августа Стриндберга и Эрика Юхана
Стагнелиуса. Произведения Стагнелиуса рассматривались докладчиком как идейная
база для таких «гностических» произведений Стриндберга, как пьеса «Игры снов» и
роман «Готические комнаты». Несмотря на эклектичность «Игр снов», в которой
смешаны мотивы Библии, индийской мифологии, буддизма, филосо-фии Шопенгауэра,
пьеса позволяет исследователю выстроить космологию Стриндберга, которая по
своей трансцендентальной структуре напоминает «гно-стическое евангелие».
Философскую
рецепцию творчества писателя продолжил доклад Инессы Осадчей
(РГГУ) « Символизм предметного мира в произведениях Августа Стринд-берга».
Докладчица анализировала творчество Стриндберга при помощи «поэ-тики стихий и
пространства» Гастона Башляра и подходов Жильбера Дюрана, рассматривавшего
«ночные и дневные режимы воображения». Также в докладе была прослежена связь
между «предметностью» произведений Стриндберга и со-временного шведского
писателя Юнаса Гарделя, воспринявшего многие фор-мальные особенности текстов
классика.
Особый интерес
представляли два междисциплинарных доклада: «Август Стриндберг
как востоковед» Стаффана Росена (Стокгольмский университет) и «Август
Стриндберг, Ханс Хильдебранд и история культуры» Рольфа
Тоштендаля (Упсальский университет). Оба докладчика подвергли деятельность
Стриндберга- лингвиста и Стриндберга-историка аргументированной критике,
развеяв бы-тующий миф об особом научном вкладе писателя в сравнительно-историческое
языкознание и историю шведской культуры. Профессор Росен скептически про-комментировал
попытки Стриндберга овладеть китайским, японским, монголь-ским и маньчжурским
языками (в те времена в Швеции еще не было специалистов по этим языкам). Несостоятельными
в научном отношении оказались и идеи Стриндберга о древнееврейском языке как
языке-основе всех прочих языков. Ана-лизируя аргументы Стриндберга, докладчик
констатировал, что это не более чем «сумасбродный компаративизм». В то же время
нельзя не отметить характерное стремление Стриндберга стать универсальным
гением.
Предметом доклада
шведского историка Рольфа Тоштендаля была претен-циозная работа Стриндберга
«Шведский народ в праздники и будни», которая подчас воспринимается как первый
опыт написания не «истории шведских ко-ролей», а «истории шведского народа».
Докладчик отметил, что книга объемом более тысячи страниц была написана за
короткое время человеком, который ни-когда ничего не публиковал на эту тему.
Вокруг книги Стриндберга сразу же воз-никла дискуссия: резкая критика появилась
в газете «Афтонбладет», в то время как газета «Дагенс нюхетер» была настроена
положительно. По словам доклад-чика, профессиональные историки не считали эту
книгу вызовом своей компе-тентности, так как она, с их точки зрения, находилась
за пределами того, что при-нято было считать историческим исследованием. Лишь
два историка высказались по этому поводу: С.И. Боэциус критиковал работу
писателя за то, что в ней не был затронут вопрос о происхождении шведского
государства, а Э. Хильдебранд выступил с наполовину сочувственным отзывом.
Археологи, напротив, были задеты: Х. Хильдебранд, еще до выхода книги
Стриндберга начавший публикацию крупной работы о шведской истории культуры
Средних веков, ответил на про-вокационное письмо писателя в дружественном, хотя
и несколько критическом тоне. Напротив, О. Монтелиус опубликовал отрицательную
рецензию на книгу Стриндберга. Впрочем, оба знаменитых археолога с энтузиазмом
воспринимали историю культуры как предмет исследования и потенциально могли бы
быть со-юзниками писателя, также не желавшего видеть государство в качестве
центра исторических исследований. Однако Стриндберг атаковал ученых коллег,
невзи-рая на их заслуги и высокий профессионализм. Докладчик отметил, что
Стриндберг в своей книге упрощал сложные исторические вопросы, возводя
единичные случаи в закономерность и не понимая разницы между нормативными
документами и реальной ситуацией.
В ходе дискуссии
Т. Тоштендаль-Салычева добавила, что некоторые отече-ственные литературоведы
склонны доверять той критике, с которой Стриндберг обрушивается на отца
шведской историографии Э.Г. Гейера. Стриндберг, крити-куя Гейера,
останавливается только на первом, консервативном, этапе научной деятельности
этого историка: уделяя внимание развитию шведского государства, Гейер в то
время действительно описывал, прежде всего, шведских королей. Од-нако затем
Гейер расширяет сферу своих интересов, обращая особое внимание на судьбу
«простых шведов», и этого не мог не знать Стриндберг, который стремился
подчеркнуть новизну своей работы, противопоставляя свои взгляды якобы кон-сервативным
взглядам Гейера. В целом шведские историки вели диалог со Стриндбергом в рамках
общекультурной дискуссии, приветствуя попытку писа-теля поднять вопросы
культурной истории Швеции, но указывая при этом на до-пущенные им фактические
ошибки.
Искусствоведческая
часть конференции состояла из трех докладов. Марина Тимофеева
(РГГУ) в докладе « "Вперед, к неизвестному…": Август
Стриндберг на пути к модернизму в живописи» высказала мысль, что
именно живопись подтолкнула развитие шведского модернизма. Докладчица напомнила
о неоконченном искусствоведческом образовании Стриндберга, его работе
репортером на худо-жественных выставках. По мнению докладчицы, именно
Стриндберг основал со-временную шведскую художественную критику. Как художник
он писал картины без кисти, грубовато, но искренне, нервно. Интерес к живописи
оказывал влияние и на его писательскую деятельность: он иллюминировал рукописи
и делал сце-нографии пьес, мысля «визуально».
Светлана
Васильева (РГГУ) посвятила доклад
«Август Стриндберг: живописание кистью и словом» интересу
Стриндберга к средневековым иллюминациям, картинам, сопровождаемым литературным
комментарием, попыткам создать «всепроизведение», «всеискусство». В ходе
обсуждения возникали вопросы: пи-сал ли Стриндберг с натуры; когда появлялся
комментарий к написанной кар-тине; каков характер такого эзотерического
комментария; почему живопись Стриндберга не популярна; оказывался ли он в
живописи романтиком, экспрес-сионистом или символистом. Многие вопросы остались
открытыми, так как тре-бовали более глубоких искусствоведческих исследований в
этой области.
Екатерина
Калинина (Государственная
классическая академия им. Маймонида) представила доклад «Август Стриндберг
и музыка». Обобщая результаты шведских исследований, докладчица
остановилась на таких фактах жизни Стриндберга, как домашнее музицирование,
пение в мужском квартете и т.п. По утверждению музыковедов, Стриндберг «мыслил
музыкально» (равно, как по мысли искусствоведов, — визуально). Исследователи
отмечали внимание Стриндберга к интонационной структуре фраз, фонетическому
звучанию слова и выбору музыкального сопровождения для спектаклей. Стриндберг
часто использовал звуковую символику: бой часов, гудки парохода, звон
колоколов, сигналы сторожей, охотников. Можно утверждать, что принцип
музыкальности доминирует в «Камерных пьесах», а сквозь призму музыкальных
событий можно рассматри-вать новеллы «Осень» и «Для искусства». Роман
«Готические комнаты» писатель называл фугой. Из выдающихся композиторов он
симпатизировал Баху, Шуману, Шуберту, Шопену, чувствовал внутреннее родство с
Бетховеном.
Как известно,
«ренессансность» Стриндберга не ограничивалась интересом к живописи, музыке,
лингвистике, истории: он увлекался фотографией, археоло-гией, античным
искусством, мистическими учениями и алхимией.
Вторая часть конференции
была посвящена драматургии.
В докладе
«Образ короля в драме Августа Стриндберга "Густав III"» Мария Берлова
(Институт искусствознания / РУТИ) вернулась к характерному для Стриндберга
интересу к истории и напомнила слова писателя: «История — только гвоздь, на
который я вешаю свой плащ фантазии». Это высказывание ока-зывается ключом к
историческим анахронизмам в упомянутой пьесе, автобиогра-фичности трактовки
образа Густава III, стремлению подчеркнуть в нем склон-ность к игре,
манипулированию людьми, появлению в разных масках. Театрализация жизни при
Густаве III становится определяющей чертой его времени: театральные
представления и сам играющий король, появляющийся или в костюме Густава Васы
(основателя шведского государства), или в не требующем комментариев костюме
Цезаря. Зыбкость границы между иллюзией и реаль-ностью, присущая, по мысли
Стриндберга, эпохе Густава III, символизирует апо-логию театра и искусства
жить.
В сообщении
Анастасии Ефимовой (РГГУ) был продемонстрирован опыт ком-паративистского
анализа структуры и функции диалога в драматургии Стриндберга и сценариях
Ингмара Бергмана. Рассматривая «поэтику некоммуника-бельности» у этих двух авторов,
докладчица попыталась доказать, что диалоги у Стриндберга строятся как
обвинения, не предполагающие никакого ответа. Диалог Стриндберга передает
эмоции и потому нелогичен. Он может быть либо ис-поведью, либо обличением и
всегда носит ритуальный характер. Таким образом, сознание героя Стриндберга
«разорвано». Персонажи Бергмана, напротив, обла-дают цельным сознанием и
принимают одиночество как должное, данное от при-роды и не борются с ним.
Диалоги Стриндберга можно назвать «истерическими», Бергмана — «аналитическими».
Одиночество у Стриндберга заканчивается лишь со смертью; у Бергмана человек
всегда имеет шанс на спасение, так как его лич-ность способна к изменениям.
Доклады
Галины Коваленко (СПбГА театрального искусства) и Татьяны
Шах-Азизовой объединял интерес к концепции женских образов у
Стриндберга. Галина Коваленко рассматривала драму «Отец» в свете переписки
Стриндберга и Ниц-ше, а также знаменитой фразы из «Заратустры»: «Ты идешь к
женщине? Не забудь взять плеть». В докладе подчеркивалась близость взглядов
Ницще и Стриндберга, касающихся половой любви. Этих мыслителей сближал также
интерес к структуре и философии античной трагедии. Татьяна Шах-Азизова в
докладе «Валькирии XXI века. Героини Ибсена и Стриндберга на современной сцене»
рас-сматривала театральные постановки пьес «Отец», «Пляски смерти», «Фрекен
Жюли» и «Гедда Габлер». Интерпретации, предложенные Сергеем Дрейденом, Томасом
Остермайером и Никласом Экком, по-разному трактуют женские об-разы: от героини
тихой психологической драмы до Валькирии, в борьбе которой с мужчиной можно
видеть вечное противостояние Агамемнона и Клитемнестры.
Широкую панораму
интерпретаций «Фрекен Жюли» представила Маргарита Одесская (РГГУ).
Наибольший интерес вызвала постановка Томаса Остермайера — Михаила Дурненкова с
Чулпан Хаматовой и Евгением Мироновым. Эти режиссеры, по выражению докладчицы,
«пишут вторым слоем по тексту ориги-нала», доказывая, что социальное
неравенство никогда не теряло своей актуаль-ности в России. Роль отца в этой
постановке уравнивает обоих героев. Они оба зависимы: и дочь генерала, и
очередной «водитель для Веры».
Очевидно, в
текстах Стриндберга, равно как и в его поступках, обращает на себя внимание
характер этического конфликта. Но именно своеобразная этика чаще всего выводит
Стриндберга за пределы шведской культуры.
Конференция
показала, что Стриндберг слишком масштабная фигура, не под-дающаяся
узконациональной интерпретации. По этой причине исследования о нем можно
считать поиском ключей к осмыслению его универсальности. Кроме того, чтобы
разобраться, насколько Стриндберг выходит «за пределы» шведской идентичности,
нужно для начала понять, в чем именно состоит эта идентичность.
Диана Кобленкова