(От составителя)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2009
Читая баснь паденья знаменита,
Улыбкой оживил ты лица всех гостей,
И честь того прешла к стране пиита.
Во мзду заслуги сей
Я лавры, сжатые тобою,
Себе надменно не присвою.
Когда б не ты ее читал,
Быть может, Фаэтон вторично бы упал.
Анна Бунина. “И.А. Крылову, читавшему “Падение Фаэтона” в “Беседе любителей русского слова””
Учитесь из сего примеру…
Г.Р. Державин. “Колесница”
25 лет назад в издательстве Карла Проффера “Ardis” вышла книга М.Г. Альтшуллера “Предтечи славянофильства в русской литературе (Общество “Беседа любителей русского слова”)”. История этой замечательной книги представляет собой настоящую научную одиссею, с печальными и счастливыми приключениями, преодолением препятствий, географическими перемещениями, вовлекающими полмира, и финальным возвращением на родину.
В основу “Предтеч…” легли доклады автора (ученика выдающегося исследователя русской литературы XVIII века П.Н. Беркова), прочитанные в 1970-е годы на заседаниях Пушкинской группы и группы по изучению XVIII века ленинградского Института русской литературы. В 1978 году М.Г. Альтшуллер эмигрировал в США, и само имя исследователя оказалось в СССР под запретом. Рукописи вывозить из страны не разрешалось, и автор передал машинописную копию будущей книги своему знакомому, отправлявшемуся на конференцию писателей-фантастов в Варшаву. Из Варшавы рукопись переслали в Рим, где уже находился автор. Работа над книгой продолжалась в Калифорнии и была закончена в 1982 году. В 1984 году Альтшуллер прислал переработанную и отпечатанную на электрической машинке копию Профферу, и уже через месяц книга вышла фототипическим изданием (никакой редакторской правки не было).
“Предтечи славянофильства” вызвали несколько положительных откликов в англоязычных и эмигрантских журналах1 и, разумеется, были полностью обойдены вниманием в советских. Получить ардисовское издание в СССР можно было только в спецхранах “главных” библиотек. В перестроечную эпоху книга была переведена из спецхранов в “основное” хранение тех же библиотек, и ссылки на нее стали непременными в работах о литературе и общественной мысли начала XIX века. Наконец, в 2007 году, спустя тридцать лет после отъезда автора из России, книга вышла (в переработанном и дополненном виде) в издательстве “НЛО”. По иронии судьбы, исследование, в котором впервые была сформулирована современная концепция “Беседы”, оказалось так и не обсужденным как следует: методология и историко-литературные выводы ее автора вошли в современный научный оборот как изначально данные. Пришло время восстановить справедливость и попытаться осмыслить значение и научный потенциал этой неординарной книги.
ИДЕИ И МЕТОД
“Предтечи славянофильства” стали открытием “Беседы” как крупного культурного феномена, возникшего в переломную для русской истории эпоху. После книги М.Г. Альтшуллера восходящее к арзамасской критике представление об обществе как собрании литературных чиновников, бездарных и лишенных вкуса сочинителей (или растерявших свой дар и испортивших вкус) стало восприниматься как безнадежный анахронизм. Ключевыми для концепции книги были следующие положения:
- представление о “Беседе” как литературном рупоре сил, оппозиционных либеральному курсу Александра I;
- тезис об общности эстетической (производной от политической) программы активных участников общества (при всем различии их индивидуальных путей2);
- представление о гибридном характере общества: сочетание в его программных текстах неоклассицистических и предромантических тенденций;
- тезис об эволюции общества в 1811—1815 годы;
- необходимость и плодотворность имманентного анализа произведений/индивидуальных стилей беседчиков.
“Это исследование, опирающееся на многолетнюю работу автора в советских архивах, — писал в первой рецензии на книгу Альтшуллера американский славист Вильям Эджертон, — является “ревизионистским” трудом в лучшем и наиболее буквальном смысле слова: оно предлагает нам переосмысление или новое видение литературного и общественного движения, которое до сих пор специалисты обходили вниманием или неправильно интерпретировали”3. Если для Ю.Н. Тынянова — Колумба русского литературного архаизма — “Беседа” была “узким” проявлением “архаистического течения” 1800—1810-х годов4, то в книге Альтшуллера общество, основанное Шишковым и Державиным, предстает как передовая литературная организация — почти партия! — русских консерваторов начала XIX века. Замечательно, что такая политизация “Беседы” не сужает, а, напротив, обогащает наше понимание эстетических экспериментов поэтов-архаистов. Новизна этой книги — в совершенно особом подходе к литературному явлению как средоточию характерных для изучаемого периода эстетических и политических тенденций, идеологии и быта. Анализ конкретного литературного произведения часто превращается в книге Альтшуллера в увлекательный историко-культурный сюжет, позволяющий не просто понять, но увидеть, как “делалась” русская литература в общественно-политическом контексте начала XIX века. Приведем пример такой “стереоскопической” реконструкции.
ТРАЕКТОРИЯ ПАДЕНИЯ
Известно, что 11 ноября 1811 года Иван Андреевич Крылов прочитал на собрании “Беседы” ироикомическую “баснословную повесть” Анны Буниной “Падение Фаэтона”. На том же заседании Крыловым были прочитаны басни “Листы и корни” и “Синица”. Вскоре вышла в свет четвертая книжка “Чтений в Беседе любителей русского слова”, в которую вошли поэма Буниной и басни Крылова.
Это историко-литературная канва. Но вот начинается магическая работа исследователя. Прежде всего он обращает внимание на то, что тема Фаэтона в русской литературе начала XIX века имела определенные политические коннотации. Ее ввел в обиход находившийся в оппозиции к либеральному курсу Александра I Г.Р. Державин, в стихотворении которого “Колесница” (1804) под Фаэтоном подразумевался “неумелый царь Александр I” (с. 245). Альтшуллер отмечает, что “Фаэтон” Буниной не случайно заинтересовал беседчиков (прежде всего Шишкова), всячески содействовавших его презентации на собрании общества. Идеологов “Беседы” могла привлечь именно аллюзионность поэмы в политических обстоятельствах последнего предвоенного года:
Хотя бразды еще держал в руках,
Но правил он коньми без всякого устава…
Строптивым больше он дает в бегу свободы;
Послушных осаждает в зад.
Тогда-то в них настал вдруг беспорядок общий! (с. 247)
Поэма Буниной, по предположению исследователя, понравилась консерватору Крылову, и он согласился прочитать ее в публичном собрании “Беседы”5. Три года спустя Крылов напишет басню “Конь и Всадник”, тематически связанную не только с державинской “Колесницей”, но и с “Фаэтоном” Буниной. При этом, в отличие от предшественников (у Державина: “Венчанные возницы… учитесь”; у Буниной “дерзкий возница” “упал с неба”), Крылов переносит акцент с изображения возницы на Коня, то есть на народ, “с которого легкомысленный правитель снял узду и тем самым толкнул на погибель” (с. 248). В этом контексте, заключает исследователь, становится понятным неприязненное отношение императора Александра к Крылову:
Можно думать, что либеральный император находил холопские чувства в тех баснях, где защищалась идея сильной государственной власти. В этом отношении он не делал принципиального различия между Крыловым и другими консервативными и оппозиционными членами “Беседы” (с. 250).
Сюжет о падении слабого возницы, таким образом, предстает в интерпретации Альтшуллера как общая мифополитическая формула, восходящая к творчеству литературного вождя “Беседы” и по-разному варьирующаяся в произведениях других авторов-консерваторов (от ироикомической поэмы до басни). Интересно заметить, что реконструированный исследователем “фрондерский” цикл о Фаэтоне вписывается в мифологический для русской литературы сюжет “Царь и Конь” (вплоть до “Медного всадника” с его знаменитым противопоставлением могучего всадника Петра слабому “философу” Александру).
Замечательно, что историко-литературный анализ Альтшуллера ни в коем случае не догматичен, он оставляет пространство для маневра и побуждает к дальнейшему поиску. Так, исследователь допускает, что намек на императора мог и не входить в замысел Буниной6, но в устах Крылова и в ушах беседчиков ее строки приобретали приятную для консерваторов аллюзионность. (Со своей стороны, выскажем предположение, что под Фаэтоном, получившим от Феба бразды правления солнечной колесницей и едва не спалившим мир, в политической ситуации конца 1811 года консерваторы могли видеть не столько царя, сколько его “наместника”, государственного секретаря М.М. Сперанского, падения которого они желали — и вскоре дождались.)
НАУЧНОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ
Литературный процесс первых двух десятилетий XIX века понимается Альтшуллером не как диалектическая борьба полярных сил, но как сосуществование, пересечение и взаимодополняемость различных литературных тенденций. (Такой, заметим, эпоха 1790—1810-х годов представлена в классическом томе “Библиотеки поэта”, подготовленном в 1971 году Ю.М. Лотманом и М.Г. Альтшуллером7.) Здравый (исторический) смысл, вообще отличающий научный подход Альтшуллера, позволяет ему пройти между Сциллой жестких теоретических схем и Харибдой аморфного эмпиризма. “Ревизионизм” исследователя, о котором говорил Эджертон, вовсе не означает механической перемены “минуса” на “плюс” в отношении к “Беседе”. Амбициозная, внутренне противоречивая эстетическая программа общества, как убедительно показывает ученый, была утопической. Ее исполнители были обречены на падение, подобно тому же Фаэтону, не справившемуся с конями Феба (символично, что язвительные арзамасцы, литературные и политические противники “Беседы”, “погрузили” в своих протоколах автора “Падения Фаэтона” и ее творения на самое дно моря).
История общества предстает в книге Альтшуллера именно как история неудач8. Но зато каких неудач! Для исследователя эстетический провал (будь то поздняя лирика и драматургия Державина, поэмы Ширинского или притчи Хвостова) открывает возможность погружения в глубину литературного процесса, который понимается им как своеобразная лаборатория эстетических идей, выражающих различные политические концепции9. Методологически подход к “Беседе” как политико-литературной оппозиции либеральному курсу императора оказался важен не только для исследователей “Беседы”, русского литературного архаизма и политического консерватизма (Л.Н. Киселева, К.Ю. Рогов, Александр Мартин и др.), но и для исследователей “вечного” противника и веселого гробовщика беседчиков — “Арзамаса” (Б.М. Гаспаров, А.Л. Зорин, О.А. Проскурин, М.Л. Майофис).
Характерной и исключительно привлекательной особенностью научного стиля М.Г. Альтшуллера является его этическая “заряженность”: историко-научное оправдание незаслуженно осмеянных авторов. В этом смысле Альтшуллер не только историк блестящих литературных неудач, но и адвокат дерзких литературных неудачников (наиболее яркий пример — эстетическая реабилитация Хвостова, создавшего, по словам исследователя, свой особый, “почти сюрреалистический мир”, “где животные, люди, предметы, если нужно, меняют свой облик”, с. 215).
“Беседа” для М.Г. Альтшуллера — не “законченное” историко-культурное явление, а работающая на будущее “фабрика идей”. Арзамасцы в шуточных протоколах отпели и похоронили своих литературных и политических соперников. В своей книге М.Г. Альтшуллер показывает, как эти “покойники” (точнее, их идеи и стратегии) оживают в творчестве авторов последующих литературных эпох — поэтов-декабристов (прежде всего В.К. Кюхельбекера, творчеству которого Альтшуллер посвятил несколько новаторских работ), Пушкина, славянофилов, натурфилософов, даже футуристов и обэриутов10. Иными словами, книга М.Г. Альтшуллера выводит читателя далеко за пределы первых полутора десятилетий XIX века и намечает новые пути для исследователей. Как заметил по поводу недавнего переиздания “Предтеч славянофильства” один уважаемый филолог: “Марк Альтшуллер — это всегда актуально!”
Вошедшие в предлагаемый читателю раздел статьи подтверждают это высказывание.
* * *
В заключение коротко о содержании блока. Статья Веры Проскуриной о политическом подтексте и игровом характере державинской оды “На Счастие” символически перекликается с одной из первых публикаций М.Г. Альтшуллера, посвященной стихотворению “К Эвтерпе”, написанному, как установил исследователь, в то время, когда поэт находился под судом Сената, и включавшему комплиментарный намек на оперу Екатерины “Горебогатырь”11. В своей работе Проскурина реконструирует сценарий поэтического оправдания, придуманный “оклеветанным” Державиным, чтобы обратить на себя милость императрицы. Для достижения своей цели поэт представляет себя как слово Фелицы, реализацию введенной ею в русскую словесность традиции “забавного слога”. В известной степени работа Проскуриной является методологическим развитием концепции Альтшуллера: подобно тому, как в книге о “Беседе” исследователь реконструирует эстетические и политические основания “темного” стиля позднего Державина, Проскурина работает с “забавным слогом” рубежа 1780—1790-х годов.
Заметки Сергея Панова показывают, как новые, не учтенные ранее источники придают картине противостояния карамзинистов и “Беседы” более объемный, стереоскопический характер: первая посвящена “редакционной шутке” молодых друзей историографа, вторая — курьезной истории употребления выражения “фигура удержания” (русский эквивалент термина “апозиопея”, введенный М.В. Ломоносовым и встречающийся в учебниках по риторике вплоть до середины 1840-х годов) по отношению к творчеству (и заболеванию) Жуковского.
Статья Татьяны Нешумовой посвящена самому знаменитому неудачнику “Беседы” — одному из любимых героев Альтшуллера графу Хвостову. Исследователь вводит в оборот новые материалы (письма графа к своему конфиденту Х.О. Кайсарову), проливающие свет на литературную деятельность и государственную карьеру Хвостова.
Владимир Коровин, в духе книги М.Г. Альтшуллера, реконструирует “историю падения” религиозной поэмы Федора Глинки “Таинственная капля”, которую тот представлял чуть ли не как новое Евангелие. Творчество поэта-архаиста исследователь рассматривает как связующее звено между славянофильством 1840—1850-х годов и “Беседой”.
Авторы и составители раздела с большой радостью и чувством признательности посвящают его двадцатипятилетию первого издания книги М.Г. Альтшуллера о “Беседе любителей русского слова” и восьмидесятилетию ее автора.
Илья Виницкий
_______________________________________________________
1) “Работа Альтшуллера — первая серьезная книга о так называемой до-пушкинской эпохе XIX века со времени Тынянова, Гуковского и Беркова. Среди современных специалистов этого периода Альтшуллера можно сравнить только с Лотманом, с которым он сотрудничал в предыдущих работах” (цитата из рецензии Александра Левицкого: The Russian Review. 1986. Vol. 45. № 3. Р. 344—-346). Библиографию рецензий на книгу Альтшуллера см. в: Альтшуллер Марк. Между двух царей: Пушкин в 1824—1836 гг. СПб.: Академический проект, 2003. С. 324—325.
2) ““Беседа” не была монолитной организацией, как и всякая живая, действующая и равивающаяся творческая группа, созданная на добровольных началах” (с. 300). Здесь и далее ссылки на книгу Альтшуллера даются по второму изданию: Альтшуллер М. Беседа любителей русского слова: У истоков русского славянофильства. М.: НЛО, 2007.
3) Slavic Review. Fall 1985. Р. 577.
4) Тынянов Юрий. Архаисты и новаторы. Л.: Прибой, 1929. С. 90—93, 103—104.
5) Характерная деталь, отмеченная исследователем: Крылов согласился читать стихи Буниной потому, что женщине было неприлично выступать перед аудиторией.
6) Венди Росслин в “Падении Фаэтона” Буниной увидела аллегорию на печальное положение женщины-писательницы, наделенной божественным даром, на мужском Олимпе (Rosslyn Wendy. Conflicts over gender and status in early nineteenth-century Russian literature: the case of Anna Bunina and her poem Padenie Faetona // Gender and Russian Literature: New Perspectives / Ed. by Rosalind Marsh. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1996. Р. 61).
7) Поэты 1790—1810-х годов / Вступ. статья и сост. Ю.М. Лотмана, подгот. текста М.Г. Альтшуллера, вступ. заметки, библиогр. справки и примеч. М.Г. Альтшуллера и Ю.М. Лотмана. Л.: Советский писатель, 1971.
8) “Ода Державина [“Христос”] не была оценена ни современниками поэта, ни ближайшими потомками” (c. 85); “[в]ыход поэмы Шихматова [“Петр Великий”] оказался <…> крупной литературной неудачей” (с. 135); “[п]уть избранный Хвостовым, привел его в тупик” (с. 213).
9) Альтшуллер творчески развивает идеи Тынянова о значимости литературных неудач в периоды историкокультурных “промежутков” (см.: Тынянов Ю. Архаисты и новаторы. С. 328—329, 580).
10) Наблюдения Альтшуллера были подхвачены и развиты А.А. Кобринским в работе о поэтике Даниила Хармса: “Вольный каменщик бессмыслицы”, или Был ли граф Хвостов предтечей обэриутов // Литературное обозрение. 1994. № 9/10. См. также: Сливкин Е. Авторитеты бессмыслицы и классик галиматьи (Обэриуты как наследники графа Хвостова) // Вопросы литературы. 1997. №. 4.
11) Альтшуллер М.Г. Несколько уточнений к текстам стихотворений Г.Р. Державина // Русская литература. 1961. № 4. С. 186—191.