Опубликовано в журнале НЛО, номер 1, 2012
Хамдам Закиров
ТРИ ВЗГЛЯДА НА ФЕРГАНСКИЕ ОКРЕСТНОСТИ
ПРИГОРОД.
ВЕЧЕРНЯЯ ПРОГУЛКА
Ветер гонит
дорожную пыль по проторенной колее:
над руслом
речушки, по левому склону холма и затем —
вниз, ущельем,
чтоб выбраться дальше в долину,
укрытую горной
грядой. Это ветер.
Он днюет, играя
с песком, ночует же —
в дуплах
деревьев, расщелинах, мгле.
День
направляется к ночи с неистовством (уши торчком,
красный взгляд,
мощные ноги, оскал) добермана. И —
так же пугающе.
И не спится:
усталость уходит
вместе с жарой, и прохлада вечерняя
к жизни тебя
пробуждает, к любви, к одиночеству.
Идешь, сунув
руки в карманы. Покой. Может, только
мелькнет,
всколыхнув темноту,
желтая бабочка,
или кузнечик вспорхнет на плечо.
Как всегда в это
время в этих местах,
эхо доносит
гулкие отзвуки свадьбы — чьего-нибудь
сына в чьем-то
дворе — километрах в двух-трех. Ближе:
случайная лампа
горит на столбе, воют коты да мамаша
выкликает имя
ребенка протяжно, как муэдзин.
Затем —
вспышка спички,
ушастый ежик метнулся к кустам,
и ты
наслаждаешься первой затяжкой, остановившись, в полную грудь.
И не знаешь
пока, что судьба
(тропинка ведет
тебя вниз, где между холмов
речушка петляет,
бревенчатый мостик в четыре шажка,
перильце из
цельной и ровной ветки,
рядом, с этой и
той стороны, пара деревьев —
урючина и
обвислая ива, тридцать метров до трассы, по ней
до новостроек
менее километра,
этот путь тебя
ждет) тебя ждет и
точит ножи
руками трех пьяных юнцов (которым товарищ
не прислал
приглашенья на свадьбу,
с легкой руки
отца, заполнявшего карточки, несколько лет
прослужившего с
твоей матерью в одном учреждении, но
ты ведь не
знаешь об этом). Ты докурил и
двинулся дальше.
Окурок
мерцает во тьме
красным глазом поверженной псины.
Пошел самолет на
посадку.
Застрекотали
внезапно цикады, и мощный порыв —
прохладный и
пыльный — ударил в лицо.
ДНЕВНИК
2010 ГОДА: ИЮНЬ
На террасе
развешаны кормушки,
но птиц на них
нет — ночь — и не заметил.
Я читаю статью
о том, как на
юге Киргизии насиловали и убивали узбечек —
именно потому,
что они узбечки. Хмель от вина —
гости из Питера,
прекрасный ужин, бараньи ребрышки — как рукой…
Теперь все уже
спят: беру сигарету, редкий случай, давно не курю.
Сердце зимы,
января середина и, надо же, оттепель.
И что
удивительно — ясное небо, звезды. Их немало, но
мало — в
сравнении с небом Азии. Там,
под мириадами
звезд, прошлым летом
грабили, жгли,
убивали, поливали свинцом
безоружных
защитников глинобитных кварталов,
родной махалли,
своего
дома. Помню
подобное в Фергане,
лет двадцать
назад, когда и у нас
безумная,
озверевшая толпа
шла с дубинами,
утыканными гвоздями, со списками, где имена
и адреса
турков-месхетинцев, и лишь некоторых, немногих
спасли их
соседи-узбеки. Больше спасли солдаты,
но здесь, в
Киргизии, судя по тексту, милиция и армия
(речь,
безусловно, не обо всех) шли вместе с толпой.
Впрочем, что
говорить о солдатах, если министр культуры
пишет статью под
названьем «Не надо стыдиться быть нацистом»
(он и сейчас
министр культуры Кыргызстана, или как?).
Ветер поднялся:
заиграла, затенькала (будто далекий приглушенный набат,
выпотрошенный
расстоянием до полых, едва ли не звонких звуков)
бамбуковая
подвеска на балконе соседей.
.Всё это слишком
страшно, чтоб продолжать писать.
И читать — не
осилил и половины доклада.
А утром — вновь
улыбаться — гостям, жене, детям,
обнимать их,
одевая, готовить на скорую руку завтрак,
повторить
несколько раз (как всегда), что я их люблю,
довезти до школы
и детского сада, и мчать на работу, и жить,
продолжать жить
с этим камнем на сердце.
Но это завтра.
Пойду, покурю еще.
LE
SERPENT ROUGE
Вот несущие
конструкции, мне говорят, вот мир, говорят,
повернутый к
тебе задницей. Что ты на это скажешь?
Лето — очередное
— считает мои дни и ночи.
Душ приму или
выключу телевизор. Монитор,
и капли текут по
спине, и что мне ответить?
Две стоваттные
лампочки, комната словно обуглена, стены
оплавились —
потоки прохлады
скользят вдоль
окна — их не влечет огонек мой.
Поеду ли в Крым,
в Коктебель,
забуду там то,
что забыто, покроюсь
загаром как
новой одеждой, умру
от ножа, воды
или камня, пить в одиночестве буду и
смотреть на
толпу. А когда-то
лето случалось
весной, весна же —
царила весь год.
И затем:
всё влекло, ночь
казалась волшебной и плотоядной, закат
рубцевался на
горизонте, кровоточили окна, витрины, бассейны, река,
и, как чайки над
высохшим морем, летучие мыши метались над городом.
Я на ничейной
земле, ты в другом мире, и
теперь даже
воздух — более влажный. Скрываюсь от всех,
запираюсь на
ключ, делаю громкость на максимум: мне
предвещает
погоню и бегство японская группа U.F.O.
шпионской
динамикой музыки к несуществующим фильмам.
Хочу свернуться
клубком и исчезнуть. Не советую
быть со мной
рядом. Я
отравлен теплом
и морозом, который грядет,
сменой дней и
ночей, женских лиц, острых блюд и
горячих
напитков, будней и выходных. Я отравлен всем этим
однообразием.
Ночь,
ты не кончилась,
нет?