Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2008
В шестнадцатой, финальной главке “Четвертой прозы” Осипа Мандельштама находим такой абзац: “Ночью на Ильинке, когда Гумы и тресты спят и разговаривают на родном китайском языке, ночью по Ильинке ходят анекдоты. Ходят Ленин с Троцким в обнимку, как ни в чем не бывало. У одного ведрышко и константинопольская удочка в руке. Ходят два еврея, неразлучные двое — один вопрошающий, другой отвечающий, и один все спрашивает, все спрашивает, а другой все крутит, все крутит, и никак им не разойтись”1.
В своем фундаментальном комментарии к корпусу поэтических и прозаических текстов Мандельштама Михаил Леонович Гаспаров сделал к этому фрагменту следующее примечание: “Ильинка — деловая улица в центре Москвы; Ленин и Троцкий (уже высланный за границу, отсюда константинопольская удочка) названы как герои анекдотов”2.
Цель нашей короткой заметки — конкретизация гаспаровского примечания и несколько дополнений к нему.
Как известно, Лев Давидович Троцкий был выдворен из Советского Союза в Турцию 1 февраля 1929 года. В официальной печати об этом сообщалось так: “Л.Д. Троцкий за антисоветскую деятельность выслан из пределов СССР постановлением особого совещания ОГПУ. При нем согласно его желанию выехала его семья (ТАСС)”3. 14 февраля 1929 года Троцкий прибыл в Константинополь на пароходе “Ильич”4.
В течение всего 1929 года Троцкий регулярно подвергался шельмованию в советской печати в качестве изменника родины, врага ленинской партии и лично Ленина. Не стал исключением и декабрь 1929 года, когда Мандельштам начал работу над “Четвертой прозой”. В частности, нападки на Троцкого весьма многочисленны в номере “Правды” от 21 декабря 1929 года, целиком посвященном пятидесятилетию И.В. Сталина. Процитируем здесь фрагмент из редакционной установочной статьи “Под знаменем Ленина”: “…партия под руководством т. Сталина дает сокрушительный отпор троцкизму, разоблачает его идеологию перед народными массами как меньшевистскую и в конце концов выбрасывает троцкистов из своей среды”5. Приведем также характерный отрывок из статьи Л. Кагановича “Сталин и партия”: “…особенно велика заслуга т. Сталина в отстаивании теоретических, принципиальных позиций ленинизма после смерти Ленина, когда давнишний противник Ленина — Троцкий, оставшийся верным меньшевизму, обнаглел и атаковал партию по основным вопросам теории и политики”6. Таким образом, само мандельштамовское изображение Ленина и Троцкого “в обнимку, как ни в чем не бывало” содержало в себе изрядный заряд крамолы.
Понятно, почему Ленин и Троцкий у Мандельштама ходят в обнимку именно по Ильинке — здесь в свое время размещался возглавляемый Троцким Реввоенсовет. Но почему автор “Четвертой прозы” сунул в руку опальному вождю революции удочку? В первую очередь, потому, что он хотел обыграть идиому “сматывать удочки”. Во вторую очередь, потому, что в реестре широко известных частных увлечений Троцкого значились охота и рыбалка. В 1933 году, уже за рамками интересующего нас сейчас периода, Троцкий так описывал в дневнике свое пребывание на одном из принадлежавших Турции островов: “С самим островом, который можно пешком обойти по периферии в течение двух часов, я имел, в сущности, мало связей. Зато — тем больше — с омывающими его водами. За 53 месяца я близко сошелся с Мраморным морем при помощи незаменимого наставника. Это Хараламбос, молодой греческий рыбак <…> На крючки мы ловили больших рыб, до 10 кило весу”7. Неудивительно, что в советских неподцензурных анекдотах Троцкий зачастую представал в ипостаси лукавого рыбака:
В октябре 1917 года Ленин грустный выходит к народу:
- — Революции не будет! Товарищ Троцкий уехал на рыбалку!
- — Почему не будет? Без него что, нельзя?
- — Товарищ Троцкий уехал на крейсере “Аврора”…8
Однако то обстоятельство, что удочка в руках у Троцкого в “Четвертой прозе” константинопольская, заставляет искать другой конкретный анекдот, на который мог намекать Мандельштам в своем произведении. Такой анекдот обнаруживается в изданной в Нью-Йорке, в 1935 году, книге “Московская карусель”, написанной Евгением Лайонсом, шесть лет проработавшим в советской столице в качестве корреспондента “United Press Associated”9. Вот текст этого анекдота в переводе на русский язык:
Троцкий, находясь в изгнании, в Турции, ловил рыбу. Мальчик, продававший газеты, решил над ним подшутить:
— Сенсация! Сталин умер!
Но Троцкий и бровью не повел.
— Молодой человек, — сказал он разносчику, — это не может быть правдой. Если бы Сталин умер, я уже был бы в Москве.
На следующий день мальчик снова решил попробовать. На этот раз он закричал:
— Сенсация! Ленин жив!
Но Троцкий не попался и на эту уловку.
— Если бы Ленин был жив, он бы сейчас был бы здесь, рядом со мной10.
Как видим, в процитированном анекдоте фигурируют как Ленин, так и Троцкий “с ведрышко<м> и константинопольск<ой> удочк<ой> в руке”. Зловещая тень еще одного сановного персонажа этого анекдота, Сталина, кажется, впервые у Мандельштама, легла на страницы пятой главки “Четвертой прозы”. В этой главке обличаются советские писатели, которым нужно запретить “вступать в брак и иметь детей. Как они могут иметь детей? — ведь дети должны за нас продолжить, за нас главнейшее досказать — в то время как отцы их запроданы рябому черту на три поколения вперед”11. По-видимому, не будет натяжкой предположить, что в разбираемом сейчас фрагменте “Четвертой прозы” Сталин присутствует латентно, как фигура умолчания, подразумеваемый, но не упоминаемый “третий” из анекдота.
Ради объективности и точности нужно отметить, что байка из книги Лайонса накладывается на ситуацию “Четвертой прозы” не идеально. В финале своего памфлета Мандельштам скрестил сюжет про Ленина, Троцкого, Сталина и константинопольского мальчишку-газетчика с многочисленными анекдотами про двух евреев: “…один вопрошающий, другой отвечающий, и один все спрашивает, все спрашивает, а другой все крутит, все крутит, и никак им не разойтись”. Отчасти сходным образом в мандельштамовском очерке “Шуба” (1922) “все города русские смешались” “и слиплись в один большой небывалый город, с вечно санным путем, где Крещатик выходит на Арбат и Сумская на Большой проспект”12.
Поскольку каждый читатель сам без труда вспомнит и расскажет свой анекдот о вопрошающем и отвечающем (уходящем от прямого ответа) еврее, мы здесь ограничимся лишь одним примером:
— Кацман, вы мне должны сто рублей еще с лета. Когда вы наконец собираетесь мне их вернуть?
— Так, дайте-ка я посмотрю в своей записной книжке… Ага, Гуревич — вычеркнут, Рабинович — вычеркнут, Коган — есть. Вот видите, все правильно: Когану — сто рублей. Всe в порядке, не беспокойтесь.
— Да, но когда же я получу свой долг?
— Не волнуйтесь, всему свой черед.
Через пару месяцев:
— Кацман, наконец-то! И долго же мне ждать своих денег?!
— Так, обождите секундочку… Посмотрим: Гуревич — вычеркнут, Рабинович — вычеркнут, Коган — есть. Вот видите, вы — есть. У меня так и записано: Когану — сто рублей! Чего же вы горячитесь?
— Да плевать я хотел на ваши записи, Кацман! Гоните деньги!
— Знаете, что я вам скажу, Коган? Если вы будете мне грубить, я ведь вас тоже вычеркну!
Наверное, не будет лишним напомнить, что представление о Ленине и Троцком как о “двух евреях” было (и до сих пор) весьма распространено в обывательской среде. Это отразилось, например, в диалоге торговки и Балмашева из рассказа Бабеля “Соль”:
- — Я соли своей решилась, я правды не боюсь. Вы за Расею не думаете, вы жидов Ленина и Троцкого спасаете…
- — За жидов сейчас разговора нет, вредная гражданка. Жиды сюда не касаются.
В заключение остается не без удивления констатировать, что не больше чем через полгода после написания “Четвертой прозы”, во внутренней рецензии на книгу Жана-Ришара Блока “Судьба века” Мандельштам, с успехом вжившись в роль ортодоксального советского охранителя устоев, весьма строго осудил французского писателя за сочувственное упоминание о высланном в Константинополь наркоме. “Воплощенная революция уже не революция: дух от нее отлетает, — иронизировал он, излагая содержание книги. — О Троцком — нежная страничка: он хранитель вечного перманентного пламени. И вообще революция как таковая, по Жан-Ришару Блоху, умерла. Ее предал СССР, занявшись хозяйственным строительством”13. Завершается мандельштамовский отзыв категоричным вердиктом: “Переводить книгу ни в коем случае не следует”14.
____________________________
1) Мандельштам О.Э. Четвертая проза // Мандельштам О.Э. Собр. соч.: В 4 т. Т. 3. М., 1994. С. 179.
2) Гаспаров М.Л. Комментарий // Мандельштам О.Э. Стихотворения. Проза. М., 2001. С. 831.
3) Правда. 1929. 19 февраля.
4) Не потому ли (помимо прочих резонов) Троцкий и Ленин у Мандельштама бродят по Ильинке?
5) Правда. 1929. 21 декабря.
6) Там же. См. также в одном из декабрьских номеров “Правды” статью, специально направленную против заграничных публикаций Троцкого: Попов Н. Порочный круг завершается // Правда. 1929. 17 декабря.
7) Троцкий Л.Д. Дневники и письма. М., 1994. С. 69, 71.
8) Кстати сказать, рыбалкой весьма увлекался и второй персонаж этого анекдота. Напомним известный фрагмент из мемуарного очерка М. Горького: “Качаясь в лодке, на голубой и прозрачной, как небо, волне, Ленин учился удить рыбу “с пальца” — лесой без удилища. Рыбаки объяснили ему, что подсекать надо, когда палец почувствует дрожь лесы:
— Кози: дринь-дринь. Капиш?
Он тотчас подсек рыбу, повел ее и закричал с восторгом ребенка, с азартом охотника:
— Ага. Дринь-дринь.
Рыбаки оглушительно и тоже, как дети, радостно захохотали и прозвали рыбака:
— Синьор Дринь-Дринь.
Он уехал, а они все спрашивали:
— Как живет синьор Дринь-Дринь? Царь не схватит его, нет?”
9) По нашей просьбе этот анекдот искал и нашел Михаил Мельниченко, которому приносим искреннюю благодарность.
10) Lyons E. Moscow Caroussel. N.Y., 1935. P. 328.
11) Мандельштам О.Э. Четвертая проза. С. 171.
12) Мандельштам О.Э. Шуба // Мандельштам О.Э. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. М., 1993. С. 246.
13) Мандельштам О.Э. Jean-Richard Bloch. Destin du siècle // Мандельштам О.Э. Собр. соч.: В 4 т. Т. 3. С. 368.
14) Там же. По предположению О. Ронена, метафоры из речи Троцкого в ЦКК в июне 1927 года были использованы в мандельштамовском стихотворении “Фаэтонщик” (1931) (Ронен О. Поэтика Осипа Мандельштама. СПб., 2002. С. 173).