Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2008
1. О иерархической соподчиненности тут говорить не приходится, но о взаимовлиянии — безусловно. Этически или эстетически неприемлемый для значительных групп населения политик, как правило, имеет небольшие шансы на успех. Другой вопрос, что этические и эстетические представления в “народе” могут сильно отличаться от стандартов, распространенных в элитах. В России эта ситуация усугублена тем, что правящий в ней на протяжении всей ее истории режим, был, со сути своей, оккупационным и не имел представительного характера. Точнее, это представительство могло осуществляться только путем достижения соглашения с оккупантами и принятия диктуемых ими культурных норм. Например, избавления от провинциального акцента и диалектизмов, которые считались в подавляющем большинстве случаев неприемлемыми для карьеры в столице. Поэтому этический и эстетический конфликт между столицей и периферией носил и носит перманентный характер.
Другой особенностью является позиция российской интеллигенции (интеллектуалов), позиционирующей себя одновременно и как потенциальную контрэлиту (с мечтами о “правительстве ученых” и т.п.), и как неотъемлемую часть (пусть и служащую поневоле) элиты правящей. Однако в обоих своих качествах российская (и прежде всего столичная) интеллигенция считает своим непреложным правом не просто определять этические и эстетические нормы, но и диктовать их населению страны. И очень удивляется, когда получившее возможность свободного выбора население при выборе своего представителя во власти исходит из своих критериев (феномен Жириновского в 1993 году или случаи, когда явные бандиты побеждали на региональных выборах во второй половине 1990-х).
- Реально при оценке литературных произведений не существует строгих канонов даже в профессиональной экспертной среде, а уж у массового читателя тем более. Эмоциональные критерии “интересно”, “скучно”, “нравится” гораздо больше значат в восприятии текста (и в его влиянии), чем оценки его этических или эстетических достоинств.
- Другое дело (возвращаясь к первому вопросу), что каждый читатель имеет свой набор этических и эстетических критериев и воспринимает литературный текст через свою призму. Я не читаю, например, таких популярных авторов, как Веллер, Лимонов и Толстая. Первый из них — очень хороший рассказчик, но, на мой взгляд, глубоко аморален и учит тому же своего читателя, второй из интересного писателя “третьей волны” стал малозаметным публицистом с противоположными мне политическими взглядами, а третья ненавидит все, о чем пишет, что опять же превращает ее тексты в малоценную публицистику. При этом все трое упомянутых авторов весьма активны на общественно-политической сцене и имеют свои круги почитателей, в том числе и в среде интеллектуалов.
- Году примерно в 1983-м автор того же поколения, что и Елена Фанайлова, филолог и малоизвестный тогда даже богеме двух столиц поэт Александр Башлачев написал: “Плюю в лицо слуге по имени народ / Мне нравится БГ12, а не наоборот”13. С тех пор поэты начали выражать ту же мысль витиеватей, а иногда и используя ненормативную лексику. Проблема в том, что поэты (во всяком случае, значительная их часть) одновременно по сути своей артисты, а значит, внимание публики (причем не интеллектуалов, а желательно широких народных масс) — вещь для них необходимая. С другой стороны, они — представители (“народных” поэтов мы тут исключаем) интеллектуальной элиты, которая в России находится в перманентной эстетической, этической и политической оппозиции основной массе населения страны. Данный конфликт в произведении Елены Фанайловой “Лена и люди” зафиксирован во всей его полноте.
________________________________
12) То есть Борис Гребенщиков.
13) Цит. по изд.: Башлачев А. Стихи. М.: ОНЕГИН, 1997. С. 73. Сохранена орфография источника.