(Рец. на статью: Багно В.Е., Сухарев С.Л. Михаил Кузмин — переводчик // XX век. Двадцатые годы: Из истории международных связей русской литературы. СПб., 2006)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 1, 2009
Багно В.Е., Сухарев С.Л. МИХАИЛ КУЗМИН — ПЕРЕВОДЧИК // XX век. Двадцатые годы: Из истории международных связей русской литературы / Отв. ред. Г.А. Тиме; ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН. — СПб.: Наука, 2006. — С. 147—183.
Главным литературным событием 2005 г. нужно назвать выход к читателю первого тома феноменальной фундаментальной летописи “Литературная жизнь России 1920-х годов” (далее — ЛЖР). Издание насыщено массой всевозможных сведений о мельчайших фактах из жизни русской литературы после 25 октября 1917 г. При внимательном чтении, однако, нас не покидало ощущение того, что некоторые моменты из литературной жизни бывшей и будущей литературных столиц России в корпус ЛЖР не попали. Да и сами составители этого факта не скрывали1. Вполне понятно желание составителей ЛЖР ограничить издание разумными физическими рамками, но после принятия такого решения за рамками печатной литературной хроники осталось зарождение советской школы перевода. Разумеется, исследования по данной теме проводились и раньше и проводятся и сейчас, но, кажется, только Отдел взаимосвязей русской и зарубежных литератур ИРЛИ в настоящее время методично и планомерно исследует самые разные аспекты этой проблемы.
В девятом выпуске серии “Из истории международных связей русской литературы” (седьмой вышел в 1991 г., восьмой — в 2001 г.), подготовленном сотрудниками ИРЛИ совместно с коллегами из других научных учреждений России и Германии, одна работа посвящена изучению переводов “Конармии” Бабеля на немецкий язык, еще одна — сходным мотивам в советской и современной ей западноевропейской литературе, а все остальные — изучению на конкретных примерах возникновения советского художественного перевода.
Вообще, со стороны ситуация в СССР с переводами иностранной литературы выглядела чуть ли не идиллической. Вот что писал об этом такой тонкий знаток русской литературы, как Вл. Марков: “Перевод стал прибежищем многих поэтов, т.к. он давал возможность уйти от социального заказа в мир великой поэзии прошлого, не подвергаясь в то же время порицанью, т. к. это пока согласуется с тезисом большевиков о том, что коммунизм является наследником “всех богатств, которые выработало человечество”. Поэтому за перевод можно даже получить сталинскую премию. Но высокому качеству современного русского художественного перевода способствовало еще, главным образом, и то, что его принципы в самом начале революции были тщательно разработаны и установлены Блоком, Гумилевым и др. После этого перевод перестал быть случайным фактором литературы и находится теперь на уровне, какого он вряд ли достигает в иных странах”2. Однако статьи настоящего издания последовательно, на большом фактическом материале показывают, что действительность была значительно менее радужной.
Не имея возможности подробно обсудить все материалы сборника, нам хотелось бы обратить внимание читателей на совместное исследование В.Е. Багно и С.Л. Сухарева “Михаил Кузмин — переводчик”. Еще в 1998 г. К. Харер сетовал, что роль Кузмина в истории русского художественного перевода по известным причинам оставалась неисследованной3. Но с годами ситуация стала несколько выправляться. Так, за последнюю четверть века по этой теме отечественные и зарубежные специалисты смогли ознакомить коллег с некоторыми своими наблюдениями по этой теме: это и очень небольшой фрагмент в работе Г. Ритца4, и статьи Ст. Гардзонио5, М.Л. Гаспарова6, Г.И. Ратгауза7, монография С. Доната8, материалы по истории создания юбилейного издания Гёте9, наконец, фундаментальная публикация переводов драматических и музыкальных текстов, подготовленная П.В. Дмитриевым10. Статья же А.Н. Горбунова “Кузмин, переводчик Шекспира”11, несмотря на многообещающее название, является лишь вступлением к пьесам Шекспира в переводе Михаила Кузмина, но не содержит, к сожалению, ни новых архивных данных, ни наблюдений по заявленной теме. Это, однако, не должно вызывать удивления, поскольку работа А.Н. Горбунова предназначалась для издания, рассчитанного на массового читателя.
В то же самое время материалов, как архивных, так и печатных, по данной теме изобилие, в том числе и текстов переводов, выполненных Михаилом Кузминым именно в 1920-е гг., когда переводческая деятельность вынужденно становится для поэта главным источником существования.
Вот только один пример такого потенциального исследования.
О сотрудничестве Кузмина с издательством “Петрополис” известно уже достаточно много12, однако на одном аспекте этого сотрудничества следует остановиться чуть подробнее.
Осенью 1921 г. обитатели русского Берлина могли прочитать следующее сообщение: “В “Петрополисе” печатаются <…> и серия книг “Памятники мирового репертуара”, а именно: <…> 2) “Урок старикам” Фильдинга и его же “Дик, или Фаэтон в затруднительном положении” под редакцией М. Кузьмина и с его же музыкой <…>”13. В начале следующего года это издание было объявлено уже напечатанным: “В издательстве “Петрополис” — <вышли> <…> Фильдинг — “Фарсы” в перев. Н. Залшупиной, М. Лозинского и М. Кузмина, с режиссерскими примечаниями Н. Евреинова и музыкой М. Кузмина”14. Судя по списку работ М. Кузмина за 1920—1928 гг., работа над стихами из “Урока старикам” была начата в июне и закончена в сентябре 1921 г.15, а в ноябре закончены все переводы из Филдинга16. Материалы переводов сохранились в отечественных архивах17 и доступны для исследователей, а вот судьба самой книги остается неясной. И по данным И.М. Левидовой18, и по электронной версии “Международного сводного каталога русской книги (1918—1926)”, и по “Картотеке МХЛ” (РНБ), издание, по-видимому, не было осуществлено.
Авторы статьи “Михаил Кузмин — переводчик” выбрали для своего анализа не тексты 1920-х годов, а произведения Бердслея, Сервантеса, Байрона и Шекспира, над которыми поэт работал в 1910-е, в самом конце 1920-х или в 1930-е гг.
Признаемся, причины выбора для анализа именно этих переводов нам не вполне ясны. Они и по времени создания, и по времени написания на языке оригинала не имеют между собой ничего общего. То же самое можно сказать и об их жанровой природе, и о языках, на которых они были сочинены. Думается, что такая “разношерстность” исходного материала и привела к тому, что в действительности статья “Кузмин — переводчик” состоит из четырех вполне законченных микроисследований, весьма слабо связанных друг с другом. Такого результата, на наш взгляд, можно было бы избежать, взяв, например, для анализа сравнительно однородный — по авторам — ряд стихотворных переводов: “Dans ce nid furtif” (“В этом гнездышке”) С. Прюдома19 (по авторитетному мнению П.В. Дмитриева, перевод, скорее всего, выполнен самим Михаилом Кузминым20), “Париж ночной” и “Париж дневной” Т. Корбьера21, все “Любовные портреты” А. де Ренье22 и обширный отрывок из “Падали” Ш. Бодлера23.
Более того, переводы стихотворения Т. Корбьера “Paris Diurne” являют собой великолепный материал для анализа разных переводческих стратегий, существовавших в России на протяжении XX в. (Как известно, такие переводы были выполнены И.Ф. Анненским, М.П. Кудиновым, М.Д. Ясновым, Е.Л. Кассировой и Ю.М. Денисовым24.)
Без сомнения, и тот отбор авторов и произведений, который был осуществлен В.Е. Багно и С.Л. Сухаревым, вполне имеет право на существование хотя бы уже по той причине, что большинство из отобранных переводов впервые подвергается профессиональному разбору.
Оба автора статьи являются не только переводчиками художественной литературы, но и известными специалистами в области переводоведения. Более того, каждый из них уже имеет опыт исследований и по теме статьи. Так, В.Е. Багно досконально изучил переводы стихотворений из “Дон Кихота” Сервантеса, выполненные М. Кузминым25. С.Л. Сухарев известен своей выдающейся републикацией перевода исторической хроники Шекспира “Король Генрих IV”26. В этой книге исследователь сумел к 323 страницам текста пьесы прибавить 46 страниц уникального справочного аппарата. В нем читатель может найти ответы практически на все свои вопросы о пьесе и ее бытовании в России. Кроме вступительной заметки и примечаний к тексту пьесы, там содержатся: историческая справка о действительных событиях, сведения об исторических хрониках Шекспира, об эдиционной истории пьесы и ее источниках, о сценической истории, о русских переводах, указатель географический, указатель вымышленных персонажей и указатель исторических лиц. Такому качеству работы могло бы, наверно, позавидовать и издательство “Academia”.
Как и следовало ожидать, авторам статьи удалось не только провести безупречный разбор переводов Кузмина с точки зрения современного переводоведения, но и сделать ряд ценных наблюдений.
Например, тот факт, что в послевоенных изданиях все кузминские стихотворные переводы в “Дон Кихоте” были заменены на переводы М.Л. Лозинского, связан отнюдь не с цензурным запретом на творчество поэта (по сведениям А.В. Блюма, запрету подверглись только три его собственные книги27), а с победой одной из двух главных переводческих школ и неизбежным стилистическим “выравниванием” довоенного перевода.
К сожалению, статья “Михаил Кузмин — переводчик” не свободна от одного, но — на наш взгляд — существенного недостатка. В ней практически не прослежена ни допечатная, ни послепечатная судьба переводов. Значительная часть материалов по этому вопросу уже опубликована, но рассеяна по разным публикациям, а потому их следовало бы привлечь при работе над указанной статьей.
Известно, что переводы стихотворений О. Бердсли были заказаны М.Ф. Ликиардопуло для издательства “Скорпион” не позднее 18 мая 1911 г. и работа над ними продолжалась еще 20 августа того же года28.
Исследование истории работы Михаила Кузмина над “Дон Кихотом” еще ждет своего часа. Из любопытных моментов укажем здесь лишь на причастность М. Горького к работе над переводом: “В начале июля 1929 года Горький приехал в Ленинград. 10 июля он посетил наше издательство “Academia”. <…> Приход Горького в наше издательство взволновал многих ленинградцев. Весть об этом быстро распространилась по городу. Большая толпа писателей, переводчиков и старых знакомых Алексея Максимовича, жаждущих попасть к нему, наполняла нашу приемную комнату. <…> К Горькому были вызваны поэты Михаил Кузмин и Михаил Лозинский, которые готовили переводы стихов Сервантеса к издаваемому нами роману “Дон-Кихот”. Вместе с ними хотел было пройти и Маяковский, но Серебров (А.Н. Тихонов, помощник Горького по издательским делам. — А.Б.) задержал его”29. (В “Летописи жизни и творчества Горького” это событие не отмечено30, как нет его и в биохронике В. Маяковского31.) Между прочим, необходимо отметить и недавний печальный казус, случившийся с “Дон Кихотом”. В содержательной статье Н.И. Балашова, предпосланной републикации романа в серии “Литературные памятники”, приведены чрезвычайно любопытные сведения о настоящих участниках перевода (в 1929 г. их не было на титульном листе)32, но имя Михаила Кузмина… вообще исчезло из книги, хотя оно упоминалось вместе с именем М.Л. Лозинского во вступительной статье издания 1929 г.! Наконец, в связи с “Дон Кихотом” Сервантеса необходимо было напомнить читателям о невстрече Михаила Кузмина и Михаила Булгакова. Известно, что при работе над пьесой драматург пользовался переводом, изданным “Academia”33, но стихотворные переводы Кузмина им не были использованы.
Такого же изучения требует и процесс работы Михаила Кузмина над переводом “Короля Лира”, а вот значительная часть материалов, посвященных работе над байроновским “Дон Жуаном” (большей частью, правда, в кратких извлечениях), и сведения о хронологии этой работы уже опубликованы34, но использованы в разбираемой статье очень скупо (см. с. 166). Особый интерес среди этих материалов представляет переписка Кузмина и А.Г. Габричевского. Узнав о том, что Кузмин начал переводить байроновского “Дон Жуана”, Габричевский предложил поэту сделать перевод нескольких отрывков из Байрона, содержавшихся в статье Гёте “Don Juan Байрона”35. К сожалению, этот любопытный проект так и остался нереализованным.
Гораздо больший интерес для изучения темы “Михаил Кузмин — переводчик” представляет опубликованное в 1993 г. письмо Кузмина от 15 января 1930 г.36 В этом письме Кузмин самым подробным образом излагает свои принципы перевода, которыми он руководствовался при переводе стихотворений не только Гёте, но и других авторов. К сожалению, этот ценнейший документ не был привлечен авторами статьи “Михаил Кузмин — переводчик” ни для анализа переводческих стратегий поэта, ни для сопоставления с теми принципами, которые Кузмин изложил в предисловии “От переводчика” в отдельном издании своего перевода “Короля Лира” (см. с. 176 настоящего издания).
Оценка Кузминым своих переводов нам неизвестна, но мы можем с большой долей вероятности предположить, что перевод Байрона был интересен Кузмину скорее материально, чем творчески, а вот работу над проектом “Шекспир советский” — и свою, и соратников — он справедливо оценивал высоко: “Важный пункт насчет авторских экземпляров. Так как во всех шекспировских договорах этот пункт вычеркнут, а переводчикам интересно иметь у себя такую ответственную работу, то я просил бы забронировать за мною по 2 экземпляра всех томов Шекспира, независимо от того, есть ли в них мои переводы или нет. <…> Очень прошу это сделать, так как я крайне заинтересован иметь новые переводы Шекспира <…>”37.
Отзывы на книгу об О. Бердслее, впрочем, как и большинство других рецензий на другие книги с переводами М. Кузмина, практически не содержат никаких важных сведений о качестве переводов. В двух из них лишь констатируется “прелестность” стихотворений английского автора38, и только в отклике А. Левинсона можно найти чуть больше подробностей: “<…> Следуют три стихотворения Бердслея, переведенные М. Кузминым с прекрасной непринужденностью”39.
В настоящее время мы не знаем печатных откликов на минский том Байрона, где были помещены две песни из “Дон Жуана”, хотя и здесь вполне возможны новые находки. Так, из недавних открытий следует упомянуть первую полную публикацию внутренней рецензии Д.П. Святополк-Мирского на кузминский перевод “Дон Жуана”40. Этот отклик, использованный авторами статьи лишь частично (с. 166), является не только собственно рецензией, проясняющей ситуацию в редакции “Academia”, но и попыткой Д.П. Святополк-Мирского сформулировать свои собственные требования к переводу в период, когда в печати проходило бурное обсуждение новых (советских) переводов мировой классики.
В первой из известных нам рецензий на новый перевод “Дон Кихота”, более похожей на аннотацию, Михаил Кузмин вообще не упоминается, но отмечается совершенство перевода, нужное, по мнению рецензента, только квалифицированному читателю41. Во второй рецензии из пяти страниц текста только одна, последняя фраза на последней странице посвящена переводу (все остальное — разбор вступительных статей к книге и рассуждения об авторе бессмертного романа): “Перевод, в общем, очень жив”42.
В рецензии на последующее переиздание перевода качество перевода вообще не обсуждается, а главное внимание уделено автору и его произведению43. И лишь в рецензии на издание “Дон Кихота” в издательстве “Молодая гвардия” вся сила критического удара была направлена на ошибки переводчика (стихотворные переводы Кузмина там не рассматривались)44. Пожалуй, самым примечательным в последнем отклике является призыв рецензента отказаться от вульгаризаторского подхода, допущенного во вступительной статье к “Дон Кихоту”.
В целом советские читатели приветствовали появление “советского” Шекспира: “Почти еще сто лет после Пушкина “услужливые” переводчики продолжали причесывать и прилизывать Шекспира, не вмещавшегося в своем подлинном виде в рамки дворянской и буржуазной культуры, и только в новых советских переводах Радлова <sic! — А.Б.>, Соловьева, Кузьмина и других Шекспир “возвращается” миру освобожденным от боявшихся “оскорбить вкус аристократического читателя” “услуг” переводчиков”45. И.Е. Верцман, рецензировавший пятый том ПСС Шекспира, где был перепечатан кузминский перевод, вообще не затрагивал качество перевода: “Здесь невозможно говорить о качестве перевода — это слишком специальный вопрос”46. Но отклики специалистов в области художественного перевода не заставили себя долго ждать. На фоне статей К. Чуковского А.А. Смирнов был почти “либерален”: “Вследствие чересчур педантичного соблюдения эквиритмии, в переводах М. Кузмина речь становится иногда слишком отрывочной и эллиптичной, синтаксис — тяжелым и в некоторых случаях даже непонятным. <…> Безусловной творческой неудачей покойного поэта является его перевод “Короля Лира”. Зато его переводы комедий (“Бесплодные усилия любви”, “Много шуму попусту” и др.) очень хороши переданной в них остротой и свежестью шекспировского языка”47. Это суждение любопытно не столько выявленным недостатком, который подтверждается и наблюдениями авторов статьи “Михаил Кузмин — переводчик”, сколько противопоставлением удач Кузмина в переводах комедий его неудачам в переводах трагедий. Нам представляется, что такой сопоставительный анализ должен в будущем принести важные результаты не только по заявленной теме исследований, но и по поэзии Михаила Кузмина.
Совершенно иначе отнесся к разбору перевода “Короля Лира” К. Чуковский. Признав за Кузминым некоторые удачи, критик приложил значительные усилия по “развенчанию” Михаила Кузмина. Начало было положено статьей в “Правде” в 1934 г.48, которая в следующем году в значительно расширенном виде была напечатана в “Красной нови”49. Еще через год эта статья вошла как седьмая глава в книгу Чуковского “Искусство перевода”50. По сравнению с журнальной публикацией книжная публикация почти не содержала новых указаний на ошибки Кузмина, но в ней до размеров отдельного параграфа был расширен первоначальный абзац о неудовлетворительной работе редактора книги51.
Анализу перевода, проделанному К. Чуковским, в статье В.Е. Багно и С.Л. Сухарева отведен всего один абзац (с. 177). Нам представляется это явно недостаточным. В истории со статьей Чуковского необходимо выделить два момента. Во-первых, критик тщательно, методично, со знанием дела разобрал все основные недочеты кузминского перевода и распределил их по одиннадцати группам. Многие наблюдения верны и не вызывают возражений и у современных специалистов. Во-вторых, есть в статье Чуковского момент, пока еще не вполне понятный. В том, как написана статья Чуковского, нельзя не заметить его явную пристрастность, что отмечено и авторами статьи. С одной стороны, отношение Чуковского-критика к Кузмину-поэту не было беспристрастным и ранее, например в 1900-е гг., когда в печати появилась грубая пародия Чуковского на Кузмина52. С другой стороны, следует отметить, что таким же, если не более пристрастным, критик был по отношению и к другим советским переводам Шекспира. И свое сверхкритическое отношение к новым переводам Шекспира, прежде всего к переводам Анны Радловой, он высказывал и письменно, и устно на протяжении всей второй половины 1930-х гг. Лишь начавшаяся война и последовавшие затем репрессии против поэтессы (никак не связанные с ее переводами) остановили его “единоборство” с Радловой. Современный биограф Чуковского отчасти права, когда пишет: “Может даже показаться, что резкие выступления Чуковского и спровоцировали власть на репрессивные меры. <…> Если не вдаваться в детали, не вникать в дела давно минувших дней, руководствуясь логикой “после того — значит, вследствие того”, — то Чуковский получается фигурой зловещей, даже демонической — вопреки исторической правде”53. Но столь же несомненно, что те же выступления Чуковского о переводах Шекспира формировали атмосферу в среде переводчиков. Статья Чуковского о переводе “Короля Лира” печаталась в “Правде” перед самым открытием Первого съезда советских писателей, на котором дискуссия о переводе была весьма оживленной и после которого статьи Чуковского о переводе продолжали регулярно появляться в центральной прессе. И здесь самое важное — факт сообщения об “искаженном Шекспире” не в каком-нибудь узкоспециализированном издании, а в главной газете страны, где самый факт такой публикации мог послужить сигналом для принятия весьма решительных мер против Кузмина и его соратников по цеху, вредительски лишавших героический советский народ правильного советского Шекспира. Этот последний пассаж мог бы показаться сегодня излишне тенденциозным, но вот что писал Д.П. Святополк-Мирский о кузминском переводе “Дон Жуана”: “Столь неудачный перевод, сделанный одним из крупнейших мастеров русского стиха, явно по чужой указке, должен быть учтен как грозная сигнализация о коренной порочности переводческих принципов, принятых целой “школой” редакторов и переводчиков, до недавнего [времени] имевшей решающее значение в издательстве. Объективно эти принципы приводят к вредительству и саботажу великого культурного дела критического освоения мировых классиков”54.
30 августа 1934 г. свое единоборство с переводчиками делегат съезда с правом решающего голоса беспартийный К. Чуковский продолжил во время выступления на двадцать втором, утреннем заседании Первого Всесоюзного съезда советских писателей. Хотя имя Кузмина ни разу не было произнесено (как не произнес его и Н.С. Тихонов в докладе о ленинградских поэтах55), но некоторые недостатки его перевода “Короля Лира” Чуковский привел в своем докладе о “важнейшем, но запущенном участке нашей советской поэзии, — о художественных переводах”. И тут же просигнализировал о новом недостатке, вскрытом бдительным читателем-критиком: “И этот перевод появляется в ГИХЛе под редакцией почтенного академика Розанова, но самое ужасное при этом, как говорил мне заведующий ГИХЛом, т. Накоряков, то, что именно с этого русского перевода переводят Шекспира на языки нацменьшинств, т.е. народов, которые только теперь приобщаются к западной культуре. По этим переводам впервые узнают Шекспира и мордва, и эрьзя, и казаки (sic! — А.Б.). Таким образом ответственность переводчика увеличивается во много раз”56. Кажется, на этот аспект восприятия переводческой деятельности Кузмина еще никто не обращал внимания. Вторым обвинением, брошенным Чуковским уже всему цеху советских переводчиков, было обвинение в… наличии у них индивидуальности: “Беда, повторяю, не в словарных изъянах, а в том, что каждый переводчик неминуемо отображает себя, свою психику, свою социальную сущность”57.
Прямых откликов ни на статью Чуковского в “Правде”, ни на его выступление на съезде дневник Кузмина за 1934 г. не содержит, но в нем же мы можем найти упоминание о докладе Чуковского “Единоборство с Шекспиром”, прочитанном им в Ленинграде 29 ноября 1934 г.58 К сожалению, больших подробностей дневник Кузмина не дает, в дневнике же самого Чуковского среди присутствовавших на докладе фамилия Кузмина не встречается, а только констатируется, что доклад ленинградскими переводчиками был принят холодно59. Лишь в опубликованном фрагменте письма В.М. Жирмунского в редакцию “Academia” летом 1935 г. мы найдем отклик Кузмина на события предыдущего года: “Сказать свое мнение (о качестве перевода “Дон Жуана”. — А.Б.) в сколько-нибудь откровенной и общей форме я не решился, ввиду состояния его здоровья и зная, например, о том тяжелом впечатлении, которое произвела на него газетная критика его шекспировского перевода в статье Чуковского, после которой он заболел”60.
Свою борьбу с “искаженным” Шекспиром Чуковский продолжал до самой войны, когда из печати вышла его главная переводоведческая книга — “Высокое искусство”. Начало шестой главы, “К методике переводов Шекспира”, представляет собой значительно переработанную третью часть (“Эквилинеарность и эквиритмия”) седьмой главы (“Единоборство с Шекспиром”) предыдущей книги Чуковского, “Искусство перевода”. Уже умерший Кузмин не является главной целью критических стрел, но Чуковский не преминул отметить — и сделал это с явной издевкой — недостатки работы Кузмина: “Тенденции к наукообразному преодолению кустарщины сказывались в новых переводах на каждой странице — и раньше всего в самом количестве строк перевода. Ибо теперь, как известно, в нашем литературоведении утвердилось суровое требование, чтобы каждое переведенное стихотворение — будет ли это трагедия или любовный романс — включало в себе столько же строк, что и подлинник, и чтобы ритм каждой строки перевода соответствовал ритму той же строки, находящейся в подлиннике. <…> Теперь даже такой слабый переводчик Шекспира, каким оказался Кузмин, и тот принимает все меры, чтобы выполнить эти строгие требования, невыполнение которых ощущается теперь как преступление”61.
Попутно отметим, что не только Кузмин или Радлова подвергались тогда подобному пристрастному разбору. Вот что писалось приблизительно в то же время, например, о переводе “Фауста”, сделанном В.Я. Брюсовым: “Думается, что рядовой читатель, не знающий оригинала и не слишком искушенный в литературе, по крайней мере, по первому впечатлению, отдаст предпочтение переводам старым, которые, в общем, читаются гораздо легче. Тут далеко не во всем вина Брюсова. Легкость прежних переводов в значительной степени — результат пользования привычным, трафаретным материалом. Глаз читателя легко скользит по строчкам. Брюсовский перевод требует более внимательного и медленного чтения. <…> Все же нельзя не признать, что автор в угоду ритмической точности, в особенности же словесной близости к оригиналу, нередко жертвует легкостью фразеологического строения”62. Если заменить в приведенной цитате Брюсова на Кузмина, то мы можем получить готовый отклик на кузминский перевод “Короля Лира”, однако более существенным нам кажется здесь еще одно соображение. Хронологически указанная рецензия появилась в годы, когда Кузмин начал интенсивно заниматься переводами западноевропейской литературы, а редактором “Фауста” был А.Г. Габричевский, ставший впоследствии редактором кузминских переводов из Гёте. Наверное, не будет слишком большой натяжкой наше предположение о том, что Михаил Кузмин — прямо или через своего редактора — мог быть в курсе новейших тенденций в критике новейших же переводов своих коллег по цеху.
Наконец, необходимо сказать о внефилологических причинах очевидной творческой неудачи Михаила Кузмина при работе над переводом байроновского “Дон Жуана”.
Таких причин может быть предложено две — экономическая и медицинская. Как хорошо известно всем исследователям творчества Михаила Кузмина, уже с середины 1920-х гг. происходило последовательное сбрасывание поэта с корабля современности. Сначала затихла деятельность Кузмина как литературного критика, затем — как театрального рецензента, и уже в конце рассматриваемого периода единственными источниками дохода Кузмина и живших с ним и нигде не служивших Ю.И. Юркуна и его матери В.К. Амброзевич были переводы поэзии и прозы, переводы либретто, выполненные Михаилом Кузминым, а также — в значительно меньшей степени — музыка к спектаклям. Суммы авторских отчислений, которые получал Кузмин в эти годы, не были значительными. Так, за постановку 24 марта 1926 г. “Двенадцатой ночи” Шекспира с его музыкой на сцене БДТ МОДПиК перечислило ему 10 руб. 85 коп., а за постановку “Голубой мазурки” Ф. Легара в его переводе, показанной в Батуме 23 мая того же года, — всего 1 руб. 62 коп. Всего же за период с 13 мая по 25 июня 1926 г. Михаил Кузмин получил 113 руб. 38 коп. авторских отчислений63. В это же самое время только ежемесячная квартплата составляла 15 руб. 50 коп.64
Судя по всему, такая микроэкономическая ситуация не претерпела в последующие годы никаких изменений в лучшую сторону. Вот что записал 12 января 1930 г. в своем дневнике К.А. Федин: “На днях приходил М.А. Кузмин — просить в долг денег. Вид у него растерянный и его жалко”65.
Для того чтобы просто физически выжить на мизерные гонорары, Михаилу Кузмину приходилось соглашаться на перевод все большего числа произведений. Так, по неполным данным, в 1931—1934 гг., когда Кузмин работал над переводом байроновского “Дон Жуана”, он переводил (в некоторых случаях в соавторстве) либретто опер: Бетховена, Бизе, Верди, Керубини, Мейербера, Моцарта, Россини66. В это же самое время он продолжал интенсивно заниматься и переводами художественной литературы, но даже за уже напечатанные переводы деньги из издательств часто поступали с большим опозданием (см., например, письмо Кузмина Л.А. Ческис от 1 октября 1934 г.67).
Каким бы талантливым и работоспособным ни был Михаил Кузмин, подобный объем переводческой работы просто не мог не сказаться на ее качестве. Более того, такая работа на износ отрицательно сказывалась и на состоянии его здоровья, никогда, впрочем, не отличавшегося какой-то особой крепостью, а за годы военного коммунизма резко ухудшившегося (об этом свидетельствуют не только письма и дневники Кузмина 1920—1930-х гг., но и внешний вид его, запечатленный на фотографиях тех лет). Наконец, назовем самое печальное следствие переводческой деятельности: эта работа практически не оставляла физической возможности для творчества Кузмина-поэта.
Следующий момент, о котором было бы любопытно узнать не только специалистам, касается отношения Михаила Кузмина к переводимым им авторам. Вот только самые предварительные сведения.
Обри Бердслей был, как этого и можно было ожидать, одним из любимых художников Кузмина68. В начале своей литературной карьеры Кузмин, перечисляя свои симпатии и антипатии в мире литературы и искусства, был категоричен: “Я не люблю Байрона”69. Гораздо позднее, во время работы над переводом байроновского “Дон Жуана”, он писал, что любил это произведение70.
И “Дон Кихот”, и Шекспир были давними увлечениями Кузмина, еще с детских лет: “Зачитывался я Шекспиром, “Дон Кихотом” и В. Скоттом, но не путешествиями”71.
Годы спустя Шекспир, как и Гёте, Гофман, Бальзак и Диккенс, производили на поэта непередаваемое впечатление72. Впрочем, тема “Шекспир Кузмина” столь обширна, что ей совершенно необходимо посвятить отдельное исследование…
Весьма плодотворной представляется нам и идея сопоставления кузминских переводов произведений разных авторов, общих либо по своей природе, либо по стилю, либо по своей роли внутри другого, более крупного произведения. Так, к стихам О. Бердслея при их анализе можно было бы добавить опубликованные в том же году переводы стихотворений О. Уайльда “Декоративные фантазии. Панно”, “Requiescat”, “Серенада. (Для музыки)” и “Canzonet”73. Переводы “вставных” стихов из “Дон Кихота” Сервантеса можно было бы сопоставить с переводами таких же “вставных” стихов из “Декамерона” Боккаччо74, работа над которыми велась с мая по август 1927 г.75 Более того, после первых публикаций перевода “Декамерона” “кузминские” канцоны ожидала точно такая же судьба, что и “вставные” стихи из “Дон Кихота”: они все были заменены новыми, некузминскими переводами. Между прочим, еще в 1910 г. Михаил Кузмин перевел своего самого первого “Дон Кихота” — либретто героической комедии Ж. Массне “Дон Кихот”76, в другом переводе того времени низведенную до оперетки77. Это произведение, достаточное слабое музыкально, известно не только тем, что Ф. Шаляпин перевел сам свою роль Дон Кихота, но и тем, как “Шаляпин в ничтожную партию Дон Кихота, где и не ночевал дух Сервантеса, внес все величье испанского героя”78. В советской биографии Массне79 имя Кузмина не упоминается, что, впрочем, и не должно удивлять. Кстати говоря, с “Дон Кихотом” Сервантеса связан еще один неисследованный сюжет. В самом конце марта 1923 г. столичные “Известия ВЦИК” сообщили следующее: “М.А. Кузминым закончена инсценировка романа Сервантеса “Дон Кихот”. Она намечена к постановке в б. Александринском театре с Ю.М. Юрьевым в главной роли”80. Источником этой информации послужили, очевидно, петроградские “Последние новости”, давшие днем ранее точно такую же заметку81, но вот подлинные события, лежащие в основе хроники, требуют тщательного исследования.
Столь же продуктивным представлялось и сопоставление перевода поэмы Байрона “Дон Жуан” с переводом одноименной пьесы Ж.-Б. Мольера82 и либретто оперы В.-А. Моцарта83.
Наконец, необходимо вспомнить об еще одной грани творчества Михаила Кузмина — о редактировании им переводов, пик которого пришелся как раз на 1920-е гг. И здесь мы встречаем давно и хорошо известные имена Анри де Ренье, Проспера Мериме и Анатоля Франса, подзабытые имена Чарльза Диккенса84 и Клода Фаррера85 и совсем неожиданное имя Джека Лондона86.
Мы прекрасно осознаем, что все эти высказанные предложения для своей реализации требуют и времени и дополнительных усилий специалистов, но хочется надеяться, что при дальнейшей работе над темой “Михаил Кузмин — переводчик” они будут учтены авторами настоящей статьи.
____________________________________________
1) См. об этом: Галушкин А.Ю. От составителей // Литературная жизнь России 1920-х годов. События. Отзывы современников. Библиография. М., 2005. Т. 1. Ч. 1. С. 5.
2) Марков В. Предисловие // Марков В. Приглушенные голоса: Поэзия за железным занавесом. Н.-Й., 1952. С. 30.
3) Harer K. Die Reputation des Dichters als Resultat der Umwertung der Werte in der sowjetischen Gesellschaft. Am Beispiel der Rezeption Michail Kuzmins // Welt hinter dem Spiegel: Zum Status des Autors in der russischen Literatur der 1920er bis 1950er Jahre / Hrsg. von Klaus Städtke. B., 1998. S. 210, Anm. 16.
4) Ritz G. 150 Jahre russische Heine-Übersetzung. Bern, 1981. S. 363.
5) Garzonio S. Kuzmin traduttore di Trediakovskij // Garzonio S. Gli orizzonti della creazione: studi e schede di letteratura russa. Bologna, 1992. P. 147—158.
6) Гаспаров М.Л. Неизвестные русские переводы байроновского “Дон Жуана” // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1988. № 4. С. 359—367.
7) Ратгауз Г.И. Гёте в русской поэзии XX века // Гете в русской культуре XX века. 2-е изд., доп. М., 2004. С. 45— 63. (О М. Кузмине см. с. 52—55.)
8) Donat S. “Es klang aber fast wie deine Lieder…”: Die russischen Nachdichtungen aus Goethes “West-östlischem Divan”. Göttingen, 2002.
9) Переписка А.Г. Габричевского и М.А. Кузмина: К истории издания юбилейного собрания сочинений И.В. Гёте (1929—1932) / Вступ. ст., публ. и примеч. Т.А. Лыковой и О.В. Северцевой // Литературное обозрение. 1993. № 11/12. С. 58—75.
10) Дмитриев П.В. “Академический” Кузмин // RS: Russian Studies. 1995. Т. 1. № 3. С. 142—235.
11) Шекспир У. Пьесы в пер. М. Кузмина / [Предисл. А.Н. Горбунова]. М., 1990. С. 5—14. Перепеч.: Горбунов А.Н. Шекспировские контексты. М., 2006. С. 275—283.
12) Тимофеев А.Г. Михаил Кузмин и издательство “Петрополис”: Новые материалы по истории “Русского Берлина” // Рус. литература. 1991. № 1. С. 189—204; Тимофеев А.Г. “…у дорогих моему сердцу немцев…”: Материалы к библиографии прижизненных немецких изданий М. Кузмина // Рус. литература. 2007. № 1. С. 183—203.
13) Новые книги // Новый мир (Берлин). 1921. № 188. 10 сент. С. 6. См. также: Литературная жизнь // Книга и революция. 1921. № 1 (13). С. 82.
14) Книжные новости // Бюллетени Дома искусств (Берлин). 1922. № 1/2. 17 февр. Стб. 15.
15) См.: Кузмин М. Рабочая тетрадь 1920-х годов. РО ИРЛИ. Ф. 172. Оп. 1. № 319. Л. 205—207.
16) См.: Кузмин М. Дневник 1921 г. / Публ. Н. Богомолова и С. Шумихина // Минувшее. М.; СПб., 1993. [Вып.] 13. С. 500.
17) 1) Перевод стихов из пьесы Филдинга (для “Петрополиса”); стихи из пьесы Филдинга // РО ИРЛИ. Ф. 172. Оп. 1. № 319. Л. 130—153, 416—428; 2) Стихотворные отрывки из “Евредики” Генри Филдинга. 1921 г. // РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. № 30. 8 л.
18) Левидова И.М. Генри Фильдинг: Биобиблиогр. указ. М., 1957. С. 22—23.
19) Три романса / Музыка М. Кузьмина. М., [1898]. С. 3—4.
20) См.: Дмитриев П.В. К вопросу о первой публикации М. Кузмина // НЛО. 1993. № 3. С. 155.
21) Гурмон Р. де. Книга масок / Пер. с фр. М. Кузмина и В.М. Блиновой; Ред. А.Л. Волынский. СПб., 1913. С. 65—66.
22) Семь [любовных] портретов / Пер. М. Кузмина. Пб., 1921.
23) Воллар А. Сезанн / Пер. с фр. Е. Малкиной. Л., 1934. С. 77.
24) См. в нашей работе: Бурлешин А.В. Из песеньки слов не выкинешь… // НЛО. 2006. № 76. С. 384.
25) Багно В.Е. “Покроют плечи нежные камлотом…”: (Михаил Кузмин — переводчик “Дон Кихота”) // Багно В.Е. Русская поэзия Серебряного века и романский мир. СПб., 2005. С. 184—195.
26) Шекспир У. Король Генрих IV: Ист. хроника / Пер. с англ. В. Морица, М. Кузмина; Примеч. С. Сухарева. СПб., 2005.
27) См.: Блюм А. Запрещенные книги русских писателей и литературоведов. 1917—1991: Индекс советской цензуры с коммент. СПб., 2003. С. 111.
28) См.: Кузмин М. Дневник 1908—1915 / Подгот. текста и примеч. Н.А. Богомолова и С.В. Шумихина. СПб., 2005. С. 284, 298. См. также письмо М.Ф. Ликиардопуло М. Кузмину: Кузмин М. Стихотворения. Из переписки / Сост., подгот. текста, примеч. Н.А. Богомолова. М., 2006. С. 225.
29) Бабкин Д.С. Встречи с Маяковским // Маяковский в современном мире / Сост. и вступ. ст. В.В. Тимофеевой. Л., 1984. С. 306, 307.
30) См.: Летопись жизни и творчества А.М. Горького. М., 1959. Вып. 3. С. 736.
31) См.: Катанян В.А. Маяковский: Хроника жизни и деятельности. 5-е изд., доп. М., 1985. С. 462.
32) Балашов Н.И. Юбилейное издание к четырехсотлетию “Дон Кихота Ламанчского” // Сервантес Сааведра М. де. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. М., 2003. Т. 1. С. 9—12.
33) См.: Державин К.Н. “Дон Кихот” в русской драматургии // Сервантес: Статьи и материалы. Л., 1948. С. 147.
34) Гаспаров М.Л. Указ. соч. С. 364—367; Переписка А.Г. Габричевского и М.А. Кузмина. С. 66, 73; Кузмин М. Дневник 1934 / Под ред., со вступ. ст. и примеч. Г. Морева. СПб., 1998. С. 320, примеч. 94, с. 342, примеч. 79 и с. 347— 348, примеч. 10.
35) См.: Переписка А.Г. Габричевского и М.А. Кузмина. С. 65, 66.
36) Там же. С. 63—64.
37) Кузмин М. Письмо в издательство “Academia” от 28.03.1936 / Публ. Ж. Шерона // Новый журнал (Н.-Й.). 1991. Кн. 183. С. 362.
38) Б.Н.В. [Врангель Н.Н.] Обри Бердслей. Монографии и статьи о Бердслее // Русская художественная летопись. 1912. № 14. Сент. С. 195; В.В. [Волькенштейн В.М.] Обри Бердслей <…> // Новая студия. 1912. № 4. 29 сент. С. 24.
39) Левинсон А. Обри Бердслей <…> // Современный мир. 1912. № 12. С. 347.
40) Святополк-Мирский Д. “Дон Жуан” Байрона. Перевод М.А. Кузмина // Святополк-Мирский Д.П. Поэты и Россия / Сост., подгот. текстов, примеч. и вступ. ст. В.В. Перхина. СПб., 2002. С. 216—221. Впервые (с разночтениями): Мирский Д.С. Стихотворения. Статьи о русской поэзии / Comp. and ed. by G.K. Perkins and G.S. Smith. Berkeley, 1997. C. 288—293.
41) [Б.п.] Де-Сервантес Сааведро, Мигель. Хитроумный гидальго Дон-Кихот Ламанчский // Рекоменд. бюлл. Библиогр. отдела Главполитпросвета. 1929. № 23—24 (39— 40). С. 78.
42) [Б.п.] Мигуель де-Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго “Дон-Кихот Ламанчский” <…> // Вестник иностранной литературы. 1929. № 6. С. 244—248.
43) Дынник В. Сервантес-Сааведра М. Хитроумный идальго Дон-Кихот Ламанчский // Что читать. 1937. № 12. С. 55—59.
44) Цуринов А. О “непоследовательности, небрежности и ошибках” Сервантеса // Литературный критик. 1937. № 2. С. 230—232.
45) Ванслов В.В. Западноевропейская литература в оценках Пушкина // А.С. Пушкин. 1837—1937 / Каф. лит. МГПИ им. Н.К. Крупской. М., 1937. С. 130.
46) Верцман И. Собрание сочинений В. Шекспира, т. V // Лит. обозрение. 1937. № 7. 10 апр. С. 36.
47) Смирнов А.А. Советские переводы Шекспира // Шекспир. 1564—1939: Сб. статей / ГНИИ театра и музыки. Л.; М., 1939. С. 167—168 и примеч. 1.
48) Чуковский К.И. Искаженный Шекспир // Правда. 1934. 12 авг. С. 3.
49) Чуковский К.И. Единоборство с Шекспиром. Новый “Гамлет”, новая “Буря” и новый “Сон в летнюю ночь” // Красная новь. 1935. № 1. С. 182—196. О М. Кузмине см. с. 182—185.
50) Чуковский К.И. Единоборство с Шекспиром // Чуковский К.И. Искусство перевода. М.; Л., 1936. С. 128—174. О переводе “Короля Лира” см. с. 128—135.
51) Там же. С. 135—139.
52) Чуковский К. Современное (“Милый друг! Достань-ка веник…”) // Свободные мысли. 1908. № 53. 12 (25) мая. С. 3. Перепеч.: Чуковский К. Стихотворения / Сост., вступ. ст., примеч. М.С. Петровского. СПб., 2002. С. 191—192.
53) Лукьянова И. Корней Чуковский. М., 2006. С. 607—608.
54) Святополк-Мирский Д.П. Указ. соч. С. 220.
55) Тихонов Н. О ленинградских поэтах: Доклад на Первом Всесоюзном съезде сов. писателей. М., 1934.
56) Первый Всесоюзный съезд советских писателей, 1934: Стеногр. отчет. М., 1934. С. 565.
57) Там же. С. 566.
58) См.: Кузмин М. Дневник 1934. С. 132.
59) См.: Чуковский К. Дневник. 1901—1969: В 2 т. / Сост., подгот. текста и коммент. Е.Ц. Чуковской. М., 2003. Т. 2: 1930—1969. С. 126.
60) Цит. по: Гаспаров М.Л. Указ. соч. С. 365.
61) Чуковский К. Высокое искусство. М., 1941. С. 109, 110.
62) Гейнман Б. “Фауст” Гёте в переводе Валерия Брюсова, ч. I. Редакция и комментарии А.В. Луначарского и А.Г. Габричевского // На литературном посту. 1928. № 20/21. Окт.—нояб. С. 125—128 (цит. с. 127). Перепечатано без указания на первую публикацию: Гейнман Б.Я. Рецензия на перевод “Фауста” В. Я. Брюсовым // Гётевские чтения. М., 1999. С. 235—239 (цит. с. 238).
63) Расчетный лист № 788 члену О-ва Михаилу Алексеевичу Кузьмину. ЦГАЛИ СПБ. Ф. 437. Оп. 1. № 169. Л. 6.
64) Правление жилищно-арендного кооперативного товарищества дома № 17/19 по улице Рылеева Центрального района. Письмо от 8 декабря 1926 г. // ЦГАЛИ СПб. Ф. 437. Оп. 1. № 169. Л. 8.
65) Федин К. Дневники и записные книжки. 1928—1968 // Федин К. Собр. соч.: В 12 т. М., 1986. С. 46.
66) См.: Кузмин М. Дневник 1934. С. 189, примеч. 7; с. 191, примеч. 13.
67) Там же. С. 320, примеч. 94.
68) См.: Кузмин М. Письмо В.В. Руслову от 8—9 декабря 1907 г. // Богомолов Н.А. Михаил Кузмин. М., 1995. С. 210; Впервые: Кузмин М. Из писем В. Руслову: [Отрывки] / Публ. Г.Г. Шмакова // Блоковский сб. Тарту, 1972. Вып. 2. С. 344.
69) Кузмин М. Письмо В.В. Руслову от 21/8 ноября 1907 г. // Богомолов Н.А. Указ. соч. С. 203; Впервые: Кузмин М. Из писем В. Руслову: [Отрывки] / Публ. Г. Г. Шмакова // Блоковский сб. С. 343.
70) См.: Кузмин М.А. Письмо А.Г. Габричевскому от 22 июня 1930 г. // Переписка А.Г. Габричевского и М.А. Кузмина. С. 66.
71) Кузмин М. Histoire édifiante de mes commencements / Публ., коммент. С.В. Шумихина // Михаил Кузмин и русская культура XX века. Л., 1990. С. 148. См. также: Зноско-Боровский Е. О творчестве М. Кузмина // Аполлон. 1917. № 4/5. С. 30.
72) См.: Кузмин М. Автобиография. [1922 г.] / Публ. Ю. Медведева // Вестник РХД. 1993. № 167. С. 180.
73) Уайльд О. Полн. собр. соч.: В 4 т. / Под ред. К. Чуковского. СПб., 1912. Т. 4. С. 15, 17—18, 19—22.
74) Боккаччьо Дж. Декамерон / Пер. А. Веселовского; [Пер. стихов М. Кузмина и М. Лозинского]. Л., 1927. Т. 1. С. 355—357, 559—560; Т. 2. С. 259—260, 327—328, 451— 453.
75) См.: Кузмин М. Рабочая тетрадь 1920-х годов // РО ИРЛИ. Ф. 172. Оп. 1. № 319. Л. 234—235.
76) Дон Кихот: Героическая комедия в 5 действиях / Слова Анри Кэн (по Лоррэну); Перевод М. Кузмина; Музыка Ж. Масснэ: Маш. СПбГТБ. ОРиРК. № 76547. Ценз. разр.: 18 августа 1910 г.
77) См.: Айхенвальд Ю. Дон Кихот на русской почве. N.Y., 1982. [Ч. 1.] С. 165.
78) Кузмин М. “Вертер” // Жизнь искусства. Пг., 1920. № 631. 14 дек. C. 1.
79) Кремлев Ю. Жюль Массне. М., 1969. С. 202—207.
80) Питерская хроника: (От нашего корреспондента) // Известия ВЦИК. 1923. № 69 (1806). 29 марта. С. 4.
81) Театральная хроника // Последние новости. Пг., 1923. № 13 (35). 28 марта. С. 3.
82) Мольер Ж.-Б. Собр. соч.: В 4 т. / Под ред. А.А. Смирнова и С.С. Мокульского. М.; Л., 1937. Т. 2. С. 487—585.
83) Отрывки из перевода Кузмина были, например, процитированы в статье: Харламов Ю. “Дон Жуан” Моцарта // Советская музыка. 1936. № 10. С. 70—87.
84) Диккенс Ч. Большие ожидания / Пер. М. Шишмаревой; Под ред. М. Кузьмина. М.; Л., 1929.
85) Фаррер К. Барышня Дакс: Роман / Пер. с фр. А.Г. Мовшенсона; Под ред. М.А. Кузмина. Пг., 1923.
86) Лондон Дж. Маленькая хозяйка большого дома: Роман / Пер. З.А. Рагозиной; Под ред. М. Кузмина. Л., [1926].