(Москва, 25—26 января 2008 г.)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2008
25—26 января в Московской высшей школе социальных и экономических наук (МВШСЭН) прошел очередной, XV международный и междисциплинарный симпозиум “Пути России”. Подобные конференции проводятся ежегодно, и каждый раз они бывают посвящены какому-то определенному аспекту чрезвычайно широкого проблемного поля, связанного с тем, куда “идет” Россия, откуда она “вышла”, а также куда и зачем она “пришла”. На этот раз в подзаголовок названия конференции была вынесена тема “культура — общество — человек”. На симпозиуме было прочитано множество самых разнообразных докладов, объединенных темой культуры как области символических и смысловых ресурсов, обуславливающих актуальное, групповое и индивидуальное действие.
Внимание докладчиков планировалось привлечь к целому ряду вопросов. Как и кем сегодня артикулируются массовые ценности? Какова диагностическая значимость культуры в нынешней России? Каковы социальные и культурные параметры экономического действия, его формы в России? Каковы механизмы формирования элит в сегодняшней России? Каковы табу и комплексы массового сознания? Есть ли альтернативы официальной памяти и выстраиваемой на этой основе виртуальной коллективной идентичности? Каковы превращенные формы “гражданской войны” в культуре? Как исследуются сегодня феномены агрессии, ксенофобии, стигматизации чужого и иного? Какова взаимосвязь центра и периферии в культуре? Какова культурная роль и перспективы современной российской провинции? Можем ли мы выделить различные модусы предъявления и функционирования массовых ценностных представлений? Какое место в их ряду занимают имитация, стилизация, гламур?
Все вышеперечисленные темы так или иначе затрагивались или были раскрыты на симпозиуме. Кратко сформулируем основные идеи прозвучавших выступлений.
После небольшого вступительного слова ректора Московской школы социальных и экономических наук Т. Шанина, обратившего внимание на тот факт, что впервые объединяющей темой этой конференции стала культура, первое заседание открыл Л.Д. Гудков (“Левада-центр”, Москва). В докладе “Неклассические задачи социологии: “культура” посттоталитарного общества и человек” Гудков последовательно раскрывал смысл слов, из которых составлено заглавие. Неклассическое в контексте российской действительности парадоксальным образом сводится к реанимации западной классики: нерешенность фундаментальных вопросов препятствует превращению социологии в чисто прикладную дисциплину. Понимание того, что такое культура, также представляет собой проблему, хотя бы по причине существования нескольких прочтений культуры — как проекта или как совокупности наличных ценностей, — причем второй подход видится докладчику более приемлемым. Что касается современного российского посттоталитарного общества, то мы наблюдаем остановку процесса модернизации — не осуществление проекта демократии, а общую дегенерацию и деградацию. Такая ситуация не случайна и, по мнению докладчика, связана с советским прошлым, с привычными структурами господства и авторитета, блокировкой появления автономного и независимого индивида, когда на первый план выходит тема насилия как обесценивания объекта действия. Возникает вопрос: почему атрофируется моральный уровень субъекта? Докладчик связывает это с отсутствием в общественном мнении осознания смерти и смертности, так как именно смерть является конституирующей идеей субъективности. В заключение Гудков напомнил о том, что немодернизированные общества требуют особого подхода и что для решения “неклассических” задач нужны соответствующие методы.
Далее выступил Б.В. Дубин (“Левада-центр”, Москва) с темой, созвучной предыдущей: “О границах и проблемах социологии культуры в современной России”. Докладчик наметил некоторую внутреннюю дифференциацию, различение культурных пластов. Первый из них составляет то всеобщее, что очерчивает границу культуры (массовый или телевизионный уровень, работающий на принципах рассеивания и собирания), второй связан с культурой дегустирующей, “гламурной”, и, наконец, к третьему относится культивирование смысловых образов (салоны и клубы). Помимо основных трех есть еще и госкультура школ, культура радикальной интеллигенции, культура, порожденная процессом глобализации. Однако вызывает тревогу тот факт, что сейчас в России не существует никакого общего поля, никаких институтов для консолидации этих уровней. Если на Западе мораль как универсальное общее место, по мнению Дубина, родилась из “Божественной комедии”, из противостояния рая и ада, то какой инструмент захвата индивида может быть предложен здесь и сейчас, какие категории помогут описать его — блеф, алиби, заложничество, неполное присутствие?
Т.Е. Ворожейкина (Москва) отрекомендовала свой доклад “Российская (советская) модернизация: общее и особенное” как поднимающий те же вопросы, но рассматривающий их в более оптимистичном ключе. Основным тезисом Гудкова было положение о приостановке модернизации. Однако у докладчицы возникли сомнения, действительно ли это так, или, возможно, существуют все-таки некие локальные очаги, где происходят изменения. И здесь, по словам докладчицы, необходимо рассмотреть два ключевых вопроса: 1) возможна ли частичная модернизация (в сферах, не связанных с властью)? 2) возможна ли очаговая модернизация (традиционалистская периферия и модернизированный центр)? Ответить на эти вопросы можно будет, если удастся определить источник ресурсов для модернизации: очевидно, что “модернизация сверху” исчерпана, а ресурсы “модернизации снизу” очень ограниченны: отсутствие механизмов защиты прав собственности, прав трудящихся, низкий уровень способности трудящихся к коллективным действиям. Таким образом, в России группа, представляющая модернизацию, маргинальна и очень слаба — апеллируя к закону и праву, она ежедневно сталкивается с рисками, но тем не менее она существует.
После указанных докладов прозвучал ряд вопросов, касающихся в основном проблемы модернизации: возможно ли рассматривать модернизацию как циклический процесс (ответом Гудкова было то, что циклы модернизации — это циклы ее неудач), можно ли отождествлять ее с вестернизацией (Дубин: универсализм ведет скорее к “массовизации”, тогда как подлинная задача состоит в укреплении позиций субъекта) и может ли она в принципе быть не локальной (по мнению Ворожейкиной, подлинная и успешная модернизация не может быть локальной, она должна происходить во всех сферах).
Э.А. Паин (Центр этнополитических и региональных исследований; Центр по изучению ксенофобии и предотвращению экстремизма Института социологии РАН, ГУ-ВШЭ, Москва) в докладе “О природе культурно-политической инерции и возможности ее преодоления в России” поставил под сомнение попытку говорить о каком бы то ни было одном “пути” России, так как подобная терминология автоматически переводит нас на рельсы культурно-цивилизационных матриц и архетипов. Несмотря на то что подобный подход не выдерживает критики, образцы его применения можно встретить не только в сфере политической демагогии, но и в трудах таких социологов, как Померанцев, Кузнецов, Панарин, Кардонский и т.д. Наличие в социологическом инструментарии “брендов”, маркирующих различные этнические группы, становится повсеместным. Критикуя матричный подход к определению массового сознания, Паин предлагает говорить не об архетипах как раз и навсегда заданных единицах, а об инерции, то есть способности перестраиваться под влиянием внешних условий. Из этого следует, что извечность мифа о склонности российских граждан к патерналистским способам правления связана не с архетипом, а с отсутствием институтов как необходимой почвы для вызревания новых ценностей и гражданского самосознания. Сегодня единственной альтернативой массового сознания как имперского выступает тип самоопределения на этнической основе, чреватый националистическими настроениями. К чему это приведет — неизвестно, но ясно одно — необходимо говорить не о “пути” России, а об ее “путях”.
Поднятую на первом заседании проблему различия между процессами, происходящими в центре и на периферии, подхватил А.Г. Левинсон (“Левадацентр”, ГУ-ВШЭ, Москва). Его доклад “Страна гигантской периферии: столица versus провинция в России” представлял собой попытку сопоставить ритмы большого и малого (до ста тысяч жителей) городов. Последний характеризуется непосредственной социальностью, прямым гражданством, возможностью отследить все существующие внутри него общины, а значит, не является простым воспроизведением в уменьшенном масштабе социального пространства большого города. В малом городе есть своя система идентичности, своя система власти, независимая пресса. Докладчик указал на ряд моментов, объединяющих два этих типа урбанизма (структура лояльности к власти, процессы социализации, такие как школа и телевидение), и перешел к фиксации различий. Среди основных особенностей экономики малого города — узкий рынок труда, низкий платежеспособный спрос, высокая уязвимость активного населения и большое значение аграрной сферы. Власть в малом городе характеризуется умножением ее центров за счет высокой роли глав ведущих предприятий, хотя субъекты легко переходят из одного центра силы в другой. Что касается политической борьбы, соперничество здесь возникает между людьми, которые хорошо знают друг друга, поэтому в качестве рычага давления используются личные отношения. В целом общество характеризуется сетевым типом отношений, который никак не может быть назван гражданским обществом (по мнению докладчика, гражданское общество возникает только в экстремальных ситуациях (“Солдатские матери”)). В завершение Левинсон выдвинул смелый тезис о современной экспансии периферии: то, что сегодня происходит в малом городе, завтра, по его мнению, будет происходить в большом.
Третье заседание открыл А.Б. Долгин (Фонд “Прагматика культуры”, ГУ-ВШЭ, Москва), в своем докладе “Рунет: игра на опережение. Что такое WEB-3.0”, продолжая линию практики и конкретики, намеченную на предыдущем заседании. WEB-3.0 представляет собой рекомендательный сервис, социальную сеть самообслуживания, где пользователи оставляют суждения о своем потребительском опыте. Каждый пользователь имеет свою референтную группу, то есть людей с похожими интересами, и может знакомиться с их предпочтениями, а значит, расширять свой кругозор. Таким образом, мы наблюдаем возникновение третьей волны развития ресурса Интернет. Сначала Интернет был поисковой системой, контент которой создавался профессионалами. Далее, с появлением порталов, подобных Livejournal.com и “Википедии”, тексты начали производиться непрофессионалами, однако третья волна, WEB-3.0, предполагает, что пользователи не только сами генерируют контент, но еще и сертифицируют его (примером может служить сайт Imhonet.com). Тема доклада не случайна в контексте социологии культуры — ведь созданные таким образом базы данных являются колоссальным источником информации для этой науки.
Дискуссия, посвященная профессионализму и непрофессионализму, плавно подготовила слушателей к докладу Г.И. Зверевой (РГГУ, Москва) “Депрофессионализация социального знания как проблема и перспектива”. Скандал, разгоревшийся после утверждения в качестве нормативных текстов учебников по обществознанию, написанных непрофессионалами Л. Поляковым и А. Филипповым, был приведен как пример конфликта академического знания с конгломератом коллективных представлений. Изолированное, крайне герметичное знание в ситуации выхода в публичное пространство пропускается через различные фильтры, мутирует, адаптируется, депрофессионализируется. Это означает, что, во-первых, знание опрощается и омассовляется, вовторых, происходят инерционные процессы распространения на научную сферу языковых влияний ненаучной среды, в-третьих, фиксируется экспансия непрофессиональных групп, производящих тексты социально-экономического типа. Основной вопрос, который был поставлен докладчицей и подхвачен коллегами: как возможно сохранить высокий уровень гуманитарных наук в условиях медийности?
На четвертом заседании был заслушан доклад Е.И. Головахи (Институт социологии НАН Украины, журнал “Социология: теория, методы, маркетинг”, Киев) “Постсоветская аномия: социокультурные особенности выхода из состояния аномической деморализованности в России и на Украине”. Термин “аномия” открывает проблемы путей трансформации постсоветского общества, поскольку “самоубийство” советского государства было связано с деморализацией элиты, а состояние беззакония закрепилось в качестве перманентной ситуации постсоветских государств. Однако мы видим, что сейчас ведется поиск выхода из аномии, и в этом отношении интересным оказывается сопоставление опыта России и Украины. Примечательно, что дальнейший ход доклада разворачивался по сценарию, только что подвергнутому жесткой критике со стороны Э.А. Паина: на Украине, в отличие от России, никогда не было заказа на авторитарную власть, гетман был выборной и легко заменяемой фигурой; украинская ментальность в глубинных основаниях не агрессивна. После такого типологического анализа докладчик высказал свои предположения по поводу возможностей выхода из состояния аномии, которые свелись к необходимости инициативы со стороны народа. Однако у присутствующих возникло сомнение в том, действительно ли состояние аномии требует своего снятия, поскольку только в условиях отсутствия внешней авторитарной нормы, номоса возможна эта самая инициатива. Так был завершен последний пленарный доклад и первый день конференции. Большинство проблем носили скорее методологический характер: что такое социология в России сегодня, какие методы она может предложить, какие мутации претерпевает статус академической науки, каковы ее наиболее уязвимые места.
Второй день был разбит на секционные заседания, в ходе которых культура рассматривалась в контекстах экономики, языка, институтов. Секцию “Культура и экономика” открыл доклад О.Е. Кузиной (ГУ-ВШЭ, Москва) “Культура благотворительности в российской экономике”. В отличие от Европы и США, благотворительность в России имеет недолгую историю: появление проектов, формирование социальных программ, повышение интереса к благотворительности — все это начинается примерно с 2006 года. Объяснить данный феномен можно с помощью следующих социологических моделей: 1) структурно-функциональная модель (благотворительность как способ поддержания идентичности группы, помощь членам этой группы для сохранения единства и избежания дифференциации); 2) марксистская модель (благотворительность как проводник буржуазной идеологии, поддержание проектов, удобных для правящей элиты; 3) веберианская модель (обмен привилегий на лояльность). По мнению докладчицы, для России актуальна как раз эта последняя схема: бизнес будет заинтересован в спонсорстве и благотворительности при условии снижения налогового бремени. Однако такая модель имеет издержки, поскольку в сознании народа процент доверия распределяется между властью и бизнесом не в пользу последнего, что приводит к негативной оценке бизнеса и закреплению патримониальной модели. Дискуссия, последовавшая за докладом, выявила еще ряд моделей существования благотворительности, например частные пожертвования.
Доклад Н.В. Кукушкина (Государственный университет управления, Москва) “Значение аукционной торговли для развития рынка предметов искусства” затронул сторону прямой связи экономики с такой областью культуры par excellence, как искусство. В начале докладчик вкратце изложил историю аукционной торговли — от собирателей предметов искусства в Древнем Риме до современных коллекционеров, для которых искусство становится надежным капиталовложением, а аукционные торги уже не просто выполняют посредническую роль, но создают репутацию и активно влияют на процесс ценообразования. Высокие цены на некоторые произведения могут быть объяснены разными причинами: радостью обладания, демонстрационным эффектом, сентиментальными мотивами и т.д. Модель аукционных торгов как открытой конкурентной борьбы породила аллюзии на демократический тип управления, что позволило расширить контекст выступления и вызвало полемику по поводу открытости в сфере рынка искусства.
Далее тему посредников в культуре развивал Д.Б. Дондурей (журнал “Искусство кино”, Москва), выступивший с докладом “Рейтинг телепередачи как способ конструирования реальности”. Возвращаясь к вопросам о массовом сознании, затронутым в пленарных докладах, Дондурей указал на нехватку грамотных исследований, посвященных телевидению как фактору формирования ценностных систем, и на преобладание чисто экономического подхода к этому мощнейшему инструменту влияния на население. С другой стороны, власть также игнорирует значение телевидения и предпочитает не высказывать свое мнение о содержании эфира. Единственная тема, табуированная на телевидении, — телевидение. Приоритет экономического фактора приводит к ситуации, когда ради создания рейтинга используются такие инструменты привлечения внимания, как страх, секс и насилие. В ходе дискуссии обнажилось одно из ключевых противоречий телевидения: если по опросам населения телевидение оценивается негативно, то почему его все-таки смотрят? Конечно, предложение рождает спрос. Однако рейтинг основывается на иллюзии, что спрос рождает предложение.
Секцию “Культура и язык” открывал И.С. Кон (Институт этнологии и антропологии РАН, Москва) докладом “Отцовство как вертикаль власти”. Историческая вариативность отцовских практик соотносится с изменением форм власти: крушение абсолютизма совпадает с изменением роли отца, когда на первый план выходят роли кормильца и воспитателя-дисциплинатора и когда большее значение приобретает аспект коммуникации. Сегодня степень вовлеченности отца в семью, его доступность для детей значительно увеличиваются. Однако этот процесс происходит неравномерно, так что на стыке языка и культуры, поведения и нормативных ожиданий возникают болезненные эффекты. В России существует предрассудок, опирающийся на ложное представление о традиции, — видеть в фигуре отца властное начало. Однако, как считает докладчик, в действительности традиция не дает никаких поводов для подобных заключений.
Далее выступил Д.М. Рогозин (МВШСЭН, Москва) с провокационной темой “Порнографии в Рунете быть”. Докладчик начал свое выступление с фразы, уже неоднократно звучавшей на симпозиуме, о том, что тема порнографии в России мало изучена и является для социологии новой. Дальнейшее представляло собой воспроизведение результатов социологического опроса, проведенного в октябре 2007 года в Рунете об отношении к эротическим и порнографическим сайтам. На основании данного опроса докладчик констатировал, что отношение к порнографической продукции становится все более позитивным, а значит, порнографии в Рунете быть.
Хотя, в отличие от выступлений социологов, доклад В.А. Куренного (ГУ-ВШЭ, Москва) “Язык и Левиафан” и не изобиловал эмпирическим материалом (к чему со стороны аудитории была высказана некоторая претензия), проблема в нем была поставлена предельно ясно: любая политическая динамика есть борьба за семантическое определение понятий. Автор обратился к истории философии и, в частности, к таким фигурам, как Т. Гоббс и К. Шмитт. Среди трех функций языка, выделенных Гоббсом (счет, обучение, приказание), политика пользуется последней, и в данной ситуации семантическая ясность приказа оказывается залогом четкости исполнения. Под ясностью здесь понимается определенность понятий или борьба за их определение. В данный момент на российской политической сцене не наблюдается ни того, ни другого: понятия превратились в бессодержательные маркеры, нет борьбы за их интерпретацию, все дискуссии — и политические, и научные — строятся по принципу телешоу, противопоставляющего не разные интерпретации понятий, а понятия, неопределенность которых мешает продуктивной дискуссии.
Последним выступавшим, закрывавшим секцию, был А.А. Кожанов (ГУ-ВШЭ, Москва), выступивший с докладом “Социолингвистические возможности исследования регистров, кодов и социолектов в этнографии науки”. Проблема, если ее сформулировать крайне лапидарно, заключается в том, что на данный момент не существует грамотного социологического кода для анализа языка ученых (но не науки), в то время как этот язык есть целостная коммуникативная система.
Третья секция симпозиума — “Культура как интегративное начало: институты и практики” — открылась докладом “Историки и история: новые мифы о старом”. Докладчиком был историк И.И. Долуцкий. В первой части выступления автор говорил о взаимоотрицающих процессах, происходящих в истории. Вследствие этих процессов нет единой теории и, следовательно, нет языка, на котором мы можем вопрошать “у истории”. Постмодернистская попытка “совместить все во всем” оказалась явно неудачной, о чем свидетельствует ряд психопатологических текстов, почти не поддающихся “расшифровке” и относимых к этому периоду времени. 1990-е годы были благодатной почвой для появления подобных теорий, так как теоретики впервые были не ограничены в возможности писать и мыслить как угодно. В своем докладе Долуцкий проанализировал две исторические модели, предложенные Л.В. Меловым и Б.Н. Мироновым. Первая модель рассматривает исторический процесс развития России в связи с особенностями земледелия. Российский климат таков, что наиболее удачным может быть урожай ржи, так как это очень выносливая культура, но даже при этом условии мы часто получаем достаточно низкий урожай. Единственным выходом из данной ситуации может быть совместная, общинная работа — отсюда крепостное право и самодержавие. Природные условия отменить невозможно, и следовательно, все произошедшее в ходе истории с нашей страной — вполне закономерные явления. В частности, Мелов выдвинул гипотезу о том, что появление крепостного права в XVII веке было обусловлено климатическими изменениями. Вторая концепция, предложенная к рассмотрению, принадлежит В.Н. Миронову. На ней докладчик не останавливался подробно, отметив, что, по мысли Миронова, Россия является нормальной европейской страной с поступательным развитием, а стало быть, и модернизация этой страны характеризуется поступательным развитием.
Второй доклад этой секции назывался “Есть ли в прошлом место человеку? Ответы современной культурной истории”. Автор доклада И.В. Нарский (Челябинский государственный университет) в самом начале выступления обратил внимание на то, что в XIX веке наука история занималась именно человеком и сам человек в каком-то смысле был ее творцом. Начиная же с XX века и по сей день, по мнению докладчика, человека как такового вытесняет “дискурс”. В XX веке историки изучают человечество скорее как ресурс, как своего рода биомассу, нежели как общество индивидов. Если рассматривать интересы историков начиная с 1970-х годов, то здесь мы видим интерес к проблемам буржуазии и рабочего класса. В 1990-х эта цепь обрывается и весь научный интерес обращается к проблемам повседневности, гендера, а также к культурным и, чаще всего, визуальным практикам. Помимо указанных трансформаций, Нарский отметил изменение роли и места читателя в связи с изменением исторического контекста. По словам докладчика, историк XIX века — человек сугубо “архивный”. Он является хранителем документов и априори существует вне “банальности” настоящего времени. Сегодня же мы наблюдаем повсеместное стремление к актуальности, что очевидно даже на уровне требований к диссертациям. Докладчик завершил выступление тезисом о том, что история меняется в зависимости от того, какие именно вопросы задаются ее субъекту, то есть человеку.
Следующим прозвучал доклад Ю.Ю. Хмелевской (Челябинский государственный университет) и О.С. Нагорной “Зримая история: возможности и проблемы визуальной истории России XX столетия”. Авторы доклада поставили вопрос о том, каким образом можно использовать визуальные методы передачи информации там, где текстуальность бессильна. В универсуме изобразительности, где всем правит визуальное, гораздо легче найти адекватного искусствоведа, нежели историка. Но и самих визуальных фактов истории гораздо меньше, чем текстуальных. Тем не менее феномен визуальной истории имеет место, несмотря на снисходительное к нему отношение. На западе центры визуальной истории существуют уже достаточно давно, и теперь эта тенденция начинает развиваться в России. Докладчицы заострили внимание на фотографии как наиболее эффективном визуальном документе. Однако фотография — явление двойственное, так как при неправильной интерпретации, вне исторического контекста она может лгать вопрошающим к ней и о ней. Фотография как исторический документ напрямую связана с дискурсом того периода, когда она была сделана. Соответственно, при правильном изучении (рассмотрении) она может сказать больше, нежели текстовой документ. Фотография представляет собой форму коллективной памяти и играет важнейшую роль в трансляции исторического опыта человечества. Безусловно, прочитанный доклад вызвал неоднозначную реакцию у аудитории, так как в России визуальная семиотика — явление новое, находящееся в экспериментальной стадии. И для того, чтобы это направление развивалось и давало плоды, нужно подобрать верную систему координат.
После небольшого кофе-брейка началась четвертая секция симпозиума. Заседание продолжилось докладом В.Д. Стельмах (РГБ, Москва) “Российские библиотеки сегодня: возвращение государства?”. В первых строках своего выступления Стельмах поставила проблему финансирования библиотек. Проблема эта стала наиболее актуальной, когда из государства “исчезли” такие общественные организации, как Фонд Сороса, Британский совет и т.д. Государственного финансирования не хватает для поддержки всех существующих библиотек. При этом страдают основные библиотечные принципы: доступность и бесплатность. Более того, развитие и нормальное функционирование библиотек во многом тормозит государственная политика: рутинная процедура ввоза книг из-за рубежа, налог на имущество библиотек, препятствующий увеличению библиотечных фондов, и многое другое. Проблемой является и доступ к базам данных. Вследствие недостаточного финансирования компьютеризация и интернетизация библиотек также находятся в плачевном состоянии. По словам В.Д. Стельмах, из создавшейся ситуации существует два выхода: тесное сотрудничество с альтернативной сетью президентских библиотек, которая была создана по аналогии с Библиотекой Конгресса США, или вульгаризация работы самой библиотеки — привлечение внимания мейнстрим-литературой, развлекательная деятельность, направленная скорее не на просвещение, а на проведение досуга (что, надо заметить, противоречит самой идее библиотеки).
Тему библиотек и возможности их функционирования продолжил А.И. Рейтблат (“НЛО”, Москва) докладом “Гуманитарная наука на российском книжном рынке”. В первой части своего выступления Рейтблат привел несколько собственных наблюдений в связи с предыдущим выступлением и отметил, что современная ситуация с библиотеками — это своего рода культурная патология, так как посетители привлекаются не самими книгами, а социальными сервисами, которые предоставляет современная библиотека, — доступом к базам данных, в некоторых случаях к Интернету. Современная эпоха переходит от культуры чтения к культуре зрения. Также у населения наблюдается тенденция приобретать книги “проходного” характера — покет-буки. В отсутствие спроса библиотекам становится незачем закупать интеллектуальный материал. Все эти факторы в совокупности приводят к провинциализации библиотечных учреждений. Отметив эти проблемы и подчеркнув актуальность предыдущего выступления, Рейтблат перешел к собственному докладу.
По словам докладчика, в настоящее время наблюдается резкое сужение читательской аудитории. Все книги можно найти в электронном виде, и, соответственно, потребность в библиотеках становится все более низкой. Тем не менее печатается большое количество переводов, переиздаются дореволюционные учебники и научные труды, справочные издания. Если говорить о гуманитарных исследованиях, то интересно, что сейчас даже критические статьи в силу своей ангажированности имеют в основном апологетический характер: независимая рецензия в наше время — вещь очень редкая. Возникает ощущение, что наука безнадежно зависит от спонсоров, которые оплачивают издания и поддерживают развитие того или иного направления. Становится все меньше заслуживающих внимание исследований, а история и вовсе уходит на второй план.
Далее последовал доклад В.Ю. Дукельского (Российский институт культурологии, Москва) “Региональные музеи между рынком и администрированием”. Говоря о региональном музее сегодня, мы сталкиваемся с проблемой взаимодействия этой институции с общественностью. Заинтересованность в музеях падает, и для муниципальной власти эта структура, по словам докладчика, становится неким “чемоданом без ручки” — и нести тяжело, и выкинуть жалко. Между тем региональный музей — визитная карточка данной территории. В итоге единственным вектором развития культуры является тотальная профанация, а единственной возможностью существования музея — иностранные инвестиции. По словам докладчика, ситуацию можно изменить, если, сформировав новую стратегию и новые социальные требования, найти способ корректного давления на власть. Иными словами, культурный проект должен превратиться в требование, а не в мольбу, и тогда у него действительно появятся шансы на реализацию.
Доклад В.С. Малахова (ИФРАН, МВШСЭН, Москва) “Ориентализм: европейский и российский контексты” был заключительным в третьей секции симпозиума. Малахов начал свое выступление с тезиса о том, что в истории феномен ориентализма критиковался и анализировался не раз, в частности в труде Э. Саида “Ориентализм”1. Однако этот анализ нельзя назвать исчерпывающим — существуют и другие подходы. В основной части выступления речь шла о некоторых особенностях политики СССР. Так, по мысли докладчика, одной из причин распада советского государства стала “принудительная” этническая идентификация. При этом четких этнических характеристик у народов, населявших территорию СССР, никогда не было, несмотря на показную и эфемерную мультикультурность. Ситуация с Россией несколько иная. По наблюдениям Малахова, в настоящее время набирает обороты так называемый русский проект, в связи с чем происходит семантическая перезагрузка слова “русский”, которое опять становится значимым. Докладчик подчеркнул, что современная российская, как, впрочем, и любая другая культура, включает в себя инородные элементы, изначально чуждые ей, но затем становящиеся ее неотъемлемой частью.
Четвертая секция называлась “Культура как диагностика: массовое и внемассовое в культурной жизни”. Ее открыл О.В. Аронсон (РГГУ, Москва) выступлением “Технологии и практики возвышенного”. Докладчик анализировал проблему массмедийного сознания общества, опираясь на работу Ж.Ф. Лиотара “Возвышенное и авангард”2. Если говорить о воздействии медийного пространства на человека, то здесь наиболее наглядным примером может служить феномен кино. Возможно ли массовое кино вне употребляемых им же кинообразов, без определенных типажей героев, без штампов в сюжете и многого другого, чем сегодня определяется современный кинематограф? Аронсон заострил внимание на проблеме зомбирования зрителя путем киноэффектов и рекламы. Многие приемы, используемые в массмедиа, провоцируют у зрителя эффект ступора, когда мы не понимаем, что происходит на экране телевизора, но не можем оторваться. Иронизируя, можно назвать это проявлением возвышенного в массовой культуре: существует нечто непостижимое, но притягивающее и остающееся в сознании. В терминах Лиотара подобное явление определяется как АКИНО — необъяснимое, где нет понимания, но есть воздействие. Человек в данном случае видит некоторую общность без содержания. Таким образом, одной из главных “культурных проблем” современного мира является проблема “фасциации”, и единственный смысл, который можно извлечь из бесконечного потока пустых шоу и сериалов, — это отсутствие смысла.
Выступление В.В. Зверевой (Институт всеобщей истории РАН, Москва) называлось “Гламур и эксклюзив в современной культуре”. Дакладчица поделилась наблюдениями за так называемой “элитой” современного общества — поп-звездами, фешн-персонами и т.д. Люди, лица которых не сходят с экранов телевизоров, сделали медиапространство популярным и удобным для взращивания мифов об идеале той жизни, к которой нужно стремиться. Доклад перемежался фотографиями знаменитостей — Николая Баскова, Сергея Зверева и прочих демонстраторов показного благополучия. Зверева отметила, что основными критериями оценки такого общества могут быть недоступность, дистанция и цинизм. Медийные звезды учат нас, как правильно тратить деньги, потреблять товары, то есть всячески демонстрируют полноту собственного бытия. В итоге в голове обывателя складывается некий стереотип социальности, поведения в “тусовке”, где при ближайшем рассмотрении можно обнаружить агрессивность и дешевизну. В этом и заключается суть явления, которое мы называем “глянцем”.
Темой следующего доклада стала гастрономия как исторический и культурный феномен. Ей был посвящен доклад И.М. Каспэ (ГУ-ВШЭ, Москва) ““Съесть прошлое”: идеология и повседневность гастрономической ностальгии”. По словам Каспэ, еда, являющаяся одним из самых популярных сюжетов массмедиа, может быть транслятором самых разных идеологий. Например, мы до сих пор ностальгируем по пышечным и чебуречным времен СССР, так как это не просто наше прошлое, но и наш собственный опыт, которому мы доверяем. Именно на этом спекулируют в настоящее время многие современные рестораны, имитирующие советские общепиты с характерными названиями “Белое солнце пустыни”, “Покровские ворота” и т.д. Классическими блюдами тех времен были: форшмак, кулебяка, сельдь под шубой, котлеты и многое другое. Существовали даже собственные кухонные каноны, например “Книга о вкусной и здоровой пище”. Центром праздничной столовой культуры традиционно являлся салат “оливье”, который можно назвать одним из символов “партийности”. Докладчица провела параллель между политическим режимом и гастрономическими предпочтениями общества. Тонкий и остроумный доклад был живо воспринят аудиторией. В числе прочих из зала прозвучало предложение обратить внимание и на кухни других народов.
Затем выступил московский поэт и филолог Д.В. Кузьмин с докладом “Современная поэзия: проблема читателя”. Как известно, в советские времена вся литература делилась на официальную (разрешенную) и неофициальную. У неофициальных авторов не могло быть ни своей аудитории, ни возможности адресовать кому-либо свое творчество, кроме как собственным друзьям “по цеху”. Поэты во многом уповали на “читателя будущего”, который появился в только 1980—1990-е годы. Сейчас, по словам Кузьмина, ситуацию можно назвать “фрагментированной”. Существует множество разных автономных поэтических ячеек, которые живут достаточно закрытой жизнью, часто не подозревая о существовании им же подобных. Иными словами, это сублитературные направления, такие как игровая литература, фэнтези и т.д. Все эти институции составляют определенный пласт истории культуры. Несмотря на то что поэтическому творчеству гораздо сложнее социализироваться в мире, нежели творчеству литературному, поэтические сегменты также образуют сетевые институции и общества. Поэзия и проза постоянно производят новые смыслы, которые воздействуют на нашу речь, на культуру, но это воздействие не всегда видно сразу. Массовое привлечение внимания к поэзии возможно, например, на уровне шоу, театра, ивента. Каждое их этих направлений собирает вокруг себя разные аудитории. Чтобы объединить их, требуется некоторое коллективное усилие, консенсус — иными словами, некая договоренность об общем поле, в котором смогут действовать и поэты, и прозаики, и читатели как полноценные участники творческого процесса.
После доклада о поэзии речь зашла о современном театре. Ю.Г. Лидерман (ИЕК РГГУ, Москва) прочла доклад ““Театр.doc” и новая драматургия: автор и зритель”. Лидерман обратила внимание на значительное количество неформальных движений, существующих в настоящее время в области искусства, и в частности театра. Эти негосударственные коллективы и группы волонтеров работают на добровольной основе, создавая масштабные и интересные проекты. Как правило, подобные организации отличаются радикализмом текстов и действий. Примером может служить “Театр.doc”, привлекающий не только профессиональных актеров, но и всех желающих поучаствовать в создании спектаклей и акций. “Театр.doc” — это живая, самоорганизующаяся культурная сеть.
Илья Кукулин (“НЛО”, Москва) начал свой доклад “Стратегия литературной группы — критическая рецепция — поэтика текста” с напоминания о том, что в стенах Московской высшей школы социальных и экономических наук в начале 2000-х годов действовал семинар по проблемам поколенческого анализа, и объявил свое выступление “оммажем” этому семинару. В центре доклада Кукулина оказался вопрос: может ли инновационное течение в культуре консолидироваться на иных основаниях, нежели поколенческие? Упомянув об “Арзамасе”, ОПОЯЗе и сформировавшемся в 1990-х годах круге литературного альманаха “Вавилон” — все эти объединения позиционировали себя как “поколенческие”, — Кукулин обратился к деятельности круга авторов так называемого “нового эпоса”, оформившегося в середине 2000-х годов благодаря усилиям Федора Сваровского и Арсения Ровинского3. По предположению докладчика, этот круг, поддерживаемый во многом благодаря общению в Интернете, имеет отчетливо “антипоколенческий” характер: все входящие в него авторы дебютировали до начала деятельности группы (некоторые — 15—20 лет назад), разница в возрасте между самыми старшими и самыми младшими составляет примерно 30 лет, некоторые из входящих в эту группу авторов знакомы друг с другом только благодаря электронной переписке. На примере описанной общности Кукулин рассмотрел особенности форм консолидации в культуре, основанных не на поколенческой, а на исторической солидарности. Поэты, объединенные под очень условным лозунгом “нового эпоса”, по-видимому, отвечают на сходные “вызовы времени” — в первую очередь интерпретируя историю и особенно современность как антропологическую катастрофу, требующую изображения человека в виде трансформированного существа на грани постижимого и непостижимого — сумасшедшего, робота, ангела и пр.
Завершал четвертую секцию доклад историка и эссеиста Р.Э. Рахматуллина “Недвижимое культурное наследие: 1991—2007”, в котором докладчик указал на очевидные недостатки в охране памятников, представляющих собой архитектурное историческое наследие. Рахматуллин подчеркнул, что единственной возможностью спасти то или иное здание часто является сдача его в аренду. Сегодня мы сталкиваемся с рядом проблем, грозящих уничтожением значимых исторических построек. Сокращение охраняемых объектов, манипуляции списком памятников и экспертизой — эти и многие другие вопросы были затронуты в докладе, завершавшемся мыслью о том, что культурное наследие должно быть по возможности сохранено и передано молодому поколению.
В ходе симпозиума спонтанно образовалась пятая секция “Культура и история”, на которой авторы этих строк, к сожалению, присутствовать не смогли. Здесь были прочитаны доклады В.И. Шувалова (Пензенский государственный педагогический университет имени В.Г. Белинского) “Культурная специфика российского общества в отечественной историографии конца XIX — первой половины XX вв. в контексте современной России”, Н.П. Берляковой “Язык культуры в трудах В.О. Ключевского: история и современность”, Л.Г. Березовой (РГГУ, Москва) “Массовая культура в структуре современной жизни”, Н.И. Полосина (Пензенский институт развития образования) “Духовное образование в процессе изменения самосознания российского общества: традиции и современность”, О.А. Суховой (Пензенский государственный педагогический университет имени В.Г. Белинского) ““Городские соблазны” и патриархальное сознание: духовная культура российского крестьянства в конце XIX — первой половине XX вв. в контексте модернизационных процессов”, А.А. Тарховой (Пензенский государственный педагогический университет имени В.Г. Белинского) “Традиционная крестьянская культура и современная культурная политика в России”, В.В. Кондрашина (Пензенский государственный педагогический университет имени В.Г. Белинского) “Как преподавать историю России XX века? Историческое образование как фактор “культурного развития” современного российского общества”, А.В. Гордона (ИНИОН РАН) “Культурология крестьянства”, Н.С. Тарховой (РГВА) “Роль армии в формировании культурного облика красноармейца”.
Симпозиум “Пути России” завершился пленарным заседанием, где были подведены итоги и выявлены организационные недочеты. Так как во второй день мероприятия работали три параллельных потока, сделать какие-либо общие выводы было сложно, но, так или иначе, на симпозиуме, довольно впечатляющем по размаху, были рассмотрены и проанализированы основные тенденции, особенности и болевые точки сегодняшнего развития российской культуры. Отличительной чертой двухдневного симпозиума стало его стилистическое разнообразие. Здесь можно было услышать сообщения непохожей тематики, однако почти все они были одинаково интересны и актуальны.
Дария Мишина, Диана Цимошка
____________________________________________________
1) Саид Э. Ориентализм: западные концепции Востока / Пер. с англ. А.В. Говорукова. СПб.: Русский Мiръ, 2006.
2) Лиотар Ж.-Ф. Возвышенное и авангард / Пер. с фр. // Метафизические исследования. Вып. 4. СПб.: Алетейя; Культура, 1997.
3) Подробнее см.: Кукулин И. От Сваровского к Жуковскому — и обратно: О том, как метод исследования конструирует литературный канон // НЛО. 2008. № 89.