(Ленинградские картины)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2010
Полина Барскова
СДЕЛАННОСТЬ (ЛЕНИНГРАДСКИЕ КАРТИНЫ)
РАЗЪЯСНИТЕЛЬНОЕ ВСТУПЛЕНИЕ
Жена художника Ph была
вероятно очень легкая
Это вероятно и позволило ему
Перенести ее через весь город
На руках когда она упала
В обморок на остановке трамвая
По дороге в «Кресты» на свидание к двум своим сыновьям —
Петру и Алексею.
Ему сказали, что она в
больнице
Он поспешил туда и вынес ее оттуда
При этом остановился отдышаться только единожды
На мосту через Карповку.
Так и бежал через город с Екатериной Семеновной на руках.
Она все же была очень легкая: от возраста —
На двадцать лет старше художника Ph.
«На двадцать лет
старше! На двадцать лет старше!»
«Он называл ее Дочка, а не по имени! Он называл ее Дочка, а не по имени!»
Восклицает недоуменно сестра художника — в своих аккуратных,
Несколько простодушных воспоминаниях.
МОНОЛОГ ХУДОЖНИКА Ph НА МОСТУ ЧЕРЕЗ КАРПОВКУ
Дочка.
Мое дитятко притомилось
намучилось
И спокойно спит а верный
Паинька-Панька
Убрал комнату сидит читает
работает
Все получит дочка, что
Панька ей обещал.
Рядом с тобой я похож на восковую куклу аляповато сделанную.
Спокойной ночи дочка
Екатерина Семеновна
Твои седые ножки спят как
усталые уточки в зимней траве.
Идет дождь.
Твой Панька, твой Паинька
любит дождь.
Эту бедную музыку.
Никакой такой мистики
Никакой такой сволочи
В моих произведениях нет.
ВИД СВЕРХУ
Милая Екатерина Семеновна!
Жаль что ты обезножела!
И на крышу со мною не всходишь
И со мною не можешь не смотришь
Черное горящее небо над ледяною рекой.
Воспаления бомбардировщиков
Изверженья зениток
Горб Исакия блеклую ниточку Адмиралтейства.
Жаль что ты обезно
Сно
Виденья острее
То,
Что взгляду дается на крыше.
Город — дочка моя
Мертвым криком прижался ко мне
И щебечет, и шепчет, и хрюкает — снаряду подобно.
Ты мой Панечка, взгляда не отводи
От паралитических вод Карповки под радужным снегом
От прелестных расслабленных тел, заключенных в ледовые кубы.
…………………………………………………………………………….
…………………………………………………………………………….
На Стремянной углу и Марата я видел одну
На Стремянной углу и Марата я видел одну.
С ослепительно ясным лицом, в ослепительно платье зеленом.
Я смотрел на нее и не слеп. Я смотрел на нее и смотрел.
(как подобает влюбленным,
охваченным страстью — смотреть)
Екатерина Семеновна, смерть
отступает под натиском взгляда.
Я смотрел на нее через праздничный
радужный лед.
И не слеп, ожидал — скоро мой подвернется
черед.
То ли крыша стряхнет
ослепительным ветра касаньем,
То ль снарядом слизнет,
То ли я угасаньем
Закончусь и здесь же
останусь стоять
Словно куб ледяной
Словно столб соляной
Словно дочка Содома
И смотреть с высоты
небольшого кирпичного дома
Как кубы ледяные повсюду
чернея горят.
ПРОГУЛКА
Дочка Екатерина Семеновна,
будь мне милостив для Б-га ради
Прими рука золотой печати!
Пойдем с милой гулять в летнем саде
Там при входе Там при ограде
Хронос времени Б-г
Кладет на зубок
Мягкокостненьких деток своих
И чмок и шпок и бултых.
Я твой слуга — дай мне вид.
Для тебя я все примет.
Дай мне вид сверху, дай имя —
Ветреное, неугомонное, переменное имя твое.
Не ухватить — расползается
— как парик, как насекомое, как белье
Пиковой Дамы — двуликой графини,
Раздевающейся перед Германном — ах, я дурная девочка,
Я все истратила.
Я проиграла серебряную папиросницу!
Отныне
я не взгляну на тебя, мой горестный щеголь-убивец.
Екатерина Семеновна
Старенькое прикрывает лицо —
Пойдем гулять, Панечка, мимо канавок-каналов.
Я все морщинки города тебе покажу.
ЭПИЛОГ-ДИАЛОГ
Глебова — Первая
Да, я его сестра
В том смысле,
Что я его читаю мысли
С вечера и до утра.
Я прихожу слежу он спрятан
за мольбертом
В его лице настороженно-стертом
Внимание и холод,
А глаза его не отдыхали никогда.
Он никогда не отдыхал,
Журналов много он читал.
Он может быть бы и не умер никогда,
Когда б своей жене не отрывал
Воздушные кусочки.
Все говорил: «зачем же мне, уж лучше — дочке»
Глебова — Вторая
Да я твоя сестра
В том смысле
Что я твои читаю мысли
С вечера и до утра.
Но я тебя пережила
Седьмого декабря.
Я встала умылась пошла за
водой
По дороге встретила его сестру.
Он умер. Если достанут гроб будут хоронить.
Почти весь город погружен во тьму.
Он умер.
А если не достанут гроб — не будут хоронить.
Работы прекрасные как перлы
сияют со стен точно шевелятся.
Сам он лежит на столе, покрытый белым
С перевязанной белым головой.
Худой как мумия.
Глаза провалились. Глаза отдыхают.
Около него одна Екатерина Александровна
Параличная, без языка, беспомощная женщина.
Сестры тоже старые беспомощные
Глебова — Первая
Да я его сестра
Его спасла
Семь дней его хранила тело
Ждала предначертания, числа.
Потом несла, везла,
Хотела.
Я прихожу слежу за памятью его
Сестра без языка — я думаю его.
Глебова — Вторая
Да я его сестра
Я ученик его
Он завершен
И я в себе держу его.
Его отсутствие пожизненное
было
Мне знаком — хорошо: работай, сообщай.
Я прихожу к нему пить чай
Я приношу ему кружочек лука, кубик мыла
На Серафимовское
Я хожу к нему.
Мне 90 лет.
Я говорю ему: смотри, сегодня свет
Как грязная вода неравномерен — то застывает, то течет.
Он сердится — а я-то был в
тебе уверен!
Смотри внимательней!
ЭПИЛОГ-МОНОЛОГ
Ну а ты-то здесь при чем?
Я? Совершенно ни при чем.
Панечка, ты вероятно
Что ли в краску влез плечом;
Теперь вот синее плечо
Теперь вот белое плечо
В сумерках сверкает бледно,
Мерцает горячо.
Панечка, еще, еще —
Для меня твой
город-смерть.
Для меня теперь отверзт.
Б-г не выдаст.
Б-г не выдаст.
Свинья младенчика не съест.
Автор приносит благодарность соавторам: умершему от голода в блокадном Ленинграде художнику Павлу Филонову (1883—1941), его сестрам Евдокии Глебовой (1888—1980) и Татьяне Глебовой (1900—1985), актеру, автору блокадного дневника Федору Никитину (1990—1988), а также поэту Саят-Нове, создавшему в конце творческой жизни восемь стихотворений на удивительном русском языке.