(Рец. на кн. : Свешников А.В. Петербургская школа медиевистов начала ХХ века: попытка антропологического анализа научного сообщества. Омск, 2010)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2013
АЛГЕБРА
И ГАРМОНИЯ НАУЧНОГО СООБЩЕСТВА: ПРАКТИКИ ВЫЖИВАНИЯ
Свешников А.В. ПЕТЕРБУРГСКАЯ ШКОЛА
МЕДИЕВИСТОВ НАЧАЛА ХХ ВЕКА: ПОПЫТКА АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА НАУЧНОГО
СООБЩЕСТВА. — Омск, 2010. — 408 с. — 500 экз.
Летом
Обращение не было подписано, но, несомненно,
председатель общества, профессор Петроградского университета И.М. Гревс не мог
не иметь к нему отношения. Через пять лет, в
Во всяком случае, каждый
раз, когда исследование затрагивает революцион-ные годы, труд приобретает для
современного читателя дополнительные обертона и требует дополнительной работы.
Обнаруживается, что прежний опыт странно сопряжен с современностью, но
культурное пространство России ХХ в. разорвано и требует восстановления связей,
преемственность здесь не складывается естест-венным путем, а может быть только
сконструирована ценой немалых усилий.
Иван Михайлович Гревс —
сюжетообразующий герой книги А.В. Свешникова. Интрига (точнее, как принято в
научных исследованиях, проблема) связана с на-учным сообществом,
концентрирующимся вокруг Гревса. Однако поиск основа-ний и самой возможности
существования научной школы дает повод для разговора не только о былом.
Такая интерпретация
исследования не противоречит, кажется, авторскому замыслу. С одной стороны,
признает А.В. Свешников, существует интерес внутрен-ний: «проблема социальных
оснований (системы коммуникаций и статуса) лю-бой профессиональной
деятельности, в том числе и научной» (с. 3); но с другой стороны, «кризис
конвенциональных корпоративных ценностей и интересов» (с. 4) в современной
российской исторической науке вполне можно расценивать как стимул внешний.
Предмет позволяет автору
сформулировать множество вопросов. «Как вообще формируется, воспроизводится и
трансформируется нормальная профессиональ-ная научная корпорация»? (Ключевое
слово, кажется, «нормальная»: это тоска по нормальности как тоска по гармонии.)
Что такое «научная школа» как эффек-тивное научное сообщество? Определяется ли
она лишь единством проблема-тики-методологии и генезисом? Или это точка зрения
на мир, включающий в себя и предмет исследования? Что составляет «рамки
школьной модели»? Как про-исходит процесс перехода от обыденного понимания
слова «школа» к понятий-ному (вопрос конвенций и рефлексивности-эмплицитности
их)? Как опреде-ляются границы и отношения с другими научными сообществами?
Рассматривая школу как
реальную социальную группу, Свешников подчерки-вает, что «научная школа —
реальное, а не "воображаемое сообщество" <…> точнее говоря,
более реальное, чем научное направление и течение в науке». Такой подход дает
возможность применить методы социологии и культурной антропологии к
конструируемой модели. Что вызывает новую серию вопросов: «Каким образом, в
каких социальных условиях происходит формирование в сознании группы уче-ных
именно этих <…> общих представлений? Каков социальный механизм фор-мирования
и функционирования школы? Как те или иные люди становятся не просто учеными, а
представителями именно этой школы?»
Феномен общества
модерна связан с профессионализацией и формированием профессиональных
субкультур. Исследование этого поля привычно считается до-меном главным образом
социологии. Однако работа в этом поле историка, изучаю-щего внешние параметры
соотношения микрогруппы с социальным контекстом и внутренние специфические
связи на основании (помимо прочего) понимания спе-цифики того, чем занимаются
члены группы, придает исследованию новые смыслы.
Антропологическая
модель научной школы, предложенная А.В. Свешнико-вым, характеризуется
признаками неформальности, профессиональности, реаль-ности, структурности,
наличием идеологии, устойчивой идентичностью членов группы, вариативным
сходством проблематики, методологии и методики трудов. Школа, как динамичная
структура, конструируется и конституируется школообразующими практиками. В
случае Гревса первым уровнем селекции и своеобраз-ной проверкой на
совместимость с Гревсом были лекции профессора; следующим фильтром — семинары.
Коллективные проекты помогали скоординировать взаи-модействие. Коннективная
структура создавалась режимом интенсивного реф-лексивного общения: обсуждения,
совместные экскурсии, переписка, мемуары. Своего рода технологический этап
сменялся органическим; близкие ученики на-зывали Гревса padre.
Сам Гревс ощущал
себя прежде всего — учителем. В своей «скорбной заметке» (определение автора)
В
Этой позиции
Гревса соответствует отмеченная А.В. Свешниковым гуманитарность дискурса
сложившейся школы, который «характеризуется установкой на синтез научного и
художественного стиля, наличием эмоционально окрашен-ных элементов, с
этическими и эстетическими коннотациями. <…> Исторический нарратив
строится как "рассказ человека о человеке". И понятно, что подобная
имплицитная самоатрибуция текста требовала актуализации внутреннего опыта
читателя» (с. 226). Гревс ориентировался на человека культуры — созидательного
человека. Позиция эта — порой пафосная и наивная — имела, помимо прочего, свой
научный потенциал, связанный с разработкой культурной истории на не-ожиданных
источниках и междисциплинарностью. Исследования и реальность, прошлое и
настоящее представляли при таком подходе единое поле и определяли не только
методологию исследования, но и стратегию жизни. Гревсу и его ученикам постоянно
приходилось решать вопрос: как спасти душу, занимаясь историей? Подтверждением
чему, например, не опубликованные при жизни авторов статья Н.П. Анциферова
«Историческая наука как одна из форм борьбы за вечность»[4]или
книга «Итальянская гуманистическая эпитафия» А.И. Хоментовской[5].
Сочетать
социологию и философию получается не всегда. Пытаясь обозначить склад научного
мировоззрения героев, автор порой прибегает к ярлыкам (отдавая себе отчет в
редукции, но используя этот прием как удобный в дальнейшем ана-лизе). Не всегда
кажутся доказанными психологические характеристики, опи-рающиеся на
самоописания. Например, настаивая на гревсовской «страсти к пре-подаванию» (с.
82) и говоря о конструировании Гревсом в мемуарах своей идентичности именно как
учителя (с. 84), А. Свешников, как мне кажется, рацио-нализирует
психологическое и слишком доверяется свидетельствам Гревса о себе, тем более —
подводящим итоги жизни (также сомнительна и «эмоциональная от-крытость» (с.
66), приравненная к способности увлекаться побочными для иссле-дования
сюжетами, и выстраданная «воля к школе», рождающаяся из своеобраз-ного научного
сиротства на входе в науку (с. 84—85)). Не вполне оправданным представляется
употребление понятия «место памяти» (в понятийном смысле П. Нора) для событий
семинаров и экскурсий («Оценка семинаров как "места па-мяти" особой
значимости встречается и в письмах учеников» (с. 342); «ученики И.М. Гревса,
участвовавшие в экскурсиях, активно рефлексировали по ходу дела и результатов
поездки в письмах и воспоминаниях. Итальянские экскурсии стали для них значимым
"местом памяти", продуктивно работавшим на конструирова-ние школьной
идентичности» (с. 305)). Сознательный отказ от анализа влияния внешних факторов
(легитимированный ссылками на уже существующие иссле-дования: «Помимо внешних
для нашей темы факторов, обусловивших это из-менение взглядов, справедливо
отмеченных Б.С. Кагановичем (установление со-ветской власти, реформы
исторической науки и образования, личная трагедия И.М. Гревса, методологические
поиски исторической науки начала ХХ века), мож-но предположить.» (с. 397))
порой не позволяет читателю увидеть сложность и связанную именно со школой
закономерность выбора в той или иной ситуации.
Однако все это
можно рассматривать как необходимые самоограничения ав-тора, четко сознающего
границы создаваемой концепции, обладающей целым ря-дом несомненных достоинств.
Она обеспечивает возможность сочетания различ-ных источников, исходя из
продуктивного представления, что любые тексты, продуцируемые личностью, эту
личность в себе имплицитно содержат. Удачной представляется и динамическая конструкция
школы — научной школы вообще и школы Гревса в частности. Выход в
междисциплинарное пространство и ак-тивное привлечение методов социологии и
культурной антропологии (прежде всего, понятийного и методического аппарата
социологии науки и социологии знания (П. Бергер, Т. Лукман), а также
использование идей П. Бурдьё о двойном структурировании социальной
действительности; исторической антропологии науки и антропологии профессий,
опирающихся на интепретативный подход К. Гирца) позволяют связать прошлое с
проблемами современности. При этом следует отметить умение автора «держать
дистанцию»: между прошлым и настоя-щим, с одной стороны, и между собой и
предметом исследования, с другой. Нет апологии — есть описание и понимание
удачного опыта. Есть и собственный опыт — опыт памяти.
.Гревс считал,
что университет — это, прежде всего, этическая ситуация. В
Самому Гревсу
тогда уже недолго оставалось работать в университете и кон-статировать процесс
«одичания» в письмах к одной из своих учениц. Разрухе он каждый раз
противопоставляет только одно: работу с учениками. Увольнение не меняет позицию
и ситуацию: «Если нельзя преподавать науку, не искажая ее, не коверкая себя,
приходится отступить, работая лично и общаясь частным образом с тем, кто
одинаково смотрит на науку».
Предмет
исследования не мог не наложить своего отпечатка и на само иссле-дование А.В.
Свешникова. То, что случилось, можно описать через противопоставление проекта и
опыта в понимании Ж. Батая. В начале работы школа Гревса еще могла быть
представлена автором как проект (как альтернативная социаль-ная сеть), но с
течением времени она все больше осмысляется как опыт («…я называю опытом
путешествие на край возможности человека» (Ж. Батай)).
[1] В обществе учителей истории // Петроградский учитель. 1918. № 17/18. 20 июля. С. 8.
[2] Гревс И.М. Василий Григорьевич Василевский как учитель науки: Наброски воспоминаний и материалы для харак-теристики. СПб., 1899. С. 4—5, 6.
[3]Гревс И.М. Виктор Петрович Острогорский как учитель (Набросок воспоминаний ученика). СПб., 1902. С. 3.
[4]Анциферов Н.П.
«Историческая наука как одна из форм борь-бы за вечность»: (Фрагменты) //
Исследования по истории русской мысли: Ежегодник:
[5]Хоментовская А.И. Итальянская гуманистическая эпита-фия. СПб., 1994.