Опубликовано в журнале НЛО, номер 1, 2013
ЯФЕТИЧЕСКИЕ
ЗОРИ В РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК
Н.Я. Марр был крупнейшим ученым ХХ в., прославившимся
«Новым учением об языке» — так называемой яфетической теорией, которая в
Книга Б.С. Илизарова
посвящена создателю яфетической теории и его оппо-ненту. Некоторые фрагменты
книги ранее публиковались и были удостоены от-вета[2].
Теперь же под грифом ИРИ РАН вышла монография, от которой, как от прошедшей
горнило научной критики, можно было бы ожидать объективности в интереснейшем
вопросе истории науки ХХ в.
У Марра были достижения,
которые принесли бы славу любому ученому, но с приходом советской власти он
воспользовался политической ситуацией для на-вязывания другим своего учения.
Критика же сравнительно-исторического язы-коведения согласовывалась с духом
времени. «Марр явился возмутителем спо-койствия, которое царило в обычной
научной жизни, где все текло привычным темпом, где уважались традиции и никто
ничего не хотел менять, а тут буря, ре-волюция в науке», — писал И.В.
Мегрелидзе[3].
Попытки заменить
сомнительной теорией взгляды представителей сравни-тельно-исторической школы до
Но в
Хотя Б.С. Илизаров и
пишет: «Я не являюсь ни идейным сторонником, ни на-учным противником Марра или
других ученых» (с. 324), однако он выступает с позиций адепта яфетической
теории, становясь адвокатом Марра: «При жизни он колдовал и ворожил над своей
"яфетической теорией" так, что для некоторых на всю жизнь становился
божественным логопедом, дарующим немому прачеловечеству осмысленную выразительность
жеста, членораздельный язык и зачатки мышления. Но другие за это же научное
колдовство презрительно приравнивали его к шарлатанам и мошенникам, под стать
средневековым алхимикам, претен-дующим к тому же на дар левитации. И он
действительно обладал способностью "взлетать" над миллионами лет
человеческой праистории или же искусно делать вид, что владеет таким даром» (с.
45); Марр «в большей степени был марксистом, чем рациональный, но творчески
ограниченный» Сталин (с. 308).
К последнему
автор явно не расположен: «Сталин в семидесятилетнем воз-расте решил, что с
ходу освоил языковедческую науку (включая не простые [так!] писания Марра),
всего за три-четыре месяца» (с. 25); его работы имели «обычно блеклый
публицистический стиль» (с. 111), «деревянный язык» (с. 177); «Ста-реющий
генералиссимус явно скучал без будоражащих кровь страстей и нестраш-ных теперь
опасностей мировой войны. И вот, пусть и языковедческий, но все же фронт» (с.
223). Даже тогда, когда автор, рассматривая статью «Марксизм и на-циональный
вопрос», привлекает внимание к «ясности и четкости сталинских формулировок, к
логичности и оригинальности теоретической части этой статьи» (с. 119), он
вскоре одумывается: «Статья Сталина поражает своими противоре-чиями. Создается
такое впечатление, что в ней совмещены два плохо сочетаемых принципа…» (с.
125); «Действительно, Сталин в своих лингвистических писаниях часто опускается
до пустопорожней риторики» (с. 179). И как итог — Сталин был «человек, лишенный
подлинно творческих способностей» (с. 367), который оста-вил в области
языкознания «труды-брошюрки» (с. 379).
Если со Сталиным
все предельно ясно, то Марр окутан таинственностью: «За-гадка происхождения
языка и мышления равнозначна проблеме происхождения нашей Вселенной; это та
загадка, к которой человечество будет возвращаться раз за разом и век за веком»
(с. 7). Описывая впечатления Сталина от письма Марра, в котором «содержится
загадка личности Марра, его литературного стиля и квинтэссенция яфетической
теории», автор предлагает и отгадку: «Одной-двумя фразами его закидывают из
сталинского настоящего в какую-то самую далекую прорву прошлого, затем, как
головой в грядку, вновь сажают в бытие настоящего, но, не дав укорениться там,
швыряют в будущее. В нескольких строчках письма перемешаны времена и субъекты:
и вчера, и утро, и завтра, и минута; вождя, ав-тора, древнейшего примата, для
которого, между прочим, время оказывается "не-различимо"» (с. 159).
В авторских
построениях «толща глубины» еще непроглядней: «Как здесь не вспомнить
захватывающе таинственную древнейшую библейскую историю о пире нечестивого царя
Валтасара <…>. Тогда начинающий пророк Даниил, на-деленный, как и Марр,
особо проницательным лингвистическим даром, с легко-стью расшифровал послание
Бога, также состоящее из четырех таинственных "словоформ" (так
ошибочно названы первоэлементы. — П.Д.). Для нас остается неизвестным, было ли Марру
откровение свыше, или он своим гениальным слу-хом ученого-лингвиста каким-то
образом уловил в современном общечеловече-ском многоязычном "рёве"
эти первичные комплексы, эти первоэлементы, эти че-тыре звуковые формы, якобы
породившие все мыслимые слова. Ни он, ни его последователи не смогли толком
объяснить, из какой языковой толщи и каким способом их извлекли на поверхность
современности» (с. 45). «Уже сейчас ясно, что этап будущего глобального
этнического "схождения" неизбежно и как бы сам собой перейдет в
очередной этап "расхождения", но на ином, межпланетарном уровне. Рано
или поздно на других начнут развиваться новые, по формулировке Сталина
"исторически сложившиеся, устойчивые общности людей", со своими
этно-планетарными типами, языками, культурами. Устоявшийся земной тип че-ловечества
выбросит из своих недр "веера", "пучки" родоначальников
новых рас, на которые будут наслаиваться волны колонизаций» и т.д. (с.
341—342).
«Не будучи
специалистом-языковедом» (с. 24), Илизаров претендует на роль первопроходца: «В
библиотеке Сталина я обнаружил книги на грузинском языке <…>. Насколько
я знаю, эти источники и их публикация не подвергались серьез-ной и независимой
научной критике» (с. 84—85); говоря о стремлении Марра «создать универсальный
способ описания всех языков мира» — «Мне кажется, что для этой грандиозной цели
он пытался на свой лад воплотить идеи пазигра-фии, точнее пазилалии —
универсального письма с фонетическим эквивалентов [так!] символов. Надеюсь,
когда-нибудь и здесь наступит ясность» (с. 94); при упоминании статьи Сталина
«Национальный вопрос и социал-демократия» — «…до настоящего времени ни эта,
ни другие произведения Сталина не подверга-лись научному анализу» (с. 112); то
же о статье «Марксизм и национальный во-прос» — «.несмотря на то, что работа
Сталина широко известна, серьезному ис-следованию она до сих пор не
подвергалась» (с. 125). Илизаров утверждает: «Ни одного критического научного
исследования, посвященного языковедческим пи-саниям Сталина, нет <…>
хотя, казалось бы, именно сталинские работы следовало бы наконец-то подвергнуть
строгой научной критике» (с. 259).
«Открытия америк»
сопровождают автора с завидным постоянством: «До войны несколькими изданиями
вышла обширная монография Мещанинова "Новое учение о языке",
пропагандировавшая идеи Марра. Объективную научную оценку она не получила до
сих пор» (с. 239); «Архив И.И. Мещанинова хранится в Петербургском отделении
Архива Академии наук РФ [так!], и, насколько я знаю, никем всерьез не
исследовался» (с. 240). Стоит ли говорить о том, что архив И.И. Мещанинова с
Лучший способ
«системного рассмотрения проблемы» по Б.С. Илизарову — привлечение
равновеликих. Практически все, связанные с Марром, оказываются «великими и
выдающимися». И даже Е.Д. Поливанов, один из самых блестящих лингвистов ХХ в. и
непримиримый оппонент «Нового учения», оказывается его сторонником: «Если
смотреть из сегодняшнего дня, то без труда обнаружива-ется, — в главном взгляды
Поливанова и Марра не противоречили друг другу, а, напротив, имели много
общего» (с. 151). Д.С. Лихачев, вынужденный случайно иметь дело с Марром как
руководителем Института языка и мышления, оказался среди его учеников: «О.М.
Фрейденберг, И.Г. Франк-Каменецкий, Н.Ф. Яков-лев, Д.С. Лихачев, В.М. [так!]
Абаев и другие молодые и вполне зрелые ученые, словно семантический
"пучок", выпущенный Марром, дали науке новые смыс-лы» (с. 108).
Отметим и оригинальность
трактовки взглядов О.М. Фрейденберг, которая названа «племянницей крупнейшего
поэта России ХХ века Бориса Пастернака» (с. 89), хотя она была его двоюродной
сестрой. Из ее текстов цитируются лишь те, которые можно интерпретировать как
написанные в духе Марра. Мнение са-мой Ольги Михайловны было иным: «Мне легко
показать, исходя из хронологии работ Марра, свою собственную самостоятельность.
<…> Марровское толкование имен Атенэ—Этаны, сделанное в 1924 году,
имело предшествие в моей "Одиссее", где я устанавливала то же самое в
1922 году на сюжетном материале. Открытая мною область сюжетосложения была
вобрана Марром и влита в его общее учение о семантике слова и "речевой
культуры". <…> Весь мой труд тонул в Марре, а сама я причислялась
к его ученикам»[5].
Находясь в кругу
великих, Б.С. Илизаров и сам переходит с ними на «ты», ведь «над тайной Начала
начал и Слова задумывались многие великие умы человече-ства» (с. 12). Мы
встречаем такие фразы: «Я рассматриваю мировую религию как основу, из которой
выросла вся современная наука» (с. 11); « Вслед за Кантом я не вижу
непреодолимых противоречий…» (с. 11); «Перечитывая великого Витгеншейна, я не
могу согласиться с его афоризмом: "Границы моего языка определя-ют границы
моего мира"» (с. 382); «Еще не так давно (вначале [так!] ХХ века) наука
была уверена, что атом — мельчайшая и конечная частица бытия, но очень скоро
выяснилось — существуют не только еще более элементарные, но и более глубинные
структуры материи. Я думаю, так и в познании основ познания…» (с. 389) и т.п.
Перед
авторитетами Б.С. Илизаров также не робеет. По поводу книги Б.А. Се-ребрянникова
«О материалистическом подходе к явлениям языка»: «С моей точки зрения книга
достаточно легковесна и догматична»; биография Марра В.А. Миханковой,
выдержавшая три издания, «написана удивительно безала-берно и очень странно,
что она вообще смогла увидеть свет» (с. 291, пунктуация автора); отзывы о
работах Сталина особенно резки: «В целом языковедческие публикации Сталина с
научной точки зрения — один большой ляпсус» (с. 331); «До революции (да и после
нее) Сталин не написал ни одной оригинальной и тем более выдающейся работы» (с.
27); а после этого еще и похлопывает его по плечу: «Нельзя не отдать должное
хваткости ума Сталина. Немолодой уже человек, вторгшийся в совершенно чуждую
ему научную область, искренне пытался вник-нуть в сложнейшие философские
проблемы языка. Но ум, изощренный в поли-тических интригах и дипломатических хитросплетениях,
оказался недостаточно ухватистым» (с. 319). Хотя он утверждает, что «Сталин был
слаб в диалектике, как и в философском мышлении вообще» (с. 285), это говорится
после признания в собственном неведении: «Я так и не понял, что собой представляет
"диалектический метод" и тем более не представляю, каким образом он
может быть применен в какой-либо науке» (с. 227).
Неожиданны и
рассуждения «не лингвиста» о яфетической теории: «На каком-то этапе я, подобно
многочисленным недоброжелателям Марра, пытался представить эти четыре элемента
плодом безудержной фантазии авантюрного академика. Но по здравом рассуждении
понял, что трудно свести к примитивной выдумке ни на что не похожие
звуки-первоэлементы и целую систему доказа-тельств, при помощи которой Марр
пытался обнаружить их во всех языках. <…> Что-то в идее первоэлементов
есть здравое.» (с. 104).
Обратим внимание
на беспрецедентный для академического издания русский язык: изобилие
орфографических ошибок доходит до того, что мы встречаем в тексте «терра
инкогнито» (с. 16), «гендарное исследование» (с. 69) и др., а читая сочетание
«Васка да Гамма» (с. 396), только из пояснения об открытии Индии возможно
понять, что доктор исторических наук так именует великого мореплавателя Васко
да Гаму; своеобразие в понимании значений слов приводит автора к постоянным
тавтологиям: «колдовал и ворожил», «шарлатаны и мошенники», «таит много
таинственного», «обмельчание глубины», «познание основ познания» и т.д.
Историко-биографическая
канва работы также удивляет: Э. Дюркгейма автор именует «Дюргеймом» (с. 230,
425), путает инициалы таких ученых, как В.А. Се-ребрянников, В.И. Абаев, Ф.П.
Филин; при упоминании ректора ЛГУ марриста В.Б. Томашевского автор принимает
его за пушкиноведа Б.В. Томашевского (с. 64, 427); определение специализации
также часто ошибочно: археолог Б.Б. Пиотров-ский назван лингвистом (с. 312),
хотя «с языками у него всегда было плоховато»[6];
академик Н.С. Державин — «известным лингвистом» (с. 105), тогда как В.В. Ви-ноградов
охарактеризован с точностью до наоборот: «…был не столько лингвистом, сколько
литературоведом» (с. 248); говоря о представителях «сложившейся в конце XIX —
начале ХХ века российской филологической и лингвистической школы» (с. 17), он
причисляет к ней умершего в
Есть и просто
ошибки, например, будто Ф.П. Филин — ученик А.М. Селищева (с. 252), причем Б.С.
Илизаров ссылается на статью С.Д. Никифорова: «Автор от-метил, что как научный
противник Марра покойный профессор А.М. Селищев, так и его ученик профессор
Ф.П. Филин "одинаково объясняют возникновение известного единства
славянских языков как результат схождения человеческих коллективов"» (с.
252); однако обратимся к источнику цитаты; там читаем: «Проф. А.М. Селищев,
отрицательно относившийся к теории Н.Я. Марра, и ученик Н.Я. Марра [так!] проф.
Ф.П. Филин одинаково объясняют.»[7]
Такое обращение с
цитатами — не случайность: приводя будто бы фрагмент ра-боты Ленина «Что такое
друзья народа…» (с. 335), автор в действительности ци-тирует пересказ Сталина
из статьи «Национальный вопрос и ленинизм»
В погоне за
мнимыми тайнами Б.С. Илизаров описывает, как Сталин работал над статьей: «Без
сомнения, готовил он ее наедине и в тайне от всех» (с. 254), тогда как доступен
отзыв В.В. Виноградова о настроениях в ЦК: «Участие в дискуссии Сталина для них
было полной неожиданностью. Знал только один Берия»[8].
Да и вообще, роль Берии была современникам очевидна: в
Исследуя
маргиналии 65-го тома БСЭ (статьи «Язык» и «Яфетическая тео-рия»), Б.С.
Илизаров не рассматривает прочие статьи этого издания, ставшего подспорьем
Сталина-лингвиста. Из-за этого таинственным выглядит привлече-ние В.В.
Виноградова: «Скорее всего, именно Чикобава назвал Сталину будущих
антимарровских участников дискуссии, в частности В.В. Виноградова» (с. 218), в
другом месте автор говорит, что «в выдвижении Виноградова мы не можем не
заметить "след" Берии» (с. 248), тогда как причиной привлечения
Виноградова, по-видимому, стала его статья «Русский язык» в той же БСЭ (Т. 49.
С. 746—780). Также Б.С. Илизаров берется критиковать статью В.В. Виноградова в
«Правде»: академик «проявил нарочитую осторожность (если не сказать — трусость)
в своей критике Марра и его последователей» (с. 248), «отделался общими словами
и привычными ярлыками» (с. 250), тогда как для современников она была светом в
окошке — «Статья Виноградова умна до гениальности», — отметил 10 июня
Биография Марра
также не свободна в книге от ошибок, в том числе грубых: Марр «в совершенстве
изучил армянский язык и его древние наречия, за что в 1902 году получил степень
доктора наук» (с. 49). Но это произошло годом ра-нее: «Девятого октября [1901]
происходила защита докторской диссертации Н.Я. Марра "Толкование Песни
песней Ипполита". <…> Блестящей, конечно, была вступительная речь
Н.Я., в которой он развивал владевшую им тогда идею о единстве задач
армяно-грузинской филологии. С этого дня я стал поклонником Марра.»[11]
«Какими-то
неведомыми путями Марр оказался на должности цензора армян-ских изданий в
Главном цензурном управлении Российской империи» (с. 49), — пишет Б.С.
Илизаров. Однако Главное управление цензуры Министерства на-родного
просвещения, которое так странно названо в книге, было упразднено еще в
Присоединяется
Б.С. Илизаров к мифу о том, что термин «яфетические языки» был введен его
героем (с. 55), как ранее писал и В.М. Алпатов, будто «тер-мин
"яфетические языки" ввел Марр»[12].
Оба следуют марристской традиции — ведь даже Академический словарь русского
языка, председателем редколлегии которого был Ф.П. Филин, утверждает: «Яфетические языки.
Термин, введенный Н.Я. Марром…»[13] Тогда как в лингвистике,
причем именно в России, термин «яфетические языки» ввел еще в
Не вносит Б.С.
Илизаров ясности и в происхождение ошибки в ответе Сталина Г.Д. Санжееву — «.он
привел в полную растерянность русистов, когда объявил, что в основу русского
национального языка лег орловско-курский диалект»[15].
Б.С. Илизаров ограничился выпадом в адрес «корифея науки», притом ошибочно
утверждая, что «Сталин в своих статьях несколько раз заявлял» об этом (с. 331).
Дело же тут в аберрации памяти у Сталина, как отмечал Ю.М. Лотман, мысль об
«областном» происхождении русской классической литературы, «смешавшись с
военными впечатлениями от орловско-курского направления (
Поскольку книга Б.С. Илизарова посвящена более
политической, нежели лин-гвистической стороне вопроса, а основным источником
служат материалы архива
Сталина, то можно ожидать подробностей политической
биографии Н.Я. Марра. Увы, этого не происходит.
Говоря о XVI съезде
партии, автор рассматривает именно это событие как точку отсчета, тогда как
политическую карьеру Марр начал раньше. «Ленинскую премию» он получил не после
XVI съезда ВКП(б) (с. 22), а еще 19 мая
Вопрос о вступлении
Марра в ВКП(б) до сих пор не решен. Б.С. Илизаров не только обходит его, даже
не указав даты выступления на съезде (то было вечернее заседание 28 июня
Шаг был беспроигрышным.
«Ник. Як. Марр вошел в партию, его жена говорит, что его "уговорили"
войти, неловко было отказаться. Зачем так говорить? Он сделал логический
заключительный шаг. В случае смерти Карпинского теперь он президент Академии»[25]. Действительно, Марр решил
укрепить свое положение партбилетом. Может возникнуть вопрос: зачем это делать
на съезде, неужели нельзя было вступить обычным способом? — Именно так, иначе
было сделать нельзя! Для вступления кандидатом в члены партии, согласно Уставу,
требова-лись рекомендации, причем говорилось, что «рекомендующие несут за
рекомен-дуемых ответственность, подвергаясь в случае неосновательных
рекомендаций партийным взысканиям вплоть до исключения из партии»[26]. В тот момент кандидату «из
служащих», к которым относилась профессура, требовалось рекомен-дации пяти
членов ВКП(б) с не менее чем пятилетним стажем. Найти их быв-шему члену
Императорской академии наук, особенно с учетом шедших арестов по
«Академическому делу» и только что произведенной партийной чистки, в ре-зультате
которой оказалось вычищено более 100 тыс. членов, было попросту не-возможно. И
тогда академик использовал трибуну съезда в своих интересах. А принятие Марра в
ВКП(б) без кандидатского стажа (такое станет практико-ваться лишь во время
войны) можно объяснить как раз исходя из слов Е.М. Яро-славского — обращение
Марра было трактовано как заявление академика съез-ду — «высшему органу
партии». Также мы можем назвать и дату вступления — она указана в «Личном деле
члена ВКП(б) Н.Я. Марра»: он был принят коллек-тивом ВКП(б) Академии наук 29
июля
Результат не заставил
себя ждать: в
Фактических ошибок у
Б.С. Илизарова масса: ЦК никогда не был «высшим партийным органом» (с. 255),
поскольку таким органом по Уставу партии яв-лялся Съезд; «кампания 1947 года,
связанная с борьбой против "космополитиз-ма"» (с. 123), происходила в
Попытка нелингвиста
возродить миф — вполне понятна и ожидаема, поскольку именно дилетанты в свое
время оказали лжеучению наибольшую поддержку. Но вызывает неподдельное
удивление тот факт, что как во времена Марра, так и се-годня яфетидология
находит свое пристанище в Академии наук. Об этом свиде-тельствуют не только
гриф «Российская академия наук. Институт российской ис-тории» и положение
автора книги. Важнее другое: на обороте титульного листа не просто указаны
рецензенты, но и выражается «искренняя благодарность коллегам, взявшим на себя
труд прочитать эту книгу в рукописи», — это семь ученых, из ко-торых шестеро —
доктора исторических наук, ведущие научные сотрудники ИРИ РАН. Символично, что
они дали санкцию на издание книги после того, как пуб-ликации в журнале «Новая
и новейшая история» (орган РАН и Института все-общей истории РАН) удостоились
серьезной критики; таким образом, Б.С. Илизаров не только не изменил своим
методам, но и получил, как видим, полную поддержку ведущего центра РАН в
области отечественной истории.
Нам же по прочтении
книги остается только согласиться с тезисом Б.С. Илизарова, что «каждый
историк-профессионал — это почти всегда дилетант» (с. 25).
[1] См., например: Алпатов В.М. История одного мифа: Марр и марризм. М., 1991.
[2] См.: Илизаров Б.С. Почетный академик И.В. Сталин про-тив академика
Н.Я. Марра: К истории дискуссии по воп-росам языкознания в
[3] НИОР
РГБ. Ф. 816. Карт. 32. Ед. хр.
[4] См.: Леушин М. Сталин и Марр: три архивных доку-мента // Логос. 2001. № 4. С. 87—88.
[5] Фрейденберг О.М. Воспоминания о Н.Я. Марре / Публ. и примеч. Н.В. Брагинской // Восток—Запад: Исследова-ния. Переводы. Публикации. М., 1988. С. 200, примеч. 14.
[6] Дьяконов ИМ. Книга воспоминаний. СПб., 1995. С. 420.
[7] Никифоров С. История русского языка и теория Н.Я. Мар-ра // Правда. 1950. № 164. 13 июня. С. 4.
[8] Бернштейн С.Б. Зигзаги памяти. М., 2002. С. 152. (Запись от 9
июля
[9] НИОР
РГБ. Ф. 816. Карт. 32. Ед. хр.
[10] Чуковский К.И. Дневник. М., 2011. Т. 3. С. 120.
[11] Крачковский И.Ю. Из воспоминания о Марре // Известия АН СССР. Отд. лит. и яз. 1941. № 3. С. 4.
[12] Алпатов В.М. Актуально ли учение Н.Я. Марра? С. 6.
[13] Словарь современного русского литературного языка. М.; Л., 1965. Т. 17. Стб. 2117.
[14] Срезневский И.И. Обозрение замечательнейших из совре-менных словарей. СПб., 1854. С. 52. (Цит. по оттиску статьи.)
[15] Звеггинцев В.А. Что происходило в советской науке о язы-ке? // Вестник Академии наук. 1989. № 12. С. 20.
[16] Лотман Ю.М. Два устных рассказа Бунина: (К проблеме «Бунин и
Достоевский») // Лотман Ю.М. О русской ли-тературе: Статьи и исследования
(1958—1993). СПб.,
[17] Архив
РАН. Ф. 350. Оп. 1. Д.
[18] Алпатов В.М. История одного мифа: Марр и марризм. С. 78.
[19] XVI Съезд Коммунистической партии (б): Стенографи-ческий отчет. М.; Л., 1930. С. 99.
[20] Там же.
[21] Дневник съезда // Правда. 1930. № 177. 29 июня. С. 5.
[22] XVI Съезд Коммунистической партии. С. 105.
[23] Вместе с массами, во главе масс: Речь тов. Ем. Ярослав-ского // Правда. 1930. № 178. 30 июня. С. 1.
[24] РГАСПИ.
Ф. 58. Оп. 2. Д.
[25] Цит.
по: Каганович Б.С. Сергей Федорович Ольденбург. СПб.,
2006. С. 201. (Дневниковая запись Е.С. Ольденбург от 10 августа
[26] В
редакции, утвержденной ЦК 17 июня
[27] ЦГАИПД
СПб. Коллекция личных дел. №
[28] РГАСПИ.
Ф. 80. Оп. 18. Д.
[29] ГАРФ.
Ф. 3316. Оп. 26. Д.
[30] Там
же. Оп. 27. Д.
[31] Там
же. Оп. 37. Д.