(Рец. на кн.: Jehlen M. Five fictions in search of truth. Princeton, 2008)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2010
Инна Осиновская
КРИТИКА ИЛИ НАРРАТИВ?
Jehlen Myra. FIVE FICTIONS IN SEARCH OF TRUTH. — Princeton: Princeton University Press, 2008. — 170 p.
Пока философы на протяжении веков вязнут в вопросах о том, есть ли истина, что такое истина, является ли реальность такой, как нам кажется, и существует ли она вообще, писатели проявляют чудеса эквилибристики: им удается, не убирая неопределенность человеческого восприятия, не отказываясь от субъективности, твердо стоять на земле эпистемологии и не терять равновесия. Писатели смело моделируют и описывают свою реальность, не подвергая сомнению ее существование.
Или, может, они, как и философы, ищут настоящую, непридуманную истину, ищут реальность и, в отличие от профессионалов мысли, просто находят ее? Именно так, по мнению американского исследователя, профессора литературы Университета в Нью-Джерси, Миры Джелен выглядит миссия писательства. Писатели, утверждает Джелен, не выдумщики — они искатели истины, и, кажется, более успешные, чем философы.
Почему писатели более успешны в поиске правды? Потому что они прагматичнее — для них реальность — не абстрактная структура, не логическая цепочка, не скучный каркас, состоящий из сухих символов и значений, а живое существо. Художественный язык, главное оружие писателей в негласном соперничестве с философами, позволяет, по мнению автора исследования, обнаружить интересную, занимательную реальность, — реальность, которая состоит из плоти и крови, которая благоухает и дышит, которая наполнена жизнью. В такую реальность интересно погрузиться хотя бы ради развлечения, а не ради гносеологических амбиций.
Философия — не наука, говорят ученые и обыватели, да и сами философы не отрицают этого. Не наука, потому что не предлагает проверенных однозначных фактов, не предлагает достоверной реальности. Но и литература уж тем более не наука. Какое доверие может быть к вымышленным мирам писателей? В английском языке для обозначения художественной литературы имеется емкое слово — fiction — «выдумка, домысел, фантазия», одним словом, фикция. На этом парадоксе Мира Джелен и строит свое исследование «Five Fictions in Search of Truth» («Пять художественных произведений в поиске истины»), где парадоксальным образом «fiction» оказывается верной дорогой к «truth».
Автор исследования считает, что главное в поиске истины — форма, язык. Мира Джелен бьет философов их же оружием, ссылаясь на постмодернистскую идею о связи нарратива с построением реальности. Реальность создается словом. Субъективно произведенное на свет слово, не претендующее на достоверность, по мнению Джелен, способно открыть некую объективную реальность. Автор подкрепляет свою версию текстами Пруста: «Эпизод с пирожным “Мадлен” демонстрирует научный процесс, в котором главную роль играют объекты <…>; прошлое возникает из вкуса “Мадлен”. <…> По Прусту, субъективность сама по себе — объективное событие, которое художественное произведение воплощает в своем собственном объективном бытии» (с. 4).
Ох уж это пирожное «Мадлен»! Сколько субъективных воображений ты тревожило! Скольких ты утешило, убедив их в том, что субъективная реальность внутреннего мира и есть объективная реальность и другой не нужно. Что вещи такие, какими кажутся мне, что явление и есть сущность, что «вещь в себе» — пустая выдумка.
Мира Джелен рассматривает пять произведений трех авторов — Гюстава Флобера, Генри Джеймса и Владимира Набокова, выявляя пять моделей реальности, — пять «истин». Почему взяты именно эти писатели? Исследователь не останавливается долго на этом вопросе: «…я могла бы написать и о многих других произведениях, но выбрала именно эти, потому что их авторы — особенно ярко раскрывают мою идею…» (с. 5) — вот и все объяснение. И действительно, в рамках данного исследования можно было взять любые произведения любых авторов, ведь «писать книги — значит исследовать» (с. 46).
А читать книги — значит… читать книги. Мира Джелен внимательно читает литературные произведения, пересказывает сюжет, приводит отрывки целыми страницами, не жалея места. Кажется, словно присутствуешь на семинаре по литературе в университете. Метод Джелен — классическое филологическое исследование текста, с разбором мотивов персонажей, художественных приемов и т.д. Однако, используя один из методов литературного анализа, Джелен ставит целью обнаружить философскую подоплеку текстов. И, на свой лад, это ей удается. В каждом из рассматриваемых романов Мира Джелен обнаруживает свой уникальный ключ, через который реальность, выстроенная автором, обретает законченный образ.
Так, Джелен раскрывает, что в романе «Саламбо» Флобер пытается докопаться до истины далекого прошлого, воссоздавая, а точнее, изобретая исчезнувший мир древнего Карфагена. Ключ для создания реальности — «объективный» взгляд на факты истории. Мира Джелен признает, что этот роман Флобера, хоть и удачный с точки зрения поиска истины («Карфаген Флобера даже более настоящий, чем настоящий Карфаген», с. 45), — один из скучнейших в мировой литературе. Правда, автор рецензируемой книги только намеками поясняет, почему же он так скучен. Скучен он, как скучны биографические романы или художественные фильмы, посвященные известным личностям. И там, и там нет эффекта присутствия: авторы пытаются воссоздать реальность, о которой знают не так много, о которой остались лишь обрывки информации, доступные в архивах. Авторы боятся наврать, боятся подробностей, выпуклых деталей, делающих повествование живым, возвращающим ему запахи, «пот» реальности, цвета и т.д. Да, конечно, в биографических произведениях есть детали, есть забавные описания, «диалоги и картинки», но все они, как правило, сделаны с опаской, с оглядкой на «реальность». Фильмы и романы этого жанра — своего рода подделки под реальность, копии, а не оригинальные картины.
«Священный источник» Генри Джеймса демонстрирует, по мнению Джелен, противоположный взгляд на поиск истины. Здесь писатель стремится открыть не объективную реальность, а только субъективный внутренний мир. Если «Саламбо» существует под знаком истории, то «Священный источник» — психологии. В этом романе иная оптика — автор не рассматривает предметы сверху, открывая обширные панорамы без лишних деталей, а забирается внутрь предмета, превращает объекты в субъекты. Джелен демонстрирует читателю, что иногда различие подходов к поиску истины укладывается лишь в оптическую разницу: сменили угол зрения — получили новую реальность: если Флобер рисует красивые картины, заставляя читателя любоваться ими издалека, то Джеймс оказывается внутри картин.
Далее на пути рассмотрения Джелен — другой роман Джеймса — «Послы». Здесь к психологическому проникновению в характеры и ситуации присоединяется еще один «ключик» — этика. Реальность, которая выстраивается вокруг героя Стрезера, — некое нравственное переживание. С точки зрения «оптики» «Послы» занимают срединное положение между «Саламбо» и «Священным источником», так как здесь, хоть герой и рассматривает жизнь «вблизи», а не сверху, он все-таки остается наблюдателем — тем, кто обозревает ситуацию, не участвуя в ней. В развязке романа присутствует возможность свадьбы, от которой герой отказывается, так как женитьба, по мнению Миры Джелен, превратила бы мудрого героя-наблюдателя в героя-потребителя.
Потребительское отношение к реальности, доходящее до страсти физического обладания, автор находит в романе Набокова «Лолита». Гумберт не созерцает красоту невинной девочки издалека — он хочет овладеть ею. Гумберт, по утверждению Джелен, это Стрезер, только отдавший предпочтение эстетике перед этикой, потреблению перед созерцанием, телу перед душой. Заполучить истину для Гумберта все равно, что оказаться в раю, главный объект которого — дерево с запретным плодом.
И наконец, последнее произведение — «Простая душа» Флобера — главное подтверждение концепции Миры Джелен, триумф литературы в поиске истины. Это своего рода манифест Флобера, в котором он провозглашает стиль, форму, язык, образы главными «ключами», главным методом, помогающим раскрыть реальность во всей ее красе и многообразии. «Это прекрасный метод, возможно, лучший метод, который можно применить к поиску какой угодно истины, — истины пирожных “Мадлен” и ландышей, а также войны, любви, предательства, дружбы, насилия, самоотверженности, убийства, смерти и жизни» (с. 143).
Но будем честны, призывает нас автор книги. Привлекательность художественного метода познания реальности — в первую очередь прекрасный соблазн. Художественная реальность завораживает своей красочностью, своей убедительностью, своей иллюзией присутствия. Но она не более чем симулякр, пустота, которую наполнил смыслом писатель, а потом и читатель, причем каждый читатель, прочитавший произведение, — по-своему.
Писатели хитрее философов, они неплохо вышли из эпистемологического тупика, подменив объективную реальность, обнаружить которую все равно невозможно, субъективной истиной и выдав ее за истину в последней инстанции. Но подмену несложно заметить, и очевидно, что литература ничуть не продвигает решение эпистемологического вопроса. Ну и как могло быть иначе, ведь художественное произведение всего лишь fiction, выдумка. Так что философам еще будет чем заняться — вопрос о том, что такое истина и есть ли она, остается открытым. Однако, как известно, главное в эпистемологии не результат, а процесс. Это знают и философы, и писатели. А так приятно и интересно искать истину, особенно в занимательной художественной форме. Говоря метафорически, такой насыщенной и «вкусной», прямо как пирожное «Мадлен».