Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2012
Книга С. Зенкина представляется балансирующей между
двумя концеп-циями сакрального. С одной стороны, заявленной во введении
концепцией «сакрального как продукта культурной деятельности людей» (14), a с дру-гой — обозначенной в
заключении некоторой темной энергией в «виде остат-ков, полуприродных
"пережитков" не-культуры, вытесненных элементов коллективного
бессознательного, которые сами по себе не обладают истори-ческой эволюцией —
эволюционируют лишь способы, которыми культура об-ращается с ними» (с. 414),
«сакральной энергией непрерывности, возникаю-щей из фундаментального напряжения
между homo sapiens и природной средой, откуда он выделился»: «философия,
наука и художественное творче-ство стремятся с нею совладать, ввести ее в русло
творческого процесса, сде-лать ее "яростные" потенции источником
бесконечно возрастающего знания и культурного опыта» (там же). Видимо,
сакральное имеет обе эти природы. Но человеку необходимо представлять, с чем он
имеет дело в данный момент.
Культура
действительно в состоянии сознательно оперировать с сакраль-ным, и книга Зенкина
приводит примеры подобной работы — как успешной, так и не слишком успешной. У
Р. Антельма получается стратегия сопротив-ления в нечеловеческих условиях
концентрационного лагеря, у Ж. Батая — скорее, пародия на религию.
Возможно, книга
сильно ограничила предмет разговора, оставаясь «вне представлений о личностно
определенном божестве и об отношениях чело-века с ним» (с. 14). Для очень
большого количества людей притягательность божества объясняется именно личным
характером взаимоотношений с ним. Однако, с другой стороны, именно
небожественное сакральное наиболее от-крыто свободному культурному творчеству
человека. Культура невозможна без иерархии, без понимания того, что есть
ценности, превосходящие чело-века. Разумеется, эти ценности должны быть предметом
его собственного свободного выбора, а не навязываться религией или обществом.
Но тем не менее есть то, за что современный человек может отдать жизнь, —
видимо, оно все же относится к сфере сакрального.
Поэтому особенно
важным сегодня представляется исследование сакраль-ного не столько у носителей
архаического сознания (которое, конечно, яв-ляется основой современного; но
здесь все-таки уже сделано немало), сколько в современном внерелигиозном
обществе. Книга выходит к этому, анализируя работы О. Паса («Благодаря опыту
священного, который начи-нается с потрясения своей ничтожностью, человеку
удается уловить самого себя таким, каков он есть, — незащищенным и смертным. Но
миг спустя это поразительное открытие затушевывается умозрительными
соображениями о Творце, внешними по отношению к самому переживанию.
Действительно, многие авторы прекрасно разглядели отверзающуюся нам в тоске
бездну ни-что. Но они незамедлительно перетолковали смысл своего открытия,
связав его с ничтожностью грешника перед лицом Бога» (с. 73)) и И. Бонфуа (ко-торый
«напоминает, что сегодня мистика из трансцендентной стала имма-нентной; это не
опыт познания потусторонних областей и сущностей, а опыт переживания сакральной
энергии, наполняющей посюсторонние, даже за-урядные вещи и происшествия» (с.
75)). По мысли Ж.-Л. Нанси, «в конечном счете жертвоприношение в западной
цивилизации почти всегда знало и почти всегда готово было признать, что оно
жертвует ничему. Поэтому всегда была тенденция заявлять, что настоящая жертва —
уже не жертва. Отныне же нам следует говорить, что "настоящей" жертвы
и не бывает, что истинное существование не подлежит пожертвованию и вообще
истина существования именно в
том и состоит, что оно не может быть приносимо в жертву» (с. 251).
Современное общество отклоняет возможность жертвы, навязываемой извне, и
самопожертвование человека не может быть принесением жертвы богам, которых нет
(«жертва ничему»). Между людьми нет жертвы, есть дар. Одной из основ
современной этики послужит и работа Ж. Деррида, развивающая тему дара.
Можно только
приветствовать обращение исследования как к научным, так и к художественным
рассмотрениям сакрального. Однако сказывается со-средоточенность книги, в
основном, лишь на франкоязычных источниках. Вне внимания остался такой глубокий
опыт обращения к сакральному в культуре ХХ века, как «Дуинские элегии» и
«Сонеты к Орфею» Р.М. Рильке.
Сакральное может быть
основой для аналогий. Начиная с исследований М. Элиаде, автор подчеркивает, что
для религиозного человека пространство неоднородно: в нем много разрывов,
изломов; одни части пространства каче-ственно отличаются от других. Но таково
пространство и для мирского че-ловека: различны пространства собственного дома,
работы, праздника, дома любимого человека и так далее.
Интересны продолжения
исследований сакрального и в сфере экономики. Зенкин упоминает, что ряд
современных ученых развивают идеи М. Мосса, усматривавшего в дарственном обмене
гуманную альтернативу господствую-щим товарно-денежным отношениям (с. 167).
Много проблем возникает
при сопоставлении взглядов различных авторов. Так, Зенкин отмечает, говоря о
нескольких мыслителях XIX века, что «все они были чутки к проблеме сакрального
как движущей силы социально-ис-торического поведения; но радикальный
консерватор Местр в своих текстах острее и отчетливее ставит эту проблему,
открыто признавая не-религиозную инаковость сакрального, его тревожную
амбивалентность и внеморальность, тогда как либерал Карлейль и демократ Мишле
оба склонны редуцировать сакральное, упрощать его либо до морально-религиозных,
либо до натура-листических моделей» (с. 267). Следует ли из этого, что
сакральное в прин-ципе консервативно? Или дело в том, что
либерально-демократические ав-торы XIX века поторопились отказаться от
сакрального, либо объявив его пережитком, либо редуцировав, и тем самым не
справились с решением важ-ной проблемы?
Зенкин отмечает, что,
«опираясь на мощный потенциал обобщения, за-ложенный в теории Батая, на
всемирный принцип бесполезной траты, Бодрийяр в то же время отказывается
обосновывать его каким-либо более общим законом (природным или диалектическим)
и отводит ему роль абсолютного принципа» (с. 245), — из чего делается вывод об
утопичности мысли Бодрийяра. Но ссылки на природу или диалектику повели бы к
построению все-объемлющей философской системы — что неприемлемо для
постмодернист-ского мыслителя, который, разумеется, не утопист.
Анализируя рассказ Ж.-П.
Сартра «Стена», Зенкин делает вывод, что «пе-рестать быть самим собой, прежде
чем перестать быть, — значит обмануть смерть. Таким образом, Иббиета стремится
обрести абсолютную инаковость — инаковость по отношению к себе» (с. 356). Но
можно было бы заме-тить, что, например, с точки зрения М. Бланшо (к сожалению,
весьма нечасто упоминаемого в книге), человек, скорее, только так и становится
собой. По мысли Сартра, силы сакрального выступают как абсурдные «именно
потому, что люди разобщены, а потому не умеют мыслить и вести себя по отношению
к сакральному; ведь сакральное адекватно переживается и осознается лишь в
сплоченном коллективе» (с. 362). Но, может быть, сейчас именно инди-видуальность
способна справиться с сакральным своим личным решением и выбором?
Можно только согласиться
с Зенкиным, что в современном обществе идет борьба за сакральное. «Борьба идет
между тоталитарной идеологией, пытаю-щейся вооружиться силой сакрального, и
антифашистским гуманизмом, ко-торый тоже пользуется ею» (с. 395—396). Стоит
лишь добавить, что борьба за сакральное идет также и с идеей личного Бога
(устраняющей личность от выработки сакрального), и с отрицающими сакральное в
принципе (тем са-мым, видимо, устраняя важный источник движения культуры и
личности). «Немыслима и неосуществима никакая "история сакрального"»
(с. 414) — но не показывает ли сама книга, что это не так? Даже своей
композицией, начи-наясь разговором о сакральных практиках в архаичных
коллективах и завер-шаясь обращением к практике, проработанной лично Р.
Антельмом. Или представляя переосмысление понятий дара и жертвы в современном
общест-ве. Не происходит ли постепенная, непоследовательная, небыстрая, но —
сме-на источника сакрального, перенос его внутрь человека? Не потому ли осмыс-ление
концепций сакрального так важно для построения современной внерелигиозной
этики?