Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2007
К подготовке этого раздела нас подтолкнули причины не столько общественные (хотя, разумеется, и они тоже), сколько методологические: необходимость выработки инструментария для исследования того, как на культурный “мейнстрим” влияют разнообразные субкультуры, часто не получающие публичного выражения в поле массмедиа и остающиеся “в тени”. Типы таких микросоциальных групп могут быть крайне разнообразными, от движений сексуальных меньшинств до участников ролевых игр по произведениям известных фантастов и от любителей не слишком массового песенного или музыкального стиля до участников нетрадиционных религиозных движений.
Увеличение количества таких групп и рост их культурных амбиций — характерная черта новейшей ситуации в самых разных странах, в том числе и в России. Примером их влияния можно считать почти мгновенное превращение в медийную “звезду” писателя Дмитрия Пучкова, выступающего под псевдонимом Гоблин. После того, как на DVD была опубликована копия фильма “Властелин колец” в его ироническом “переводе”, Гоблин приобрел громадную популярность в среде киноманов и некоторых любителей Толкиена, а затем начал выступать как конферансье музыкальных шоу, не имеющих никакой связи с поклонниками или противниками известного романа-фэнтези или снятого на его основе фильма.
Средства коммуникации и коллективной идентификации в современных субкультурах имеют преимущественно сетевой характер: эти общности поддерживаются и развиваются благодаря Интернету, малотиражной “бумажной” прессе, небольшим клубам и специальным местам встреч в мегаполисах. Они редко порождают сколько-нибудь широкие социальные движения, чаще всего не связаны с “большими” политическими партиями, но при этом стихийно вырабатывают собственные общественные программы и культурные ориентиры. Они не попадают в фокус внимания социологов, занимающихся преимущественно процессами, влияющими на жизнь общества в целом. Журналисты пишут об этих группах как о занятных маргинальных явлениях или вспоминают о них в случаях медийных скандалов (“Сенсация! Певец N. оказался последователем секты K.!”).
Особенно болезненной проблема “неуловимости” “теневых” субкультур оказывается в современной России, где из-за роста ксенофобии и благодаря пропаганде “культуры большинства” “сетевые” группы либо становятся предметом внимания агрессивных молодежных движений, либо, по меньшей мере, перестают считаться достойным изучения объектом. Но они продолжают оказывать глубинное и значительное влияние на “культуру большинства” — ту самую, которая представлена в нынешних огосударствленных СМК.
Публикуемый ниже “диптих” является уникальным совместным проектом двух авторов: репрезентации одной и той же субкультуры описаны в статьях этого раздела с филологической и социологической точек зрения. В результате, как мы надеемся, возникает своего рода стереоскопический эффект. Александр Чанцев рассматривает историю возникновения и адаптации лесбийских дискурсов в российской литературе и поп-культуре 1990—2000-х годов, а Галина Зеленина — отношение самих участниц лесбийского сообщества к этим дискурсам, исследованное с помощью адресного социологического опроса.
Российские лесбийские дискурсы — очень интересный предмет для анализа сразу по нескольким причинам: они достаточно заметны “неспециализированным” читателям и зрителям, появились совсем недавно (в 1990-е годы), оказывают заметное влияние на самые разные “этажи” новейшей культуры, от поп-эстрады до “сложной” поэзии, рассчитанной на подготовленную аудиторию, — и при этом имеют минимальную историю рефлексии, так как до самого недавнего прошлого были табуированы. Перед нами — пример становления субкультуры, которая за короткий срок прошла большой и сложный путь самоорганизации и легитимации. Этот путь может быть сегодня описан с самого начала и с такой подробностью, с какой можно наблюдать сверхбыстрые процессы при “замедленной” съемке.
Результаты предпринятой двумя авторами “стереоскопической” работы демонстрируют, что, оказывая влияние на общекультурную динамику, лесбийское сообщество фактически уходит от рефлексии собственного состояния и развития, от любых публичных манифестаций и даже от коллективной идентификации, а его члены предпочитают идентификацию парцеллярную, связанную с частными интересами, — например, определяют себя как поклонниц определенных телевизионных сериалов или рок-певиц. Насколько можно судить по известным аналогам, подобный путь “парцеллярного дистанцирования” нехарактерен для других российских “сетевых” групп, принадлежность к которым по социальным причинам является в большей или меньшей степени дискомфортной.
Этот параметр — градус социального напряжения вокруг той или иной небольшой группы — является одним из ключевых при классификации “сетевых” групп: очевидно, что поклонники фэнтези испытывают такое напряжение в гораздо меньшей степени, чем люди нетрадиционной сексуальной ориентации или представители “проблемных” национальных и религиозных меньшинств. Своеобразным приложением к данному разделу является публикуемая в разделе “Хроника современной литературы” рецензия Ксении Рождественской: предметом рассмотрения здесь стала литературная рефлексия совершенно иной — и по происхождению, и по социальному статусу — субкультуры “толкинистов”. Оказав мощное влияние на развитие российской фантастики (в лице Ника Пирумова и многих других авторов), эта общность сильно мифологизирована, однако до сих пор мало изучена как социально-психологический феномен. Проанализированный в рецензии Рождественской роман Марии Галиной — едва ли не первый пример такой рефлексии, осуществленной средствами самой литературы.
И.К.