(публикация и подготовка текста Н.И. Николаева и В.И. Эрля)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2012
Александр Миронов
ПОЗДНИЕ
СТИХОТВОРЕНИЯ
* [1] *
Постмодернизм
— хоть имя дико,
но
мне не тешит слух оно.
Течёт безумное пятно
озорно, лая, безъязыко.
И ты,
папанин*, всё один,
как
бог, как червь и гражданин.
Папанин,
попа модернизма,
жди,
жизнь войдёт ещё, как клизма
в
твой послемодернистский ад.
Пока
ты жив, гони назад
лесбийскую, слепую суку:
сказал: кукую — не кукуй,
воруй на Весте Ист, воруй,
и чтоб ни йоты там, ни звуку.
28.07.99
* * *
Какая
пошлость, Боже мой
взять
инфантильное перо:
шипеть,
скрипеть, вязать остро,
как
бы в обнимку с топором
лелеять
серебряный век
и,
поднимая брови вверх,
вновь
бормотать: А как? А как?
Кручёных,
бедный мой сквозняк.
Кручёных,
Господи ты мой,
ты
накормил меня живой
молочной
кашей, там, где все
болтались,
словно вошь в овсе,
минуя
каки — как и как,
ты
был, как Муж, взирая Как,
как
муж обозревая все
все
каки и о всей красе.
Мой
милый, Алексей Иваныч,
пожалуйте
на мой диваныч,
здесь
как и все и все и все,
но Вы
— в обратном колесе
* * *
В музее Ахматовой,
совсем уже матовой,
собираются разные
разноцветно-маразмные
одноцветно
убогие.
Дай
им Бог — ведь немного им
отмерено
в этом пространствище —
в
Интернете или на кладбище.
Пусть
собираются, разбираются,
вновь
собираются, домой собираются,
а
дома вновь разбираются,
звонят,
наверно, друг другу:
Ну
как, ещё раз, у Ахматовой?
СЕМЬ
ПОСЛЕДНИХ СЛОВ
посв. С.
Губайдуллиной
Предчувствую,
а крест давно готов:
я
слышу лязг металла, звон подков,
я
слышу звон пилы и звон монет.
Сегодня
я — с тобою, завтра — нет.
Ах, seven last, последних, seven words:
Избавь меня, спаси меня, мой Лордс.
Прибей к кресту, спаси меня, Господь:
ведь я твой Сын, Я — кровь твоя и плоть.
Приблизились.
Иуда, жизнь моя,
зачем
тебе понадобился я?
Ах, seven last, последних, seven words.
Целуй
меня, осина и болван.
Мой крест — твоя осина. Seven last
последних: seven, seven, seven words.
Ты
выпил кровь мою в последний раз,
но я
ещё живу — в последний раз.
Строгают
крест, готовят гвозди. Так.
Всё
прошлое и сущее — пустяк.
Какой-нибудь
товарищ новый — Ге
меня
возьмёт, как гэ на утюге.
И я
забуду всё, и даже крест
обычной
палкой кажется окрест.
Скажи,
Пилат, я царь или не царь?
Зачем
молчишь и умываешь руки?
Петух
пропел и Пётр промолчал.
И
тридцать девять ласковых ударов
не
разбудили Жизнь. Мне больно. Всё.
Живите
дальше. Жизни колесо
покатится
само и без Меня.
К
чему вся эта Жизнь и колготня?
Один
я, seven last последних, words.
Оставь
меня, возьми меня, мой Лордс
5.08.2000
ПРЕДПАСХАЛЬНОЕ, 2002 ГОД
Понедельник
— день тяжёлый,
вторник
ближе к воскресенью,
а
среда — большая ломка
перед
страстным четвергом.
Пятница
— день омовенья,
следом
шабаш ожиданья…
Все
воскреснут в воскресенье,
коль
не будет наводненья
и
гурьбой земли трясенья, —
предстоит
нам во спасенье
светлый
мертвецов парад…
А на
следущей неделе
наш
Господь, как мы хотели,
снова
спустится во Ад
4.11.02
* [2]
*
Смертельно
всё, а то, что не смертельно,
помалу
станет данью тем живым,
чем
жив ещё потусторонний мельник
душою
дочери иль подвигом своим
Погибло
всё. Господь, моя отрада,
иначе
не сказалось бы никак —
речь:
червь — цикада есть цикада,
о, не
цитата! Только знак есть знак.
Но
страшно мне, значимому двояко
(Где
гибель — Агнесс Гибель*, вот дурак!)
[2000-е]
* * *
Пушкин
не хотел но кончал (Розанов)
Толстой
хотел и не мог кончить (Розанов)
хочется
всегда на заре (Розанов)
ввечеру
не хочется а кончается (я и Розанов)
хочется
свести концы с концами (alter ego)
концы
с концами (я и умирающий Розанов)
рыла,
одни рыла (вспоминающий Розанов)
концы
рыл с концами рыл (я)
рыло
(я и Розанов)
Апис,
Апис!!! (воскресающий Розанов)
Пушкин,
Толстой, …, … (я)
[2000-е]
* * *
Не на полях сражений — на полях
покойной книги, и не шрам на вене,
но жест небытия — военный страх
читателя разумного, впотьмах
кромсающего время — нота бене —
писанья, непрерывного письма
Не на полях сражений — на полях
писанья непрерывного в измене
знак удержанья смысла жизни — страх
небытия, как старый шрам на вене
(предсмертный вечер, чтение впотьмах
и карандаш червивый). Nota Bene
[2000-е]
* * *
Поколение
X, Generation P
лучше
сказать поколение клонов
взгляни
на имиджи их
те с
косичками, те бритоголовые,
вот
мальчики-нюхачи
вот
будущие палачи,
а вот
и вовсе люди здоровые
им же
несть числа — всё им до кучи
соберутся
в кучу, напьются в хлам
нажрутся
или напротив
идут
на марш несогласных
кто с
чем — кто с хреном своим,
кто с
соседом, кто с президентом
[2000-е]
* * *
Проведешь
на народной природе свой розовый час:
впечатленье
такое, что ржавого толика выпил,
Бог-Зенит
возгремел, воспарил и потёк и погас:
триколор
окровавленный, кровью запачканный вымпел, —
это
что под ногами, а что в голове, в голове
под
Большой Головой: ты, Общак, нам ещё-ещё светишь?
Босоногая
жизнь: словно червь в отравной траве
всё
блестит и мелькает: Вор-жизнь, смерть-нувориш — и фетиш:
то солдат в своей новой обновке
генерал, словно жизнь в полировке,
всю провёл: а над ними упрямо
плачут две или общая мама.
Это
что под ногами, а что в голове или в две,
в
двуедином пархатом и засраном сирине-филине-лебеде?
это
всё над землею — акулы, а что же творится в листве?
Там
кипят, копошатся и мрут суекрылые бедные нелюди.
В
небесах словно мини-акулы летят и летят
пост
и пост модернисты, валютой случайной пузырятся
из
Парижа в Моздок, это их вертоград-зоосад,
это
их небеса, что на них призирают и зырятся.
Эко,
сто идиотов, когда их вовсю до хрена,
ежедневная
квота — ну, сто, — разве это война?
Не
война, а зачистка, почти что химчистка,
жарь,
мочи, отмывай от пятна.
Инвалид-гуманоид
— поэт со своей электронною почтою,
русофил-педофил
со своей неизменною почвою
или
чудо-певица, что не дай Бог приснится,
запоёт,
защекочет воочию —
все
они в небесах, эти твари, должно быть, и ангелы.
Микроскопом
гвоздя не забьешь, но, стараясь, стараешься,
как
Спиноза под пристальным взглядом товарища Менгеле,
что
ни молвишь, пустое,
говори,
говори — это рай ещё.
[2000-е]
МЕЛАНХОЛИЧНОЕ
Всю
жизнь я только маюсь и кручусь:
всё
надо пробовать, всё выбирать на вкус.
Подобное,
конечно, знает каждый.
Однако
я иной планиды жажду,
иной
планеты, пусть я не фантаст,
а
кто-то возле — Чудик? Педераст?
Нет,
просто дурик — брежу и косею,
конечно
же не так, как Моисеев
Борис,
певец волшебных жоп. Да будь я жопой,
я уж
давно б съебал в Китай, в Европу,
но
здесь мой, нет, не крест, не крест, а кол:
так
мной любим родной и злой глагол,
глас
Родины моей, но вся родня
её
благой — лишь дрянь и трепотня. —
Не
люди, нет. Ах, эти люди, люди!
Приятней
иногда подумать о верблюде
или
Христе, быть может, и о Будде,
но
разве я их презираю — тех людей,
да
вот, и этих, лающих моторно,
а
иногда и матерно. Сам грешен.
Так в
чём же дело? Может, я помешан?
Быть
может, это — как письмо в конверте,
заклеенная
жизнь и жажда смерти?
Одни
вопросы. Но Господь ушами
разве
не слышит наших вопрошаний,
а в
общем-то, моих. Моих и точка.
Какая
странная была сегодня ночка,
А
может быть, не странная — страстная?
Пока
не умер, ничего не знаю.
Публикация и подготовка
текста Н.И. Николаева и В.И. Эрля