Опубликовано в журнале НЛО, номер 5, 2010
Ключевые слова:
“Камена”, студия, московский литературный быт, образование, литературное творчество“СОБЛАЗН ВОЛЬНОГО СТРОИТЕЛЬСТВА”
В истории русской литературы конца ХIХ — начала ХХ вв. Софья Николаевна Шиль (1863—1928), писавшая под псевдонимом Сергей Орловский, известна как детская писательница, переводчица, корреспондентка Р.М. Рильке и исследовательница творчества И.С. Тургенева. Фактически неизвестны ее импрессионистическая лирика, переводы из европейских поэтов, несколько оригинальных пьес и собрание песен села Миленино Курской губернии Фатежского уезда (более 500 л.). Однако большую часть жизни С.Н. Шиль посвятила педагогической деятельности, которая интересна как трагический опыт благородных социалистических начинаний и идей, оказавшихся несовместимыми с конкретикой социалистической жизни.
Во второй половине 80-х годов ХIХ века, после окончания историко-литературного отделения Высших женских педагогических курсов в Петербурге, С.Н. Шиль какое-то время работала учительницей французского языка в Пензе. Об этой поре ее жизни известно немного. В конце 90-х годов ХIХ века она совместно с Сергеем Александровичем Левицким, адвокатом и присяжным Московской судебной палаты, становится учредительницей Пречистенских курсов для рабочих в Москве, где “долгие годы бесплатно читала лекции”1. На такую работу ее вдохновила система высшего народного образования в Европе, видимо, соблазнившая многих высокой целью христианского гуманизма.
В 1899 году С.Н. Шиль посетила Вену, в 1905 году — Швецию. Целью этих поездок было изучение опыта народных и крестьянских университетов, деятельность которых подробно и концептуально освещена в ее книгах: “Народный университет в Вене: Его возникновение и настоящая организация. С приложением главнейших программ” (М., 1903); “Клубы мальчиков в Стокгольме” (М., 1907). То же на польском языке (Варшава, 1910); “Очерки Швеции. Выпуск 1. Высшая народная школа в Швеции” (М., 1911). С.Н. Шиль интересовала политическая и социальная направленность этих университетов, их актуальность и историческая оправданность. Размышляя о политической необходимости возникновения высшей школы для народа в Дании, она вспоминает епископа Грундвига, профессора кафедры народной поэзии в Копенгагенском университете, который был убежден, что “спасти Данию от политической смерти может только одна сила — датский народ, и эта сила может стать поистине несокрушимым оплотом, перед которым окажутся бессильны немецкие пушки”2, поскольку “ни пушек, ни крепостей, ни флота, равного по силам, не могла противопоставить Дания страшному и жадному соседу”3. Таким образом, высшая народная школа, сочетающая в себе научное образование, нравственное воспитание и родиноведение, виделась С.Н. Шиль гарантом сохранения государственности и национальной культуры. Образцами таких школ были для нее школа в Оскове (для крестьян), школы в Швеции и Финляндии.
Второй необходимостью создания подобных школ был социальный фактор, воспитание “чувства социальной справедливости”, положенного в основу школ University Extension в Англии и Народного университета в Вене. Социальная мечта С.Н. Шиль и вера в то, что “ни один талант, рожденный в мир, не погибнет”4, привели ее на Пречистенские курсы для рабочих в Москве, где она проработала со дня их основания (12 октября 1897 года) до 1910 года. После длительного перерыва, связанного с болезнью, она вернулась к работе в 1914 году. Вспоминая об этом времени в статье “Вечно живое” (1897—1910), С.Н. Шиль пишет: “Нам дано было редкое счастье, величайшее на жизненном нашем пути, присоединить наш радостный труд к тому великому потоку явлений, который на рубеже двух столетий сметал ветхий уклад и выносил на гребне своем новые творческие силы”5. Ее вдохновляла “нравственная высота” задуманного дела, то, что “рабочий после одиннадцати с половиной часового дня тяжелого физического труда” пытался приобщиться к “сокровищам мысли и искусства”6.
В 1900 году С.Н. Шиль познакомила Р.М. Рильке и Лу Андреас-Саломе, всюду искавших “подлинный лик России”, со слушателями своих курсов7. На Пречистенских курсах С.Н. Шиль преподавала русскую литературу, видя в своем предмете основы нравственного воспитания. Судя по ее письмам и воспоминаниям, “партийной организации и партийной литературы” каким-то невероятным образом она избегала. “Мне казалось наивным и ребяческим учить мою аудиторию ненавидеть тогдашний политический и социальный строй по жалостным стихам Некрасова или по тоскливым страницам Успенского. Мне думалось, что есть иной путь, еще неизмеримо более сокрушительный и опасный, это именно путь откровения искусства в его высочайших созданиях… Приобщение к мировой красоте, к созданиям художественного слова, к лучезарным образам поэзии само по себе должно было вести к жажде освобождения во имя законного человеческого досуга, должно было питать гнев в душе и тоску об иных формах бытия”8.
Именно эта “тоска” по культуре, столь пронзительно вылившаяся в стихи и прозу О.Э. Мандельштама, была движущей силой всех жертвенных порывов С.Н. Шиль взрастить “разумное, доброе, вечное” там, откуда оно изгонялось. Но вера в человека, в народ, в Россию на Пречистенских курсах оказалась вытеснена верой в революцию и социализм. После Февральской революции 1917 года задачей курсов стала подготовка социалистов преподавателями-социалистами на общественных началах. 10 октября 1919 года Пречистенские социалистические рабочие курсы превратились в Отдел рабочих факультетов Наркомпроса, на базе которого в 1921 году сформировался Пречистенский практический институт, подразделившийся на собственно институт и рабфак.
С этого момента жизнь С.Н. Шиль осложнилась. Не будучи марксисткой по убеждениям, она оказалась под железным гнетом новой идеологии, строго регламентирующей новый порядок. Чтобы выжить, нужно было сделать шаг в сторону. Таким шагом стало для нее создание литературного кружка “Камена”, появившегося в Москве в 1922 году и оказавшегося не замеченным литературным сообществом. Трудно сказать, какой смысл вкладывала она в название своего объединения, что “пропеть” и “предсказать” должны были ее “камены”, среди которых оказалось несколько пролетарских поэтов, и какие “советы” должны были они дать новому Нуме Помпилию9.
Создание кружка было несомненным нравственным подвигом С.Н. Шиль. В 1921 году, отвечая на вопросы Анкеты Всероссийского союза писателей, она откровенно пишет о своей изнурительной работе на Пречистенских курсах: “Занятия на рабочем факультете, несмотря на мою любовь к чтению лекций взрослым рабочим и большую опытность в этом деле, меня не удовлетворяют, и только горькая необходимость заставляет держаться и этого скудного заработка… При первой возможности оставлю эти занятия, слишком тягостные”10. Об этом же она пишет в письме П.Н. Сакулину от 4 марта 1924 года: “Я хочу подать прошение о пенсии в Наркомпрос, потому что не могу больше терпеть эту пытку на рабфаке… Каждое слово записывается на моих глазах с целью информации, и говорить становится невыносимо”11.
В Анкете С.Н. Шиль указывала, что живет на одном академическом пайке со своей полуработоспособной сестрой шестидесяти лет в сырой комнате, где температура воздуха 5—8 градусов, что “бедствовала и голодала отчаянно”, “восстановить силы негде и нечем”, “обуви нет, белье износилось, с 1917 года ничего из носильного платья не прибавилось”12.
Исключительно “соблазн нового строительства” позволил ей в это время удержаться на плаву. В публикуемом ниже очерке, представляющем живую фотографию эпохи, описаны все этапы этого “строительства”. Очерк писался С.Н. Шиль в последний год жизни, когда она уже фактически не вставала, поэтому в нем много неровностей, разговорных интонаций, отсутствует правка.
Однако исторически ценны в нем изображение духа эпохи, феномен горения человеческого духа на фоне “изъятия… культурных ценностей”, взгляд на новый литературный быт, деятелей пролетарской культуры, известных филологов, заметки о положении учительства, обреченного на нищету, и многое другое.
С.Н. Шиль казалось, что ее студия станет “островом, где еще зелено”, где “слышалось живое слово о неумирающих ценностях человеческого существования”. Но “искорка жизни”, еще теплившаяся в 1922 году, обернулась к 1926 году “необоримой каменной стеной”. “Ужасающая обстановка советской Москвы”13 подминала под себя всех и вся. Больная ишиасом, подолгу лежавшая в больницах, С.Н. Шиль оказалась для власти аполитичной “антрепренершей”, очередной человеческой жертвой, приносимой молоху социалистического строя. Удивительно то, что в мае 1927 года ослабевающая С.Н. Шиль, уже передавшая свой архив на хранение в библиотеку Московского университета14, сообщает в письме Я.З. Черняку15 о создании ею кружка имени Рильке при Академии художественных наук для изучения творчества поэта и о своих переводах его стихотворений16. Действительно, она готовила вечер памяти Р.М. Рильке, который должен был состояться в Доме ученых 29 декабря 1928 года, но в сентябре 1928 года С.Н. Шиль скончалась.
“Соблазн строительства” вольного литературного кружка, в котором сама С.Н. Шиль вела семинары по творчеству А.С. Пушкина и читала лекции по символизму, на деле оказался служением Слову, культуре, человеческой личности. Она сопротивлялась тому, что было озвучено В. Маяковским как беспощадная правда времени:
Единица!
Кому она нужна?!
Голос единицы
тоньше писка…
…………………………….
Единица — вздор,
единица — ноль…
“Необходимейшая форма будущего культурного строительства” мыслилась ею иначе.
С.Н. Шиль в силу многих объективных факторов не удалось создать объединения типа “Никитинских субботников”, хотя идейно они были близки. “Субботники” Е.Ф. Никитиной (Богушевской, урожд. Плотниковой) возникли в 1912—1914 гг. по инициативе А.Н. Веселовского, вначале как образовательное учреждение, где читались доклады о творчестве и выступали имажинисты, рапповцы, футуристы, а позже М. Цветаева, А. Ахматова, М. Волошин, О. Форш, М. Булгаков, А. Белый, А.М. Горький, Н.К. Гудзий, О. Мандельштам, С. Парнок и многие другие. Е.Ф. Никитиной удалось выпустить более 200 книг и несколько номеров альманаха “Свиток”. С.Н. Шиль из студенческой и молодежной среды пыталась сформировать творческую элиту, свободную личность в условиях наступающей несвободы. Ее опыт оказался трагичнее, но вместе с тем он был тем незаметным подвигом, благодаря которому не прерывается связь времен и не затмевается свет жизни в культуре.
Ирина Овчинкина