Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2010
Дмитрий Бовыкин
БЛОХИ ВМЕСТО ПЛАТЬЯ
“Дипломатический протокол”, о котором упоминает в начале своего ответа уважаемая Л.И. Ивонина, увы, отнюдь не всегда добавляет рецензиям комфортности. В связи с этим вспоминается рассказ академика Е.В. Тарле об одном профессоре, которого заставили переписать свой отзыв, поскольку “в адрес автора рецензируемой книги там говорилось о “полном невежестве”, “глупости”, “воровстве” и т.д. Профессор забрал рукопись и через несколько дней принес исправленный текст. В нем все было, как принято: “Мы не можем согласиться с уважаемым автором”, “это положение работы кажется нам не новым”, “здесь мы имеем элемент заимствования” и т.д. и т.п. Рукопись была напечатана. Однако не заметили эпиграфа, предпосланного статье и напечатанного вместе с нею. Вот этот эпиграф: “Откуда было взять ему, ленивцу, плуту, — украл, конечно” (А.С. Пушкин. “Скупой рыцарь”)”1.
Вероятно все же, моя рецензия была написана излишне дипломатично, что и позволило уважаемому автору дискутировать в отношении не ее сути, а периферийных утверждений, не меняющих, на мой взгляд, общей картины. Нет сомнений, что о том, насколько удачен общий замысел книги, по большому счету, судить не мне, а ее многочисленным читателям, которые сами решат, имеет ли отношение к Мазарини столь подробный рассказ о кардинале Ришелье и так ли им нужно для понимания биографии главного героя знать, над кем, где и когда одержал победу Густав-Адольф в решающей схватке. Право автора также предполагать, что читатели не будут воспринимать текст так, как он написан, и, увидев фразу: “еще первый Бурбон — Генрих IV” (с. 22), без труда додумают, что имелся в виду первый Бурбон на французском троне.
Однако основная моя мысль, которой вовсе не коснулась Л.И. Ивонина, заключалась совсем в ином. Как мне видится, для научно-популярной книги, адресованной не специалистам, едва ли допустимы неточность терминологии, многочисленные (а отнюдь не одиночные и случайные) грубые фактические ошибки, перепутанные имена, титулы и даты жизни и смерти героев, царящий на страницах книги хаос в рассказе о структуре управления и системе должностей во Франции, невероятные истории о высадке французских солдат в Англии и многое другое, о чем я писал в рецензии, не говоря уже об обширных текстуальных заимствованиях из книг как российских (в частности, В.Н. Малова), так и зарубежных (того же П. Губера) коллег. К сожалению, все это осталось за рамками ответа на рецензию.
К слову, система работы Л.И. Ивониной с трудами других историков, которую уважаемый автор прояснил в своем ответе, также вызывает некоторое недоумение. Складывается ощущение, что если информация об Англии и международных отношениях берется из книг на английском языке, то информация о Франции — из публикаций преимущественно на русском.
В чем причина такого недоверия к творениям французских историков (во множестве фигурирующих, кстати, в библиографическом списке в книге о Мазарини), честно говоря, не совсем ясно. Однако в этой ситуации не удивительно, что мои слова по поводу структуры королевской администрации и советов воспринимаются автором как результат знакомства с новейшими достижениями исторической науки, тогда как этот общий, базовый костяк структуры управления страной неоднократно описан, в том числе и в самом XVII веке2. Между тем, о должностях парижских магистратов XVII в. автор предпочитает узнавать из книги специалиста по французскому пролетариату XIX в. Е.М. Кожокина, а специалиста по Франции VIII—IX в. А.П. Левандовского полагает авторитетом в области Старого порядка. К тому же всему написанному, в том числе и в научно-популярных работах, Л.И. Ивонина удивительным для историка образом верит и не считает себя ответственной за воспроизведение чужих ошибок.
Страдает подчас и интерпретация уважаемым автором текстов коллег по цеху. Как мы видим из ее ответа на мою рецензию, упоминания о количестве дуэлей де Бутвиля становится достаточным, чтобы Л.И. Ивонина пришла к выводу, будто во всех них он был победителем. А то, что в русском переводе книги П. Губера короля Дании именуют не князем, а принцем империи, не наводит автора на мысль, очевидную для всякого, знающего французский язык или хотя бы прочитавшего “Войну и мир”: французское “prince” переводят на русский то как “принц”, то как “князь”, то как “государь”, и едва ли сам Губер избрал именно этот вариант.
К сожалению, следы аналогичных интерпретаций видны и в дискуссии вокруг ряда высказанных в рецензии утверждений. Вне зависимости от связи между мистицизмом и янсенизмом (которую я отнюдь не отрицал), Сен-Сиран пострадал, насколько мне известно, отнюдь не за мистицизм. Не буду спорить, стала ли идея о “естественных границах” после трудов Ришелье реализуемой, но в книге прямо говорилось, что она была реализована: “В результате Тридцатилетней войны <…> Франция обрела свои “естественные границы”” (с. 46).
Я не согласился с высказанным в биографии Мазарини тезисом о генетической связи между Нидерландами и Англией времен Тридцатилетней войны (с. 20) и говорил об уникальности формирования правовой и политической основы Нидерландов, а не о том, что этот опыт никем не был заимствован в конце XVII в. Мне и в голову не приходило отрицать “взаимосвязь английских и европейских событий в середине XVII в.” или писать о том, что Тридцатилетняя война не значится среди причин Английской революции, — я лишь оспаривал высказанное автором утверждение, касающееся английской республики; никаких доказательств, подтверждающих этот свой тезис, уважаемый автор так и не привела за исключением безусловно авторитетной ссылки на собственную монографию и на книгу Б.Ф. Поршнева. При этом, признаться, не очень понятно, каким образом о достоинствах его монографии про Францию и Английскую революцию говорит то, что на английский была переведена книга о Московии и Швеции3.
По существу, из всех аргументов, высказанных Л.И. Ивониной, дискуссионными мне видятся лишь два. Я могу только сожалеть, что автор не увидела в приведенных мною цитатах по поводу восстаний в Шотландии и Ирландии подтверждения правоты моих слов, однако рассказать всю их историю в рамках краткой рецензии было по очевидным причинам невозможно. В свою очередь, я не в силах, увы, проверить правоту уважаемого оппонента, поскольку указанное издание (Calendar of State Papers. 1649—1650 / Ed. by P. Hamilton. L., 1864) мне обнаружить в каталоге Британской библиотеки не удалось.
Второй момент касается Нидерландов. Я готов поверить, что существуют люди, которые называют историческими Нидерландами только Бельгию, однако, насколько я знаю, это географическое понятие было значительно шире. Ныне земли Нидерландов принадлежат отнюдь не только Бельгии, но и, собственно, Нидерландам, а также Франции. Нидерланды действительно часто именовали Голландией, но преимущественно неофициально. “Голландия, — прямо утверждает один из словарей, — неправильное название Нидерландов, поскольку Голландия была провинцией, игравшей самую важную роль во время политического объединения страны”4.
Подводя итог, не могу не заметить, что слова уважаемого автора о том, что, увлекшись ловлей блох, я не рассмотрел самого платья, напомнили мне один хорошо известный каждому с детства пассаж из сказки Г.Х. Андерсена: “Ни один человек не хотел признаться, что он ничего не видит, ведь это означало бы, что он либо глуп, либо не на своем месте сидит. Ни одно платье короля не вызывало еще такого восторга”. Впрочем, следуя “дипломатическому протоколу”, я хотел бы поблагодарить Л.И. Ивонину за внимание, уделенное моей рецензии, и редакцию “НЛО” за любезное позволение внести и свою лепту в этот спор. Поскольку по-прежнему полагаю, что именно в научных спорах и рождается истина.
_____________________________________
1) Рабинович М.Б. Лектор, ученый, человек // Из литературного наследия академика Е.В. Тарле. М., 1981. С. 294.
2) См., например: Girard É. Trois livres des offices de France. P., MDCXXVIII.
3) Впрочем, при всем уважении к Борису Федоровичу, его труды и их переводы на Западе оцениваются ныне весьма по-разному. В частности, чл.-корр. РАН П.Ю. Уваров пишет об этом следующим образом: “Можно говорить о влиянии (или об известности), которое было сродни славе ярмарочного монстра. Такова была, например, популярность того же Поршнева в начале 1960-х годов во Франции. От советских коллег ждали экзотической демонстрации своего марксизма, и, как правило, дожидались” (Свобода у историков пока есть. Во всяком случае — есть от чего бежать. Беседа Кирилла Кобрина с Павлом Уваровым // Неприкосновенный запас. 2007. № 5).
4) Le Petit Robert. P., 1990. Vol. 2. P. 849.