(Париж, 24 апреля 2010 г.)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 5, 2010
КОММУНИЗМ: ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ ИЛИ БУДУЩАЯ ЖИЗНЬ?
Конференция
COMMUNISM’S AFTERLIVES
(Париж, 24 апреля 2010 г.)
Конференция “Сommunism’s Afterlives”, прошедшая в апреле в парижском центре современного искусства “Бетон Салон”, явилась частью одноименного дискуссионного проекта, инициированного Еленой Сорокиной и Наташей Петрешин-Башлез. Это мероприятие стало третьим по счету — ему предшествовали две конференции в Брюсселе, одна из которых состоялась 13 февраля, а другая — 23 апреля 2010 года. Проект в целом предполагает обмен мнениями между художниками и философами и показ работ, связанных с современным осмыслением темы коммунизма и его различных историй.
В настоящее время эта тема вновь становится популярной в интеллектуальной и художественной среде, и конференция артикулировала один из возможных подходов, опираясь на актуальные проекты художников, кураторов и теоретиков. “Сommunism’s Afterlives” стоит в ряду настойчивых попыток переосмыслить понятие коммунизма и связываемые с ними исторические феномены в перспективе как прошлого, так и возможного будущего — попыток, предпринимаемых и критиками коммунистического проекта, и теми, кто вновь связывает с ним свои надежды и политические или культурные амбиции. Следует обратить внимание на двойственность, заложенную в названии конференции. Слово “afterlife” переводится с английского и как “жизнь после смерти”, “загробная жизнь”, и как “дальнейшая судьба”, “будущая жизнь”. На эту двойственность на первой из предшествовавших конференций, прошедшей в Брюсселе, обратила внимание Оксана Тимофеева, поднявшая тему “призрака коммунизма” — призрака, до сих пор бродящего по Европе и ассоциируемого как с прошлым, так и с надеждой самого этого прошлого на некое иное будущее.
После крушения социалистического блока многие считают идею коммунизма похороненной. В перспективе прошлого коммунизм рассматривается в связи с конкретным феноменом истории XX века, с неудавшейся попыткой построить новый мир, с разочарованием в универсалистской идее масштабного экономического и политического переустройства общества. Однако до тех пор, пока жива капиталистическая система, существует и, вероятно, будет существовать потребность в альтернативном социальном проекте.
Какова жизнь коммунизма “после смерти”? Каковы метаморфозы коммунистической идеи сегодня? В каких проектах она воплощается? Каким образом она вдохновляет сегодня творчество художников? Эти и другие вопросы легли в повестку дня. Как отметила во вступительном слове Елена Сорокина (Брюссель), основная задача проекта — это не обсуждение “посткоммунистического состояния” (“postcommunist condition”) и не ностальгия по утраченной утопии, а, скорее, попытка деконструкции коммунистической идеи как монолита и этаблированного идеологического канона в рамках очередных “изменений” уже не столь свежего прошлого. Не случайно ключевые понятия, истории и нарративы, связанные как с идеей, так и с опытом коммунизма, в последнее время снова становятся объектом исследования. Пришло время обсудить, в какую сторону направляется этот новый виток творческого поиска и как “изменяется” прошлое в работах актуальных художников. Проекты, представленные на конференции, объединял определенный подход к теме коммунизма: коммунистическое прошлое используется в них как сценография для настоящего — это не историзация прошлого, а, скорее, его актуализация для настоящего. В качестве интересного примера переосмысления одной из коммунистических историй Сорокина привела проекты нью-йоркского художника Евгения Фикса, в частности его последний проект 2010 года “Communist Tour of MoMA” (Museum of Modern Art, Нью-Йорк), а также несколько кураторских проектов, среди которых была одноименная выставка группы WHW, посвященная 152-летию “Коммунистического манифеста”.
Основное внимание участников конференции было сосредоточено на отражении коммунистической идеи в художественном творчестве — обсуждались музыка, кино, любопытные биографии. Представленные доклады охватывали несколько тем: коммунизм и его поколенческий опыт для художников и философов из Восточной Европы, анализ некоторых забавных примеров американского антикоммунизма, антикапиталистическая критика на современном этапе, визуализация коммунизма и капитализма в кино.
Конференцию открыл доклад Пьетро Бьянки (Маастрихт; Гориция), названный “Когда капитализм становится тенью, или Почему американский кинематограф может помочь нам понять финансовый кризис”. В центре доклада стояла проблема соотношения между эмоциональным и интеллектуальным восприятием реальности и возможности преодоления различия между ними средствами кино. Как сделать так, чтобы информация, которая воспринимается с помощью опосредованного интеллектуального усилия, могла быть передана и воспринята через визуальный ряд? Как снять фильм по мотивам “Капитала” Маркса, чтобы этот непростой текст стал понятен простому рабочему? Этот вопрос в 1920-х годах стоял перед Сергеем Эйзенштейном, поставившим себе подобную задачу, и продолжает стоять перед современными кинематографистами, являясь вызовом самой возможности политического кино. Совсем недавно к проекту Эйзенштейна попытался вернуться Александр Клюге, снявший свой “Капитал”, но, что любопытно, именно в современном массовом кинематографе содержится попытка наглядно показать функционирование противоречий капитализма, сделать понятным и очевидным процесс эксплуатации, чтобы различные разрозненные элементы этого процесса (экономические, психологические) были восприняты как части целого. Бьянки проанализировал иконографию капитализма в таких фильмах, как “Девушка по вызову” Стивена Содерберга, “Мне бы в небо” Джейсона Рейтмана, “Капитализм: история любви” Майкла Мура, и других. Какими образами сопровождаются те или иные сообщения в массмедиа, связанные с темой финансового кризиса? Обычно перед нами цифры, индексы, говорящие по мобильным телефонам клерки с Уоллстрит, — словом, нечто в высшей степени абстрактное, мало связанное с “реальной жизнью”. Задача в том, чтобы разоблачить эту абстракцию, выявить кризис на уровне его конкретных, телесных эффектов — увольнений, выселений людей из их домов, несостоявшихся встреч. По мнению Бьянки, именно внимательная к деталям американская культура, в которой добро, зло, успех, неудача всегда персонифицированы, способна средствами кино придать современному капитализму конкретный, запоминающийся образ.
Если Пьетро Бьянки анализировал возможности репрезентации настоящего, то есть “реально существующего капитализма”, то в следующем докладе речь шла, скорее, о жизни прошлого в настоящем. “Югославское исключение” — одна из тематических составляющих работ Ренаты Поляк, художницы из Хорватии. В ее фильме “Тито Тата” мы видим женскую руку, которая в порыве обсессивной старательности пишет одни и те же два слова на белом листе бумаги, тут же перечеркивая их, — “Тито”, “Тата”, то есть “Тито”, “папа”. Тито ассоциируется с фигурой отца, и изменение статуса этой персоны вызывает безумие и эйфорию, одновременно и желание перечеркнуть, и желание снова написать. В обсуждении выступления прозвучала, в частности, остроумная реплика художника Баби Бадалова (Париж), обратившего внимание на то, что, если в социалистической Югославии был только один символический “отец” (Тито-папа), то после крушения СССР на постсоветском пространстве культ личности не исчез, но, напротив, получил самое широкое распространение, породив целую плеяду “отцов” — руководителей бывших союзных республик. Второй фильм Ренаты Поляк представлял собой интервью с бывшими жительницами Югославии в Нью-Йорке: в нем девушки делятся воспоминаниями об образе Тито и югославского социализма, его правилах и исключениях, которые они унесли с собой в настоящее. Поляк продемонстрировала работу с идеей коммунизма как с чем-то эмоционально-телесным, с живой памятью, которая питает ее творчество.
Оксана Тимофеева (Маастрихт; Москва) говорила о коммунизме не как о фигуре прошлого, а, скорее, как о некоем несбывшемся обещании будущего. Ее доклад так и назывался — “Будущее, которого не будет” — и был посвящен снятому по роману Кира Булычева популярному советскому телефильму “Гостья из будущего” (1984). Тимофеева поделилась наблюдением, что в большей части современных фильмов в жанре science fiction есть одна непременная деталь — какие бы трансформации и катастрофы ни происходили в будущем, неизменными остаются капиталистические денежные отношения. Это аксиома голливудской футурологии, изображающей, чаще всего, политическое напряжение между диктатурой и демократией, но не подвергающей сомнению экономический “базис”. В случае же “Гостьи из будущего” мы видим нечто совершенно иное — изображение будущего как “победившего коммунизма”. Каким же его представляет советский кинематограф? Тимофеева убедительно показала, что образы коммунизма — это образы рая, однако не ограничилась указанием на эти библейские параллели и перешла к анализу “райской” темы. Докладчица обратила внимание на двойственность религиозной идеи рая. С одной стороны, рай — это то, что “будет” после смерти, то есть “после жизни” (“afterlife”), “если все пойдет хорошо”, то есть это фигура возможного будущего (и коммунистическое будущее представляется создателями фильма как рай на земле). С другой стороны, рай — это Эдем, место, откуда человек был изгнан и куда возврата для него уже нет. Стало быть, это и некоторое невозвратимое “прошлое”. Идея “потерянного рая” — основа любой консервативной пассеистической утопии, и многие ностальгируют по “реальному социализму” именно в этом ключе. Однако в докладе Тимофеевой речь шла о другом “потерянном рае”, а именно о будущем коммунизме, которого никогда еще не было, — о будущем, оставленном в прошлом (“как если бы мы были изгнаны из рая, в котором никогда не были”). В конце фильма “дверь в будущее” как бы закрывается навсегда, как крышка гроба, и перед советскими пионерами вырастает глухая стена: никто из них не изобретет машину времени, никто не “спасет” хрупкое будущее, которое, подобно “прошлому” В. Беньямина, как бы уповает на мессианизм настоящего, посылая в него своего ангела — гостью (guest) из будущего, которая одновременно является и призраком (ghost) коммунизма.
Кобе Матис и художники группы “Реалистическое сообщество” (“Société réaliste”) (Ïариж) анализировали интересные примеры антисоветской пропаганды в американском искусстве.
В докладе Кобе Матиса (который выступил в Брюсселе) речь шла о громком иске cоветских композиторов против студии “20th Century Fox” — раннем столкновении двух систем на арене международного копирайта. В антисоветском триллере “Железный занавес” (1948), основанном на мемуарах перебежчика Игоря Гузенко, была использована музыка советских композиторов Дмитрия Шостаковича, Арама Хачатуряна, Сергея Прокофьева и Николая Мясковского без их разрешения. В 1948 году композиторы (естественно, при поддержке советского правительства) обратились в американский суд, который отклонил их иск. При этом американский суд опирался на коммунистическую фактографию — поскольку частной собственности и копирайта западного образца в СССР не было, то в данном случае ее решили временно отменить и на американской территории. Французский суд подошел к делу иначе и удовлетворил моральное право композиторов протестовать против использования их музыки в откровенно антисоветском фильме. В 1959 году французский суд постановил, что композиторам был причинен моральный ущерб, и фильм был запрещен к показу во Франции. В своем перформативном докладе Кобе Матис проанализировал перипетии отношений искусства и закона, отдельные случаи которых (такие, как случай “Железного занавеса”) помогают решать уже сегодняшние — не менее сложные — дела по копирайту.
Ференс Гроф и Жан-Батист Ноди из группы “Société réaliste” (Ïариж) сделали доклад о своем новом видеопроекте, основанном на творчестве Айн Рэнд (Алисы Розенбаум) — американской писательницы и философа русского происхождения. Пережив в раннем юношестве Октябрьскую революцию и Гражданскую войну, Ранд получила столь мощный импульс ненависти к коммунизму и социализму, что все ее дальнейшее творчество в США было посвящено борьбе с ними. Ей удалось создать целую галерею ярких литературных образов и стать значимым теоретиком индивидуализма, крайнего либерализма и антикоммунизма. Группа “Société réaliste” апроприировала экранизацию абсолютного бестселлера и культовой книги Рэнд “Источник” (“The Fountainhead”) — фильм с участием Гари Купера. Этот фильм известен не только как шедевр пропаганды капиталистического индивидуализма. Фильм относится к кинематографическим достопримечательностям еще по одному — скорее, социалистическому — критерию. Его главный герой — архитектор-модернист — произносит яркую идеологическую речь во славу добродетелей эгоизма в течение шести минут! Этот рекорд в голливудском кинематографе был поставлен исключительно благодаря воле Рэнд, которая отвергла все панические возражения продюсеров (это невиданно, публика просто покинет зал, она не будет этого слушать!) и пригрозила расторгнуть контракт. Группа “Société réaliste” ñохранила в своей апроприации фильма его оригинальную длину, удалив лишь актеров и любые их следы. От фильма осталось самое главное — модернистская архитектура как метафора безграничной свободы личности и пространственное воплощение превосходства либерального видения мира над коммунистическим. Таким образом, докладчики продемонстрировали возможность нетривиальной критики идеологии на уровне кинематографического образа.
Многообразие предполагаемых направлений анализа и исследования объясняется кураторским подходом организаторов, которых прежде всего интересовали точки соприкосновения и общие интересы актуальных художественных практик и теоретических исследований, связанных с темой коммунизма и его различных историй. Отсутствие тематической целостности представленных выступлений (впрочем, по большей части сосредоточенных вокруг кино) говорит о том, насколько широкой оказалась заявленная тема и насколько по-разному можно с ней работать в современном культурном контексте. Гетерогенность высказываний объясняется еще и интернациональным и интердисциплинарным характером этой дискуссии, собравшей в Париже группу интеллектуалов и художников с различными бэкграундами и различными модусами формирования памяти о прошлом — или будущем — коммунизма. Проект находится в процессе развития и будет продолжаться. Можно даже сказать, что само его существование вполне можно считать одной из эстетических afterlives коммунизма.
Софья Чуйкина