Опубликовано в журнале НЛО, номер 5, 2010
Наталья Мазур
“ДЕТИ”
Когда человек умирает, изменяются не только его портреты, совершенно иначе начинают звучать его слова и словечки. Своих учеников Алексей Михайлович называл “дети”. Поскольку слово это произносилось без всякого пафоса, с обычной для него полушутливой интонацией, мне и в голову не приходило над ним задумываться. Теперь же стало понятно, как много за ним стояло.
Алексей Михайлович был замечательный учитель: он давал основу так, что она вставала на место раз и навсегда, ленивым помогая, а пытливых не сдерживая; умел сложное объяснить просто, но не позволял упрощать; ставил руку, но не навязывал стиля. Но думаю, не этим (или не только этим) объясняется то, что его семинар из года в год был самым многолюдным на филфаке. Основная часть шла к нему не за наукой — шла, поверив многолетней молве “этот своих не бросает”. Обманувшихся не было: Песков не только не бросал, он делал гораздо больше, чем полагается делать научному руководителю, — пристраивал, пробивал, защищал, а в случае настоящей нужды давал деньги или кормил — здесь же, в курилке, доставая из огромного рюкзака бутерброды, термос с кофе, а если дело было совсем плохо — еще и фляжечку.
Если же чувствовал в человеке искру интереса к настоящей науке — делал все, что мог, чтобы не дать ей заглохнуть. С такими “детьми” он сразу же начинал говорить как с равными. Не то чтобы менялась его манера — манера у него была одна для всех, от первокурсника до высокого начальства, официальная и полушутливая одновременно. Сначала меня она раздражала, как раздражает по молодости всякая дистанция, которую немедленно хочется форсировать, с годами стало понятно, сколько в этой манере внутреннего достоинства и как она спасает одновременно и от гордыни, и от уничижения. Он обращался с нами как с коллегами и стремился как можно быстрее сделать нас таковыми, вовлекая в большие проекты.
Своих “детей” он растил и гордился ими по-родительски, но в то же время умел (как это умеют только очень мудрые родители) вовремя их отпускать. Если ему казалось, что “ребенку” будет полезнее другой учитель, сам сводил его с ним. Он не обижался (или никогда не давал понять, что обижен) и не ревновал, не интересничал и не улавливал душ: он держал дистанцию и в то же время не давал “ребенку” почувствовать себя одиноким.
С некоторыми “детьми” ему везло — они быстро становились надежными и верными помощниками, оправдывая его доверие: такой, на моей памяти, была Катя Лямина для “Летописи”, Андрей Зарецкий и Алина Бодрова — для собрания сочинений Баратынского. Другие были строптивыми и упрямыми, как я, и вечно норовили свернуть в сторону. Но, несмотря на нарушение всех мыслимых и немыслимых сроков, мне так и не удалось исчерпать кредит его доверия. Тем прочнее данные ему обещания.
Дети хороших родителей, к сожалению, нередко бывают неблагодарными — добро и заботу, которыми их окружают, они привыкают воспринимать как должное. Кажется, Алексей Михайлович был готов и к этому. Звонки мне он начинал фразой, которая тогда казалась мне ничего не значащей шуткой: “Здравствуйте, Наталия Николаевна, это Песков Алексей Михайлович говорит, если вы такого еще помните”.
Помню, Алексей Михайлович. И никогда не забуду.