Часть первая
Опубликовано в журнале НЛО, номер 1, 2013
Ключевые
слова: модернизм,
массовая поэзия, графомания, символизм, акмеизм, футуризм
РУССКАЯ ПОЭЗИЯ В 1913 ГОДУ
Часть первая
Так сформулированная
тема притягивает к себе сужающий подзаголовок. Но его нет, поскольку цель
нашего исследования заключалась в попытке анали-тического обзора всей отечественной стихотворной
продукции 1913 года, а говоря скромнее и точнее — всех поэтических книг,
вышедших на русском языке в этом году.
Технически
предварительный этап работы осуществлялся следующим образом: из известного
библиографического справочника Тарасенкова—Турчинского1 выбирались
позиции, описывающие издания, датированные 1913 годом. Затем эти издания
заказывались в Российской государственной библиотеке и прочитывались насквозь.
В стихотворениях выявлялись значи-мые переклички и контрасты. Всего было
прочитано 280 книг2; 52 книги, к со-жалению, остались для нас
недоступными3.
Разумеется, многие
стихотворения были написаны куда раньше интере-сующего нас временного отрезка; зачастую они датируются одним из
1900-х или даже 1890-х годов. Но ведь вполне очевидно, что, будучи собраны в
кни-ги, тексты начинают восприниматься по-новому, складываясь в мотивные
ансамбли, комментируя и дополняя друг друга. Тем более это справедливо для
1910-х годов с характерным для них восприятием книги стихов как «большой
формы». Следовательно, мы имеем полное право считать все
сти-хотворения, включенные в поэтические книги 1913 года, литературными фактами именно этого
периода.
Почему был выбран 1913
год? На этот вопрос у нас есть два ответа — нена-учный и (более или менее)
научный.
Ненаучный состоит в том,
что автору настоящей работы захотелось вни-мательно вглядеться в лицо русской
поэзии, каким оно было ровно сто лет назад: сто — завораживающее, хотя, может быть, ничего
особенного и не озна-чающее число.
Претендующий на
научность вариант ответа таков: 1913 год стал важной вехой в истории отечественной
поэзии ХХ века. В этом году вышли в свет книги стихов Константина Бальмонта,
Валерия Брюсова, Ивана Бунина, Спиридона Дрожжина, Василия Каменского, Василия
Комаровского, Алек-сея Крученых, Сергея Клычкова, Николая Клюева, Осипа
Мандельштама, Владимира Маяковского, Владимира Нарбута, Игоря Северянина,
Велимира Хлебникова, Марины Цветаевой, Вадима Шершеневича и других видных
поэтов. В полный голос заявили о себе два главных постсимволистских тече-ния —
футуризм и акмеизм; символизм тоже был еще очень силен.
Нужно добавить, что
русская литература и печать в целом как раз к этому времени добились небывалой
свободы слова, уже в следующем году задох-нувшейся в ура-патриотическом угаре
Первой мировой войны.
Два круга вопросов,
которые будут затронуты далее, связаны с двумя боль-шими темами, поставленными
в центр, соответственно, первой и второй час-тей нашего мини-цикла.
Разработка первой из
этих тем — «Поэтический фон
русского модерниз-ма» — потребовала от нас не только разделить всех
прочитанных стихотворцев на модернистов и не модернистов, но и опознать среди
не модернистов тех, кто испытал модернистское влияние. Способ сравнения
модернистов с не мо-дернистами был выбран самый простой и ранее нами
опробованный4: их книги сопоставлялись друг с другом по ряду
формальных параметров5.
Вторая большая тема — «Отражение в поэтических книгах 1913 года
спе-цифики жизни России того времени» — спровоцировала нас выделять «остро-современные»
фрагменты стихотворений. При этом из поля рассмотрения был сознательно выведен целый
ряд мотивов, поскольку они являлись сквозными для русской поэзии в течение
очень долгого времени, а не только 1913 года. Вот далеко не полный их перечень:
календарная смена времен года, путеше-ствие поэта к морю (чаще всего в Крым или
на Кавказ, иногда — за границу), Пасха, Рождество и колокольный звон,
сопровождающий эти праздники, ночь на Ивана Купалу, загадка сфинксов… Отметим
также, что в некоторых не мо-дернистских поэтических книгах 1913 (но,
разумеется, не только 1913) года важное место отводилось стихотворениям,
подводившим итоги уходящего года и содержавшим прогнозы на год грядущий6.
НЕОБЯЗАТЕЛЬНОЕ
О ГРАФОМАНАХ
Прежде чем перейти к попытке классификации русских
поэтов, выпустив-ших книги стихов в 1913 году, скажем несколько слов о тех из
них, кто всегда пребывал в тени своих более талантливых собратьев по перу, — о
графоманах.
В XIX столетии их
насчитывалось немногим меньше, чем в начале ХХ. Однако в силу стесненных
денежных обстоятельств большинство поэтов-дилетантов не могло позволить себе
издавать книги, довольствуясь списками и альбомами. Общее улучшение
экономической ситуации в России и упро-щение техники печатного дела вкупе с
окончательным закреплением статуса книги стихов как главного итога издательских
усилий поэта привело к тому, что в 1900—1910-е годы едва ли не каждый
стихотворец мог и считал нуж-ным выпустить за свой счет или за счет
сердобольных родственников автор-ский сборник.
Для нас важно, что
графоманы встречались не только среди поэтов, пи-савших на потребу широкой
публики, но и среди эпигонов модернизма (хотя и не в таком количестве). Хорошим
примером могут послужить опусы моск-вича Л. Жданова, явно ориентировавшегося на
изысканные лирические порт-реты Михаила Кузмина. Процитируем одно характерное
для этого автора стихотворение полностью:
Глаза с изящной косиной,
Пробор изысканный и
ровный,
Щека с больною белизной
И нос приподнятый и
вздорный,
И ряд ненужных, лживых
фраз.
Из скунса пышный
воротник
К щеке его кой-где
приник,
Пленяя мой уставший
глаз.
Соответственно, в нашей
классификации поэтов 1913 года разделения на графоманов и не графоманов не
будет.
На этом разговор о
графомании можно было бы завершить, если бы не то, совершенно особое
«удовольствие от плохих стихов» (цитируя заглавие из-вестной статьи В.Ф.
Маркова)7, которое способны получать иные читатели. Специально для
них и написаны несколько следующих страниц, остальных же приглашаем, не
задерживаясь, перейти ко второму разделу работы.
Откровенно
анекдотические образцы графомании представляют собой те поэтические книги 1913
года, чьи авторы не были носителями русского языка, впоследствии овладели им не
вполне уверенно, но все же поддались искушению писать стихи по-русски.
Таково, например,
вышедшее в Зугдиди отдельным изданием душещипательное произведение поэта из
Грузии А. Кирии «Живой в могиле (Песня монологическая)»; приведем короткий
отрывок:
Желание
сбилося, он в руках врагов,
Страдает
невыный, закипит и кровь
В
комнате темной задержан он был,
В
три сутки мучился не ел и не пил…
Сам
своей судьбы он по стенам читал,
С
душевной жалобы результат не ждал.
Таковы стихотворения,
составившие книгу стихов немца Николая Гейнрихсена, изданную на окраине
империи, в г. Верном. Из нее процитируем три отрывка и одно стихотворение
целиком:
Он и она —
На кончике пруда.
Жеманится девица.
Мельком встречаются
глаза.
……………….
Уверенность в победу —
Бросает кровь к челу.
……………….
Оставили места.
Он — сдалека
Держит ее на виду.
«Каток»
Вот — я кокетка!
Вижу все метко.
Над старцем хохочу,
Мечтателя гублю.
За
мною стая взоров,
Охотников
до вздора;
Немало
кикиморов, —
Я
не страшусь позора.
«Вот — я кокетка.»
Да, письмо в твоих
руках!..
Очи мрут, скорбя.
Резко дергает в губах,
Мята вся щека…
Брызнула слеза в
ресницы.
Пеленой мутит глаза…
Где вся гордость славной
львицы?
Чаша горечи полна!
«Да, письмо в твоих
руках!..»
За лесок тот мало туч
отсылается;
Вечерком концами
яреньких лучей
Набосклон за рощей
озаряется;
А на ночь — в те края
опускается
Бойкое стадо мерцателей…
За тучками, сучками —
Со мною эти звездочки
Наперебой играют в
жмурки.
«Полет»
Шестую строку последнего
фрагмента Гейнрихсен снабдил трогательным примечанием-разъяснением для
читателя: «Должно быть — "За тучками, сучкáми"».
Такова трудночитаемая
книга украинца Е.Н. Марченко, выпущенная в Харь-кове, из которой приведем одно
стихотворение полностью и один отрывок:
Неслись они подобно змею
И один, кричал: «гони,
Гони скорей я не успею»,
И заблестели в миг огни.
Кроме них, мчался с
сигналом
Пути свободу предвещал
Прогремели тройки валом
И над ними первый пар
Проклубился над следами
Но тут ошибка превзошла,
Команда стройными рядами
К совещанию пришла.
«Стой ребята, все
спокойно»
Брандмейстер это сказал,
Поворачивай, вольно
Видно кто-то нам соврал.
Собралися снова силой
Быстро вскочили на
коней,
Кони встряхнули только
гривой,
Исчезли факелы огней.
«Пожарная
дружина»
Ах! Дуня, как вам не
стыдно
Вы так долго пробыла.
Для вас конечно,
безразлично
Пустяк, забота и дела.
Простите барыня, я
извиняюсь
Но в этом поступке не
должна
Я
безпощадно, всю жизнь трепаюсь
А
жизнь, на радость мне дана.
«В неравной
борьбе»
Завершается книга
Марченко стихотворением «Сввдитиль на судЬ>, по-строенным в форме диалога:
судья задает вопросы на ужасающем русском языке, а свидетель отвечает на вполне
сносном украинском.
Некоторые носители
русского языка, впрочем, вполне могли бы посоревно-ваться с процитированными
выше авторами в неумении справиться с азами поэтической (и обыкновенной)
грамоты, померяться с ними обилием син-таксических несуразностей, речевых и
орфографических ошибок:
Пусть
с голоду меньше бы гибнул бедняк,
Пусть
помощь нашел бы всегда наверняк,
Всегда
пусть богатый одно лишь поймет,
Что
крошкой богатства он брата спасет.
Е.П. Аврамов. «На Новый
год»
Среди родных полей
И шума городского
Никогда мне не забыть
Тебя, о море голубого.
С.К. Акимова. «К
морю»
Лишь увидав его,
Я назвала его «своим»…
Он что-то взял от сердца
моего,
Он чем-то был тогда
томим.
В больших глазах
скрывалась скорбь,
И нервная походка говорила,
Что в существе его
таится боль,
Что он далек, далек от
светского горнила.
…………………………..
…Я ближе подошла,
Взглянула глубже в этот
взор,
И тайна вышла из нутра:
—
Он пережил Любовь!
Зинаида Б. «Лишь
увидав его…»
Все девицы от нее
удалились,
Она в зале осталась
одна;
И лицо у ней страшно
изменилось
И тут вскоре она в
спальню вошла.
А. Богатырев. «Роковая минута или нечаянное убийство
девушки» — из одноименной книги8
Ты не зови меня
порочным;
В моей измученной
судьбе,
Я другом был тебе не
вечным,
Но думал нежно о тебе.
И часто летнею порою
За рощей пышной,
молодой,
Ты помнишь ли, гулял с
тобою
Я мрачный, бледный и
худой?
И долго я тоской
мятежной
Не мог прошедшее будить
И ручкой милой,
белоснежной,
Уста свои я шевелить.
Н. Ганецкий. «Не
зови меня порочным…»
Теперь же от тебя
узнавши,
Что замуж за богатых
думаешь идти,
Презренные металлы
взявши,
Убить любовь и жизнь
буржуйную вести.
Тебе дороже платье тела.
Как тело ценишь выше
нравственной души.
Ты как чумы боишься
дела,
Ты паразитом хочешь
жить, но не в глуши.
Ф.
Пестерев-Померанцев. «Ты чистою мне казалась…»9
Пускай хохочут,
издеваясь,
Все силы худшие в людях,
За все позорное хватаясь
—
Позор наш носят на
руках!
Пусть страсти низкие
полчатся…
Пороку царство отдают,
Поэты станут
преклоняться
И величать порока суд!
Я верю в царство не
порока,
Не себялюбья, а любви.
Хоть путь ее, как путь
порока,
Купаем часто мы в крови!
Андрей Свеницкий.
«Я верю»
Ночь. Тишина. Во сне
глубоком
Природа вся погружена
И только плещет одиноко
О берег сонная Нева.
Н. Щербаков.
«Ночь. Тишина. Во сне глубоком…»
Другой тип графомании
представляют собой стихотворения, в которых все слова, взятые по отдельности,
смешными не кажутся и погрешностей про-тив синтаксиса тоже нет, но которые тем
не менее создают комический эф-фект, и весьма сильный. Порождается он в первую
очередь неумением авторов-любителей выдержать стилистическую манеру, забавной
какофонией, возникающей от соседства строк, как бы позаимствованных из
произведений разных жанров. Приведем несколько примеров разнообразных
стилистиче-ских напластований из стихотворений поэтов-дилетантов, издавших свои
книги в 1913 году:
Целуя
Матренины губы,
Смотрел
на закат Митрофан.
Курились
фабричные трубы,
Клубился
над речкой туман.
И
крики подобные стону,
Неслись
от железных машин.
Сжимая,
целует Матрену
Огнем
сладострастья палим.
Мих.
Артамонов. «В дыму фабрик и заводов» — из книги «Улица фабричная»
Еще
одной могилкой больше.
Угасла
яркая звезда.
Одним
еще в России меньше
Борцом
— за идею труда.
Д.
Безрукавников. «Памяти Варвары Яковлевны Веселовской»
Вдруг
настукали мы,
Что
желудок его
Издает
непонятный нам звук:
Он
неделю не ел,
А
желудок меж тем
Был на
ощупь и крепок и туг.
А.И.
В-ий. «Амбулаторный прием»
Она на
предложенье
Отказ
ему несла;
Без
всякого смущенья
Удар
свой нанесла;
И
молвила, что знатность
И
пышность, и комфорт
Влекут
с собой развратность,
Когда
царят, как спорт.
Я.
Волынцева. «Душа и тело: Опыт лирической новеллы в стихах в 10 главах с
прологом и эпилогом»
Ты
Песню Русскую слагал нам —
Ее
споем мы до конца;
Своею
жизнию сплетал нам —
Величье
Царского Венца;
Своею
смертью завещал нам —
Любить
Отчизну и Творца;
И друг
наш, брат, — Ты приказал нам:
Не
брить Российского Лица!
Александр Ковалевский.
«Посвящение Петру Аркадьевичу Столыпину»
Всегда ж, когда я
ставить эту женщину готов
На пьедестал.
Мне каждый раз
приходится познать, что не таков
Мой идеал.
Что эта женщина не
стоила мучительных исканий, Что в ней нашел я лишь продукт ничтожных
подражаний.
Отто Ф. Кильбах.
«Лишь издали…»
И народ, лишенный
инициативы,
Наклонялся долу, как
колосья нивы.
Т. Львов. «Жертва
Искупления»
Птичка скачет,
птичка вьется
Под названием
скворца,
Из уст сладка
песня льется
На унылые сердца.
Птичка пырхаясь
летает
По селенью, у
светлиц,
Кажду за сердце
хватает
В заточении
девиц.
Л. Лундин.
«Вестник весны»
Пели Вы и голос дивный
Страстью чудною звучал,
И дрожа весь… весь
бессильный,
Всю тебя я целовал…
А. Неврастенный.
«Пели Вы и голос дивный.»
То было 8-го июля.
Под тенью зеленого шатра
Мы сидели вокруг стола.
За здоровье хозяйки
высокочтимой,
Бокал вина подняв рукой,
Я тост произнес такой:
«За Ваше здоровье я пью,
Благие пожеланья шлю:
Пусть розовые цветы
И такие же плоды добра
Ваш жизненный путь
устилают всегда!!»
Т. Рёв. «Посвящается
Маргарите»
Теперь мы хотели
бы выделить из общей массы графоманов двух авторов, написавших несколько
стихотворений, невольно «предвосхитивших» манеру интереснейшего поэта
1920—1930-х годов: Николая Макаровича Олейникова.
Первый из них,
петербуржец фон Бок, в предисловии к своей книге «Ак-корды души» кокетливо
признавался читателю: «Наружным видом, моя жизнь может ослепить каждого, она
блистательна, своеобразна и картинна, но внутренний смысл ее ужасен». Из этой
книги приведем два отрывка и два стихотворения полностью:
Мы были на бале,
Мы были на бале.
Мы были на бале —
— Но только не я.
«На бале»
Тебя
металл презренный ненавижу
И
все-таки тебя еще люблю.
Тебя
металл презренный проклинаю
И все
ж иметь тебя хочу.
«Деньги»
Вы меня посетили
Вечерком как-то раз,
И вдвоем говорили
Мы без всяких прикрас.
Говорили час целый
Об актерском пути,
Что в нем только лишь
смелый
Может счастье найти.
Нужна тактика, знанье,
Нужна смелость во всем
И при том обладанье
Энергичным умом.
И когда уж стемнело,
Вы ушли от меня,
Вслед Вам фраза летела,
—
«Вам желаю добра».
«Посвящается Е.И.
Тимофеевой»
В мастерской на
пьедестале
Обнаженная стоишь…
Вся сама ты как из стали
Ты застыла и молчишь.
Дивно-мраморное тело
Вызывает чувство —
страсть,
И художник онемелый
Пред тобой готов упасть.
«В мастерской на
пьедестале.»
Второй поэт, телеграфист
из Вильно Илья Чалеев, в предисловии к своей книге «Горю — забвенье»,
выпущенной в Белостоке (из нее мы хотим проци-тировать одно стихотворение
целиком и четыре отрывка), уверял читателей: «Талант писателя несомненно во мне
есть, я в этом уверен и надеюсь, что и критики это в моей книге обнаружат».
Я славы не желаю,
Я золото кляну
И творчеством пылаю
У Нади весь в плену,
И ей хочу дарить любви
расцвет —
Люблю я Надю как поэт!
Что блага жизни в
сравненьи с Надей,
С ее красноречием как
артистки,
С ее кудрями черных
прядей
И с буферами пышной
суфражистки,
Что всех чарует много
лет —
Люблю я Надю как поэт.
«Думушка»
Как трудно талантам
дорога дается
Как трудно в журналы
пробиться:
Как рыбке об лед им
приходится биться,
Толпа же тупая коварно
смеется.
«Поэту»
Хочу я счастливцем быть
в мире,
Тела чтоб в сплетеньи
томились,
Друг другу огненно
молились:
Ведь счастье не в царской
порфире.
По смерти хочу единенья:
Чтоб мирно в гробнице
лежали,
Гармонии жизни внимали
Пылинки телесного
тленья.
«Моей мадонне (Н.
М-ной)»
Противны мне рожи
коллег,
Цинизма, курения я не
терплю:
Их юмор — болезненный
смех
— Их вовсе острот не люблю.
«Конторщица»
Хочу
тебя одну безумно я любить,
И в
поцелуях телеграф забыть.
«Хочу (П.С.
К-вой)»
По-своему любопытный
образчик непреднамеренного синтеза разнообраз-ных жанровых, стилистических и
временных элементов в одном тексте являет собой «драма (в стихах) в трех
действиях» П.Н. Касперовича «Самосуд кресть-ян, или Казнь атамана разбойников».
Некий «атаман Пугач», зашедший под-крепиться в сельский трактир, выражает свое
желание следующим образом:
Я шайки атаман!!
Но мирным хочу быть,
Пришел к вам в ресторан,
Чтобы выпить, закусить.
Затем один из его
сподвижников ни с того ни с сего, подобно оперному ге-рою, запевает «тенором,
жестикулируя рукой в сторону публики»:
Днем
вчера я сидел здесь,
Михей,
мальчик, объяснил,
У
хозяйки деньги есть,
Хозяин
много накопил.
Впоследствии злодейски
убитая этим сподвижником со товарищи жена трактирщика внезапно оживает и
разражается коротким, но энергичным мо-нологом, обращенным к мужу.
В
это время труп Гаши зашевелился и Брылов с радостью бросился подни-мать жену,
которая сильно дыша, открыла глаза, увидела мужа, с радостью вскрикнула:
Ты здесь! Ты здесь!..
Побудь со мной!
Тебя ждала я, милый мой!
Падает в
обморок. (Занавес).
В финале драмы, как и
было обещано в заглавии, «атамана Пугача» ждет лютая казнь:
Показалась
кровь. Атаман не выдержал боли, согнулся в дугу и схватился руками за
привязанную ногу, взобрался на сук и стал грызть веревку.
Завершая наше
затянувшееся отступление, отметим еще удивительное самоограничение
отечественных графоманов 1913 года в использовании сти-хотворных размеров.
Различные варианты трехсложников встречаются у ав-торов-любителей лишь изредка,
в виде исключения, преобладают же четы-рехстопный хорей и четырехстопный ямб.
Может быть, ширина
диапазона употребляемых размеров и позволит со временем объективно отделить
настоящих поэтов от дилетантов.
Эта тема до сих пор почти не привлекала внимания
исследователей. Кажется, лишь М.Л. Гаспаров бегло наметил ее общие контуры:
«Модернизм никоим образом не исчерпывает русскую поэзию начала века. Стихи
модернистов ко-личественно составляли ничтожно малую часть, экзотический уголок
то-гдашней нашей словесности. Массовая печать заполнялась массовой поэзией,
целиком производившейся по гражданским образцам 1870-х годов и лири-ческим
образцам 1880-х годов. Модернисты намеренно поддерживали этот выигрышный для
них контраст, они не только боролись за читателя, но и от-гораживались от
читателя (настолько, насколько позволяла необходимость все же окупать свои
издания)»10.
Попробуем детализировать
и отчасти скорректировать гаспаровскую характеристику, но сперва поясним, кого
мы будем называть массовыми (не элитарными) поэтами: именно тех авторов, от
которых модернисты «отгора-живались», то есть тех, кто не печатался в
модернистских изданиях и не уча-ствовал в модернистских литературных
объединениях.
Наблюдение Гаспарова о
главных источниках массовой поэзии начала ХХ века анализом нашего материала
подтверждается на сто процентов: са-мым ощутимым на авторов 1913 года было
предсказуемое воздействие Надсона и чуть менее предсказуемое — Фета.
Разговор о надсоновском
влиянии на массовую гражданскую поэзию на-чала 1910-х годов мы ограничим
перечислением авторов, посвящавших Надсону стихотворения или бравших эпиграфы
из его сочинений: Н. Васильковская (эпиграф к стихотворению); Н.И.
Грамматчикова (стихотворение «На мотив Надсона»); А.В. Жуковский (эпиграф к
стихотворению); Анатолий Иоссель (стихотворение «На мотивы из Надсона»); Иван
Коробов (стихо-творение «Памяти С.Я. Надсона); Т.А. Н-я (эпиграфы к
стихотворениям); Л. Ростова (стихотворение «Надсону»).
Имя Фета встречается в
поэтических книгах 1913 года реже — всего че-тыре раза; трижды в заглавиях
стихотворений: М. Вакар. «К детской головке (подражание Фету)»; Геон. «Отчего
(Подражание Фету)»; Эспер Ухтомский. («На смерть Фета»), а кроме того — в
эпиграфе к стихотворению Симеона Маслюка.
Однако реминисценций и
интонационных заимствований из Фета полны и те лирические миниатюры, в которых
прямые отсылки к его творчеству от-сутствуют. Примерами пусть послужат два
почти комических случая — раб-ское подражание зачину стихотворения «Чудная
картина.» и варьирование финала стихотворения «Шепот, робкое дыханье.»:
Грустная
картина,
Как
ты мне родна!
Снежная
равнина
Без
конца видна.
Леон Днепрович.
«Белый путь»
Чайки, парус, тина и
опять песок,
Та же паутина, тот же и
дымок.
И куда хватает человека
глаз: —
Изумруда блики и топаз,
топаз!..
Владимир Гущик. «На
взморье»
Лирический шедевр Фета
«Шепот, робкое дыханье…» послужил также контрастной основой для политической
пародии, включенной в «Книгу на-строений» В. Терновского:
Шорох, пьяное дыханье,
Трели кулака,
Безнадежное стенанье,
Взоры паука.11
Хотя осмеянный
современниками Фет к 1913 году уже вошел в пантеон русских классиков, его
прямые поэтические наследники, модернисты, по- прежнему часто подвергались
остракизму. В этом отношении ситуация мало изменилась по сравнению с 1890—
1900-ми годами. Насмешки сыпались и на модернизм в целом, и на конкретных
модернистов в частности.
Иногда пародисты и
эпиграмматисты проявляли своего рода деликат-ность, не называя имен тех поэтов,
в которых метили их стрелы. Так посту-пил, например, П. Голощапов, чье
юмористическое четверостишие было об-ращено к Валерию Брюсову, автору многократно
пародировавшейся строки «Всходит месяц обнаженный при лазоревой луне»:
Коль будет у тебя воочью
Такой оптический обман,
Что две луны увидишь
ночью, —
Ну, значит, ты, мой
милый, пьян.
Порою высмеивались
некие, достаточно условные «измы», как в «повес-ти в стихах»
приятельствовавшего с акмеистами Алексея Липецкого «Надя Данкова»:
Цветы и Гамсун, и
наряды,
Толстой, и сельские
обряды,
И «измы» разные смешно
Сливались в целое одно.
Высмеивались также обобщенные «декаденты», как,
например, в «Веселом райке дедушки Пахома»:
…картины
пишут разные, хорошие и безобразные, а самые модные декадент-ские и
хреноводные. Декадентская картина тем хороша, что не поймешь в ней ни шиша. А
это современной публике и нравится, а художник тем и славится. Важнее шагает,
длинные волосы отпускает и усердней за галстук заливает…
Или в стихотворении Жана Санаржана «В стиле нуво»:
Ты мой слух декадентский
ласкаешь, —
От восторга я влез на
забор —
Ты поела, ты звонко
икаешь,
Будишь эхо далекое гор.
Или у И.М. Радецкого в стихотворении «Невский»:
Наблюдаю, изучаю —
Вижу много лиц.
Много тощих декадентов,
—
Городских
«интеллигентов»
— И «лихих девиц».
Впрочем, эпитетом
«тощая», согласно мемуарной заметке Анны Ахмато-вой, врач-гигиенист и
поэт-дилетант Иван Маркович Радецкий воспользо-вался, обличая в январе 1913
года ее и ее сотоварищей: «Бородатый старик Радецкий, выступая против нас,
акмеистов.. с невероятным азартом кричал: "Эти Адамы и эта тощая
Ева!"»12 Означает ли это, что в процитированном стихотворении
Радецкий нападал в первую очередь именно на акмеистов? Так или иначе, другой
его опус изобилует грубыми выпадами в адрес назван-ного по имени поэта и
прозаика из поколения старших символистов:
Конек мой — «Хам» во имя
Бога…
Пред мной широкая
дорога:
Стремлюсь я радостно
вперед —
Туда, где молится народ…
Хочу молиться там и я. Но
ах, —
С конька свалился я во
прах: —
Мой «Хам» проклятый
заскакал
И в степь на волю
ускакал.
«Страшный
"Хам" (Посвящается Мережковскому)»
Ряд символистов
обвинялся и в ядовитом стихотворении В. Терновского «Наши дни», вошедшем в его
«Книгу настроений»:
Промчался век богатырей,
—
Пошли Бальмонты,
Сологубы —
Стихов красивых душегубы
И воспеватели страстей.
Легко заметить, что
основными объектами для насмешек и инвектив мас-совых поэтов старшего и
среднего поколений продолжали оставаться, глав-ным образом, символисты. Что
такое футуризм и акмеизм — большинство из них просто еще не успело толком
понять и прочувствовать. Однако более мо-лодые со страстью обличали футуристов
и (гораздо реже) — акмеистов.
К примеру, Н. Евсеев в
стихотворении «Два памятника (Из Новочеркасских мотивов). По поводу постановки
памятника Я.П. Бакланову» ирониче-ски стилизовал монолог прекраснодушных
провинциалов, обращенный к условному скульптору-реалисту XIX столетия:
Мы дети прогресса.
Дней прошлых завеса
Тебя отделяет от нас.
Иди к футуристам,
Примкни хоть к кубистам
—
Тебя просветим мы
сейчас.
Я. Коробов с А.
Семеновским издали во Владимире-на-Клязьме книгу сти-хотворных пародий
«Сребролунный орнамент», на титульной странице ко-торой красовалось: «Автору
"Громокипящего Кубка" благоговейно посвя-щаем». Адресата этого втайне
глумливого посвящения пародировал Коробов:
Белый фартук. Шарф,
гребенка,
На щеках бутоны роз.
— Няня, няня у ребенка
Оплаточьте сопленос.
«Веснодень»13
Он же насмешливо
перепевал двух левых акмеистов — Владимира Нарбута и Михаила Зенкевича:
Багряносиний рядотуш
И жирногноестный
прилавок…
И целый сонм скотинодуш
Укорно зрится с
пялопалок.
«Мясоготовня»14
При этом жанровое определение
«пародия» в подзаголовке к книге Коро-бова и Семеновского отсутствовало:
сметливому читателю предлагалось до-гадаться обо всем самому15.
Но по крайней мере в
одном встретившемся нам сходном случае даже самый сметливый читатель, вероятно,
попал бы пальцем в небо: мы имеем в виду три вышедшие в Зенькове книжечки
Сергея Подгаевского, производящие стопро-центное впечатление затянувшейся
пародии на стихи сразу нескольких кубофутуристов, в первую очередь Алексея
Крученых и Владимира Маяковского.
Приведем один
характерный фрагмент из книги «Бисер»:
Затворились
Квадратные
Двери.
Как же
Не радоваться
Такой
Мудрости?!
Свиньи,
Гнояю
Задверно
Удавленных
Гнидами.
Гнусно
Корчится
Билиберда.
Один — из книги «Эдем»:
из ночи слезливой
выползла
рыжая змея моих
лжестраданий.
пускай будет так.
плач мой — визг.
визг пришибленной
собачонки.
это
из другой оперы…
нет, нет…. ничего
подобного!
улица. гм?
И один — из книги «Шип»:
мне — учителю,
тарабарщно,
ните — ики.
И только твердое знание
о том, что будущий соучастник Владимира Тат-лина по выставке «синтезостатичных
композиций» Сергей Подгаевский пи-сал свои стихи абсолютно «всерьез»,
заставляет перестать относиться к ним как к пародии и попытаться увидеть в этих
стихах опыт усвоения футури-стической поэтики.
И все-таки резко
обособлять русскую модернистскую поэзию от массовой представляется нам, вслед
за М.Л. Гаспаровым, не вполне корректным и, уж точно, — излишне категоричным. О
значительном влиянии модернистов на не модернистов по принципу «от противного»
убедительно свидетельствуют хотя бы процитированные выше пародии молодых
авторов на стихи Северя-нина, Нарбута и Зенкевича16.
Весьма многочисленными в
стихотворениях не элитарных поэтов были вариации модернистских программных
текстов, а иногда и прямое копиро-вание модернистов.
Особенно усердно
осваивалась поэтика Бальмонта:
Я — поэт для взалкавших
немногих,
Я — поэт предпоследних
ступеней,
Там, где света ползучие
блики
Переходят в холодные
тени
И шуршат на пороге.
Борис Дубиновский. «У
порога»
Я — горюч, едко-жгуч,
как ланиты слеза,
Я — река, я — ручей, я —
загадка речей,
Я — опал и рубин,
аметист, бирюза.
Симеон Маслюк.
«Ум и чувство»
Я хотел бы быть дерзким
и смелым,
Парящим над небом орлом,
Я хотел бы быть сильным,
могучим,
Людей всех бессильных царем!
Анатолий Иоссель. «Я
хотел бы быть дерзким и смелым…»
Рьяно подражали и
Брюсову:
Ты мне в неотвратимом
сне приснилась
И с дрожью радостной
сошла творить обряд,
И было сладостно испить
священный яд
И долго, долго стыть
пока ты возле тмилась.
Алексей Ефременков. «Из
сонаты»
А также Блоку:
Но вот приходит он
таинственный,
И я бросаю танцевать,
Сажусь с тобою, друг
единственный,
На эту яркую кровать.
Анатолий Доброхотов.
«Проститутка»
И Городецкому:
Дажбог, Дажбог,
Ты солнца бог,
Пролей нам свет
На много лет.
А ты, Перун,
Рази стрелой,
Кто нам, ведун,
Грозит бедой.
Юлия Дроздова. «Дажбог,
Дажбог.»
Своеобразную «книгу
отражений» представляет собой сборник москов-ского поэта Георгия Рыбинцева
«Ожерелье из слез и цветов». Его стихотво-рения отзываются то Брюсовым:
И электрические луны
Висят над окнами домов.
Перехожу я мост
чугунный,
Не слыша собственных
шагов.
«Брожу по улицам
пустынным.» —
то Блоком:
В ресторанных накуренных
залах
Звенят бокалами,
гнусавят скрипки.
Поймет ли та, кому я шлю
улыбки
Больной ужас желаний
усталых.
«В ресторане»
Один же текст и вовсе
может показаться наглым плагиатом блоковского «Балагана», а на самом деле,
по-видимому, является слегка наивной попыткой использовать стихотворение Блока
как основу для собственного поэтического высказывания, опытом соотнесения
своего мироощущения с блоковским:
По рытвинам ухабистой
дороги,
Волнуя бережно седой
туман,
Плетутся скорбно
траурные дроги,
Влача мой полинялый
балаган.
В углу грустит с букетом
из жасмина,
В костюме вышитом нуждой
пестро —
Подруга униженья —
Коломбина,
Боясь встревожить
сонного Пьеро.
За ними — ужас мук и
неудачи,
А там — кривлянье, тот
же мертвый смех.
Чуть тащат балаган худые
клячи
Для сладостных забав и
для утех.
Но, может, к старости —
влача чуть ноги,
Поймешь, что все, что
было там — обман
И бросишь с отвращеньем
при дороге
Свой полинялый, пестрый
балаган.
«Балаган»
Не отвлекаясь более на
отдельные, хотя бы и самые очевидные цитаты из модернистов у не модернистов,
отберем из общего числа прочитанных нами книг массовых поэтов те, в которых
встречаются эпиграфы из произведений модернистов. Расположив имена модернистов
в получившейся таблице иерархически — в зависимости от частотности их
упоминания в не модер-нистских книгах, мы получим возможность увидеть, кто из
элитарных поэтов повлиял на массовых стихотворцев по-настоящему ощутимо:
Поэт-модернист |
Книги не
модернистов, в которых встре-чаются эпиграфы из этого модерниста |
Общее
количество книг, в которых встречаются эпиграфы |
Бальмонт |
А. Виноградов. «Птица Радости и Птица Печали»; Н.
Вороновский. «Шелесты жизни»; Д. Горбов и Э. Великовский. «Стихи»; А.
Жуковский. «Струны дро-жащие»; А. Журин. «Вечные мгновенья»; М. Исакова. «Мои
стихи»; Н. Мазуркевич. «Ранние грезы»; С. Маслюк. «Символы — признаки моей
души»; М. Стремин. «За-мкнутый круг» |
9 |
Брюсов |
А. Виноградов. «Птица Радости и Птица Печали»; М.
Гартвельд. «Ночные соблаз-ны»; А. Горностаев. «Глубоким утром (Песнопения)»;
А. Ефременков. «Flori— legium: Стихи; Баркаролы; Элегии; Эро-тика; Арабески; Мирный
сон; Ноктюрн»; С. Маслюк. «Символы — признаки моей души»; А. Романовская и Д.
Рем17. «Мор-ские камешки: Стихотворения»; Н. Се-вастьянов. «Prima carmina:
Тридцать пять стихотворений»; М.
Стремин. «Замкну-тый круг» |
8 |
А. Блок |
А. Барышев и Б. Плетнер. «Жестокость и тайна: Стихи
и проза»; А. Виноградов. «Птица Радости и Птица Печали»; М. Гарт- вельд.
«Ночные соблазны»; А. Горностаев. «Глубоким утром (Песнопения)»; А.
Хоминский. «Обман» |
5 |
З. Гиппиус |
М. Исакова. «Мои стихи |
1 |
Городецкий |
А. Виноградов. «Птица Радости и Птица Печали» |
1 |
Гумилев |
М. Гартвельд. «Ночные соблазны» |
1 |
Мережковский |
Н. Феоктистов. «Стихи» |
1 |
С. Парнок |
М. Исакова. «Мои стихи» |
1 |
Пяст |
Ф. Эсаул. «Стихотворения» |
1 |
Сологуб |
М. Стремин. «Замкнутый круг» |
1 |
Что
обращает на себя внимание в этой таблице? Во-первых, и это самое главное, само
наличие среди не модернистов (пусть — тонкой, но действи-тельно существовавшей)
прослойки стихотворцев, испытавших модернист-ское влияние, — 18 авторов из 258
нами прочитанных (более 7%). Во-вторых, солидный отрыв Бальмонта, Брюсова18
и Блока от остальных модернистов, чьи стихи выбирались для эпиграфов массовыми
поэтами в 1913 году. Собст-венно, их воздействие на массовую словесность мы и
предлагаем считать без-условным и значительным. В остальных же семи случаях
приходится го-ворить о влиянии того или иного модерниста на конкретного
автора—не модерниста. И, наконец, в-третьих, особо отметим достаточно широкий
гео-графический разброс книг не модернистов, представленных в таблице: кроме
Москвы и Петербурга местами издания этих книг числились Киев (дважды), Юрьев,
Пятигорск, Звенигородка, Омск и Чернигов.
Теперь вернемся к
базовому для нашей работы разделению всех русских сти-хотворцев 1913 года на
массовых поэтов и модернистов и сопоставим их книги между собой по нескольким
критериям. Эти критерии таковы: наличие или отсутствие портрета (или
фотографии) автора в книге, наличие или отсут-ствие авторского предисловия к
книге, наличие или отсутствие разделения книги на разделы, наличие или
отсутствие датировок под стихотворениями.
Предварить это
сопоставление мы бы хотели важной оговоркой, которую, наверное, следовало бы
сделать чуть раньше: занесение того или иного поэта в разряд представителей
массовой литературы или модернистов иногда бы-вает сопряжено с немалыми
трудностями и даже с неизбежными отступле-ниями от реальной
историко-литературной картины эпохи. Ведь некоторые из наших авторов пытались
осторожно освоить модернистскую поэтику, не порывая в то же время с взрастившей
и питавшей их массовой словесностью. Как с массовыми, так и с элитарными
поэтами кое-кто из них был связан и биографически. Это в разной степени
справедливо по отношению не только к тем девятнадцати авторам, о чьих книгах мы
говорили только что, но также (как минимум) и по отношению к Николаю Агнивцеву,
Аркадию Гурьеву19 и Дмитрию Цензору20 (в этой работе все
они поставлены в ряд массовых поэ-тов). Но подобные случаи подтверждают нашу
гипотезу: границы между мо-дернизмом и не модернизмом в 1913 году оказались уже
сильно размытыми, особенно на периферии модернизма и массовой литературы.
А теперь приведем
полученные нами и систематизированные в таблицу результаты для книг стихов
массовых поэтов:
233
книги (83% от общего количества книг, вышедших в 1913 году)
Портрет или
фотография автора |
В 21 книге из
233 |
9% от всех книг
массовых поэтов |
Авторское
предисловие |
В 17 книгах из
233 |
7,2% от всех
книг массовых поэтов |
Разбиение на
разделы |
В 47 книгах из
233 |
20% от всех
книг массовых поэтов |
Датировки под
стихотворениями |
В 25 книгах из
233 |
10,7% от всех
книг массовых поэтов |
Эти результаты могут
восприниматься как фон для «обследованных» по тем же параметрам книг
модернистов:
47 книги (17% от общего количества книг,
вышедших в 1913 году)
Портрет или
фотография автора |
В 4 книгах из
47 |
8,6% от всех
книг модернистов |
Авторское
предисловие |
В 4 книгах из
47 |
8,5% от всех
книг модернистов |
Разбиение на
разделы |
В 17 книгах из
47 |
36,1% от всех
книг модернистов |
Датировки под
стихотворениями |
В 10 книгах из
47 |
21,2% от всех
книг модернистов |
Мы видим, что модернисты
в 1913 году превзошли массовых поэтов в ис-пользовании всех простейших средств
преобразования сборника
стихов в кон-цептуально оформленную книгу стихов, кроме предварения книги
портретом (этот способ массовыми поэтами использовался на 0,4% чаще). Более
того, в плане выразительности некоторые из фотографий не элитарных стихотвор-цев,
предварявших их книги, ничем не уступают портретам, открывавшим книги
модернистов. Достаточно будет указать на фотоизображение пожилой поэтессы
«народно-патриотического направления» Надежды Броницкой в роскошном кокошнике,
или на эффектный фотопортрет молодого денди, украшающий книгу уже
цитировавшегося нами в разделе о графомании стихотворца фон Бока, или на фото
мудрого ласкового старика, которым открывался сборник И.М. Радецкого «Из мрака
к свету и любви: (Песни скорби и гнева)», или на портрет с подписью: «Алексей
Петро-вич Ковалев (в берете Дижонского Университета)» в книге стихов этого ав-тора
«Пажьи напевы», или, наконец, на фотографию поэта Ф. Воронцова в белоснежном
фартуке и с топором. Подпись под фотографией, помещенной на титульной странице
воронцовской книги «Наброски из жизни мясника», гласит: «Мясник или самоучка.
Поэт Ф.И. Воронцов. Получил ВЫ-СОЧАЙШУЮ благодарность за сочин<енный>
Акростих».
Что касается авторского
предисловия, то здесь модернисты оторвались от массовых поэтов совсем ненамного
— всего на 1,3%. Это объясняется легко: предисловие к книге, чаще всего
выполнявшее роль текста, растолко-вывающего читателю художественные намерения
автора, широко использо-валось старшими символистами, однако к началу 1910-х
годов оно потеряло для модернистов значительную долю своей привлекательности.
Избранная публика, для которой предназначались модернистские книги, уже и без
вся-ких предисловий была подготовлена к восприятию авторского собрания ли-рики
как «большой формы» поколением Бальмонта и Брюсова, а затем — Блока и Белого21.
Гораздо чаще, чем
массовые поэты, русские модернисты в 1913 году рас-пределяли стихотворения в
своих книгах на озаглавленные или неозаглавленные разделы — разница составляет
целых 16,1%. При этом (как было по-казано в другой нашей статье)22 в
период с 1888 по 1912 год модернисты разбивали свои сборники на разделы еще
усерднее. Напрашивающийся вы-вод: тяготение к макроциклизации — один из
существенных и отчасти диф-ференцирующих признаков модернистской книги стихов.
Разительным в нашей
таблице выглядит и зазор между количеством мо-дернистских и не модернистских
книг с датированными стихотворениями. Он составляет 10,5%. Объясняется такая
существенная разница, в первую оче-редь, тем, что младшее поколение модернистов
как раз в интересующий нас период активно осваивало различные вариации книги —
лирического днев-ника с его почти неизбежными хронологическими привязками всех
стихотво-рений. В частности, в 1913 году были изданы столь яркие образцы
стихотвор-ных книг, тяготеющих к дневниковой форме, как «Первая пристань»
Василия Комаровского, дебютное издание «Камня» Осипа Мандельштама, «Пятьдесят
лебедей» Бориса Садовского и «Из двух книг» Марины Цветаевой.
Необходимо, однако,
отметить, что отдельные, не складывающиеся в систему попытки освоить форму
поэтического дневника предпринимались в 1913 го-ду и представителями массовой
словесности. Так, например, только что упо-мянутый Ф. Воронцов риторически
вопрошал читателя в стихотворном «Предисловии» к своей книге:
Не
желаете ли кстати вы
Прочитать
и мой рассказ
Мои
записки дневника
Про
жизнь подробно мясника,
Образ
жизни их, ученье
И
притом здесь разъясненье…
Другой поэт-дилетант, А.
Замятин, выпустил в Минске небольшую книгу «Венок», в которой все стихотворения
были выстроены в хронологическом порядке, датированы и образовывали единый
дневниковый сюжет. Описание знакомства лирического героя с будущей женой
перетекало в книге в исто-рию их любви и семейной идиллии, а затем — в
трагический рассказ о смерти жены от внезапно открывшейся болезни.
Тут самое время сказать
несколько слов о художественных поисках неко-торых массовых поэтов, которые
велись «параллельно» с поисками модер-нистов, а изредка даже упреждали
модернистские творческие открытия.
В частности, именно
массовыми поэтами в начале 1910-х годов разрабаты-вался тот тип книги, который
всерьез заинтересовал элитарных ленинград-ских писателей для взрослых и детей
лишь в 1920-е годы. Мы говорим о свое-образном рецидиве новой «натуральной
школы», то есть — о книгах пред-ставителей различных социальных,
профессиональных и других сообществ, написанных с использованием характерной
профессиональной или жаргон-ной лексики и рассказывающих читателям о самых
разнообразных аспектах жизни этих сообществ23. Из достаточно
многочисленного списка таких книг, изданных в 1913 году, выделим поэтический
сборник Ивана Бабина «Охота и природа: Охотничьи стихотворения и статьи», книгу
«Стихотворения» А. В-ия, составленную из медицинских историй с говорящими
заглавиями («На холере», «Препаровочный зал», «Ночное дежурство» и прочее в том
же духе), изданную журналом «Образование пчеловода» книгу стихов М. Гор-батова
«Улей», а также подробно описывавшую быт заключенных книгу И.С. Булахова «В
стенах тюрьмы»:
Тюремный
паек и тюремные щи
Наскучили
мне беспредельно
И,
тщетно, стараясь в них мясо найти
Ныряю
я ложкой бесцельно.
«Разочарованный»
Эй, ребята, не толпись,
Что вы как бараны?!
Стремный, к месту
становись
Зорь за лягашами.
«Оплошали (Фабрикация
игральных карт)»
В этот ряд, безусловно,
вписывается и книга стихов Ф. Воронцова «На-броски из жизни мясника», из
которой процитируем полностью одно стихо-творение — «Бойцы»:
Еще есть много мясников,
Что на бойне бьют быков.
Много их и также разных
От делов разнообразных.
У них
свои есть образцы,
Быков
бьют — то есть бойцы,
Телят
колет — тот телятник,
Свиней
шпарит — то свинятник.
Туго
знает каждый дело
И
берется так умело,
Кто
башку быку ломает
Со
сторон кто подлупает;
И не
боле пять минут,
Точно
пить быку дадут,
Все
так чисто, аккуратно,
На все
ученье-свет понятно.
Хоть я
мясник, но не хвалюсь,
Быка
зарезать не берусь,
Я с
этим делом не знаком,
Свиней
не шпарил, не колол.
И
право же, хоть я не трус
Писать
же больше не берусь
Про
ихний образ, про порядки,
Не
попало, чтоб напрядки.
Извольте
вкратце образцы
Кто
такой есть и бойцы.
Временно отвлекаясь от
демонстрации новаций массовых поэтов в области составления и издания ими своих
книг, отметим, что процитированный текст Воронцова кажется нам интересным не
только в качестве примера стихотвор-чества поэта-мясника24, но и как
оттеняющий те, датированные 1913 годом, эпатажные опыты двух левых акмеистов —
Михаила Зенкевича и Владимира Нарбута, в которых и бойцы скота, и сам убиваемый
скот безудержно (де)эстетезированы. Процитируем целиком стихотворение Зенкевича
«Бык на бойне»:
Пред десятками загонов
пурпурные души
Из вскрытых артерий
увлажняли зной.
Молодцы, окончив
разделку туши,
Выходили из сараев за
очередной.
Тянули веревкой осовелую
скотину,
Кровавыми руками сучили
хвост.
Станок железный походил
на гильотину,
А пол асфальтовый — на
черный помост.
Боец коротким ударом
кинжала
Без хруста крушил спинной
позвонок.
И, рухнувши, мертвая
груда дрожала
Бессильным ляганьем
задних ног.
Потом, как бритвой,
полоснув по шее,
Спускал в подставленные
формы шлюз.
В зрачках, как на
угольях, гаснул, синея,
Хребта и черепа золотой
союз.
И словно в гуртах средь степного
приволья
В одном из загонов
вздыбленный бык,
Сотрясая треньем жерди и
колья,
В углу к годовалой телке
приник.
Он будто не чуял, что
сумрак близок,
Что скоро придется
стальным ногам —
С облупленной кожей
литой огрызок
Отрезанным сбросить в красный
хлам.
И я думал, смиряя трепет
жгучий:
Как в нежных любовниках,
убойную кровь
И в быке каменнолобом
ударом созвучий
Оглушает вечная рифма —
любовь!25
Как видим, творческие
установки двух авторов — не модерниста и модер-ниста — были диаметрально
противоположными: Воронцов, как мог, пытался уберечь читателя от самых
неприятных подробностей работы бойца скота. Хотя ему и не удалось совсем
обойтись без страшных строк («Кто быку башку ломает, // Со сторон кто
подлупает»), деликатный поэт-мясник пред-принял попытку нейтрализовать шоковое
читательское впечатление ссылкой на аккуратность и слаженность деятельности
своих собратьев по ремеслу. За-дача Зенкевича заключалась в том, чтобы поразить
читателя обилием крова-вых подробностей как можно сильнее, иначе финальное
слово стихотворения не прозвучало бы так «оглушающе» неожиданно.
Пользуясь случаем,
приведем еще один любопытный и совсем уже частный пример независимой разработки
массовым поэтом, испытавшим влияние мо-дернизма, той же темы, что и автором-модернистом,
— стихотворение Милия Стремина «Февральское», целый ряд мотивов которого (не
говоря уже о раз-мере и рифмовке — четырехстопный ямб, АВАВ) перекликается с
шедевром раннего Бориса Пастернака «Февраль. Достать чернил и плакать…»:
Сегодня
день совсем весенний:
Подтаял
снег, журчит капель,
Открыты
настежь двери в сени,
Перед
окном воды купель.
Неудержимое веселье
Собак, сбежавших со
двора.
И, словно встретив
новоселье,
Шарманщик заиграл с
утра.
Мостки неверны, мокры,
хлипки,
Перед воротами ухаб.
И расплываются улыбки
На круглых лицах
встречных баб.
Охвачен радостным
порывом,
Весь от волнения дрожу,
И далеко — каким-то
дивом —
В мечтах не званных
ухожу.
Сажусь, — пишу слова
привета
И адресую в Сан-Ремо,
Не дожидаяся ответа
На прежнее свое письмо.
И стихотворение
Пастернака, и стихотворение Стремина начинаются с констатации внезапного
наступления весны в феврале, продолжаются мыс-ленным осмотром окрестностей, а
завершаются рождением спонтанного и в этом подражающего природе текста.
Возвращаясь к разговору
об авангардном для своего времени устройстве не-которых русских не
модернистских книг, назовем имена еще двух авторов, чьи сборники стихов,
выпущенные в 1913 году, кажется, не имеют аналогов в тогдашней издательской
практике. В книге «Замок моей души»
первого из этих авторов, Иннокентия Жукова, фотографии вырезанных им же из
дерева скульптур сопровождаются стихотворными подписями, вроде следующей: «—
Вот "Карл Иванович" стоит и смотрит виновато: почтеннейший вчера не-множечко
"того" и я ему грожу шутливо пальцем». Во второй книге — «Пла-стические
этюды. Стихотворения для "Танцев под слово"», автором которой был
Александр Струве, ключевые глаголы движения иллюстрируются фото-графиями
специально приглашенных танцовщиц и танцовщиков. Сам Струве гордо заявлял в
предисловии к сборнику: «Выпуская в издательстве Б.В. Решке настоящую книжку, я
хотел положить начало художественной литературе, созданной специально для
сочетания слова с пластикой и танцем, в будущность которого я совершенно определенно
верю».
В заключение этого
раздела и отчасти как о курьезе упомянем еще о восьми- страничной книжечке
стихов маленькой девочки, Лиды Шаховской, издан-ной в Москве ее любящими
родителями. Стихотворения из Лидиной кни-жечки, например, такое:
Что из Лиды с Сергеем
стало?
Таких деток не бывало, —
И прилежны, и умны,
И совсем не шалуны.
«Перерождение
шалунов» —
было бы небезынтересно сравнить как со стилизаторскими
опытами в этом роде, вошедшими в сборник Марины Цветаевой «Из двух книг», так и
со сти-хами другой девочки — Зины В., включенными в откровенно эксперимен-тальную
поэтическую книгу Алексея Крученых «Поросята».
1) Тарасенков
А. К., Турчинский Л. М. Русские
поэты ХХ века. 1900—1955. Материалы для библиографии. М., 2004. Неточные
библиографические описания, изредка встречающиеся в этом замечательном
справочнике, мы исправляли, специально этого не оговаривая.
2) Вот их список в алфавите авторов, разбитый по двум
группам: массовые поэты и поэты-модернисты (библиографические сведения о
модернистах для нагляднос-ти выделены полужирным шрифтом): А. Б.
Сборник стихотворений. М., 1913; А. Л. Ф. (Искандер).
Стихотворения и миниатюры. Симферополь, 1913; Аврамов Е.П. Море
и берег: Стихотворения и рассказы. СПб., 1913; Агнивцев Н.
Студенческие песни: Сатира и юмор. 2-е изд. СПб., 1913; Акимова С.К.
Песни старости: Стихо-творения: Лирические, а также ко всем историческим
юбилеям, на смерть Л. Тол-стого и Балканским событиям. Кн. 1—2. М., 1913;
Аксенов <М.В.> Стихотворения. Кострома, 1913;
Артамонов Мих. Когда звонят колокола. Иваново-Вознесенск, 1913;
Артамонов Мих. Улица фабричная. Иваново-Вознесенск, 1913; Б.
Зинаида. Пережитые песни. М., 1913; Бабин Иван.
Охота и природа: Охотничьи стихотворе-ния и статьи. Данков, 1913;
Бабин Иван. Стихотворения. Данков, 1913; Балагин А.С. (А.С.
Гершанович). Огни сердца. 2-е изд. Ташкент, 1913; Барановский А.М.
Брызги: Очерки, стихотворения. Одесса, 1913; Барсов А.А.
«Скорбные мотивы». Кн. 1. Му-ром, 1913; Барсов А.А. Семейный смех и
его польза: 25 басен. Кн. 2. Муром, 1913; Барсов А.А.
«Игривые мотивы». Кн. 2. Муром, 1913; Бархин К. Гроза и ночь: Сти-хотворения.
СПб., 1913; Барышев А., Плетнер Б. Жестокость и тайна: Стихи и
проза. М., 1913; Безрукавников Д. Сборник
стихотворений. Воронеж, 1913; Бекташев К. Силуэты.
Александровск, 1913; Биншток М.Л. Мистрисс Крукс и Марк
Твен перед судом общественного мнения. СПб., 1913; Богатырев А.А.
Гибель «Титаника» и проч.: Новейшие стихотворения. Камышин, 1913;
Богатырев А. Роковая минута или нечаянное убийство девушки.
Камышин, 1913; Богатырев А. Стихотворения: Одинокий и проч. М., 1913;
Богомолов Б. Царевна-Зоренька. Стихи детские. СПб., 1913; Бок
фон. Аккорды души: Стихи. СПб., 1913; Бравский Р.
Полынь: Стихи. Па-риж, 1913; Брандт Николай. Carceri;
Темницы. 4-я книга стихов. Киев, 1913;
Бро- ницкая Надежда. Отголоски жизни. Т. 1. СПб., 1913;
Булахов С.И. В стенах тюрьмы. Тула, 1913; Бунин И.
Иоанн Рыдалец: Рассказы и стихотворения: 1912—1914 гг. М., 1913; Бунов-ТальЛев.
Горе быть женатым. Херсон, 1913; В-ий А.И. Стихотворения. СПб.,
1913; Вакар М. Думы и песни. СПб., 1913; Васильковская Н.
Васильки. Сбор-ник стихотворений и миниатюр. Курск, 1913; Верещагин
Владимир. Стихотворения. СПб., 1913; Винкерт Владимир.
От лучины к радио: Стихи. Херсон, 1913; Виногра-дов А. Птица Радости и
Птица Печали. Стихи. СПб., 1913; Витман Ирина. Сне-жинки.
Калуга, 1913. Т. 1; Владимирова Ада. Дали вечерние.
1910—1912. СПб., 1913; Власов-Окский Н. Родное. Нижний
Новгород, 1913; Волынцева Я. Душа и тело: Опыт
лирической новеллы в стихах в 10 главах с прологом и эпилогом и др. сти-хотворения.
Кременец, 1913; Вороновский Николай. Шелесты жизни.
Киев, 1913; Воронцов Ф. Наброски из жизни мясника. СПб., 1913;
Высоцкий К. Апостол: сти-хотворения. Сувалки, 1913;
Гайдебуров П.П. Стихи. СПб., 1913; Ганецкий Н.
Из-гнанник: Поэма и стихотворения. СПб., 1913; Ганьшин Сергей.
Предрассветные песни. М., 1913; Гартвельд Михаил. Ночные
соблазны: Стихи. СПб., 1913; Гейнрихсен Николай. Трепет
зари. Верный, 1913; Геон. Между прочим: Сто
стихотворений. СПб., 1913; Гиляровский Владимир. Стихотворения.
М., 1913; Голощапов П. Стихо-творения. Луга, 1913; Гомонов М.
Песни неудовлетворенного сердца. Тифлис, 1913; Горбатов М.
Улей: Стихотворения. Кострома, 1913; Горбов Дмитрий, Эммануил Ве- ликовский.
Стихи. М., 1913; Горностаев А. Глубоким утром:
(Песнопения). М., 1913; Горский Владимир. Черныя ленты: Стихи.
М., 1913; Грамматчикова Н.И. Песни сердца. СПб., 1913;
Григорьев С.В. Пришла весна: Новые стихотворения. Саратов, 1913;
Григорьева О.В. Песни сердца. Вып. 1. Ковно, 1913; Гурвич СЛ.
Утренняя заря: Песни и поэмы: 1907—1912. М., 1913; Гуревич Борис.
Народу моему. СПб., 1913 (на обл. 1912); Гурьев Аркадий. Безответное.
М., [1913]; Гусев А. Стихотворения Алек-сандра Константиновича
Гусева, крестьянина дер. Муравьева Мышкинского уезда. Вып. 1. Углич, 1913;
Гусев Владимир. Стихи. Т. 3 (Сады). Киев, 1913; Гущик Влади-мир.
Сборник стихотворений. СПб., 1913; Дайтчман У. Скорбные аккорды.
3-е изд. Елисаветград, 1913; Дедушка Пахом. Веселый раек
дедушки Пахома. М., 1913; Днепрович Леон (Н. Чаров). Думы и
песни: Стихотворения. Рязань, 1913; Доброхо-тов Анатолий. Песни
воли и тоски: 1900—1912 (за 12 лет). М., 1913; Дормидон- това В.
Стихотворения. Казань, 1913; Драверт Петр. Стихотворения:
1. Казань, 1913; Дрожжин С.Д. Песни старого пахаря:
1906—1912. М., 1913; Дроздова Юлия. Стихи. Данков, 1913;
Дубиновский Борис. Предутренние мерцанья: Стихи (1911 — 1913).
М., 1913; Дьяков Н. Нашествие Наполеона: Отечественная эпопея:
Поэма в стихах: К юбилею
3)
Вот их список в алфавите авторов: А. Ф. Из песен и стонов.
Тифлис, 1913; Артемьев Вяч. Сатира и юмор. Кн. 2. Самара, 1913;
Бабкин Владимир. Жизнь и смерть. Яро-славль, 1913; Бекевич-Бекиш Я.
Стихотворения. Белосток, 1913; Буров Л. Футури-стические
стихи. Ямполь, 1913; Венедиктов Алексей. Мысли в стихах.
Слобода Ни-колаевская, 1913; Галай Лидия. Простые стихи.
М., 1913; Герман. В тенетах снега. М., [1913]; Гольек Е.
Осенняя песенка: Пьеса. СПб., 1913; Гомонов М. Тоска по ро-дине:
Солдатские письма в стихах. Тифлис, 1913; Гончаренко И. Стихотворение.
Хорол, 1913; Дитерихс фон Дитрихштейн Владимир. Зовы земли: Стихи.
Одесса, [1913]; Зеснейн Упсал. Первая книжка
стихотворных ухищрений. М., 1913; Иванов Родион. Стихотворения.
Кн. 4. СПб., 1913; Ивнев Р., Эсс П. У пяти углов;
Диалог; Взлет 1. СПб., 1913; Израилитан Иосиф.
Стихотворения. Вильна, 1913; Кесарев Иван. Звездочки. Вып.
4. Смоленск, 1913; Колубанский Г. Великий дом Романовых.
Бийск, 1913; Колчин М. Стихи «Влюбленность». Архангельск, 1913;
Комаров Н. Горе преступника: Песнь наболевшей души. М., 1913;
Коринфский Аполлон. Песнь Цесаревичу. Одесса, 1913;
Кошкаров Сергей. Святая Русь: 1613—1913. СПб., 1913; Красный
Саша. Если был бы я Убейко Юлий: Сб. куплетов. Одесса, 1913;
Круче-ных А. Победа над солнцем. СПб., 1913; Куявский А.
Станция Мыкен; Это не счи-тается; Ой, щекочет.: Новые злободневные куплеты.
Одесса, 1913; Л-ц Р. Мои песни. М., 1913; Ланшин М.А.
Первые звездочки: Стихотворения Миры Ланшина. Александровск, 1913;
Лебедев Вл.П. Стихотворения. Пб., 1913; Малышев А.
Ва-сильки: Сб. стихотворений: 1906—1912. СПб., 1913; Мейснер А.Ф.
Ночью (Из 3-й кн. стихов). СПб., 1913; Миловидов Н. К майским
торжествам в Москве: Поклон земной Москвы Великой царю родному своему. М.,
1913; Михайлов Петр, монах. О, дивный остров Валаам:
Стихотворение, посвященное Валаамской обители. СПб., 1913; Мыльникова Ксения.
Крики чайки: Стихотворения. Кн. 2. Нижний Нов-город, 1913; Нарбут Владимир.
Любовь и любовь: 3-я кн. стихов. СПб., 1913; Непри-миримый.
Стихотворения: Части целого. Саратов, 1913; П. И. К.
Ученическая песня. Симферополь, 1913; Пальгунов С. Слава Романову
Дому: 21 февраля
4)
См.: Лекманов О.А. Эволюция книги стихов как «большой формы»
в русской поэ-тической культуре конца Х1Х — начала ХХ века // Авангард и
идеология: русские примеры. Белград, 2009 (публикация в Интернете: http://www.trediakovsky.ru/content/view/229/41/).
5) О поэтике
не модернистской книги стихов начала ХХ века не написано ничего. О поэтике
модернистской книги стихов см., в первую очередь: Максимов Д.Е. Идея
пути в поэтическом сознании Ал. Блока // Максимов Д.Е. Поэзия и проза Ал.
Блока. Л., 1975; Тименчик Р.Д. О составе сборника И.
Анненского «Кипарисо-вый ларец» // Вопросы литературы. 1978. № 8;
Правдина И.С. Формирование ли-рической трилогии // Александр
Блок. Новые материалы и исследования. Кн. 4. Литературное наследство. Т.
6)
Поскольку тексты такого рода никогда не попадали в поле зрения исследователей,
приведем здесь подборку отрывков, взятых из поэтических книг 1913 года:
Последний день
промчавшегося года;
Возврата нет
волшебным, чудным снам!
А впереди лишь
горе и невзгода —
И рвется вновь
душа к былым мечтам.
А. Б. «Старый
год»
В новом году
новые песни,
Старые давно уж
пропеты.
В новом году
новые вести,
Старые скорби и
старые грезы
Пропали без
вести.
С.К. Акимова.
«Новый год»
Бьет
полночь. Звенят бокалы,
Старый
год спит крепким сном.
Новый
встал, уж в темной дали
Его
взор горит огнем.
Д. Безрукавников.
«Новый год»
Двенадцать пробило
ударов. Год старый уходит от нас,
Согбенный от ноши
тяжелой, дождавши последний свой час.
Анатолий Иоссель.
«Встреча»
Бьет двенадцать
часов. Полночь мрачная
Протянула свой
черный покров.
Не слышна в эту
ночь песня брачная —
К жизни новой
торжественный зов.
— Ночь простерла
над смертью покров.
Кашталинская. «В
ночь новогоднюю»
Из года в год мы
поздравленья
Друг другу с
Новым Годом шлем,
Но коль в нас
старые стремленья, —
Мы к новым целям
не придем.
Анна Невская. «На
1914-й год»
Рожденный в глубокий
полуночный час,
Час тайн и немой
тишины,
Скажи нам,
малютка, чем будешь для нас?
Открой нам
грядущего сны!
И. Понятовский.
«Новый год»
Новый год!..
Воскресают надежды у всех
И иллюзии тешат
нас снова
Среди звона
бокалов веселье и смех
И все ждут
«новогоднего слова».
С. Полинский. «К
новому году»
Вот уж бьет
двенадцать!
Полуночь настала;
Время без
возврата
Старый год
умчало.
Иван Савельев.
«На новый
Что ждет нас
впереди: надежда ли на счастье.
Что даст он нам?
Отрадный ли покой,
Иль снова наша
жизнь, осенним днем, ненастным,
Без света и любви
пойдет своей чредой?
Н. Таубе. «Но
новый год»
Но в час встречи,
ликованья,
шлем мы счастья
пожеланья,
сердце верит им,
зовет.
Здравствуй, юный
Новый Год!
Т.А. Н-я.
«Пересыпался песок.»
Приходи к нам с
идеалами,
Вся душа тобой
полна,
Встретим мы тебя
бокалами
Искрометного
вина.
Ф. Филимонов.
«Новый год (1895)»
Еще один ушел в
безвестное пространство,
Как много их
ушло. и вот
Опять среди
обычного веселия и пьянства
Встречают люди
новый год.
П. Шацких. «На
новый год»
См. также в
стихотворении Марины Цветаевой «Под новый год»:
Встретим
пришельца лампадкой,
Тихим и верным
огнем.
Только ни вздоха
украдкой,
Ни вздоха о нем!
Еще см.
стихотворения Анатолия Доброхотова «На новый год», В. Дормидонтовой «На новый
год» и З. З. «На новый год».
7) См.:
Марков В.Ф. Можно ли получать удовольствие от плохих стихов, или
О рус-ском «Чучеле совы» // Марков В.Ф. О свободе в поэзии: Статьи, эссе,
разное. СПб., 1994.
8) Здесь и далее
название книги указывается в тексте статьи, если автор выпустил больше одного
поэтического сборника в 1913 году.
9) Этому
стихотворению в книге Ф. Пестерева-Померанцева предшествует другое, обращенное
к той же адресатке, из которого приведем две заключительные строфы:
Ты не обидишь
несчастных.
Взором согреешь
сердца.
Слов не пускаешь
напрасных
Жизнь презираешь
купца.
В сердце моем
огрубелом,
Чувства явилися
вновь.
Что ты за призрак
под телом,
Что порождаешь
любовь?..
«Вся ты в сиянии
ярком.»
10) Гаспаров
М.Л. Поэтика «серебряного века» // Русская поэзия Серебряного
века. 1890—1917: Антология. М., 1993. С. 7.
11) Напомним, что
именно с вариаций фетовских мотивов в январе 1914 года начинал свой путь в
большой поэзии молодой Сергей Есенин. В поэтических книгах 1913 года также
упоминались: Некрасов (С.И. Семенов — стихотворение «Памяти
Некрасова», Павел Шацких — стихотворение «Памяти Н.А. Некрасова»),
Апухтин (Н.И. Грамматчиков — стихотворение «На мотив Апухтина»,
Геон — эпиграф из Апухтина), Тютчев (А. Журин — эпиграф к
стихотворению, Симеон Маслюк — эпиграф к стихотворению), Майков
(Геон — стихотворение «На смерть Майкова»), А.К. Толстой
(В. Мусвиц-Шадурский — стихотворение «Навеяно гр. А.К. Тол-стым», Михаил
Нефедов — эпиграф к стихотворению, Т.А. Н-я — эпиграф к сти-хотворению),
Иван Никитин (И. Коробов — стихотворение «Памяти И.С. Ники-тина»,
Нина Кузьмина — стихотворение «Памяти Никитина»), Чехов
(А. Л. Ф. — стихотворение «Памяти А.П. Чехова», П.П. Гайдебуров — сонет памяти
Чехова), Владимир Соловьев (Милий Стремин — стихотворение «Светлой
памяти В.С. Со-ловьева», а также не слишком внятная «Эпиграмма» Александра
Петрова: «Не Гер-цен, Соловьев сказали правду миру, / А Бог ее открыл простому
рыбаку, / Что над-лежало быть. Эк выдумал сатиру! / Ответим-ка ему: ку-ку,
ку-ку!»), Горький (С. Ганьшин — посвящение Горькому, В.
Мусвиц-Шадурский — эпиграф из Горького, Нина Кузьмина — посвящение Горькому), Л.
Андреев (У. Дайтчман — стихотворение с посвящением, Нина Кузьмина
— стихотворение с посвящением, Т.А. Н-я — стихотворение с эпиграфом),
Арцыбашев (В. Дормидонтова — стихо-творение с эпиграфом:
«Ученица: "Отчего вы не хотите, чтобы я читала Са-нина?"» — и
поэтическим ответом: «Не для вас эти книги: в них слишком густы, / Слишком
грубы и пошлы все краски. / Не теряйте так рано своей чистоты, / Бе-регите в
душе своей сказки!..»), Лохвицкая (стихотворение А. Шамонина
«Памяти Лохвицкой») и, конечно, Лев Толстой (С.К. Акимова —
стихотворение «Льву Тол-стому», Н. Васильковская — стихотворение «Ты прав,
глубоко прав, наш дорогой старик.», Н. Власов-Окский — стихотворение «Великан
(Памяти Л.Н. Тол-стого)», С.Л. Гурвич — раздел книги с посвящением Толстому,
Анатолий Добро-хотов — стихотворения «Лев Толстой» и «Великий глашатай любви и
правды (Па-мяти Л.Н. Толстого)», С.Д. Дрожжин — стихотворение «7 ноября 1910» —
о смерти Толстого, З. З. — стихотворение «На кончину Л.Н. Толстого», Сергей
Полин- ский — стихотворение «На смерть Л.Н. Толстого», Сергей Рафалович — стихо-творение
«Памяти Толстого», Сергей Соловьев — стихотворение «Памяти Льва Толстого», С.И.
Семенов — стихотворение «Памяти Толстого»). Несколько сти-хотворений в наших
книгах были посвящены памяти Коммиссаржевской (стихо-творения
Кашталинской, И. Коробова, Владимира П., Дмитрия Цензора) и Сто-лыпина
(стихотворения Аксенова, Надежды Броницкой, Александра Ковалев-ского, В.
Терновского: «Как дуб столетний на земле, / Стоит Столыпин у корми-ла, / И
мысль глубокая почила / На сумрачном его челе»). См. также посвященное С.
Рахманинову стихотворение Н. Васильковской «Симфония», а также
стихо-творение Владимира Верещагина «Федору Ивановичу Шаляпину».
Еще проци-тируем стихотворение Ирины Витман «Художественному театру»:
Привет тебе,
театр «исканий»,
Я низко кланяюсь
тебе —
За тот восторг
переживаний,
Что ты дарил моей
душе!
О «синей птице»
нашей грезы
Ты нам чудесно
рассказал…
Из наших глаз
катились слезы,
Когда — Качалов —
Бранд страдал…
Составляя этот
список, мы не стремились к исчерпанию, нам только хотелось об-ратить внимание
на самые важные для поэтов 1913 года имена.
12) Записные
книжки Анны Ахматовой (1958—1966). М.; Torino, 1996. С. 302.
13) Приведем
здесь и действительно восторженное посвящение Игорю Северянину, помещенное в
книге Дмитрия Крючкова «Падун немолчный»:
Дорогой и
пленительный Игорь!
Ты — воспевший
Балькис и Менкеру,
Ожививший мне
сладкую веру
В золотое веселие
игор,
Ты — создавший
ручьи между лилий,
Звоны радостных,
новых созвучий —
Снова сердце мне
нежно измучай
Устремлением
дерзостных крылий!
«Игорю
Северянину»
14) Одно из
пародируемых Коробовым стихотворений ( Михаила Зенкевича) целиком приводится
ниже в этом разделе нашей работы.
15) За
подражание, а не пародию принял книгу Коробова и Семеновского такой за-мечательный
знаток русского авангарда, как Андрей Крусанов. См.: Крусанов А. Русский
авангард. Т. I. Кн.
16) « При анализе
пародии как процесса рабочего, при учете рабочих моментов пародии, уясняется ее
связь с моментом подражания, вариирования» (Тынянов Ю.Н.
О паро-дии // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С.
292).
17) Ему посвящено
одно из стихотворений в поэтической книге В. Шершеневича «Cаrmina».
18) Показательный
факт: в сборник «Маруся отравилась» (Одесса, 1913), не учтенный в библиографии
Тарасенкова—Турчинского и составленный из стихотворений и песен, популярных «в
народе», вошло стихотворение Брюсова «Фабричная». Он продолжал оставаться самым
упоминаемым поэтом-модернистом и в книгах авторов-модернистов, изданных в 1913
году. Приведем два примера брюсовского присутствия даже не в эпиграфах к
стихотворениям, а в самих стихотворениях: «Вот Мельпомены храм, где царствует
фон-Боль, / А там — исчадие последних, модных вкусов — / Как новый Вавилон,
воздвигся Метрополь, / Исконный твой очаг, великолепный Брюсов» (Сергей
Соловьев. «Московская поэма»); «На пыш-ной клумбе яркие левкои / Струили тяжкий
и тягучий яд — / Созвучье Брюсова, но я не знал какое, / Внушал их цвет и
пряный аромат» (Владимир Эльснер. «Душ-ный закат»).
19) См. хотя бы
посвящения в его книге «Безответное»: «За стеклом» (Н.С. Гончаро-вой), «К
Насте» (А.М. Кожебаткину), «На могилах» (В.В. Бородаевскому), «Ве-чер» (Ю.П.
Анисимову), «Туда» (Андрею Белому). Самому Гурьеву посвящено два стихотворения
в книге Г. Рыбинцева «Ожерелье из слез и цветов».
20) См.
посвящения в его книге «Легенда будней»: Сергею Городецкому, Александру Блоку,
Федору Сологубу.
21) Подробнее об
этом см.: Лекманов О.А. Эволюция книги стихов как «большой фор-мы»
в русской поэтической культуре конца Х1Х — начала ХХ века. С. 326—327.
22) Там же. С.
327—328.
23) Из
модернистских поэтических сборников 1913 года в этот контекст отчасти впи-сывается
разве что книга профессионального астронома Грааля-Арельского «Летейский брег».
24) Профессионалом
стихосложения Ф. Воронцов не был, но этот автор, надо отдать ему должное,
прекрасно понимал, в чем может состоять интерес прочтения его книги: «Я ведь,
право, не Крылов, / Рассказ мясницкий тоже нов» («Купцы и хозяйки»).
25) Приведем
также пример освоения поэтики антиэстетизма из книги не модерниста, испытавшего
влияние модернизма, А. Горностаева, «Глубоким утром: (Песнопе-ния)»: «Сплетенье
жил, костей, кишечника — / Монет серебряных цена, / За что же ты, — село
горшечника — / Землею Крови названа?» («Плоть»). См. также в сти-хотворении К.
Зиновицкого «Не обижены мы урожаем.»: «Что такое щекочет и гложет, / Облепило
меня там и тут? / Успокойся, ничто не поможет: / То могиль-ные черви ползут».