Заметки об эмигрантской женской прозе и о ненаписанной книге Зинаиды Гиппиус «Женщины и женское»
Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2007
При всем тематическом и жанровом разнообразии гендерных исследований в сегодняшнем литературоведении разработка “археологии” женской словесности русского Зарубежья в 1920—1930-е годы не вполне адекватна масштабу этого феномена1. Общее представление о нем сформировано, прежде всего, именами Тэффи (1872—1952), Екатерины Бакуниной (урожд. Новоселовой; 1889—1976)2, Анны Кашиной-Евреиновой (1898—1981)3, Галины Кузнецовой (1900—1976)4, Ирины Одоевцевой (1901—1990)5 и Нины Берберовой (1901—1993)6; факультативно — Ольги Бебутовой (1879— 1952)7, Веры Крыжановской-Рочестер (1857—1924)8, Надежды Лаппо-Данилевской9, Евдокии Нагродской (1866—1930)10, Лидии Рындиной (1883— 1964)11, Наталии Потапенко (в замужестве Лагорио; 1892—1974)12 и Аллы Головиной (урожд. Штейгер; 1909—1987)13, тогда как, например, Нелли Пташкина (1903 [1895?]—1920)14, Наталия Матвеева (1905?—1935)15, Ирина Немировская (1903—1942)16, Елена Кутльвашер-Яковлева (1899— 1980)17, Алла Рахманова18, Анна Рубежанская19, Александра Мазурова20 и другие, ныне забытые авторы провинциальных и иноязычных публикаций вообще отсутствуют в топологии эмигрантской словесности. Вне зависимости от индивидуальных особенностей их творчества следует прежде всего отметить, что в количественном отношении “женская” часть эмигрантской прозы была значительна21 и востребована читателями, провоцируя ревнивую иронию22 и раздражение у литераторов-мужчин. Особенно пристрастным к пишущим эмигранткам был В. Сирин (Набоков), создавший язвительные шаржи в своей прозе (“Дар”, рассказ “Адмиралтейская игла” и др.) и с неизменной едкостью рецензировавший “дамскую литературу”.
Особую группу женщин-литераторов составляли те, кто избрал мужские псевдонимы и последовательно формировал у читателей образ автора-мужчины: Арсений Мерич (Августа Даманская, урожд. Вейсман, другие псевдонимы — А. Вершинина, А. Д-ская, А. Филиппов, 1875 [1877?]—1959)23, Георгий Песков (Елена Дейша (Сионицкая), 1885—1977)24, Андрей Луганов, А. Палицын, В. Евгеньев (все — псевдонимы Евгении Вебер-Хирьяковой, 1895—1939), Т. Таманин (Татьяна Манухина, урожд. Крундышева, 1886—1962)25, М. Курдюмов (Мария Каллаш, 1886—1955)26 и Савватий (Дионисия Потапенко, в первом браке Охотникова, во втором — баронесса Врангель, годы жизни установить не удалось)27. Они принадлежали к разным литературным поколениям, жили в разных государствах, да и их личные взаимоотношения были непростыми28, тем не менее столь внушительная синхронная концентрация мужского “самоотождествления” в поле женской литературы29 — сюжет, ожидающий исследователей. Пока же можно констатировать, что эта традиция была вывезена из метрополии на Запад и наряду с прежними атрибутами литературной жизни обрела новое значение в эмигрантском контексте. Кроме того, на этом пестром фоне открывается новый ракурс известной фигуры Антона Крайнего — одной из масок Зинаиды Николаевны Гиппиус (1869—1945), которая выступала в печати не только под этим, но и под множеством других мужских псевдонимов: Ан. Ворсилов, Лев Пущин, Роман Аренский, Антон Кирша, Товарищ Герман, В. Витовт.
Проблематика “мужского и женского” — весьма важная часть ее биографии30 и творчества, вошедшая в ее сознание в середине 1900-х годов с “idée fixe” о “тройственном устройстве мира”31 и развернутая в интимных автоописаниях “Дневника любовных историй”32 и “Воображаемого” (1918)33. По свидетельству одного из младших современников, Гиппиус “остро ощущала [человека как] “Целое” и, вероятно, именно верность этой “призрачной мечте” Вечно-Женственного спасала ее и помогала нести тот необщий крест “вечно-женского”, который был ей дан судьбой”34. Другой автор, обсуждая драму ее жизни и творчества, полагал, что Гиппиус,
будучи не вполне женщиной физически и столь мужественной духовно, не покорилась своему андрогинизму, а боролась с собой, искала иной любви — безусловной, духовно освященной, не снижающейся до сластолюбивой “телесности” — любви, преображающей плоть. Ангелами ей представляются существа, достойные человеческой любви, о такой любви она грезила смолоду, <…> этой любви “как смерть” она искала в женскости, хотя и отвращалась от ее мужественного лика. <…> Чуда она так и не дождалась. Чуда любви — другого она, в сущности, и не призывала, любви в самом возвышенно-духовном смысле35.
Поэзия, проза и публицистика Гиппиус, посвященные этому недостижимому идеалу, стали сюжетами специальных штудий36, но тему не исчерпали. Мы полагаем, что видное место в ней могла занять книга “Женщины и женское”. По-видимому, она была задумана во второй половине 1920-х годов, но осталась ненаписанной и даже “непроговоренной”. Во всяком случае, это название не упоминается в известном нам эпистолярии и не обсуждается в биографических публикациях и исследованиях. Единственный след — одноименный недатированный текст, оставленный автором в виде белового автографа в общей тетради с коричневой клеенчатой обложкой37.
Возможности существования этого замысла как будто противоречат дневниковые признания Гиппиус:
Я не могу по совести сказать, чтобы у меня было какое-нибудь предубеждение против “женщин” <…>, само собой выходило, что с женщинами отношения у меня складывались по-иному, чем с мужчинами, так что невольно отмечалась разница, — и отмечалась. Но и тут опять не в сексуальной области было главное дело и серьезная разница. (В этой области для меня существенной разницы не было, да и по отношению ко мне я такой уж особенной не замечала). Но главное: мне с женщинами было неинтересно. Просто не интересовало то, что они думают и говорят, и как думают и говорят. Не интересно и то, что им интересно. Я с удовольствием болтала с ними о чем угодно, и наблюдала их, но никогда мне не приходило в голову заговорить с какой-нибудь о том, что первее всего занимало меня. <…> По правде сказать, и женщинам я была не особенно люба и тоже не интересна, должно быть38.
Этим же признанием, но в более размытой форме она начинает свое предисловие:
Что бы там ни говорили, это очень загадочные существа. Мне, впрочем, сравнительно мало приходилось с ними сталкиваться. Так сложились обстоятельства с юности. В дальнейшей жизни самое свойство моей работы (литература, журналистика) отдаляло меня от женщин вообще; без всякого моего намерения, просто фактически: их было мало в литературном кругу, жены писателей держались в стороне, да писатели и не имели как-то “семейных домов” или вроде. Обычного калейдоскопа женщин передо мною, словом, не было; были случайные, мелькающие встречи, но разве они считаются, разве можно что-нибудь понять в человеке, да еще в женщине, не имея с ним никакого дела, никаких с ней отношений, даже после ряда нескольких встреч?
Если я все-таки имею кое-какое понятие о женском существе, имею о нем свои мысли, из которых делаю общие выводы, то лишь благодаря нескольким встречам не случайным, а таким, когда у меня было время и возможность в женщину серьезно всмотреться. Это не трудно, но очень трудно то, чего мне всегда хотелось: найти в ней ее именно женские черты, определить их, насколько возможно, проверить ими ту или другую теорию о “женском”.
Об этих женщинах, близко со мной встретившихся, я и хочу рассказать. Не о всех, конечно (хотя их было немного), но о каждой в отдельности. Без хронологического порядка и почти без имен, несмотря на то, что большинства уже нет в живых наверно, а других по всей вероятности. Степень сближения с каждой была разная; разные, как будто, и отношения; но не это интересно: интересно общее, “женское”, что было в них во всех. Скажу, кстати: они — разных национальностей. Русских, пожалуй, больше, но чисто русских всего две. А замужних (во время наших отношений) — только одна.
В силу внешних и внутренних обстоятельств эмигрантского быта Гиппиус, вероятно, намеревалась сложить книгу из уже опубликованного39 и дополнить ее какими-то новыми текстами40. Этот корпус можно наметить лишь гипотетически: почти наверняка героинями книги стали бы Поликсена Соловьева (Allegro)41, связанная с Гиппиус “согласно-любовно-братской близостью, взаимной нужностью и взаимной помощью”42, и “английская” подруга юности Элизавета Овербэк43; возможно, что к ним она прибавила бы спутниц Л. Толстого и Ф. Достоевского44, а, может быть, актрису Марию Савину45.
Cмысловых и сюжетных перекличек с этим замыслом в наследии Гиппиус предостаточно. “Проблема пола”, всегда ее занимавшая, прочитывается, прежде всего, в поэзии — от “змеиных” мотивов 1890—1900-х годов до последнего сборника “Сияния” (1938). Ее стихи написаны в “неизменном мужском роде”46. Еще более очевидно присутствие этой темы в прозе разных лет47 и особенно в философской эссеистике 1920—1930-х — в статье “О любви”48, в речи “Арифметика любви”, произнесенной на одном из заседаний парижского кружка “Зеленая лампа”49, и др. И все же очевидно, что в данном случае полноценному решению авторской задачи препятствовали интимность самой темы и нежелание выносить на общее обсуждение специфические психологические обертоны, видимо, свойственные писательнице. В этом убеждает, например, личное признание:
Досадую, что на мне сейчас очень трудная и сложная статья “О любви” для “Совр<еменных> Зап<исок>”, особенно трудная, потому что нигде, ведь, в полный голос говорить нельзя, мне приходится проскальзывать в очень узкие щели как в “С<овременных> Зап<исках>”, так и в “Посл<едних> Новостях”. При моей сноровке — и то не всегда удается. Но это ужасно утрудняет всю мою теперешнюю работу50.
Возможно, поэтому книгу на дорогую тему Гиппиус решила “закамуфлировать” развернутым философическим предуведомлением, суммировав в нем свои размышления прежних лет:
Предисловие — теоретическое. База его, конечно, два исходных Начала: Мужское и Женское, М и Ж по Вейнингеру, в его крайне невыдержанной книге, в которой он сам себя опровергает51. Установив “Начала” и общие положения, он далее смешивает женское начало (Ж) с реальной Женщиной, хотя сам же сказал, что между ними равенства нет, т<ак> к<ак> во всяком человеческом существе соприсутствуют оба начала (М + Ж), в неповторяемом личном соединении, и, конечно, с преобладанием того или другого.
Из этого первого положения и надо исходить, не уклоняясь в сторону. Телесные различия между реальным мужчиной и реальной женщиной важны, конечно. Тело здесь должно рассматриваться как один из знаков преобладания в данном человеческом существе начала Ж или М. Нормально (обыденно) знак этот — почти правило. Но только “почти”, ибо тело само не есть цельность отображения начала М или Ж, во-первых; во-вторых, не тело определяет личность (М + Ж); поэтому личность, если она определена этим первичным соединением и вопреки телу, не может считаться “исключением из правила” (в обыденности называемым “извращением”).
Обычный, очень распространенный, но короткий суд над реальной женщиной вообще имеет часто видимую справедливость, но лишь видимую, т<ак> к<ак> основы его шатки и выводы извращены (понятия также). При игнорировании истоков, Начала “Ж”, во-первых, и принятии телесной, реальной женщины, как всеопределяющего факта, во-вторых, иначе и нельзя судить. Собирают ее мелкие и крупные факты реального женского характера — или, в зависимости от собирающего, подбираются, — из них и делают общий вывод. Он, может быть, кое-чего и стоит сам по себе; но, полученный из ложных фактов, не понимаемых, и сам не понимаемый, — не стоит ничего.
Вот суждение наиболее известное: “Женщина сама по себе не существует: она — Тело и отраженный свет…” от мужчины, конечно. Приводятся доказательства. Их много, и в жизни, и в литературе (средней). Лучший пример “Душечка” Чехова. Самое любопытное — что в этом есть правда. И в реальности эта правда большей частью доминирует. Мы впадаем в неправду, лишь, когда ее обобщаем, а это легко при мыслях коротких, при заключении себя в круг данной реальности.
Человеческое существо отражает свет обоих Начал, заключенных в Боге. Остановимся на женщине: в ней преобладает свет женского Начала, того, которое принято называть “Вечно-женственным”. В нем три луча — нераздельных, но в реальности могущих как бы разделяться. Женщина, верная хотя бы одному, верна, в сущности, всем трем; света она не теряет, т<о> е<есть> и не теряет своего существования.
Понятнее всего так: если реальная женщина при каких бы то ни было обстоятельствах, и хотя бы бессознательно, но чувствует себя с неизменностью, прежде всего, другого над всем другим, сестрой или невестой, или матерью — свет потустороннего начала “Ж” в ней пребывает (и сохраняется “личность”, т<о> е<есть> в неповторимой мере — и гармонии — пребывание в каждом человеческом существе света обоих начал). Но если реальная женщина, прежде всего, над всем и главным образом — жена, любовница — она выпадает из потустороннего луча В<ечно-> Ж<енственного> и начинает действительно отражать человеческий свет любовника (полового партнера, одного или многих, все равно). Перестает и существовать как личность, т<ак> к<ак> нарушена ее гармония — ее начало М или тоже в ней исчезает или извращается бесплодно. В обоих случаях, становится ли женщина придатком мужчины, или пытается играть роль мужчины (мужеподобие), — женщина попадает в непрощающую власть здешнего, конечного пола и пропадает.
Наиболее распространен, конечно, первый случай (женщина, отражающая свет мужчины). Отсюда и привычные обобщения, и чеховская “Душечка”, между прочим.
Большие писатели (Гёте, Ибсен, Данте) много знали о том, что я говорю сейчас с такой косностью и неумелостью. Знал (почти сознательно) и Толстой, когда написал знаменитую фразу, которая всем показалась абсурдной: “Чистая девушка хочет детей, но не хочет мужа”.
В конце концов, все человечество знает это: только не знает, что знает. Если бы не знало, как родилась бы в нем Дева-Мать и все ее бесконечные прообразы, населяющие историю духовного творчества?
Не говорю о бесконечных оттенках; признаем их — они не меняют главной линии. Так же, как не меняют ее и реальные обстоятельства. Я недаром подчеркиваю: прежде всего, главным образом и внутренно. И повторяю: реальная, телесная женщина, если она так чувствует себя “невестой”, “сестрой” или “матерью” (и пока чувствует) — она личность. И теряет существование, делаясь (прежде всего) женой, любовницей.
Можно ли, однако, “делаться”? Или, сделавшись, вернуться из провала? Я думаю, возможна видимость такого провала, а не возвращение из подлинного, потому что настоящая женщина ощущает себя “вечной” невестой или сестрой, или матерью (или всем этим вместе), в каком бы реально положении она ни была. Никакой, вообще, вечности женщиналюбовница в себе не имеет, ибо само любовничество, половое соединение связано с конечной и временной стороной данного мира; и с нею, во всяком случае, обречено на гибель.
Все-таки надо пояснить, ввиду сложности обстоятельств, множества оттенков и разности мер — следующее: женщина может быть замужем и не иметь детей — но оставаться матерью; иметь детей, но быть не матерью, а женой (потеря личности). А, кроме того, необходимо помнить и учитывать, что в здешней реальности все, вплоть до человеческого существа, несовершенно, относительно, поскольку постольку. Женщина может постольку терять личность, поскольку она первое — любовница, и сохранять что-то от нее, поскольку в ней еще есть, остаются элементы сестры или матери.
К примеру, жена Толстого, чудесная, казалось бы, любящая мать (своих детей). Однако, (судя, отчасти по дневникам ее и мужа) она первее была женой. И вот женские черты ее — могущие быть прекрасными — постепенно выродились в специфически женский, плоский эгоизм, сварливость, упрямое собственническое чувство, и все это на подкладке безсознания. Такая подкладка — исток, между прочим, зачастую поражающей нас женской “неожиданности”, внезапных поступков, для которых нет, казалось бы, ни причин, ни основ, необъяснимых и для самой женщины. Мы это называем женской нелогичностью, но тут дело не в логике: ей может быть чужда и женщина, чувствующая себя вечной невестой-сестрой-матерью. Дело же в том, что у женщины с выродившимися женскими чертами уже нет и последовательной психологии.
В общем, можно сказать так: в реальном женском существе при свете двух Начал (Ж + М) преобладает свет первого (Ж); если мы это потустороннее Начало и луч его назовем любовью (хотя бы в приблизительном определении Ап<остола> Павла), то, далее, признаем, что луч этот, попадая в данную реальность, во-первых, отчасти растрояется, а во-вторых, приближается и к тому, что мы здесь называем (здешним) именем пола. А, приняв имя, надо принять и то, что в реальной женщине (с ее преобладанием Ж) преобладает пол. Однако нет большей ошибки, как принятие этого слова в том простом, узком и плоском смысле, как оно обычно берется.
Невозможно перечислить всего, что мы без разбора относим к полу и что покрываем этим именем, в центр ставя половой акт (разделение и уточнение понятий было бы пора сделать, но здесь это заводит нас слишком далеко). Не меняя пока “слова”, поставим только в центр не половой акт, а некий Х — Любовь — которым мы определили свет потустороннего начала Ж. При таком центре все положения меняются. Половой акт выпадает из луча любви Х, потому что этой любви в незавершенном мире не может быть завершения. Всякую же другую любовь, какова бы она ни была, половой акт так или иначе завершает, будучи сам по себе совершением, обладая конечностью. Он целиком принадлежит конечной реальности и ей довлеет до такой степени, что существует в ней, может существовать как бы сам по себе, без всяких к нему путей “любви” (бесчисленные оттенки похоти, которые мы сами уже не называем “любовью”).
Но луч света Х лежит на всякой влюбленности. Всякой, какая бы у кого, к кому и к чему она ни была. Влюбленность не хочет здешнего завершения, по самому существу своему жаждет какого-то другого; не мыслит конца. Нельзя вообразить поэта, жаждущего изнасиловать Прекрасную Даму, но даже самый простой, чистый юноша в экстазе влюбленности не хочет (или даже отвращается мысленно) полового акта. Влюбленность со своим отблеском потустороннего, естественно, сближена с “религиозностью”.
Возвращаясь к женщине (с ее преобладанием света Ж), мы уже с полной ясностью поймем, почему не теряет она этого света, чувствуя себя внутренне вечной невестой или вечной матерью, или вечной сестрой (или всем этим вместе). И почему этот свет гаснет в реальной женщине, когда она ощущает себя, главным образом, любовницей мужчины, отражает его (данного), и “женское” в ней искажается.
Кстати: понятно и то, что женщина (невеста — мать — сестра) вообще “религиознее” мужчины. Но тут мы наталкиваемся опять на такие сложности оттенков, что я лишь отмечаю общее: более или менее ясную связь.
Если попробовать определить эти два луча, исходящие от двух Начал Ж и М, то можно, в общем, сказать так: это две равные и равно значимые силы творчества (или Жизни). При равенстве они полярны; для искры нужно (как в электричестве) их соединение. Предположив, что полнота соединения находится в Боге (беру это слово без определения), мы увидим, что несовершенный мир наш (данная реальность, реальный человек) отображает в несовершенстве ту же божественную картину. Каждый человек носит в себе оба Начала (Ж + М), но именно в несовершенном, иногда в искаженном соединении. Начала же в <своем> качестве остаются неизменными, равноценными и полярными. Начало М — как электричество положительное, начало Ж — как отрицательное.
Отображенные в реальности: Ж — воля к всеотданию, М — воля к всеутверждению. Если бы реальный мир был единственным и закрепленным в своей данности, то существовала бы реально-полная женщина и реально-полный мужчина. Тогда и только тогда — все шло бы по правильному кругу пола: телесный мужчина соединялся бы с телесной женщиной, рождая таких же, по-своему совершенных, детей; они опять совершали бы свой половой акт — что мешало бы этому миру длиться (или кружиться) бесконечно?
Ни о каких “началах” людям, так устроенным, нечего было бы заботиться, да им и в голову этого бы не пришло. Женщина тогда, действительно, была бы тем, что и сейчас она для некоторых: “тело и отраженный (от мужчины) свет”. Для себя — любовница или жена в первую голову (что не исключает заботы о своих детях). Лишь неудачно сложившиеся обстоятельства могли бы внешне лишить ее этого ее единственного призвания. В подобном мире центр “любви” по праву занимает половой акт (Любовь = влечение).
Но мир не устроен в таком — даже не животном, а машинном порядке. Всякий, если б поразмыслил, понял бы это; понял бы, пожалуй, что и не хочет такого порядка (Не всякий, конечно, занимается размышлением, но это дела не меняет).
Мы определяем М как всеутверждение, Ж как всеотдание. Можно сказать также: героизм и жертвенность. Ясно, что между этими понятиями, столь различными, существует соединение. Единство воли объединяет их, и часто даже в реальности. Материнство — высшая жертвенность, но в нем же есть и героичность. Действенный герой должен иметь в себе и элемент жертвенности.
И так во всех перепутанных нитях реальности, во всех ее мелочах, ошибках и оттенках можно открыть все те же действенные Начала: разделенные и соединяемые, — соединенные и разделяемые.
Но не пойдем дальше. Вернемся к Женщине как она есть.
Творчество в последнем значении слова есть, как мы говорили, результат последнего (божественного) соединения двух Начал. В искаженном, конечном мире оно искажено, <но> все-таки отражается в соединении двух для получения третьего — ребенка. Но, кроме того, мы в бедном нашем мире называем “творчеством” и многое другое, создаваемое духом и волей человека. И это творчество, в каких бы областях человек его ни проявлял, возможно лишь потому, что в нем сосуществуют два начала, притом в неповторимой, как личность, таинственной связи.
Всегда несовершенная, как несовершенен телесный человек, она дает и несовершенное (относительное) творчество. Относительное качество созидаемого зависит от качества внутренней связи в человеке (людей с какой-то редко-счастливой связью мы называем “гениальными”). Но так как в реальном человеке нет вполне счастливой связи и не может ее быть, благодаря преобладанию в каждом того или другого Начала, то и здешнее, несовершенное мертвое “творчество” зависит не только от связи двух Начал в человеке, но и от преобладания в нем одного из них — героического.
(Здесь необходимо заметить и запомнить, что преобладание не есть понятие количественное. В сути своей, перенесенное в другой порядок, оно должно пониматься как нечто и количественное, и качественное вместе. Но для нас, умеющих мыслить только в одном, первом порядке, преобладание — понятие количественное, задача в нем решается арифметически).
Таким образом: если то, что мы в нашей реальности называем человеческим “творчеством”, предложить началу героическому; если в реальном мужчине преобладает именно это начало, как в реальной женщине преобладает обратное, жертвенное, — становится понятным и естественным, что это творчество проявляется двумя половинами человеческого рода неодинаково.
Реальная женщина, поскольку в ней заключено и начало М, может проявлять себя в любых областях так называемого творчества; но, благодаря тому, что в ней ее обратная сила, Ж, преобладает, ее творчество не может идти вровень с мужским, с творчеством реального мужчины, в котором эта сила подчеркнута. (Так оно всегда и было, и так будет… пока “человек не изменится физически”52).
Все это — экспозиция данного, которое я предлагаю воспринять сознательно. Оно может быть проверено и постоянно проверяемо наблюдениями как над повседневными фактами реальности, так и над общей историей человечества.
Для серьезно наблюдающего женщину — главное препятствие: неожиданность, непредвиденность, необъяснимость ее вдруг-поступков, тех или других действий, мнений и т.д. То, что мы выше назвали отсутствием последовательности в психологии. Может быть, впрочем, какая-то последовательность существует, но особая, не похожая на обычную последовательность, которую женщина в словах выразить не может (да и как? да и что знает о ней сама женщина?), а потому наблюдающий ее не понимает — не понимает навсегда — и сталкивается с тем, что зовет “загадкой” женщины. В реальной жизни эта загадочность — на каждом шагу. Мы, однако, ее видим, даем себе в ней отчет и даже стараемся загадку разгадать только тогда, когда сталкиваемся с ней в женщине, которая нас “интересует” (т.е. с которой мы или связаны, или хотим сближения, или что-ниб<удь> вроде). В этом случае мы можем употреблять все силы, чтобы понять, в чем дело (а случаи бывают даже трагичны) — но все это покушения с негодными средствами53.
Тут конец моему предисловию, которое надо бы сделать послесловием, и которое совершенно бесполезно было бы, если б женские портреты мне удалось нарисовать по-настоящему. Но мне это не удастся — не по одной той, хоть и главной, причине, что я рисовать не умею. А еще по тысяче других: одна из этих — ощущение “измены”: надо, ведь, писать все, все, что знаешь, понимаешь о такой-то женщине, условия встречи, историю отношений, все хорошее в ней и… дурное, все “да” и “нет”, по совести, притом вне личных склонностей. И даже не подделываясь под “предисловие”. А ведь иных уже нет на свете.
Eurika! Начну с той, которой нельзя “изменить” и которая, кстати, особенно женски-характерна. Отношения наши не были такими близкими, но ясна мне она чрезвычайно. За ней — будет другая, совсем на первую не похожая, как будто, но тоже очень характерная женщина. Более загадочная (в женском смысле); и я не думаю, что “изменю” ей и двадцатилетней нашей дружбе, если напишу все о ее начале и конце; ничего “дурного” я сказать не имею, не скажу, да его и не вижу.
А предисловие мое о “женском” требовало бы важного дополнения: о “женском” в физическом мужчине, особенно при его “преобладании” (в известном, специфическом смысле) Но это совсем отдельная и сложная тема. Общим моим положениям в ней ничто не противоречит54.
Чтение этого “несовременного” по проблематике и аргументации текста вызывает немалый соблазн найти его источники в писаниях старших современников — В. Соловьева, В. Розанова или, скажем, Б. Вышеславцева, но прежде всего — в знаменитой книге О. Вейнингера, на которую Гиппиус ссылается и которую она отрецензировала еще в 1908 году — немедленно после появления русского перевода. Современный исследователь пишет о впечатлении, которое произвела эта книга на людей Серебряного века:
В период между двумя революциями книга Вейнингера была для интеллигентной молодежи, по словам А.С. Изгоева (Ланде) из его известной статьи в сборнике “Вехи”, “предметом тайной науки” и “венцом познания”. Вышедший в нескольких русских переводах, “Пол и характер” имел необычайный — для сугубо серьезной, “научной” книги — коммерческий успех. По подсчетам Эрика Наймана, между 1908 и 1912 годами общий тираж русских переводов достиг не менее 39 тыс. экземпляров (не считая публикации выдержек и бесчисленных пересказов в периодике). <…> Первый полный русский перевод “Пола и характера”, выполненный Владимиром Лихтенштадтом, с предисловием и под редакцией Акима Волынского, вышел в издательстве “Посев” в августе 1908 года. В январе 1909 года Корней Чуковский констатировал в кадетской газете “Речь”, что Вейнингер уже представляет в Петербурге “течение”: “Всюду Вейнингер, Вейнингер, Вейнингер”55.
Тем не менее, хотя поиск сближений — занятие увлекательное и небесполезное, не следует забывать, что суждения Гиппиус всегда были (или, по крайней мере, казались ей самой) самостоятельными “подкожными наитиями”, которые в самом деле порой предвосхищали озарения ее современников56.
Впрочем, написание этого текста можно интерпретировать и иначе, не интертекстуально, а психологически — в соответствии с проницательной характеристикой, которую дала писательнице Нина Берберова:
В Гиппиус сейчас мне видна все та же невозможность эволюции <…>, то же окаменение, глухота к динамике своего времени, непрерывный культ собственной молодости, которая становилась зенитом жизни, что и неестественно, и печально, и говорит об омертвении человека. Я тоже вижу сейчас, что в Гиппиус было многое, что было и в Гертруде Стайн (в которой тоже несомненно был гермафродитизм, но которая сумела освободиться и осуществиться в гораздо большей степени): та же склонность ссориться с людьми и затем кое-как мириться с ними и только прощать другим людям их нормальную любовь, в душе все нормальное чуть-чуть презирая и, конечно, вовсе не понимая нормальной любви57.
Как бы ни оценивать этот смутный замысел, надо отметить, что на его пути встала внешняя преграда — отсутствие интереса у издателей, весьма неохотно печатавших прозу и поэзию Гиппиус, не говоря уже о публицистике Антона Крайнего58. С течением времени она и сама, вероятно, потеряла интерес к этому сюжету, и вступление к ненаписанной книге в числе других набросков легло в недра ее архива59.
Этот текст вернулся на поверхность через два с лишним десятилетия после ее смерти и на некоторое время стал темой переписки поэта и прозаика, спутника и душеприказчика Мережковских Владимира Ананьевича Злобина (1894—1967) с Романом Николаевичем Гринбергом (1893—1969). Последний оставил заметный след в литературно-издательской истории Зарубежья — своим сотрудничеством в редакции журнала “Опыты” (1953—1954) и особенно — выпуском альманаха “Воздушные пути” (1960—1967)60. По отзывам современников, не склонных к пустым комплиментам, “чутье и вкус Р.Н. давали себя знать повсюду”61, а непоказная отзывчивость, личное обаяние, свободный ум, широкая эрудиция, бескорыстная любовь к русской литературе и почти безошибочная художественная интуиция привлекали к нему людей самых разных взглядов и характеров62. Не был исключением и Злобин: он с охотой отозвался на предложение сотрудничать в “Опытах” как поэт63, но, очевидно, понимал, что внимание к его персоне обусловлено в первую очередь интересом редактора к творческому наследию его литературных “патронов”64.
Откликаясь на одно из первых писем из Нью-Йорка (по каким-то причинам начало этой переписки не отложилось ни в бумагах аккуратиста Гринберга, обычно хранившего двусторонние версии своего эпистолярия, отсутствует оно и в злобинском архиве), он сообщил:
Статью для Вас пишу и, кажется, даже сдам ее в срок. Но я изменил тему. Заглавье еще не придумал. Она будет более литературная, чем встречи с Философовым. У З. Гиппиус есть стихотворенье, написанное в <19>18 г. и озаглавленное “8”. В нем 8 строк и в последних 2 строчках по 4 слова в каждой — в общем, тоже 8. Но эти последние 2 строчки (8 слов) З<инаидой> Н<иколаев>ной не записаны, а вместо них поставлены тире:
“— — — —
— — — —”
Тайну этих слов З<инаида> Н<иколаевна> унесла с собой в могилу.Я их восстановил. Они — очень важны, это — ключ ко всему ее творчеству и ее жизни. Моя статья — на эту тему. Надеюсь, что мне удастся сделать ее интересной65. А о Философове я пока писать воздерживаюсь, т<ак> к<ак> еще жива его сестра Зинаида Владимировна Ратькова-Рожнова66, и есть вещи, которые читать ей будет неприятно.
Письмо завершалось постскриптумом: “У меня есть неизданное начало книги Гиппиус “О женщинах”. Прислать?”67
Подробности последующих переговоров с нью-йоркской редакцией сегодня восстановить уже невозможно, однако в первом номере “Опытов”, вышедшем в свет в мае 1953 года, было напечатано эссе Гиппиус “Искусство и любовь”, полученное от Злобина. В начале августа он напомнил Гринбергу: “Я Вам как-то писал, что у меня есть начало неизданной книги З. Гиппиус “О женщинах” — отрывок вполне законченный, который может быть напечатан отдельно. Если это Вас интересует, я отдам его переписать и пошлю Вам”68.
Ответ адресата был уклончивым и не без раздражения: “Касательно “О женщинах” ЗНГ (З.Н. Гиппиус. — Р.Я.), — шлите сюда, прочту <…> и скажу, что и как. Мы должны быть совершенно уверены, что эти главы нигде, никогда не печатались. Это важно. Вот, например, статья “Иск<усство> и Любовь”, правда, в “нашем виде” не была напечатана, но в 1925 печаталась в “Пос<ледних> Нов<остях>” <в> серии подвалов “О любви”, которые не могут не смутить читателей нашего сборника. У нас получилась не перепечатка, но что-то весьма близкое. Если Вы об этом знали, почему Вы нас об этом не предупредили?”69
Пристыженному Злобину пришлось оправдываться: “…я сейчас, к сожалению, в таком положении, что литературной работой заниматься не могу. Постараюсь, однако, переписать и послать Вам неизданную рукопись З. Гиппиус “О женщинах”. И можете быть совершенно уверены, что тот единственный читатель, который был смущен “перепечаткой” статей З. Гиппиус “Иск<усство> и Любовь” (неизданной, повторяю), на сей раз смущен не будет70. Гарантирую”71.
В конце концов эта настойчивость заинтриговала редактора, и он написал: “Пришлите мне рукопись З. Гиппиус “О женщинах”. Дайте прочесть, и, если подойдет ОПЫТАМ, а я думаю, что безусловно подойдет, мы у Вас купим ее за наличные деньги. Печатать будем в зависимости от места в № 3 или 4, что, собственно, не так важно. <…> Пишите чаще. Сделайте, о чем Вас прошу. Искренно и дружески Ваш…”72
Желая ускорить публикацию текста, Злобин решил отправить в НьюЙорк оригинал рукописи. Он, по всей видимости, знал, что его адресат — страстный библиофил, собиратель литературных автографов и уникумов — сумеет оценить подарок по достоинству и выведет его в свет. На титульном листе своего подарка он оставил дарственную надпись: “Дорогому Роману Николаевичу Гринбергу эту рукопись З.Н. Гиппиус в знак глубокого уважения и искренней благодарности. Вл. Злобин. Cannes. 16.XI.<19>53”73.
Прошел месяц, прежде чем последовал смущенный ответ из Нью-Йорка: “Дорогой Владимир Ананьевич, за что Вы меня балуете? Не знаю, право. Мне совестно брать у Вас подарки, да еще такие ценные. Я очень тронут посылкой рукописи Зинаиды Николаевны Гиппиус. Скажите мне, когда эта вещь была написана? Я не нашел даты на рукописи. Правда, у меня не было времени внимательно прочесть ее. Возможно, что мы пустим ее в № 3. Этот предполагается весной, если МСЦ (М.С. Цетлина74. — Р.Я.) согласится продолжать дорогое издание. Как Вы сами понимаете, наш успех — не материальный”75.
Уверившись, что ход с рукописью оказался удачным, Злобин начал торопить редактора с гонораром: “Дорогой Роман Николаевич, <…> устройте так, чтобы аванс за статью З. Гиппиус “О женщинах” был мне переведен в первых числах января. Я должен 14 января менять квартиру”76. Очевидно, денежные дела Злобина пришли тогда в совершенное расстройство, и через две недели он вновь напомнил о своих затруднениях: “Очень прошу об авансе. Можете выслать мне его бесстрашно. Я его быстро покрою. У меня еще много неизданного материала Гиппиус и Мережковского — нигде (ни на одном языке) еще не печатавшегося. Но только, ради Бога, сделайте что-нибудь обратной почтой”. Чувствуя неловкость от собственной настойчивости, он смягчил ее “тонкой” лестью: “Кто скрывается (если не секрет) под псевдонимом “Эрге”? Меня поразила тонкость наблюдения, острота и талантливость этого сотрудника77. Сердечно Ваш В. Злобин”78.
Таким образом, публикация медленно, но неуклонно двигалась к печатному станку, когда в деле неожиданно возникли форс-мажорные обстоятельства: в ноябре 1954 года Гринберг вступил в личный конфликт с издательницей “Опытов” и ему пришлось покинуть редакцию. Его уход остановил публикацию текста Гиппиус и оборвал связь Злобина (как и других парижских корреспондентов Гринберга) с этим изданием, где он более не участвовал.
Впрочем, злобинский подарок не остался забытым. Почти полтора десятилетия спустя Гринберг возобновил переписку, сразу же начав именно с этой темы: “Дорогой Владимир Ананьевич, давно ли Вы живете в Риме? Я у вас бываю почти каждый год, но вот не знал, что Вы стали римским жителем, да еще по соседству с Гоголем. Как поживаете? Адрес узнал я Ваш случайно, а пишу Вам о давно-давно минувших делах. Вы, может, вспомните, что в 1953 г. Вы весьма любезно подарили мне рукопись З.Н. Гиппиус “Женщины”. Помните? Прошло 13 лет. Сейчас я занят сборами Альманаха <№> 5 “Возд<ушных> путей”, о кот<ором> Вы, надеюсь, слышали, и мне хочется тиснуть эту вещь либо целиком, либо часть ее. Так вот, мне нужно непременно знать, была ли эта вещь напечатана когда-либо, и, если была, то где именно. Что-то я об этом уже знал раньше, но забыл, простите меня. Жду Вашего сообщения”79.
Ответ на это обращение в бумагах Гринберга отсутствует. Возможно, болезнь помешала Злобину подтвердить согласие на публикацию, а может быть, по старой обиде он решил уклониться от возобновления отношений. Во всяком случае, в пятом, последнем выпуске “Воздушных путей” (1967) текст Гиппиус не появился. В декабре 1969 года не стало Романа Гринберга, и подарок Злобина лег на дно другого архива. Через несколько лет машинописная версия этого текста из архива Злобина была воспроизведена в австралийском славистическом журнале80, но, лишенная каких-либо внятных комментариев, публикация прошла мимо внимания специалистов. Настоящая статья имеет целью исправить эту историческую несправедливость и ввести наконец “невезучий” текст Гиппиус в научный обиход: безусловно, неопубликованный фрагмент “О женщинах” важен для понимания не только “скрытых течений” в творчестве Гиппиус, но и циркуляции “гендерных” идей эпохи модернизма (Вейнингер, Розанов и др.) — в литературе русского Зарубежья.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См., например: Dictionary of Russian Women Writers / Ed. by V. Ledkovsky, Ch. Rozenthal, M. Zirin. London, 1994; Мы. Женская проза русской эмиграции / Сост. и вступ. статья О. Демидовой. СПб., 2003.
2 Ее романы “Тело” (1933) и “Любовь к шестерым” (1935), получившие скандальную известность у современников, недавно переизданы в России (М., 1994). См. о ней: Литературная анкета “Писатели о себе” // Калифорнийский Альманах. Сан-Франциско, 1934; Павловец М. Бакунина Екатерина Васильевна [Биографическая справка] // Литературная энциклопедия Русского Зарубежья. 1918—1940. Книги. М.: РОССПЭН, 2002. С. 63—64. Ср.: “У Бакуниной тело есть — даже много. Немолода, некрасива, типа чухоночного. Пишет стихи, иногда недурные. Талантлива ли? А как на Вашу оценку? По-моему — тут предельная откровенность и отвага бесстыжая заменяет талант. Блеф!” (письмо А. Даманской Е. Кусковой от 1 августа 1933 г.; Париж — Прага. ГАРФ. Ф. 5865. Оп. 1. Ед. хр. 154); “От ее откровенных, даже слишком откровенных, признаний и наблюдений часто коробит. Темы вполне определенные, так сказать, даже не эротические, а сексуальные, весьма ее занимают. <…> Ее горестное восклицание: “Я — женщина-евнух!” — способно вызвать искреннее сочувствие. К сожалению, литературного сочувствия все это как раз и не вызывает, скорее, отталкивает его” (Ходасевич В. Женские стихи // Возрождение (Париж). 1931. 25 июня. Цит. по: Ходасевич В. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. М., 1996. С. 211—212). См. также отзывы: Адамович Г. Человеческий документ // Последние новости (Париж). 1933. 9 марта; П. Т<рубников> [Пильский П.М.]. О любви и бесстыдстве // Сегодня (Рига). 1933. 28 марта; Ю. Ф<ельзен>. [Рецензия] // Числа (Париж). 1933. Кн. 10; Пильский П. Любовь стареющих. Роман Ек. Бакуниной “Любовь к шестерым” // Сегодня. 1935. 22 июля; Гиппиус З. Е. Бакунина. Любовь к шестерым // Современные записки. 1935. Кн. 58.
3 Роман А. Кашиной-Евреиновой “Хочу зачать” (1930) о “вопросе пола”, изданный по-французски, русским литературным Парижем был встречен иронически; напомним, что в 1927 году в СССР была опубликована нашумевшая пьеса Сергея Третьякова “Хочу ребенка!”. О попытках Кашиной-Евреиновой издать книгу по-русски см.: Флейшман Л., Абызов Ю., Равдин Б. Русская печать в Риге. Из истории газеты “Сегодня” 1930-х годов // Stanford Slavic Studies. Vol. 14. Stanford, 1997. С. 130.
4 См. ее соч.: Утро: Рассказы. Париж, 1930; Пролог: Роман. Париж, 1933, а также: Литературная анкета “Писатели о себе” // Калифорнийский Альманах. СанФранциско, 1934.
5 См. ее соч.: Ангел смерти: Роман. Париж, 1928; Изольда: Роман. Берлин, 1929; Зеркало. Брюссель, 1939.
6 См. ее прозаические соч.: Последние и первые: Роман. Париж, 1930, переизд.: М., 2000; Повелительница: Роман. Берлин, 1932; Чайковский. История одинокой жизни. Берлин, 1936; переизд.: СПб., 1999; Без заката: Роман. Париж, 1938, переизд.: М., 1999; Бородин. Берлин, 1938; Облегчение участи: Шесть повестей. Париж, 1949; переизд.: М., 1992; Железная женщина: Рассказ о жизни М.И. Закревской-Бенкендорф-Будберг, о ней самой и ее друзьях. Нью-Йорк, 1981, переизд.:
М., 1991. Стихи Берберовой были изданы поздно: Берберова Н. Стихи: 1921— 1983 / Послесловие А. Сумеркина. N.Y.: Russica Publishers, 1984. Переиздания произведений Берберовой: Люди и ложи. Русские масоны ХХ столетия. М., 1997; Александр Блок и его время: Биография. М., 1999; Биянкурские праздники: Рассказы в изгнании. М., 1997.
7 См. о ней: Поливанов К.М., Черный К.М. Бебутова Ольга Михайловна [Биографическая справка] // Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. Т. 1. М., 1989. С. 192—193.
8 См. о ней: Рейтблат А.И. Крыжановская Вера Ивановна [Биографическая справка] // Русские писатели. 1800—1917. Т. 3. М., 1994. С. 173—174 (в этой же статье указано, что Рочестер — псевдоним).
9 См. о ней: Лаппо-Данилевский К.Ю. Лаппо-Данилевская Надежда Александровна (урожд. Люткевич…) [Биографическая справка] // Там же. С. 289—290.
10 Ср.: “Среди эмигрантского литературного мира она держалась как-то особняком и не входила ни в какие литературные или общественные группировки. Но это ее, казалось, мало волновало. Не раз она мне говаривала: “Знаете, я ведь пишу для самой себя. Не могу не писать. Воображение рисует типы, сцены, разговоры. И мне интересно самой, что выйдет из их отношений. Иногда они меня не слушаются, живут и действуют по-своему”. <…> Стихия таинственного и фантастического особенно брала верх над реальным в коротких рассказах Е.А. Она как будто нарочно вставляла своих героев в самые невероятные рамки, чтобы посмотреть, как в этих условиях развернется их психология, проявится их душа. Читатель сердился на явную неправдоподобность и невольно любовался на человеческие черты, только благодаря этой неправдоподобности и выходившие наружу. По крайней мере, я был таким читателем…” (Милюков П. Памяти Е.А. Нагродской // Последние новости. 1930. 23 мая). См. о ней также: Кушлина О.Б. (при участии А.В. Кохановой). Нагродская Евдокия Аполлоновна [Биографическая справка] // Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. Т. 4. М., 1999. С. 202—205.
11 См. ее соч.: Фаворитки рока (Нель Твин. Маркиза Помпадур. Княгиня Дашкова. Леди Гамильтон и др.). Берлин, 1923; переизд. в Риге (1930) под назв. “Жрицы любви”; Живые маски: Роман. Рига, 1936. См. также: Из дневников Л.Д. Рындиной / Публ. Н. Богомолова // Лица. Биографический альманах. Вып. 10. СПб., 2004.
12 См. ее соч.: Стертая пыль. Стокгольм, 1921; Новый человек. Берлин, 1922; Черт. Берлин, 1922.
13 См. о ней: Головина А. О себе // Содружество. Из современной поэзии русского зарубежья. Вашингтон, 1966. С. 529; Вильданова Р., Кудрявцев В., Лаппо-Данилевский К. Краткий биографический словарь русского зарубежья // Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж; М., 1996. С. 300; Баранова Л. Головина Алла Сергеевна [Биографическая справка] // Литературная энциклопедия Русского Зарубежья. 1918—1940. Т. 1. М., 1997. С. 128—129. См. также переизд.: Головина А. Вилла “Надежда”. М., 1992.
14 Посмертная публикация “дневника русской девушки” (Пташкина Н. Дневник. 1918—1920. Париж, 1922) с описанием событий революции, Гражданской войны и эвакуации из России вызвала большой резонанс среди эмигрантов. Ср.: “В погибшем так рано и так трагически <…> авторе не чувствуется будущей художницы. Ни зоркости глаза, ни своей, пусть не окрепшей манеры письма, которые должны чувствоваться у каждого, пусть еще неоперившегося таланта. Сухость языка, необразность — вот основной недостаток мемуаров. Но как психологический документ, рисующий духовное одиночество, может быть, даже преждевременную старость молодого поколения, он сослужит прекрасную службу историку, являясь, быть может, самым тяжелым и непростительным укором по адресу наших, не знающих пощады, суровых дней” (Ф. И<ванов>. Библиография // Время (Берлин). 1922. 22 июня). См. также: Еврейская трибуна (Париж). 1922. № 134 (3 августа); Еврейская трибуна. 1922. № 136 (17 августа) и др. Укажем и другие, менее известные “человеческие документы”, написанные женщинами-эмигрантками: Ильина-Полторацкая Е. Как мы росли в старинной усадьбе. Берлин, 1920; Нарышкина-Витте В. Записки девочки. Лейпциг, 1922; Зайцева С. Детскими глазами на мир. Повесть из жизни петербургской барышни. Харбин, 1937.
15 Бывшая рижанка, Матвеева получила высшее медицинское образование в Вене, но мечтала о литературной карьере. Не добившись признания в этой области, она покончила с собой в начале мая 1935 г., оставив автобиографический роман, в котором заранее описала свой уход из жизни (Последние новости. 1935. 16 мая; Новое русское слово. 1935. 30 мая).
16 По семейным обстоятельствам И. Немировская состоялась как французский автор, но сохраняла личные контакты с русской литературной средой. Некоторое время она входила в кружок молодых писателей русского Парижа (см. ее рецензию на книгу Андре Моруа о Тургеневе в: Числа (Париж). 1931. Кн. 5) и оставалась в поле зрения эмигрантской критики. Ее роман “Давид Гольдер”, опубликованный по-французски и отчасти основанный на российских реалиях, пользовался большим читательским успехом в Европе (см. о нем: Ю. Ф<ельзен> [Рецензия] // Числа. 1930. Кн. Первая. С. 246—247) и был инсценирован автором для театра и экрана. Ср.: “Если кинематографу суждено сделаться когда-нибудь кино-театром, то “Давид Гольдер”, вероятно, будет считаться первым образцовым фильмом этого жанра. <…> В этих безупречно сделанных, чисто театральных сценах — слово, звук являются не только необходимыми, но и главнейшими элементами воздействия на зрительный зал” (<Б.п.> “Давид Гольдер” // Возрождение (Париж). 1930. 26 декабря); “Сцена заседания в Москве [в фильме] куда лучше вышла, чем на сцене. Отдельные фразы, сказанные по-русски, чтение параграфов контракта на французском языке с сильным русским акцентом, шум, выкрики, от времени до времени улавливаемые слова “товарищи!” — все это, в смысле постановки, великолепно” (Волконский С. “Давид Гольдер” // Последние новости (Париж). 1931. 30 января). За этим последовал фильм “Бал” (реж. Вильгельм Тиле) по одноименному рассказу Немировской: “Режиссер без больших вольностей следовал сюжету и типам автора, и поэтому в картине есть литературный воздух и та художественная логика, которой часто не хватает в стряпне бойких сценаристов, более всего интересующихся кинематографическими поцелуями и счастливым концом… Фильм имеет большой успех у публики” (Ант. Л<адин>ский. “Бал” // Там же. 1931. 18 сентября). Ср. с автохарактеристикой: “Я очень люблю кино. Это то, что всего ближе к жизни и к ее правде. Я гораздо больше люблю кино, который говорит, поет и танцует. <…> Я сейчас не пишу никакого нового романа и ничего не готовлю для театра. Но я обдумываю сюжеты для новых фильмов, как всегда, я мыслю образами. Мои герои и героини уже толпятся вокруг меня. Моя жизнь протекала очень бурно. Прежде всего, Россия, затем Швеция, центральная Европа, наконец, Париж. Можно было бы написать настоящий киносценарий, полный приключений, из всего того, что было в моей жизни…” (<Б.п.> Ирина Немировская // Там же. 1931. 1 мая). Однако следующий роман “Дело Курилова”, эксплуатировавший экзотику старой России, разочаровал эмигрантов: “Возможно, что читатели французские, и не очень искушенные, будут довольны и не пожалеют об истраченных пятнадцати франках. Ирина Немировская умело рассказывает, владеет французской литературной речью… Но какое разочарование эта книга для русского читателя!.. <…> Писать о том, что знакомо, что четко стоит перед духовным взором, — одна из примет подлинной талантливости и писательской честности. Когда чутье изменяет писателю, когда он берется писать о том, чего не знает, чего никогда не видел, не слышал — расплата за измену себе неминуема. <…> В русском читателе книга эта может вызвать только раздражение, а в читавшем сочные, искренние, яркие первые повести г-жи Немировской — и огорчение за писательницу” (А. Мерич <Даманская А.>. “Дело Курилова” (О новом романе Ирины Немировской) // Новое русское слово. 1933. 4 июня). См. также русское издание: Немировски И. Французская сюита / Пер. Е. Кожевниковой, М. Кожевниковой. М., 2006.
17 После эвакуации из России в Прагу вместе с участниками Чехо-Словацкого легиона, она стала писать по-чешски и вскоре обратила на себя внимание читателей и критики: “Е. Кутльвашер пишет легким языком. Ее книги читаются с интересом широкими кругами чехословацких читателей. Фабула ее произведений всегда занимательна” (Конст. Б<ельговский>. Когда женщина побеждает // Новое русское слово. 1937. 27 июня). При этом писательница продолжала писать и по-русски и была заметной фигурой эмигрантской колонии в Праге. См.: Кутльвашер-Яковлева Е. Мои фиалки. Прага, 1945. О ней см. также: Kronika kulturniho, vedeckeho a spolecenskeho zivota ruske emigrace c Ceskoslovenske republice (Prace Slovanskeho Ustavu AV CR. Nova rada, svazek 8). Dil I. 1919— 1929. Praha. 2000 / Kolektiv zpracovatelu: D. Haskova, G. Djusembajeva, A. Koprivova, J. Larionova, J. Lukina, T. Ljubimova, J. Jancarkova / Хроника культурной, научной и общественной жизни русской эмиграции в Чехословацкой республике. Том I. 1919—1929. Прага, 2000. С. 43.
18 Творчество Рахмановой, писавшей по-немецки, было посвящено преимущественно советской России. По газетному сообщению, ее книга “Fabrik des neuen Menschen” (“Фабрика нового человека”, 1935) выдержала за год 12 изданий общим тиражом 60 тысяч экземпляров (Новое слово (Берлин). 1936. № 11 [15 марта]). Другие ее сочинения: “Ehen im rotten Sturm” (“Семьи в красной буре”), “Studenten, Liebe, Tscheka” (дословный перевод названия — “Студенты, любовь, Чека”, русский перевод романа: Рахманова А. Студент, любовь, чека и смерть. Б. м., 1943. См. о ней: <Б.п.> Вечер чтений Аллы Рахмановой // Новое слово. 1937. № 7 (14 февраля).
19 Ср.: “Пишет она по-французски, но пишет всегда о русских и псевдоним ее русский. Русская речь ее безупречна” (<Б.п.> [Унковский В.]. У А.Н. Рубежанской // Новое русское слово. 1932. 8 мая). Согласно этой же заметке, в 1929— 1931 гг. Рубежанская опубликовала по-французски романы “Мне 14 лет” и “Черная роза”. Из интервью писательницы: “Мой отец турок из Баку, а мать грузинка. Но всем сердцем я русская. Воспитывалась я в России, училась в московской Консерватории, чтобы стать пианисткой. В 1921 году попала в Константинополь. <…> Писала я с детства, но лишь три с половиной года тому назад серьезно принялась за дело. Толкнул меня к этому мой нынешний муж, доктор Пьер Луи Рем <…>. Он открыл мне двери во французские газеты, он первый убедил меня писать. <…> Теперь я знаю, что писать — мое настоящее призвание: я теперь готовлю к печати мой третий роман — из жизни русских в Париже” (Там же).
20 См. ее соч.: Земля: Современный роман. Рига, б. г. О ней см: Литературная анкета “Писатели о себе” // Калифорнийский Альманах. Сан-Франциско, 1934.
21 В приложении мы приводим далеко не исчерпывающий список прозы, написанной женщинами и изданной в 1920—1930-е годы преимущественно в Риге и русском Китае.
22 См., например, анонимную пародию на интервью с Е. Ильиной-Полторацкой, Н. Лаппо-Данилевской и А. Даманской: <Б. п.> Тайны женского творчества // Веретеныш (Берлин). 1922. № 2.
23 См. о ней: Чуваков В. Даманская Августа Филипповна [Биографическая справка] // Литературная энциклопедия Русского Зарубежья. 1918—1940. Т. 1: Писатели Русского Зарубежья. М., 1997. С. 152—153; Даманская А. На экране моей памяти // Новый журнал (Нью-Йорк). 1996. № 198/199, 201, 202, 203/204; Она же. На экране моей памяти // Лица. Биографический альманах. Вып. 7. М.; СПб., 1996; Она же. На экране моей памяти. СПб., 2006 (все публикации — О. Демидовой).
24 Г. Песков — автор более 200 рассказов, опубликованных в 1920—1930-е годы в русской периодике Парижа, а также книг: Памяти твоей. Париж, 1930; В рассеянии сущие. Париж, 1959. См. о ней: Литературная анкета “Писатели о себе” // Калифорнийский Альманах. Сан-Франциско, 1934; Шевеленко И. Материалы о русской эмиграции 1920—1930-х гг. в собрании баронессы М.Д. Врангель (Архив Гуверовского института в Стэнфорде) // Stanford Slavic Studies. 1995. Vol. 9. P. 157—158 (автобиографическая справка). О ней см. также: Струве Г. Русская литература в изгнании. 3-е изд. М., 1996. С. 203—204; Казак В. Энциклопедический словарь русской литературы с 1917 года. Лондон, 1988. С. 591—592 (там же — о происхождении псевдонима). Ср. также с отзывом: “Георгий Песков — женщина. Падчерица Дейш[и]-Сионицкой, московской известной певицы. Муж ее — чернобородый большой инженер пришел однажды в “Посл<едние> Нов<ости>” и отрекомендовался: “Я — муж Георгия Пескова”. Имени-отчества ее редакторы и сотрудники не знают. Человек она весьма странный, богомольный, мистически настроенный. То падает с лестницы, то собаки злые искусывают ее” (из письма А. Даманской Е. Кусковой от 1 августа 1933 г., Париж — Прага. ГАРФ. Ф. 5865. Оп. 1. Ед. хр. 154).
25 См.: Таманин Т. Отечество: Роман. Париж, 1933; Он же. Святая благоверная княгиня Анна Кашинская (Житие). Париж, 1954. См. о ней: Антон Крайний. <Гиппиус З.> Живая книга (о романе Т. Таманина “Отечество”) // Последние новости. 1933. 12 января; Гиппиус З. Дневник 1933 года / Публ. Т. Пахмусс // Новый журнал. 1968. Кн. 92 (перепеч.: Гиппиус З. Дневники: В 2 т. Т. 2. М., 1999); Струве Г. Указ. соч. С. 187.
26 См.: Курдюмов М. О Розанове. Париж, 1929; Он же. Сердце смятенное. Париж, 1934.
27 См. ее сочинения: Тетрадь в сафьяне. Берлин, 1922; Наследство. Берлин, 1923; Семья Задорогиных: Роман. Берлин, 1923; Танька: Роман. Берлин, 1923; Краткая повесть о минувшем вздоре. Силы жизни. Париж, 1925. См. также библиографическую справку: http://test.mosinfo.ru/apps/savine/card.html?type=record Number&source_id=00385&letter=0-500.
28 Е. К<ускова?>. Женщины-писательницы в русской эмиграции // Новое русское слово. 1935. 6 января.
29 Этой же традиции следовала, очевидно, и Н.А. Логунова, взявшая псевдоним Николай Таллин. См. ее соч.: Сборник рассказов Николая Таллина. Б.м. <Германия>, 1950; Ирина: Роман: В 2 ч. Буэнос-Айрес, 1962; Оленька Белл: Продолжение “Ирины”. Буэнос-Айрес, 1968.
30 Об этом см., например: История “новой” христианской любви. Эротический эксперимент Мережковских в свете “главного”: Из дневников Т.Н. Гиппиус 1906—1908 годов / Публ. М. Павловой // Эротизм без берегов: Сб. статей и материалов. М., 2004.
31 Ср. с автобиографическим признанием: “Я не понимала, как можно не понимать такую явную, в глаза бросающуюся вещь, такую реальную притом, отраженную всегда и в нашем мышлении, во всех наших действиях, больших — до повседневных, в наших чувствах и — в нас самих” (Гиппиус З. Дмитрий Мережковский (1951) // Гиппиус З. Живые лица: Воспоминания. Тбилиси, 1991. С. 246).
32 См.: Гиппиус З. Contes D’Amour (1893—1904) / Публ. Т. Пахмусс // Возрождение. Независимый литературно-политический журнал (Париж). 1969. № 211— 212 (переизд.: Она же. Дневники: В 2 т. Т. 1. М., 1999).
33 Гиппиус З. Воображаемое / Публ. М. Павловой // Звезда. 1994. № 12. Переизд.: Гиппиус З. Дневники: В 2 т. Т. 2. С. 166—178.
34 Терапиано Ю. Литературная жизнь русского Парижа за полвека (1924—1974). Эссе, воспоминания, статьи. Париж, 1987. С. 33. Ср.: “В ней было много М — по Вейнингеру, а в нем <Д. Мережковском> доминировало Ж. Она представляла логику, он — интуицию” (Одоевцева И. На берегах Сены // Одоевцева И. Избранное. М., 1998. С. 615).
35 Цит. по: Маковский С. Портреты современников. М., 2000. С. 354—355. О ней см. также: Адамович Г. Одиночество и свобода. Нью-Йорк, 1955; переизд.: СПб., 2002. С. 149—164.
36 См. об этом: Томсон Р.Д.В. Мужское Я в творчестве Зинаиды Гиппиус: литературный прием или психологическая потребность? // Преображение. Русский феминистский журнал. 1996. № 4; Паолини М. Мужское “Я” и “женскость” в зеркале критической прозы Зинаиды Гиппиус // Зинаида Николаевна Гиппиус: Новые материалы. Исследования. М., 2002; Томсон Р.Д.В. Встреча в Таормине: три редакции одной истории // Там же.
37 Library of Congress (Washington, DC.). Manuscript Department (LCMSS). Vozdushnye Puti Coll. Box 6. Далее цитируется по этому источнику; слова, подчеркнутые в оригинале автором, выделены курсивом. Сохранены особенности авторской пунктуации.
38 Цит. по: Гиппиус З. Дневник 1933 года // Гиппиус З. Дневники: В 2 т. Т. 2. М., 1999. С. 363—364 (курсив автора).
39 Ср.: “Ни один писатель не выехал из России так “без себя”, как я. Критические статьи, все последние рассказы, все еще не изданное отдельно (и не попавшее, значит, за границу) — все погибло. Отдельные книги — и то без двух — собрала по одной у знакомых. Испортила их, чтобы издать томик собранных здесь в <19>20 году (имеется в виду сборник “Небесные слова и другие рассказы” [Париж, 1921]. — Р.Я.), — и полная неудача! Книга издана и лежит с другими в подвале <Т.И.> Полнера, принадлежит, как говорят, мышам, ибо издательство лопнуло, но не ликвидировано” (письмо З. Гиппиус Е. Ляцкому от 27 августа 1925 г.; Париж — Прага. Literarni archiv Pamatniku narodniho pisemnictva (Praha). Literarni pozustalost Jevgenij AlexandrovicˇLjackij). Схожей была и история мемуарной книги: “Под общим заглавием “Живые лица” З.Н. Гиппиус собрала свои литературные воспоминания. Отдельными очерками они ранее появлялись в разных журналах и сборниках” (Ходасевич В. “Живые лица” // Современные записки (Париж). 1925. Кн. 25. Цит. по: Ходасевич В. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. М., 1996. С. 127).
40 В ее архиве, например, сохранились тематически близкие прозаические наброски русского рассказа “Катрин” и французского — “Mademoiselle” (University of Illinois Archives. Temira Pachmuss and Vladimir Zlobin Collection. Box 7. См. также: http://web.library.uiuc.edu/ahx/ead/ua/ 1520021/1520021series2.html).
41 Впервые: Гиппиус З. Поликсена Соловьева / Публ. В. Злобина // Возрождение. Литературно-политические тетради (Париж). 1959. № 89. Этот незавершенный текст, датируемый серединой 1920-х гг., был гипотетически восстановлен биографом Зинаиды Гиппиус в отрывке: Гиппиус З. Эпоха “Мира Искусства” / Публ. Т. Пахмусс // Возрождение. 1968. № 203.
42 Гиппиус З. Дневник 1933 года // Гиппиус З. Дневники: В 2 т. Т. 2. С. 365.
43 Гиппиус З. Перламутровая трость // Числа. 1933. Кн. 7—8.
44 Антон Крайний <Гиппиус З.>. О женах // Последние новости. 1925. 30 июля.
45 Впервые: Антон Крайний <Гиппиус З.>. Встречи с М.Г. Савиной // Возрожде
ние. 1950. № 7.
46 Злобин В. Тяжелая душа (Посмертное издание). Вашингтон, 1970. С. 14.
47 К этому же разряду следует отнести и ее “мужскую” прозу — повесть “Мемуары Мартынова”, с перерывами публиковавшуюся в эмигрантской периодике Парижа: Гиппиус З. Мемуары Мартынова // Звено (Париж). 1927. № 211, 215, 217, 225 (еженедельник); Звено. 1927. № 1 (журнал); Иллюстрированная Россия (Париж). 1927. № 8, 17, 47; 1932. № 16, 46, 52; 1933. № 16, 52.
48 Гиппиус З. О любви // Последние новости. 1925. 18, 25 июня; 1925. 2 июля (переизд. в сборнике: Русский Эрос, или Философия любви в России. М., 1991).
49 Гиппиус З. Арифметика любви. Речь в “Зеленой лампе” // Числа. 1931. Кн. 5 (переизд.: Гиппиус З. Арифметика любви // Гиппиус З. Арифметика любви. Неизвестная проза 1931—1939 гг. / Сост. А.И. Николюкина. СПб., 2003).
50 Письмо З. Гиппиус Е. Ляцкому от 27 марта 1925 г., Париж — Прага (Literarni archiv Pamatniku narodniho pisemnictva (Praha). Literarni pozustalost Jevgenij AlexandrovicˇLjackij). Ýто — ценное указание на то, что обсуждаемая статья имела непростую историю: предназначенная для журнала, она была отвергнута редакцией и, можно думать, не без хлопот принята газетой П.Н. Милюкова. Ср.: “Он сам мой цензор, как Николай I — Пушкина <…>, и без него меня боятся, руками махают” (письмо З. Гиппиус Е. Ляцкому от 8 мая 1925 г., там же). Ср. также: “Зиму работала, словно каторжная, что называется, — в хвост и в гриву. Надо считать строчки, а я, вообразите, с годами все пишу медленнее, ибо становлюсь к себе требовательнее и вместо того, чтобы царапать газетную статью левой рукой — пишу ее, как стихотворение (отлично зная, что никому это не нужно)” (письмо З. Гиппиус Е. Ляцкому от 27 марта 1925 г., там же).
51 Имеется в виду труд австрийского философа Отто Вейнингера (Otto Weininger, 1880—1903) “Geschlecht und Charakter. Männliche und weibliche Sexualität” (1903). Ãиппиус отозвалась на его русское издание (Вейнингер О. Пол и характер. Теоретические исследования / Пер. В. Лихтенштадта. СПб.: Книгоиздательство “Посев”, 1908) рецензией “Зверебог”: Образование (СПб.). 1908. № 8. С. 18—27.
52 Аллюзия на фразу из 1-го послания апостола Павла к коринфянам, из фрагмента, где предсказывается преображение людей, которое будет сопровождать конец этого мира: “Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся; вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся…” (1 Кор.: 15, 51—52).
53 О литературном бытовании этого юридического термина, заимствованного из Уголовного уложения Российской империи: Арлаускайте Н. Покушение с негодными средствами, или О пользе чтения Уголовного кодекса: Борис Поплавский, Владимир Набоков, Константин Вагинов и многие другие // НЛО. 2003. № 64.
54 Library of Congress (Washington, DC). Manuscript Department (LCMSS). Vozdushnye Puti Coll. Box 6.
55 Берштейн Е. Трагедия пола: две заметки о русском вейнингерианстве // НЛО. 2004. № 65. Цит. по публикации в издании: Эротизм без берегов: Сборник статей и материалов. С. 65.
56 См., например: Письма З.Н. Гиппиус к В.Ф. Нувелю / Вступ. статья, публ. и примеч. Н. Богомолова // Диаспора. Новые материалы. Вып. II. Париж; СПб., 2001. С. 337—340. Об этом же: Берштейн Е. Указ. соч. С. 78.
57 Цит. по: Берберова Н. Курсив мой. Автобиография. М., 1996. С. 286.
58 Ср. с признанием середины 1920-х: “…зачем Вы говорите о каком-то “нашем” издательстве? Не только “нашего” у нас нет и не предвидится, но даже четверти, восьмушки нашего, вообще, совершенно никакого. Полнейший нуль, можете быть уверены. Если к этому, положим, прибавить, что — у меня, по крайней мере, — все меньше возможности печататься даже в периодических изданиях, то можно только пожалеть меня. И удивиться, с какой стойкостью я переношу мою судьбу — не иметь права сказать все, что думаю!” (письмо З. Гиппиус Е. Ляцкому от 27 августа 1925 г. Literarni archiv Pamatniku narodniho pisemnictva (Praha). Literarni pozustalost Jevgenij AlexandrovicˇLjackij).
59 Знаток творческого наследия З. Гиппиус Маргарита Павлова, познакомившаяся с нашей работой до публикации, весьма обоснованно полагает, что перечень названий, сюжетно примыкающих к обсуждаемой книге, следует дополнить статьями “О женском поле” (1923), “Брак писателя” (1933) и, возможно, “Единственная” (1935). Она склонна датировать замысел книги “Женщины и женское” периодом между 1935 и 1939 годами, а невыход книги связывает с “угасанием витальности” Гиппиус, проявившимся в конце 1930-х годов. Пользуюсь случаем выразить коллеге живейшую благодарность за заинтересованное обсуждение данной работы.
60 Казак В. Указ. соч. С. 174 (ст. “Воздушные пути”), 558 (ст. “Опыты”); Толстой И. Курсив эпохи: Литературные заметки. СПб., 1993. С. 158—161; ДымерскаяЦигельман Л. Альманах “Воздушные пути” и его издатель-редактор Роман Гринберг // Евреи в культуре Русского Зарубежья. Том V. Иерусалим, 1996. С. 134— 152; Вильданова Р., Кудрявцев В., Лаппо-Данилевский К. Краткий биографический словарь русского зарубежья. С. 303; Леонидов В. “Воздушные пути” // Литературная энциклопедия Русского Зарубежья. 1918—1940. Т. 2: Периодика и литературные центры. М., 2000. С. 522—524; Ревякина А. “Опыты” // Там же. С. 553— 558; Литературоведческий журнал. 2003. № 17, тематический выпуск: Журнал “Опыты” (Нью-Йорк. 1953—1958): Исследования и материалы; К истории “встречи двух эмиграций”: Документ из архива Р.Н. Гринберга / Публ. Р. Янгирова // Canadian-American Slavic Studies (Idyllwild, California). 2003. Spring— Summer. Vol. 37. № 1—2. P. 121—131.
61 Адамович Г. Памяти ушедших // Русская мысль (Париж). 1970. 22 января.
62 См.: Седых А. Памяти Р.Н. Гринберга // Новое русское слово (Нью-Йорк). 1969. 27 декабря; Адамович Г. Памяти ушедших // Русская мысль (Париж). 1970. 22 января. См. также: Янгиров Р. Роман Гринберг и Роман Якобсон: Материалы к истории взаимоотношений // Роман Якобсон: Тексты, документы, исследования. М., 1999; “Дребезжание моих ржавых струн…”: Из переписки Владимира и Веры Набоковых и Романа Гринберга (1940—1967) / Публ. Р. Янгирова // In Memoriam: Исторический сборник памяти А.И. Добкина. СПб.; Париж, 2000; Друзья, бабочки и монстры. Из переписки Владимира и Веры Набоковых с Романом Гринбергом. 1943—1967 / Публ. Р. Янгирова // Диаспора. Новые материалы. Вып. I. Париж; М., 2001.
63 См.: Злобин В. Уйти. В бухте корабли // Опыты (Нью-Йорк). 1953. № 2.
64 Ср.: “Я живу очень одиноко, с бывшим секретарем Д<митрия> С<ергееви>ча, теперь моим, Вл.Ан. Злобиным, который ведает сложными делами моими, контрактами с издателями и, к счастью, больше меня во всем этом понимает” (письмо З. Гиппиус А. Бему; Париж — Прага, 27 апреля 1943 г. Literarni archiv Pamatniku narodniho pisemnictva (Praha). Literarni pozustalost Alfred Ljudvigovic Bem. Kart. 10).
65 Ср.: “Она умирает и тайну этих слов уносит с собой в могилу. Можем ли мы их восстановить, можем ли догадаться, какие из всех человеческих слов те восемь, что она не хотела при жизни произнести вслух и на какой случай она их хранила? И да и нет, ибо точно мы этих слов не узнаем никогда. Как бы ни были наши догадки близки к истине — тайна останется тайной. Но, если слова в их единственном сочетании для нас потеряны безвозвратно, то, может быть, не потерян их смысл. <…> …Мы при некотором воображении могли бы незаписанные слова восстановить приблизительно. Во всяком случае, одно из них почти наверно — “любовь”. Банальности, рифмы “кровью — любовью” Гиппиус в таком стихотворении, как “8”, не побоялась бы. <…>
А все-таки? Ведь никто не поймет, Что слова эти налиты кровью.
Но свободою Бог зовет,
Что мы называем любовью”. (Злобин В. Огненный крест // Возрождение. Общественно-политические тетради (Париж). 1957. № 72. Цит. по: Злобин В. Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания. Статьи. Стихотворения / Сост. и примеч. Т. Прокопова. М., 2004. С. 429—430). Cокращенная и измененная версия этого текста под названием “Гиппиус и черт” была напечатана автором в “Новом журнале” (1967. Кн. 86) и в этой версии включена в его посмертную книгу “Тяжелая душа” (Вашингтон, 1970).
66 Ратькова-Рожнова (урожд. Философова) Зинаида Владимировна (1871—1966).
67 Письмо В. Злобина Р. Гринбергу от 25 июня 1953 г., Канны — Нью-Йорк. Library of Congress. Manuscript Department (LCMSS). Washington, DC. Vozdushnye Puti Coll. Box 2. Все последующие цитаты из указанного эпистолярия приводятся по этому источнику). В цитатах сохранены особенности авторской орфографии; в последующих цитатах курсив везде — автора.
68 Письмо В. Злобина Р. Гринбергу от 1 августа 1953 г., Канны — Нью-Йорк.
69 Письмо Р. Гринберга В. Злобину от 5 августа 1953 г., Вудсток — Канны.
70 Очевидно, имелся в виду Г. Адамович, консультировавший редакцию “Опытов” при отборе авторов и рукописей для публикаций.
71 Письмо В. Злобина Р. Гринбергу от 3 ноября 1953 г., Канны — Нью-Йорк.
72 Письмо Р. Гринберга В. Злобину от 8 ноября 1953 г., Нью-Йорк — Канны.
73 Library of Congress. Manuscript Department (LCMSS). Washington, DC. Vozdushnye Puti Collection. Box 6. В архиве сохранилась машинописная копия этого текста, сделанная, очевидно, в период его подготовки к публикации в “Опытах”. На ее полях — редакторские пометы: “Предисловие к ненаписанной книге. Дата неизвестна”, и финальная резолюция: “Не набирать”, остановившая движение текста в печать.
74 Цетлина (урожд. Тумаркина; в первом браке — Авксентьева) Мария Самойловна (1882—1976) — дочь богатого московского ювелира, с юности близкая к руководящим кругам партии эсеров; меценатка, хозяйка литературно-политических салонов в Москве, Париже и Нью-Йорке. С 1910 г. — жена поэта Михаила Осиповича Цетлина (псевд. Амари; 1882—1945); финансовый спонсор “Нового журнала” (1942—1952) и журнала “Опыты”.
75 Письмо Р. Гринберга В. Злобину от 7 декабря 1953 г., Нью-Йорк — Канны.
76 Письмо В. Злобина Р. Гринбергу от 17 декабря 1953 г., Канны — Нью-Йорк.
77 Этим акронимом Гринберг подписывал редакционные заметки и рецензии “Nota bene”, публиковавшиеся в трех первых выпусках “Опытов”.
78 Письмо В. Злобина Р. Гринбергу от 2 января 1954 г., Канны — Нью-Йорк.
79 Письмо Р. Гринберга В. Злобину от 7 января 1967 г., Нью-Йорк — Рим. В течении этих лет Злобин безуспешно пытался передать архив Мережковского и Гиппиус в Москву (см. об этом: Снытко Н. Серое с красным (Дневник Зинаиды Гиппиус 1940—1941) // Встречи с прошлым. Вып. 8. М., 1996. С. 361), а также дарил и, возможно, распродавал его фрагменты коллекционерам. См.: Из писем Зинаиды Гиппиус / Публ. В. Аллоя // Минувшее. Исторический альманах. Вып.4. Париж, 1987. С. 332 (публикация основана на материалах коллекции А.Я. Полонского).
80 Гиппиус З. Женщины и женское / Публ. Т. Пахмусс // Melbourne Slavonic Studies. 1971. № 5—6.
ПРИЛОЖЕНИЕ
ИЗБРАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ ЖЕНЩИН-ПРОЗАИКОВ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ (1920—1940)
Составлена по нашим собственным разысканиям с использованием указателей: Библиография русской зарубежной литературы. 1918—1968: В 2 т. / Сост. Л. Фостер. Бостон, 1970; Алексеев А. Литература Русского Зарубежья. Книги 1917—1940: Материалы к библиографии. СПб., 1993; Russian ÉmigréLiterature. A Bibliography of Titles Held by the University of California, Berkeley Library / Compiled by Allan Urbanic. Oakland, 1993; Книга Русского Зарубежья в собрании Российской государственной библиотеки. 1918—1991: Библиографический указатель / Под ред. В. Харламова. Т. 1—3. М., 1997—2002; Полански П. Русская печать в Китае, Японии и Корее: Каталог собрания Библиотеки имени Гамильтона Гавайского университета. М., 2002.
Аничкова С. Бесконечность — без мгновенья. Прага, 1928; Она же. Записки молодящейся старухи. Париж, 1928; Она же. Счастье человека. Прага, <1939?>; Арайс А. Мой грех (Трагедия одного брака). Рига, 1934; Архангельская Е. Жизнь. Рассказы. Харбин, 1934;
Баженова З. Фроська. Шанхай, 1942: Барановская М. Зигзаги любви (Преступный гипноз). Рига, 1934; Она же. О счастливой любви четырех мужчин. Рига, б.г. <1933?>; Баронесса Орчи. Глаза голубые и серые. Рига, 1929; Бердяева Е. Жар-Птица. Сказка для взрослых. Белград, 1939; Бийар Е. Сердца кавказские. Рига, б.г.; Булгакова Е. Царевна Софья: Историческая повесть. Париж, 1933; Бунина З. Волчий лог: Роман. Рига, 1927; Бутковская Р. Невольные преступники. Берлин, 1934; Она же. Карьеристка без карьеры. Варшава, 1930; Она же. Искупление: Рассказы. Рига, 1935;
Варик Л. Муза Барковская: Роман. Рига, 1931; Веселкова-Кильштет М. Колычевская вотчина. Шанхай, б.г. <до 1936>; Она же. Пути судьбы: Роман. Продолжение романа “Колычевская вотчина”. Белград, 1936; Витольдова (Лютык) С. Жизнь — борьба. Рига, 1931; Она же. На запад. Рига, 1931; Она же. На восток: Продолжение романа “На запад”. Рига, 1931; Вольная Кира. Власть плоти. Рига, 1933; Она же. Седьмая заповедь: Роман. Рига, 1935; Выставкина Е. Амазонка: Роман. Берлин, 1923;
Глаголева Ю. Жар-Птица в изгнании. Шанхай, 1937; Глуховцова Е. В темную ночь: Роман. Белград, 1927; Городецкая Н. Несквозная нить: Роман. Париж, 1929;
Дарьял А. Зарницы счастья: Роман. Рига, 1935; Давыдова Н. Трилогия. Повесть наших дней. Ч. 1. Берлин, 1933; Донбровская Р. Вчера и сегодня. Харбин, 1934; Она же. Степан Черторотов: Роман. Харбин, 1935; Она же. Княжны Зардеевы. Харбин, 1936; Она же. Распятая Россия. Харбин, 1938; Дьякова Е. Тень антихриста: Роман. Б.м., 1930;
Жемчужная З. От восемнадцати до сорока (1908—1930): Роман. Тянцзин, 1939; Она же. Повесть об одной матери. Тянцзин, б.г.;
Замайч Л. Директор и дама из бара: Роман. Рига, 1929; Зеленская Л. Травиата: Роман. Белград, 1932; Она же. Тени Ренессанса: Роман. Белград, 1933; Она же. Без возврата: Роман. Рига, 1935; Она же. Судьба так желала. Рига, 1939;
Изломова Л. Женщина на распутьи: Роман. Белград, 1928; Она же. Хмель жизни: Роман. Белград, 1928; Она же. Обломки: Роман. Париж, 1931; Она же. Из красивого прошлого: Рассказы. Берлин, 1922; Она же. Отрывок из мемуаров: Роман. Берлин, 1922;
Казарова А. Любовь погибших (Записки гимназистки): Роман. Рига, 1938; Каткова А. Современный брак: Повесть. Рига, 1935; Крестовская Л. Опустошенные. Париж, 1924; Кунина И. Только факты, сэр! Берлин, 1933; Она же. Красная феска. Париж, 1938; Она же. Черный ветер: Роман // Русские записки (Париж). 1938. № XII; 1939. № XIV; Краснопольская Т. Человек оттуда. Берлин, 1922;
Ливен М. На пороге: Роман. Берлин, 1926; Она же. Голоса ночи. Париж, 1929;
Магарам Э. Миреле. Повесть об одной любви. Берлин, 1922; Она же. Желтый лик: Очерки китайской жизни. Берлин, 1922; Магнусгофская <Кнауф> Е. Не убий. Рига, 1929; Она же. Свет и тени: Записки сестры милосердия. Военные рассказы. Рига, 1929; Она же. Тринадцать: Оккультные рассказы. Рига, 1930; Она же. Зимние звезды. Ч. 1. В глубине математики: Роман. Рига, 1932; Она же. Женщины: Сб. рассказов. Белград, 1937; Мазурова А. Земля: Современный роман. Рига, 1929; Марлит Е. Тайна старой девы. Рига, 1929; Марчевская-Голубчик С. Дочь профессора: Палестинский роман. Рига, 1934; Матвеева К. И смолкли колокола. Белград, 1935; Она же. Аннушкина жизнь: Повесть. Белград, 1937; Она же. Дурачина: Сказка для взрослых. Белград, 1939; Милич Е. Правда и ложь: Очерки и рассказы. Берлин, б.г.; Морозова Г. Лана: Роман. Харбин, 1939;
Наваль В. Кисмет: Роман. Рига, 1931; Она же. Жертва: Роман: В 2 кн. Рига, 1932; Она же. Наваждение: Роман: В 2 кн. Рига, 1932; Она же. Ирина Рдищева. Роман: В 2 ч. Харбин, 1935; Она же. Тесные врата: Роман: В 3 т. Харбин, 1936; Она же. В лабиринте Гименея: Роман: В 2 т. Харбин, 1936—1937; Она же. Картинки из жизни Верочки Морской: Роман: В 2 кн. Харбин, 1938; Недзельская Е. У порога. Харбин, б.г.; Она же. Белая роща. Харбин, 1943;
Орлова-Павлович В. Волжане: Роман. Т. 1, 2. Белград, <1938>;
Полярная А. Сказка жизни. Париж, 1939;
Резникова Н. Измена: Роман. Харбин, 1935; Она же. Раба Афродиты. Харбин, 1936; Она же. Побежденные. Харбин, 1937;
Соколова А. Побежденная любовь (Интимная жизнь монархов). Рига, 1931;
Таль А. Николай Колобов: Роман. Париж, 1931; Она же. Клетчатое солнце: Роман. Париж, 1932; Тасова С. Трагедия Нади (Из записок моей современницы). Рига, 1933;
Черкес Е. Цветы любви, цветы печали. Кишинев, 1921; Она же. Жемчуг слез: Роман. Берлин, 1925; Она же. Путь весенний: Роман. Б.м., 1930;
Шаврова И. Во имя любви: Роман. Рига, 1931; Она же. Любовь все прощает (Через десять лет): Роман. Рига, 1932; Она же. Жемчуг в грязи: Роман: В 2 кн. Рига, 1933; Она же. Счастье Сони: Роман. Рига, 1933; Шендрикова К. Из-за власти: Роман. Шанхай, 1932; Она же. Женщина из бара. Харбин, 1934; Она же. Семья Кузнецовых: Роман: В 2 кн. Шанхай, 1936; Она же. В паутине Шанхая: Роман. Шанхай, 1937;
Эрдели Н. Свободен: Повесть наших дней. Нови Сад, 1925.