Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2009
7 ноября 2008 года Ученым советом Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН была утверждена редколлегия малого академического собрания сочинений Вяч. Иванова в следующем составе: В.Е. Багно, Р. Бёрд, Н.А. Богомолов, М. Вахтель, П. Дэвидсон, Н.Н. Казанский, Н.В. Котрелев (зам. главного редактора), А.В. Лавров (главный редактор), К.Ю. Лаппо-Данилевский (зам. главного редактора), Г.В. Обатнин, А.Б. Шишкин. Приказ директора ИРЛИ от того же числа не только закрепил решение Ученого совета, но и дополнил его пунктом о создании в Пушкинском Доме нового структурного подразделения — Группы по изданию сочинений Вяч. Иванова. Ее организация связана с одной из насущных задач современной филологии — подготовкой качественных изданий русских классиков XX века. Эта проблематика неоднократно обсуждалась в последние годы на заседаниях Текстологической комиссии секции языка и литературы Отделения историко-филологических наук РАН. Стоит упомянуть и о первом Международном текстологическом семинаре “Русская литература ХХ века: актуальные вопросы текстологии и источниковедения”, прошедшем в Москве 20—22 ноября 2007 года5.
В настоящий момент в “Группе” четыре сотрудника: К.А. Кумпан, К.Ю. Лаппо-Данилевский (заведующий), Т.В. Мисникевич, Г.Р. Монахова. При этом следует отметить, что иванововедческий коллектив ИРЛИ на деле более многочислен: ближайшее участие в работе Группы принимают А.В. Лавров, О.А. Кузнецова и О.Л. Фетисенко.
Помимо вышеперечисленных членов редколлегии — если “выйти за стены” Пушкинского Дома — группа может опереться на поддержку международного иванововедческого сообщества, объединяющего ученых Англии, Венгрии, Германии, Израиля, Италии, Польши, России, США, Франции, Швейцарии и некоторых других стран. Его интенсивная деятельность давала знать о себе научными конференциями, с большей или меньшей регулярностью проводившимися с начала 1980-х годов, а также посвященными Вяч. Иванову сборниками, топография появления которых такова: Москва, 1996, 1999, 2002, 2003; Петербург, 2006; Флоренция, 1980; Гейдельберг, 1989; Париж, 1994; Будапешт, 1996; Нью-Хэвен, 1998; Франкфурт-на-Майне, Берлин, Берн, 2002; Рим, 2002. Не забудем и специальные иванововедческие выпуски отечественных и зарубежных научных журналов6.
На фоне подобного размаха исследований, посвященных наследию Вяч. Иванова, еще более заметным становится отсутствие научно прокомментированного корпуса его важнейших работ. На данный момент наиболее полным изданием является четырехтомное собрание сочинений7. Однако эти брюссельские тома создавались в отрыве от российских архивов, преимущественно родными и близкими поэта, в силу чего комментарии в них имеют порой ярко выраженный “домашний” характер. Два весьма авторитетных издания стихотворных произведений поэта8, при имеющихся достоинствах, увы, не охватывают всех его поэтических произведений и не учитывают всех доступных на сегодняшний день источников. Среди публикаций литературно-философского наследия Вяч. Иванова следует выделить увесистый том, снабженный обширными комментариями9, где представлены два сборника статей Вяч. Иванова: “По звездам” (1909) и “Борозды и межи” (1916), ни разу не переиздававшиеся в том виде, в каком были задуманы и составлены автором. Но и это издание весьма неполно.
Вполне понятна в данном контексте центральная задача, стоящая перед группой, а именно подготовка малого академического собрания сочинений поэта в двенадцати томах в тесном сотрудничестве с Исследовательским центром Вяч. Иванова в Риме. Эта главная цель, разумеется, не может быть достигнута без обширной подготовительной работы, то есть без пристального изучения рукописного наследия поэта и без создания солидной библиографической базы. Решение этих задач планируется начать, подготовив максимально полную библиографию прижизненных и важнейших посмертных публикаций произведений Вяч. Иванова. В основу этого списка будет положена картотека публикаций его произведений (около 700 названий), составленная профессором Лондонского университета Памелой Дэвидсон и предоставленная группе для выверки и пополнения. Как известно, Памела Дэвидсон — автор библиографии, охватывающей научную литературу о Вяч. Иванове до 1993 года включительно10. Сотрудниками группы планируется работа по выявлению и аннотированию позднейших исследований о Вяч. Иванове. Как и в ряде аналогичных случаев, собранию сочинений будет сопутствовать непериодический научный сборник, заглавие которого вполне традиционно: “Вяч. Иванов. Исследования и материалы”. Его первый выпуск должен выйти в свет в начале 2010 года.
Помимо чисто академической деятельности группа стремится привлечь более широкое внимание к наследию поэта и к культуре Серебряного века в целом. Этой задаче должны способствовать научно-артистические вечера, приуроченные ко дню рождения поэта. Для их проведения распахнул двери петербургский Музей Г.Р. Державина и русской словесности его времени (филиал Всероссийского музея А.С. Пушкина). Первый вечер прошел 16 февраля 2008 года, и уже тогда в его подготовке приняли активное участие будущие сотрудники группы. Думается, имеет смысл подробнее остановиться на втором из них, состоявшемся 16 февраля 2009 года. Организаторами этого мероприятия выступили Исследовательский центр Вяч. Иванова в Риме, Институт итальянской культуры в Санкт-Петербурге и Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (то есть в первую очередь сотрудники группы).
Второй научно-артистический вечер, посвященный 143-летию со дня рождения Вяч. Иванова, должен был, по замыслу устроителей, способствовать более глубокому постижению наследия поэта-символиста и более близкому знакомству с его биографией, а также продемонстрировать значение его произведений для музыкальной культуры начала ХХ века. Из гостей вечера, немало сделавших для изучения литературы Серебряного века, упомянем лишь некоторых: директор Пушкинского Дома В.Е. Багно (Санкт-Петербург), главный редактор издательства “Прогресс-Плеяда” С.С. Лесневский (Москва), профессор и член Британской академии А. Пайман (Великобритания), заведующий Отделом русской литературы конца XIX — начала ХХ века ИМЛИ РАН В.В. Полонский. Как и в 2008 году, программа вечера состояла из научной конференции и концертного отделения, а также презентации новых изданий, связанных с жизнью и творчеством Вяч. Иванова.
Вечер открыл директор Всероссийского музея А.С. Пушкина С.М. Некрасов, приветствовавший участников и гостей и выразивший пожелание продолжать традицию подобных встреч. Вскоре он передал обязанности ведущего А.Б. Шишкину, директору Исследовательского центра Вяч. Иванова в Риме.
Научную часть вечера открыл доклад А.В. Лаврова (ИРЛИ РАН) “В.А. Мануйлов — ученик Вяч. Иванова”. В выступлении были затронуты некоторые факты из истории общения Вяч. Иванова с его учеником в Бакинском университете в 1922—1924 годах, начинающим поэтом Виктором Андрониковичем Мануйловым (1903—1987), впоследствии известным историком русской литературы, профессором Ленинградского университета. Докладчик вкратце изложил обстоятельства, из которых складывалась непродолжительная история этих личных взаимоотношений, прервавшихся с отъездом Вяч. Иванова в августе 1924 года за границу; охарактеризовал документальные источники, имеющие непосредственное отношение к затронутой теме, а также привел краткие сведения о рукописях Вяч. Иванова, хранящихся в архиве Мануйлова в Пушкинском Доме. В заключение А.В. Лавров процитировал фрагменты из восьми пространных писем Мануйлова к Вяч. Иванову (1924—1928) из Римского архива Вяч. Иванова, которые будут опубликованы в первом выпуске сборника “Вяч. Иванов. Исследования и материалы”.
А.В. Юдин (РГГУ) посвятил свое сообщение “Россия и Вселенская Церковь: случай Вяч. Иванова” рассмотрению обстоятельств присоединения Вяч. Иванова к католической церкви в свете документа, недавно обнаруженного в его Римском архиве. Согласно этому документу, отпечатанному на бланке Священной Канцелярии (Sanctum Officium) и заверенному тисненой печатью и подписью высшего чиновника этой римской конгрегации, Вяч. Иванов совершил переход в лоно католической церкви с отречением (“abjuratio”). Это противоречит известному утверждению свидетелей и самого Вяч. Иванова о том, что событие, произошедшее 17 марта 1926 года в соборе Св. Петра, являлось присоединением к католической церкви с произнесением формулы Владимира Соловьева, признававшей равноправие двух церквей. Докладчик далек от недоверия к словам поэта, однако в таком случае возникает необходимость объяснить это противоречие. По мнению А.В. Юдина, Священная Канцелярия могла решиться на авторизацию формулы Соловьева лишь по ходатайству авторитетного лица, в качестве которого, скорее всего, выступил французский священник-иезуит Мишель д’Эрбиньи (1880—1957), бывший в течение многих лет архитектором восточной политики Ватикана. Именно благодаря ему церковные взгляды Владимира Соловьева стали впервые широко известны на Западе. Самого Вяч. Иванова д’Эрбиньи считал “учеником великого Владимира Соловьева”, хотя общий контекст их взаимоотношений еще недостаточно ясен. В заключение выступающий отослал слушателей к своей публикации в № 53/54 журнала “Символ” (Париж; Москва, 2008), содержащей полный текст вновь обнаруженного документа и обширный комментарий к нему.
В докладе Г.В. Обатнина (Университет Хельсинки) “Из наблюдений над историей текстов Вяч. Иванова” рассматривался вопрос о роли истории текста как инструмента для его истолкования. Отметив, что в творчестве Вяч. Иванова существует несколько произведений со сложной издательской и творческой историей, докладчик особо остановился на трагедии “Прометей”. На основании образных перекличек и прямых цитат в этом тексте, писавшемся с перерывами около десяти лет, различимы пять слоев, каждый из которых соответствует своему времени создания. Особую, организующую роль, по мнению Г.В. Обатнина, играет последний вариант, законченный зимой 1913/14 года; на нем докладчик остановился подробнее. Протагонист трагедии вызывающе отличается от принятого в культурной рефлексии образа Прометея: это титан, который чувствует свое истощение и предвидит скорое наказание, готовя к нему своих избранных созданий, огненосцев, а подспудно и зрителей. Сравнение его реплик со словами самого Вяч. Иванова в письме к Игорю Северянину (подготовлено к печати в составе мемориального сборника Л.Н. Ивановой) показывает биографический характер этого образа и характеризует умонастроения Вяч. Иванова в предвоенную зиму.
Следующие три доклада были посвящены проблеме христианского гуманизма в художественном и теоретическом наследии Вяч. Иванова. В центре выступления К.Ю. Лаппо-Данилевского (ИРЛИ РАН) “Вяч. Иванов о европейском гуманизме (примечательные метаморфозы)” оказались те изменения, которым подвергалось понятие гуманизма на протяжении длительного творческого пути поэта-символиста. Изложенные соображения были продолжением раздумий, накопившихся после окончания работы над переводом с немецкого языка статьи Вяч. Иванова “Гуманизм и религия. О религиозно-историческом наследии Виламовица” (1934) и ее комментированием. Как отметил докладчик, в общественном сознании понятие гуманизма овеяно аурой высокого индивидуализма, оно предстает неким духовным гарантом, противостоящим любым идеологизированным посягательствам на человеческую свободу, честь и достоинство. Авторитет гуманизма, по словам К.Ю. Лаппо-Данилевского, не в последней степени основан на заслугах филологического проникновения в прошлое: традиционно он связывается с блестящим владением древними языками, сродненностью с их духом, а также со способностью ставить масштабные культурно-философские вопросы. Поэтому вполне закономерно, что большинством исследователей Вяч. Иванов почти автоматически причисляется к сонму гуманистов, ибо в его личности аккумулированы как раз эти качества.
При этом, как это ни странно на первый взгляд, осмысление понятия гуманизма начинается в творчестве Вяч. Иванова довольно поздно, и контуры его долго остаются неопределенными. Так, почти случайной нужно признать заметку в дневнике 1906 года о глубинной связанности гуманизма и гомоэротики (запись от 13 июня). Иные темы выступили на первый план в статьях “О веселом ремесле и умном веселии” (1907), “Гёте на рубеже двух столетий” (1912), в предисловии к сборнику “Нежная тайна” (1912) и др.: славянское возрождение, национальная окрашенность гуманизма, его обращенность к “Элладе варварской, оргийной, мистической, древнедионисийской”, усилия его приверженцев, направленные на “соединения христианского начала с началом эллинским”, и прочее. Серьезный перелом во взгляде на это понятие отразился в статье “Кручи: Раздумье первое: О кризисе гуманизма. К морфологии современной культуры и психологии современности” (1919). Здесь находим и отшлифованное определение гуманизма, и обвинительный акт ему, а также провозглашение его смерти, по всей видимости, окончательной и сомнению не подлежащей, как явления индивидуалистического, религии внеположного и даже враждебного. Происходящее в течение 1920-х годов постепенное усиление христианских приоритетов приводит к новому вовлечению этого понятия в круг мысли поэта и выработке в начале 1930-х годов концепции гуманизма христианского, а если выразиться еще точнее, гуманизма католического. В завершение доклада К.Ю. Лаппо-Данилевский указал на материалы, о которых стало известно лишь в самое последнее время и которые еще требуют своего осмысления, — это позднейшая правка Вяч. Ивановым статьи “Гуманизм и религия” и пометы на книге Лотара Хельбинга (псевдоним Вольфганга Фроммеля, 1902—1986) о третьем гуманизме11 в Римском архиве Вяч. Иванова, а также ранние редакции немецкоязычного эссе Вяч. Иванова “Эхо”, впервые опубликованного в 1946 году.
В продолжение этой темы А.Б. Шишкин в рамках доклада “Вяч. Иванов в Италии: встреча европейского и русского гуманизма” говорил о проблематике гуманизма применительно к последним двадцати пяти годам жизни поэта в эмиграции (1924—1949). Итальянский период жизни поэта, согласно первоначальному проекту Наркомпроса, то есть советского правительства, и Государственной академии художественных наук (ГАХН) должен был пройти под знаком приближения классической античности к культуре молодого советского государства: по мандату Наркомпроса и ГАХНа поэт должен был организовать Русскую академию в Риме. Правда, этот проект был остановлен советскими дипломатами в самом начале, и поэт приобрел статус невозвращенца. Ведущей темой в эссе, опубликованных Вяч. Ивановым в годы эмиграции на итальянском, французском и немецком языках, оказалась рефлексия о позитивистски секуляризованном гуманизме ХХ века, противопоставленном гуманизму христианскому, о его античных корнях и о кризисе и достоинстве гуманизма в контексте тоталитарного государства. В каком-то смысле эта рефлексия предваряла полемику о гуманизме у Э.Р. Курциуса, М. Хайдеггера и Ж.-П. Сартра и потому оказалась востребованной европейскими секуляризованными интеллектуалами. Диалог с этим кругом происходил на одном культурном языке, который основывался на “славной гуманистической традиции” (письмо к оксфордскому профессору М. Боуре от 1 октября 1946 года), то есть на той восходящей к античности традиции, которая питает собой европейскую христианскую культуру вплоть до современности.
По мнению А.Б. Шишкина, всегдашняя непохожесть, “инаковость” Вяч. Иванова в дискурсе о гуманизме осознавалась как таковая в европейских интеллектуальных кругах и была признана действительной и ценной. И даже более: в ситуации фашистского режима относительно независимые академические корпорации и институции проявили некую солидарность с позицией русского поэта. Так, на протяжении десяти лет Вяч. Иванов был членом ученой корпорации в Колледжо Борромео в Павии, а в 1934 году, после публикации на четырех европейских языках “Переписки из двух углов”, вышел в свет посвященный поэту специальный номер миланского литературного журнала “Конвеньо” (“Il Convegno. Rivista di letteratura e di arte”), объединивший представителей европейской христианской гуманитарной и гуманистической науки и русской эмиграции.
Особое значение в противостоянии академических корпораций политическим властям приобретает эпизод 1935—1936 годов, смысл которого прояснился только сейчас благодаря недавно обнаруженным материалам. Весной 1935 года Вяч. Иванов был избран ординарным профессором Флорентийского университета, но министерство не утвердило решение университета, поскольку поэт не был членом фашистской партии. Тогда в знак солидарности с поэтом и фронды по отношению к режиму сессия Итальянской академии в марте 1936 года присудила Вяч. Иванову премию за его “литературную критику и деятельность мыслителя и писателя”. Подобное чествование изгнанника в лихом 1936 году, с одной стороны, кажется редчайшим парадоксом. Но, с другой, оно подтверждает замечательную формулу Н.А. Струве, цитированием которой докладчик завершил свое выступление: “Первая русская эмиграция, как часть великой культуры Серебряного века, была сама по себе Европой и даже больше Европой, чем сама Европа, так как сочетала в себе обе европейские стороны, и Восток и Запад. Это позволило ей встретиться с Европой на равных и даже предъявлять ей счеты”.
М. Саббатини (Университет Мачерата) выступил с докладом “Гуманизм и античность Вяч. Иванова: гоголевский смех на фоне Аристофана”, посвященным анализу статьи поэта ““Ревизор” Гоголя и комедия Аристофана”. Эта работа была написана “по дружескому заказу” Мейерхольда в сентябре 1925 года, в то время, когда режиссер обсуждал с Вяч. Ивановым, с одной стороны, различные собственные проекты, а с другой, возможные варианты сотрудничества. Мейерхольд признал актуальность и оригинальность ивановской концепции “Ревизора”, но не решился или не мог принять ее. Его отказ от главного содержания ивановской статьи был обусловлен идеологическим конфликтом, а не только различием эстетических мнений. По теории Вяч. Иванова, в “Ревизоре” Гоголь действительно стремился возвратить смеху его “настоящее значение”, что делает это произведение исключительным для всей мировой драматургии примером выражения хорового начала. Толкование Мейерхольда другое: режиссер поставил “Ревизора” как бы в контексте всего написанного Гоголем. Форма его спектакля, обозначенная как “композиция вариантов”, не отводила смеху главную роль. В концепции Вяч. Иванова персонажи выступают в комедии как некое коллективное лицо, как Город, и корни их действий и смеха лежат в языческом ритуальном смехе. Вяч. Иванов писал, что именно “всенародный смех” представляет собой “кафартическую” силу “высокой комедии”. Гоголь же в своей пьесе “Театральный разъезд после представления новой комедии” отмечал, ссылаясь на Аристофана, что главный герой в пьесе — “это честное, благородное лицо — смех”. Подобное стремление Гоголя к обобщению через смех, по концепции Вяч. Иванова, восходит именно к аттической комедии. Чтобы оценить новаторство и оригинальность ивановской концепции о театральном воплощении Гоголя сквозь призму античной комедии Аристофана, необходимо иметь представление о парабазе. Этот прием у Аристофана заключался в непосредственном, прерывающем комическое действие обращении актеров к зрителям. Замечательный пример такой парабазы высокой комедии Вяч. Иванов обнаруживает в последнем действии “Ревизора”, когда Городничий кричит непосредственно зрителям: “Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего” или “Чему смеетесь? Над собой смеетесь? Эх вы!”. Именно благодаря парабазе и хоровому началу “Ревизор” становится общественным, народным произведением, в котором изображается русская жизнь в форме некого социального космоса.
Завершилась научная часть вечера докладом Д.Н. Мицкевича (Университет Дьюка) “Как перелагать на музыку стихотворения Вяч. Иванова?”, в котором ученый (и одновременно аранжировщик, дирижер, а также организатор Русского Йельского хора) поделился собственным опытом написания музыки к произведениям Вяч. Иванова. Выступающий сразу отметил, что универсальный алгоритм для этого древнейшего “слияния разногласых муз” не найден и каждый композитор по-своему реагирует на историю жанра и на данные словесного текста. Профессиональные композиторы обычно в значительной степени уходят от смыслов, заданных самим произведением, развивая какойнибудь нейтральный (второстепенный) элемент стихотворения в не зависящую от него целостную посылку. В результате полувековых исследований поэзии Вяч. Иванова и деятельности по аранжировке вокальной музыки докладчиком был выработан подход, который он назвал интерпретативным; его задача — и приближение к замыслу поэта, и толкование его лирики музыкальными средствами.
Изучая всю жизнь истоки человеческого творчества, Вяч. Иванов находил наибольшую историческую и психологическую близость между музыкой и поэзией. Оба рода искусства созидали славословящий строй. И Вяч. Иванов указывает на безграничную сложность этого строя: “…он исходил из допущения согласия между человеческим строем и мировым и стремился к приведению в согласие противоборствующих сил”. Факт, что и современная музыка, и лирика отказались от этой цели, по мнению Д.Н. Мицкевича, не уменьшает ни ее истины, ни правоты Вяч. Иванова, продолжавшего творить в этом направлении. Знание же эстетических концепций Вяч. Иванова помогает композитору выбрать особое тематическое и архитектурное направление “законченности и внутренней замкнутости”. Музыка может уточнить и усилить словесные сигналы духовной направленности текста — композитор решает ту же задачу, что и лирик: “опрозрачив” насыщенный “сумрак” стихии своего ремесла, найти в нем строй соответствующих “симптомов” “согласия между человеческим строем и мировым”. Эта мысль, как особо подчеркнул докладчик, опровергает ныне утвердившийся релятивизм, при котором за неимением абсолютной истины все интерпретации признаются возможными и равными. В эмпатической интерпретации, как в любви, возможно бесконечное сочувственное приближение к устремленности объекта. Анализ семантики и эмпирики текста проливает “дневной свет” на его “дневные” элементы. Но сигналы из “сумрачной стихии” творческих наитий (в поэтике Вяч. Иванова — трагических) передаются интонацией декламатора. Именно эти сигналы усиливаются музыкальным сопровождением и овеществляются интонацией вокального исполнения. Исполнение может меняться от раза к разу, но при такой установке оно каждый раз ищет абсолютного приближения к “замыслу Бояна”.
Концертное отделение вечера было столь же насыщенным и разнообразным, как и научное. Сначала свои произведения (адажио из балета “Золотой рыцарь” и арию из оперы “Посолонь”) исполнил петербургский композитор Владислав Панченко, активный участник многих петербургских мероприятий, посвященных культуре Серебряного века. Затем вниманию присутствовавших была представлена программа из произведений русских композиторов на стихи Вяч. Иванова. Как отметил организатор и ведущий концертного отделения П.В. Дмитриев (Санкт-Петербургская государственная театральная библиотека), несмотря на сложности, встающие перед композиторами при переложении на музыку поэзии Вяч. Иванова, только до 1922 года, по данным указателя Б. Асафьева (И. Глебова) “Русская поэзия в русской музыке”, около пятидесяти стихотворений Вяч. Иванова обрели музыкальное сопровождение. На вечере прозвучали произведения А.Т. Гречанинова, Н.Я. Мясковского и Р.М. Глиэра в исполнении лауреата международных конкурсов Л. Шкиртиль (меццо-сопрано) и Ю. Серова (фортепиано). Завершилось концертное отделение по уже установившейся традиции исполнением “Песни о свободе” (“Пока грозит свободе враг…”), написанной А.Т. Гречаниновым и Вяч. Ивановым вскоре после Февральской революции 1917 года, в связи с конкурсом по созданию нового государственного гимна России, объявленным Временным правительством.
В заключение вечера состоялась презентация двух новых изданий: специального сдвоенного выпуска журнала “Символ” (Париж; Москва, 2008), посвященного Вяч. Иванову и представленного А.Б. Шишкиным и А.В. Юдиным, и нового отдельного издания статьи Вяч. Иванова “Anima” с обширным комментарием С.Д. Титаренко и послесловием К.Г. Исупова12. Последний в своем кратком выступлении, завершившем вечер, говорил о читателе, “воспитанием” которого занимался Вяч. Иванов, и особенно отметил стремление поэта вызывать спонтанную и мгновенную актуализацию всей культурной памяти читающего и тем самым интимизировать категории высокой степени абстрактности.
К.Ю. Лаппо-Данилевский, Г.Р. Монахова
_________________________________
5) См. подробнее: www.imli.ru/morenews.php?nid=143.
6) Новое литературное обозрение. 1994. № 10; Russian Literature. 1996. XLIV; Символ. 2008. № 53—54.
7) Иванов Вяч. Собрание сочинений. Брюссель, 1971—1987. Т. 1—4.
8) Иванов Вяч. Стихотворения и поэмы / Вступ. ст. С.С. Аверинцева; сост., подгот. текста и примеч. Р.Е. Помирчего. Л., 1976 (Б-ка поэта. Малая серия); Он же. Стихотворения. Поэмы. Трагедия / Вступ. ст. А.Е. Барзаха, сост., подгот. текста и примеч. Р.Е. Помирчего. СПб., 1995. Кн. 1— 2 (Новая б-ка поэта).
9) Иванов Вяч. По звездам. Борозды и межи / Вступ. ст., сост., примеч. В.В. Сапова. М., 2007.
10) Davidson P. Viacheslav Ivanov: A reference guide. New York, 1996.
11) Helbing L. Der dritte Humanismus. Darmstadt, 1932.
12) Иванов Вяч. Анима / Пер. с нем. С.Л. Франка; подгот. текста, предисл., примеч., коммент. и исслед. С.Д. Титаренко. СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2009.