Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2008
Постколониальные исследования — изучение социальных, культурных и политических процессов в странах, освободившихся от колониальной зависимости. Постколониализм — особый, не общераспространенный тип сознания интеллектуалов в этих странах. Как писал исследователь украинской культуры Марко Павлышин, “постколониализм использует колониальный опыт не только как то, от чего нужно двигаться прочь, но как то, что можно использовать при формировании самосознания [личности или социальной группы]”2. Главную задачу такого “самоконструирования” сформулировала американский философ Лила Ганди (праправнучка Махатмы Ганди): по ее словам, постколониализм — это интеллектуальное сопротивление одному из главных последствий колонизации — мифологизирующему забвению прошлого. “Возвращение к колониальным переживаниям разоблачает отношения взаимодополнительного антагонизма и взаимного желания, которые [в прошлом связывали] колонизатора и колонизируемого”3.
Мысль о том, что Россия проводила колониальную политику и имела собственные колонии, является общим местом в историографии; определение краха СССР как распада империи также распространено весьма широко. Однако уже понимание этого события как распада колониальной империи встречается гораздо реже4, а попытка интерпретировать современное состояние России, стран СНГ и Восточной Европы как постколониальное наталкивается в отечественной науке на упорное сопротивление. Пожалуй, можно согласиться с Виталием Чернецким: “Постколониализм — единственный из “больших” современных теоретических дискурсов, который гордо и последовательно отвергается в современной России (имперские привычки уходят трудно)”5.
В гуманитарных дисциплинах западных стран использование методологии постколониальных исследований применительно к советскому материалу началось еще в конце 1980-х годов. Стоит вспомнить, например, дискуссию Уильяма Питца и Эндрю Стефенсона о том, в какой мере можно считать американскую противосоветскую риторику времен “холодной войны” проявлением англосаксонской колониальной традиции (Стефенсон показал внутреннюю гетерогенность этой риторики и несводимость ее к единой культурной “рамке”)6. Вскоре после распада СССР постколониальная риторика была усвоена политическими элитами новых государств, а постколониальная методология адаптирована научными школами стран СНГ, в особенности — Украины. Тогда же Б. Гройс выступил с эпатажным утверждением о “самоколонизаторской” природе петербургского периода российской истории: по мысли Гройса, Петр I, “колонизировав” Россию, якобы спас ее от колонизации Западом7.
Однако интенсивное обсуждение постколониальной проблематики применительно к России и постсоциалистическому пространству в целом началось только в 2000-е, первоначально — в работах Дэвида Ч. Мура и Александра Эткинда. Александр Эткинд, опираясь на встречавшуюся у российских историков разных поколений, но не разработанную подробно мысль о том, что Россия на протяжении своей истории колонизирует сама себя8, — описал “внутреннюю колонизацию” России как особую культурно-политическую традицию. С другой стороны, Д.Ч. Мур поставил вопрос о границах применимости постколониальной методологии к анализу чрезвычайно разных по истории и самосознанию обществ в постсоветских государствах и странах Восточной Европы — что особенно важно, если учитывать, что колониализм имперской России, хотя и “стилизовал” себя под западноевропейский, имел своеобразные отличительные черты, а определение советской системы управления как колониальной требует, по Муру, большого числа оговорок9.
Именно такая постановка проблемы — о необходимости и границах применения постколониальной методологии к описанию культур и обществ СНГ и Восточной Европы — видимо, и оказалась наиболее продуктивной. На протяжении 2000-х появилась целая серия так или иначе обсуждающих эту проблему статей, докладов и “круглых столов”, в которых приняли участие историки, социологи, филологи и специалисты по постколониальным исследованиям10. Самый болезненный вопрос этих дискуссий (поставленный Д.Ч. Муром, Н. Конди, Е. Гаповой и другими) может быть сформулирован так: не приводит ли применение постколониальной теории при описании стран, возникших на развалинах советской империи, к их “экзотизации” и “ориентализации”?11
Нам представляется, что выход из этого затруднения предложен в книге Лилы Ганди: рефлексия колониального опыта — как и любого опыта культурно-психологической зависимости — дает возможность осмысления этого опыта и формирования нового субъекта, а отказ от такой рефлексии приводит к торжеству мифологизирующего забвения. Задача статей, представленных в этом разделе, — исследовать психолингвистические и эстетические средства “постколониальной рефлексии” или, напротив, “постколониальной мифологизации” — двух процессов, которые сталкиваются и взаимодействуют в современной литературе и политическом письме.
Примером мифологизации является антиукраинская риторика политических элит современной России — ее анализирует в своей статье Гасан Гусейнов. Статья Гусейнова позволяет связать проблематику постколониальной рефлексии с исследованиями по “проработке” исторической травмы, разработанными в германской (первоначально — западногерманской) науке и публицистике. Примеры разного типа рефлексии постколониальной проблематики представляют в своих работах Сергей Тимофеев и Ю.Б. Орлицкий, а также Александр Эткинд, обсуждающий в беседе с Марком Липовецким образы “внутренней постколонизации”, возникающие в новейшей российской литературе.
Нетрудно видеть, что стержневым сюжетом этого раздела оказывается диалог: он присутствует явным образом не только в дискуссии Липовецкого и Эткинда, но и в статье Орлицкого, “перебиваемой” репликами Сергея Завьялова12, чье творчество Орлицкий исследует, и в эссе Тимофеева (проблематизация мнимого понимания, осуществленная в перформансе рэперов Gustavo и Влади), и в работе Гусейнова (идея отказа от диалога со стороны российских политических деятелей и медиазвезд). Возможно, это связано с тем, что субъект, осмысляющий себя как постколониальный (“колониальный” или “метропольный”), по сути, оказывается внутренне диалогичным. Естественной формой его самоосмысления становится “внешний” диалог — реальный или воображаемый. В случаях же мифологизации постколониального состояния, обсуждаемых М. Липовецким и А. Эткиндом, разные части этого субъекта оказываются олицетворены в антагонистически противостоящих друг другу героях литературных произведений.
И. К.
________________________________________________
1) Редакция “НЛО” сердечно благодарит Кевина Ф.М. Платта (Филадельфия) за плодотворные консультации и содействие в ходе подготовки этого раздела.
2) Pavlyshin M. Ukrainian Literature and the Erotics of Post-colonialism: Some Modest Propositions // Harvard Ukrainian Studies. 1993. June. Vol. XVII. № 1/2. Цит. по: Chernetsky V. Postcolonialism, Russia and Ukraine // Ulbandus. 2003. № 7. P. 41.
3) Gandhi L. Postcolonial Theory: A Critical Introduction. New York: Columbia University Press, 1998. P. 4.
4) См., впрочем, одно из исключений: Кустарёв А.С. После понижения в должности: Британия, Франция, Россия // Наследие империй и будущее России / Под ред. А.И. Миллера. М.: Фонд “Либеральная миссия”; НЛО, 2008. С. 186—238.
5) Chernetsky V. Op. cit. P. 34.
6) Pietz W. The Post-colonialism of Cold War Discourse // Social Text. 1988. Autumn. № 19/20. P. 55—75; Stephan-son A. Comment on an Aspect of Pietz’s Argument // Ibid. P. 77—83.
7) Гройс Б. Имена города // Гройс Б. Утопия и обмен. М.: Знак, 1993. С. 358.
8) Д. Куюнжич и В. Чернецкий писали, что первым идею “самоколонизации” России предложил П. Чаадаев, затем ее развил Б. Гройс, а затем А. Эткинд превратил эту метафору в методологически отрефлексированную объяснительную модель. Однако между Чаадаевым и Гройсом находится не пустыня, а обширная традиция русской либеральной историографии, отчасти прослеженная самим Эткиндом — см. примечание 27 (об истории термина “самоколонизация”) в статье: Эткинд А. Фуко и имперская Россия: дисциплинарные практики в условиях внутренней колонизации // Мишель Фуко и Россия: Сб. статей / Под ред. О. Хархордина. СПб.; М.: Европейский университет в Санкт-Петербурге; Летний сад, 2001.
9) Moore D.Ch. Is the Post- in Postcolonial the Post- in Post-Soviet? Toward a Global Postcolonial Critique // Publications of the Modern Language Association of America (PMLA). 2001. January. Vol. 116. № 1. P. 111—128, особ. p. 123—124. Название работы — аллюзия на название нашумевшей статьи Кваме Э. Эппайе: Appiah K.A. Is the “Post-” in “Postcolonial” the “Post-” in “Postmodern”? // Dangerous Liasons / Ed. by Anne McClintock, Aamir Mufti, Ella Shohat. University of Minnesota Press, 1997. P. 420—444.
10) Kujundzic D. “After”: Russian Post-Colonial Identity // Modern Language Notes (MLN). 2000. December. Vol. 115. № 5. P. 892—908 (русский пер. И. Борисовой: Куюнжич Д. “После”: Российская постколониальная идентичность // Куюнжич Д. Воспаление языка / Пер. с англ. М.: Ad Marginem, 2003. C. 237—250); Материалы обсуждения, представленные на ежегодной конференции Американской ассоциации преподавателей славянских и восточноевропейских литератур 29 декабря 2005 года (Вашингтон, округ Колумбия, США): Are We Postcolonial? Post-Soviet Space // PMLA. 2006. May. Vol. 121. № 3. P. 828—836 (в обсуждении принимали участие Гаятри Ч. Спивак, Нэнси Конди, Харша Рам и Виталий Чернецкий); Лукина А.В. Технологии производства и утверждения национальной идентичности // Гражданские, этнические и религиозные идентичности в современной России / Под ред. В.С. Магуна. М.: Издательство Института социологии РАН, 2006. С. 233—252.
11) См. недавний пример разностороннего обсуждения этого “ориенталистского соблазна” в материалах “круглого стола”: “Sub Altera Specie”: взгляд на постколониальную парадигму изнутри российской/советской истории [участвуют: Сергей Абашин, Эдриенн Эдгар, Соня Люрманн, Елена Гапова] // Ab Imperio. 2008. № 2 (особенно см. важное выступление Елены Гаповой). Ранее в том же журнале публиковались статьи, использующие постколониальную методологию (например: Горшенина С. Извечна ли маргинальность русского колониального Туркестана, или Войдет ли постсоветская Средняя Азия в область post-исследований // Ab Imperio. 2007. № 2).
12) В качестве историка культуры опубликовавшего в нашем журнале статью, также посвященную постколониальной проблематике: Завьялов С. Сквозь мох беззвучия: поэзия восточнофинского этнофутуризма // НЛО. 2007. № 85 (ср. также опубликованную в том же разделе статью Е. Павлова и М. Уильямса, в которой эта проблематика обсуждается применительно уже не к России, а к Новой Зеландии).