(Рец. на кн.: Элтанг Л. Каменные клены: Роман. М., 2010)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2010
ПЕРЕВОДНЫЕ КАРТИНКИ, ИЛИ БОРЬБА С НЕБЫТИЕМ
Элтанг Л. Каменные клены: Роман — М.: АСТ: Астрель, 2010. — 416 с.
Лена Элтанг, поэт и автор двух романов27, родилась в Ленинграде, окончила Иркутский университет, несколько лет провела в Европе, а с 1991 года живет в Вильнюсе. Парабола биографии отразилась на характере прозы Элтанг: русскоязычный писатель, живущий в городе, когда-то располагавшемся на западной окраине советской империи, а сейчас занимающем место на окраине восточной, но уже Евросоюза, очевидно, и должен писать воздушным, полупрозрачным языком, почти лишенным особого языкового “мяса”, языком, в котором кажутся невозможными брань или просторечие, языком почти дистиллированным. И, очевидно, он должен помещать своих героев в историческое и географическое пространство, максимально удаленное как от России, так и от места современного своего обитания. Проще всего назвать такое место “нигде”, ведь и сам этот писатель живет, по большому счету, в таком же “нигде”. “Нигде” второго своего романа Элтанг поместила в Уэльсе. В интервью радио “Свобода”28 она рассказала, как ездила в места, позже изображенные в романе, как жила там. Книге действительно присущ определенный сумрачный, дождливый колорит, продутый ветрами, но кто из читателей бывал в Уэльсе или может съездить туда на выходные? Для большинства из них (из нас) это именно “нигде”, такое же, как в фэнтези, только в фэнтези речь идет о магах и межпланетных драконах, а Элтанг через строчку поминает героев саг и мифов чуть ли не всех народов. Но обо всем по порядку.
Начать лучше с того, что “Каменные клены” — это маленькая гостиница в уэльском городке Вишгард, чью хозяйку Сашу Сонли жители городка считают ведьмой и подозревают в убийстве сводной сестры Эдны. В Вишгард приезжает странноватый лондонец Луэллин (Лу) Элдербери, который, напившись в пабе, заключает со своими не менее странными собеседниками, суконщиком и плотником, пари, что за три дня расследует предполагаемое преступление Саши. Луэллин и Саша — центральные персонажи романа, а все романные события мы узнаем главным образом из их дневников29. Здесь вся действительность, прошлое и настоящее не существуют сами по себе, они возникают в тот момент, когда кто-нибудь о них рассказывает. Доверять рассказчикам нельзя, они слишком часто подменяют реальность фантазией, да и кто настоящий рассказчик — часто неизвестно. Каждый новый рассказ меняет ракурс, ставит под сомнение рассказанное ранее, задает читателю загадки и побуждает его искать ответ на следующих страницах. Причем если Саша, вспоминая о своем прошлом, это прошлое реконструирует, создает заново, доискиваясь до причин и истоков, то Луэллин явно бежит от вчерашнего дня. Почему — становится понятно к концу книги.
Была такая детская забава — переводные картинки: намочив в воде, белый бумажный прямоугольник клеили на какую-нибудь ровную поверхность, а потом влажной ваткой, медленно и аккуратно удаляли верхний защитный слой, и постепенно появлялась, проступала, вспыхивала яркими красками картинка: цветок или зверушка. Так проявляется повествование в романе Лены Элтанг, то один эпизод, то другой, образуя в конце концов рассказ о жизни Саши, о смерти ее родителей и о ее любви (физической любви) к Эдне, дочке Хедды, второй жены отца Саши. И проступает характер Саши, ее отъединенность от окружающих, ее особость. Параллельно этому мы узнаем, что Луэллин не случайно появился в Вишгарде, причин даже две. Вопервых, из Вишгарда ходит паром в Ирландию, а Лу хочет поехать туда, в город, где жил и умер его отец. Но самое главное, что когда-то, сев пьяным за руль, Луэллин стал причиной автомобильной аварии, в которой пострадал Уолдо Сонли, Сашин папа, так и не оправившийся от травм и скончавшийся через год после происшествия. Мучимый чувством вины, Луэллин, как преступник на место преступления, едет в родной город своей жертвы, но поскольку с головой у него не все в порядке, то во второй причине приезда в Вишгард он себе не признается и лишь все время беседует с призраками Уолдо (“плотником”) и своего отца (“суконщиком”).
Собственно, на выяснение этих обстоятельств и уходит весь роман, со всеми придуманными Элтанг виньетками, завитками и стилистическими украшениями, психологическими поворотами и многочисленными цитатами. Цитат в романе много, очень много. Явных и скрытых, разноязычных, вплетенных в текст, встроенных в метафоры. Литературный, мифологический и фольклорный материал, использованный автором, в какой-то момент начинает подавлять читателя своим объемом, своей самоценностью и необязательностью. Впрочем, дело, может быть, в том, что все читающие по-русски делятся на тех, кто знает, что волк Фенрир когда-нибудь проглотит солнце, и тех, кто убежден, что это злодеяние уже было совершено крокодилом. “Каменные клены” написаны для первых, а сочинитель этой рецензии принадлежит ко вторым.
Образованный Луэллин, преподаватель-латинист в прежней жизни, и Саша Сонли, девушка начитанная, но не окончившая даже средней школы, в равной степени пересыпают свои дневники отрывками из античных авторов, сюжетами кельтских и валлийских мифов, рассуждениями об особенностях пекинской оперы. Порой создается впечатление, что на книжных полках у них стоят одни и те же книги. Возможное объяснение кроется в восклицании Луэллина, читающего дневник Саши: “…господи, я скоро весь дневник наизусть выучу, еще пара дней, и я смогу писать за нее, под диктовку ее ошалевших от молчания демонов, которые поразительно напоминают моих собственных” (c. 339). Легко интерпретировать эти слова как признание, что дневник Саши Сонли был написан самим Луэллином.
В другой дневниковой записи Лу вспоминает об ушебти, глиняных фигурках людей, которых древние египтяне клали в могилу и которые должны были работать в полях Озириса вместо усопшего: “…выходит, текст способен заменить живого человека не хуже, чем глиняный ушебти мог заменить покойника в египетских полях камыша?” (c. 284). Существующая в текстах Луэллина Саша должна была стать ушебти и опосредованно взять на себя вину как перед погибшим Уолдо Сонли, так и перед отцом Лу, в чьей смерти он считал себя тоже повинным. Зная из газет, что у реального Сонли была жена и две дочери и что жили они в Вишгарде, Луэллин сочинил целый мир, ибо в одном из текстов, принадлежащих Лу, Саше или кому-то еще, сказано: “…книги пишутся для тех, кто их пишет, они заменяют им жизнь” (c. 109).
Остается открытым вопрос, была ли Александра Сонли галлюцинацией Луэллина? Или такая женщина действительно жила в Вишгарде?.. И так до конца и неясно, существовал ли сам Луэллин Элдербери… Дело в том, что Саша в тексте Элтанг наполовину русская, мама научила ее русскому языку, и она иногда пишет по-русски, а Лу русского языка, кажется, не знает, и все это по видимости противоречит сказанному в предыдущем абзаце. Тут откроем воображаемую скобку и отметим, что по-русски, естественно, написан весь роман, однако, согласно сюжету, написан он в основном по-английски, включая переводы авторов римских, на самом деле тоже переведенных на русский.
Если начать думать, можно запутаться, но автору, живущему “нигде”, такое прощается… Или не надо прощать? Или здесь открывается ошибка замысла написать по-русски английскую книгу, да еще книгу цитатную? Поскольку образуется смысловая лакуна, зияние при столкновении двух языков на поле одного из них… Закроем воображаемую скобку и двинемся дальше.
Получается, что Элдербери не мог писать за Сашу? Но могла ли сама Саша писать дневник в том виде, в котором он включен в роман “Каменные клены”? Весь дневник разделен на небольшие главы, каждой главе предпослан эпиграф, иногда в качестве эпиграфов использованы русские стихи — Ходасевича, Введенского, Сергея Петрова… Маловероятно, что владелица гостиницы из Уэльса, даже читающая по-русски, так хорошо знает русскую поэзию, еще менее вероятно, что ее знает Луэллин, языком не владеющий. Знаток поэзии — Лена Элтанг. Она — главное действующее лицо, главный герой. Луэллин и Саша — ее ушебти.
Сюжет романа — всего лишь повод, необходимое условие, дающее автору возможность продемонстрировать свое умение писать, свою любовь к поэтическим образам, свою образованность, начитанность, тонкость и точность. В этом смысле романа “Каменные клены” нет, пройдя вдоль цепочки происшествий, рассуждений и описаний, читатель, разобравшись, кто есть кто, остается с почти тягостным чувством: и что же, это всё? Конечно, нет. Можно порассуждать о мужском и женском, о природе любви, о том, как ловко Лена Элтанг плетет линии повествования. Можно перечитать особо эффектные метафорические конструкции Саши Сонли — ведь сказано, что она поэт, с девяти лет стихи пишет: “Им многое было не видно и не слышно: как междометие каштана усмехается треснутым ртом из травы, как тысячелистник тычется в колени мокрым щенячьим носом, как клейкий пух из ангельских перин засыпает берег, как мокрые пенсы смеются на забрызганном оранжадом прилавке, как осыпаются петитом крылья газет, оставшихся в городе зимовать” (c. 195).
Можно найти не менее красиво закрученную фразу Луэллина, иллюстрирующую работу с цитатами: “…удивление заполнило меня всего, так вода заполняет тонущий корабль, проникая в каждую полость, даже туда, где и пыли-то раньше не водилось, я чувствовал, как голова дракона касается воды, полосатый парус сминается в тряпку, блестящие щиты осыпаются монетами, еще секунда и драккар увязнет в иле по самую ватерлинию, подумал я, так вот что имел в виду марциал, когда сказал crede mihi, non est mentula quod digitus, впрочем я и пальцем не смог бы пошевелить…” (c. 223).
Только это вряд ли имеет отношение к роману как целому, это всё разрозненные детали, и это не поможет ответить на главный вопрос: зачем была написана толстая, четырехсотстраничная книга.
Такие книги пишутся потому, что автору захотелось их написать. Этого достаточно, но сквозь текст неизбежно должна просвечивать генеральная мысль, и она в “Каменных кленах” есть. Это знание о тьме, окружающей человека, о подстерегающем его небытии. В детстве человека защищают родители, потом он остается с тьмой один на один. Об этом пишет Саша Сонли, а Луэллин, вспоминая бесконечный, подробный дневник Сэмюэля Пипса, замечает, что таким количеством слов люди борются с небытием. Герои Элтанг тоже борются с холодом небытия. Пытаются одолеть его то любовью, то одиночеством, то выпивкой, то визитами к психоаналитику, но приходят к тому, что способа лучше писания нет. Наверное, слишком смело заявить, что с небытием борется и сама Лена Элтанг, но несомненно, что “Каменные клены” — от начала и до конца ее собственное лирическое высказывание. Не более того. И не менее. При этом псевдодетективный костяк, окутанный густым мифологическим и интертекстуальным облаком, позволяет включить расплывающийся, лишенный четких границ текст Элтанг в один ряд как с романами Джойса и Вирджинии Вулф, так и с сочинениями постмодернистов, играющих цитатами и массовыми жанрами. Сочетание занимательности и таинственности, поэзии и психологии вкупе с рождающимся у потребителя чувством причастности к “высокой культуре” делают “Каменные клены” идеальным чтением “не для всех”, а для публики “продвинутой”, получающей то самое лирическое послание в привлекательной и завлекающей оболочке.
Андрей Урицкий
______________________________________
27) “Побег куманики” (2006) и “Каменные клены” (2009); первый попал в финальные списки Премии Андрея Белого и премии “Национальный бестселлер”, второй получил премию “Нос”.
28) http://www.svobodanews.ru/content/Transcript/1509078. html.
29) “Побег куманики” построен аналогичным образом из дневников, записок и писем.