Опубликовано в журнале НЛО, номер 1, 2010
Гринбаум О.Н. ГАРМОНИЯ СТИХА ПУШКИНА: Учеб. пособие. — СПб., 2008. — 116 с. — 100 экз.
Александр Уланов
РЕЗУЛЬТАТЫ ПОРОЙ НЕБЕЗЫНТЕРЕСНЫ
О.Н. Гринбаум предлагает новую концепцию стихового ритма — не как локальной характеристики, а как накапливающегося на большом протяжении текста подсознательного впечатления. Если с начала текста накопилось S слогов, из которых B безударных и T ударных, то, по мнению исследователя, идеально гармоническим является случай, при котором разделение на безударные и ударные слоги соответствует “золотому сечению”: целое так относится к большей части, как большая часть к меньшей, S/B = B/T. Далее Гринбаум работает с отклонениями от идеального соотношения, скоростью изменения этих отклонений в соседних фрагментах текста (называя это экспрессией текста), средними значениями отклонений и экспрессии, и т.д. Изменения этих параметров в зависимости от объема прочитанного текста (или в их взаимной зависимости) выражаются некоторыми графиками. Предлагаемый подход применяется к исследованию произведений Пушкина, в основном “Евгения Онегина”.
Гринбаум создает “галерею ритмико-экспрессивных ореолов” (с. 25) эмоциональных состояний, выбирая пушкинские тексты, которые, как ему кажется, им соответствуют. Первый монолог Сальери — “зависть”, сон Татьяны, пятая глава “Евгения Онегина”, строфы ХI—XVI — “страх”, первая глава “Евгения Онегина”, строфы XXXV—XLV — “хандра” и т.д. Уже здесь появляется много вопросов. Не является ли крайним упрощением Пушкина сведение многозначного текста к единственному обозначению состояния? Стихотворению “Признание” достался комплекс совсем уж разнородных состояний: “любовь, ревность, печаль” (с. 25). И чем обоснован выбор границ фрагмента? Поскольку в методике Гринбаума подсчет слогов ведется с начала текста, выбор начала может очень сильно повлиять на результат.
Результат, впрочем, порой небезынтересный. “Зависть” и “ненависть” действительно дают пилообразные графики с большим размахом колебаний экспрессии, а “хандре” и “апатии” соответствуют ровные линии (с. 26). Почти ровный график соответствует и дуэли Онегина и Ленского, что, по мнению Гринбаума, помогает воссоздать настроение безнадежности, остановки жизни. В восьмой главе около строки XXXIX строфы “весна живит его” действительно увеличиваются и гармония (более чем в полтора раза от среднего), и экспрессия (впятеро) (с. 36), и, наверное, можно говорить о том, что ритм “усиливает в читателе надежду на онегинское пробуждение” (с. 39). Во второй главе (строфы XXII и XXIII) экспрессия снижается с 2,2 до 0,6, падает и гармоничность, Гринбаум утверждает (с. 90—91), что так создается некоторое читательское раздражение “приторным” портретом Ольги, чтобы контрастнее было появление Татьяны.
Но и сомнений в результатах немало. Гринбаум находит огромный всплеск гармоничности и экспрессии в конце второй главы “Евгения Онегина”, где речь заходит о Татьяне. Но вспомним, его методика основана на подсчете слогов с начала, в данном случае главы. Способно ли подсознание уловить соотношения, накопившиеся за 400 строк и три с лишним тысячи слогов? Едва ли. Видимо, представление о ритме как соотношении накопленных изменений не противоречит, а дополняет идею ритма как возникающего в локальном фрагменте текста, и важным вопросом является сфера применения той и другой концепции.
Методика Гринбаума основана на представлении о тексте как повествовательной последовательности, а не пространстве, в котором читатель волен перемещаться в любом направлении. Никаких нелинейных, ризомных структур она не учитывает. Причем сам Гринбаум говорит, что “эстетическое переживание воссоздается не столько в процессе чтения поэтического текста, сколько в процессе многократно повторенного чтения” (с. 50) — но о каком, пусть и бессознательном, “подсчете слогов” с начала может идти речь, если место начала перечитывания во многом случайно?
Из сравнения графиков на с. 61 видно, что “ужас”, примерно совпадая с “любовью, ревностью, печалью” и “восхищением” по экспрессии, оказывается гармоничнее первого в 1,6 раза, а второго даже в 2,6 раза. Возможно, Гринбаум не различает состояние и его описание (отрицательная эмоция может быть вполне гармонически описана)? В элегии Ленского, стилизации под общие места романтической поэзии, Гринбаум обнаруживает заметное увеличение гармоничности текста (с 1,6 до 2,5 в среднем и 3,2 максимально, с. 30). Но все же трудно согласиться, что на этом основании элегия “представляет собой контрапунктный, доминантный центр эмоционального движения поэтической мысли” (с. 30—31). Может быть, дело в том, что Пушкину удалось воссоздать образец гладкописи, стандартного ямба? Кажется, Гринбаум часто склонен придавать ритму большее значение, чем семантике. “Никакой заметной экспрессивности движения поэтической мысли в описании “хандры” Онегина не наблюдается — вопреки <…> особому составу глагольной лексики стихотворного текста” (с. 20). Но ритм лишь поддерживает семантику.
И почему “золотое сечение” является единственно возможным идеалом? Гринбаум ссылается на то, что этот принцип обнаруживается в форме улитки, строении плодородного слоя земли, планетных систем и таблицы Менделеева (с. 51). Но апелляции к вселенской гармонии хороши для астрологии или алхимии, а не для филологии. Тем более, что многие раковины соответствуют иным математическим зависимостям (например, логарифмической спирали), а расстояния планет до Солнца подчиняются правилу Тициуса—Боде, тоже не связанному с “золотым сечением”. Более серьезны ссылки на то, что “золотому сечению” соответствуют отношения частот биоритмов человеческого мозга. Суггестия ритма стиха действительно может быть связана с этими частотами. Но их разброс настолько велик (тета-ритм — от 4 до 7 герц, альфаритм от 8 до 13 герц, бета-ритм от 14 до 35 герц), что едва ли можно говорить о точных соотношениях. Причем, когда Гринбаум пытается сопоставить ритмико-экспрессивные характеристики стиха с биоритмами (с. 66), “ненависть” попадает в группу “умственная работа” вместе с “восхищением”, “безнадежность” и “хандра” оказываются сопоставимы со сном, и т.д. Похоже, что методика Гринбаума выявляет силу экспрессии ощущения вне зависимости от знака этого ощущения?
“Что касается астрофических стихотворных текстов и, тем более, произведений, написанных неклассическими размерами, то здесь, по нашему мнению, поиск согласия между авторским и читательским временем усложняется именно по причине все меньшей упорядоченности формы” (с. 46). Кажется, Гринбаум полагает, что форма работает автоматически и строфический метрический текст заведомо лучше астрофического верлибра. Но развитие поэзии за последние 150 лет подтверждает, что и то и другое — лишь приемы, которые могут быть использованы успешно или неуспешно.
Для проверки методики автор данной рецензии выполнил расчеты гармоничности и экспрессии стиха, написанного в иной поэтике (“Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы…” О. Мандельштама), и двух текстов совершенно иных родов литературы — гимна Советского Союза и песни Димы Билана “Как раньше” (музыка и слова В. Лунгу, Ю. Полега). В гимне обнаружилось десятикратное увеличение экспрессии на строке “и Ленин великий нам путь озарил”. Трудно предположить, что С.В. Михалков любит Ленина настолько больше, чем все остальное, им упомянутое, — и возникает сомнение, не являются ли случайными многие всплески, на которых Гринбаум основывает свои построения? Попсовая песенка, как и следовало ожидать, монотонна и негармонична. Но и стих Мандельштама по гармоничности оказался гдето чуть хуже гимна и чуть лучше Билана — что тоже не прибавляет доверия к выводам Гринбаума.
Вообще говоря, в книге предлагается рассматривать ритм как “соотношение между контрастными состояниями” (с. 13), а сами эти состояния описывать, исходя из внутренних свойств объекта. Может быть, действительно следует исходить из данного текста, не навязывать “золотое сечение” как единый эталон, а рассматривать индивидуальные для данного поэта или данного произведения соотношения и работать уже с отклонениями от них?
Хорошо ли, что книга издана как “учебное пособие”? Разнообразием подходов Гринбаум не отличается. Видимо, с его точки зрения, существует единственный критерий гармонии, единственная система стихосложения, силлабо-тоническая, да и единственный поэт, который “наше все”. Учить одномерности мышления? Тому, как подгонять реальность под готовую концепцию? Обосновывать филологию ссылками на астрономию?
Но как один из подходов к проблеме ритма, достаточно оригинальный, неплохо проработанный математически и порой дающий интересные результаты, метод Гринбаума вполне заслуживает внимания.