Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2007
Эти заметки — о прошедшем в апреле—мае 2007 года в Албании поэтическом фестивале, на который авторы этих строк были приглашены в качестве участников. Но прежде, чем говорить о фестивале, необходимо хотя бы вкратце рассказать о современной Албании, потому что поэтический фестиваль как социальная институция всегда так или иначе пытается решить насущные общественные и культурные проблемы той страны, в которой он проводится.
Коммунисты привели эту страну в состояние почти катастрофическое1. У власти в Албании они были дважды. Первый раз — с 1945-го по 1991-й. До 1985 года там единолично правил последний сталинист Европы, диктатор и палач собственного народа (или, точнее, собственных народов, потому что в Албании есть и национальные меньшинства, которым тоже приходилось плохо) Энвер Ходжа. Режим был даже страшнее, чем правление Сталина в СССР. Совершение религиозных обрядов было объявлено уголовным преступлением, священники всех религий брошены в тюрьмы, бóльшая часть церквей, мечетей и пр. разрушена, институт адвокатуры был отменен как таковой, а при репрессиях открыто проводился принцип: если арестован кто-то из родителей, впоследствии должен быть арестован самый яркий, талантливый из детей. Повод находился: был бы человек…
После 1985 года в стране правил первый секретарь ЦК Албанской партии труда (АПТ) Рамиз Алия, которого Ходжа официально назначил своим преемником. При нем началось медленное и непоследовательное смягчение режима; впрочем, партия держалась за власть до последнего. В 1990 году в Тиране начали бунтовать студенты, в дальнейшем волнения охватили всю страну и переросли в антикоммунистическую революцию2.
Второй раз коммунисты (правда, под измененным названием — преемники албанских коммунистов “старого образца” входят в Социалистическую партию) пришли к власти в 1997 году, использовав в качестве своего орудия волнения обманутых вкладчиков финансовых “пирамид”, и правили до 2005 года. В стране был построен партийно-мафиозный капитализм: оппозиционную прессу не запрещали, но ограничивали с помощью финансовых инструментов, важнейшую роль в экономике приобрели торгово-посреднические фирмы, учрежденные социалистами.
В 2005 году на выборах победила Демократическая партия, организованная антикоммунистически настроенными студентами и интеллектуалами в 1990-м. Нормальные выборы удалось провести под давлением Евросоюза, а также потому, что демократы мобилизовали всех интеллектуалов для подготовки предвыборной программы. Численный перевес демократов в парламенте, правда, не очень внушительный, поэтому важнейшие законы иногда удается проводить большинством всего в несколько голосов. Но в правительстве и в местной администрации большинство составили демократы, и они стараются осуществить быстрые трансформации в области экономики, культуры и (хотя это сложнее всего) образования.
От налогов был освобожден малый и средний бизнес. В Тиране на первых этажах нет свободного места: кафе — магазинчик — кафе — кафе — магазинчик — магазинчик… В каждом кафе — люди. Южноевропейская манера сидеть в кафе до вечера и ночью, вести бесконечные медленные разговоры за кофе или ракией — виноградной водкой.
Города, за исключением Тираны, выглядят хуже, чем деревни. Деревни производят такое же впечатление, как в любой другой южноевропейской стране: большие, новые, чаще всего явно построенные в последние два-три года дома, двух- и трехэтажные, раскрашенные в яркие цвета, с антеннами спутникового телевидения на крышах.
Одна из главных проблем Албании заключается в том, что коммунисты вырезали почти всю городскую интеллигенцию, кроме разве что функционеров от культуры или случайно уцелевших людей (вроде работавшего библиотекарем поэта старшего поколения Балила Джини, который перевел с французского все основные работы постструктуралистов). Интеллектуалы, с которыми приходилось общаться нам, — и это действительно глубоко интеллигентные люди — дети крестьян. В значительной степени, видимо, утрачены навыки городской культурной жизни: на улицах (кроме центральных) грязно, мусор лежит кучами вокруг помоек, а урн и мусорных контейнеров до смешного мало. Зато приватное пространство албанцы понимают и ощущают иначе: перед лавочками и кафе тротуар просто вылизывают, машины постоянно моют… Мойки на автострадах — через каждые пятьсот метров, машины в среднем гораздо чище, чем в России, при том что там гораздо более пыльно — из-за плохих дорог.
Албанцы очень хотят стать полноправными членами европейского сообщества: даже социалисты в парламентских дискуссиях апеллируют к нормативным документам ЕС. Это придает общественной жизни страны иной характер, нежели в постсоветской России. Демократически настроенная интеллигенция стремится сделать поэзию и литературу в целом одним из средств возрождения городской культуры и привлечь к поэзии внимание своих сограждан. Сразу же после второго прихода к власти Демократической партии поэт и общественный деятель Ариан Лека организовал международный поэтический фестиваль “Poeteka”, который с 2005 года ежегодно проходит в Дурресе — городе на Адриатическом море в получасе езды от Тираны.
Одна из главных проблем современной албанской культуры, как и российской, — осмысление тоталитарного наследия. Оно происходит с трудом и болезненно. Насколько можно судить, начавшие писать в коммунистические времена авторы в целом более “европеизированы”, нежели бывшие советские номенклатурщики от литературы, однако прошлое остается до сих пор предметом бурных дискуссий. Кажется, наиболее страстные споры разворачиваются вокруг творчества Исмаила Кадаре — самого известного в мире албанского писателя, неоднократно выдвигавшегося на Нобелевскую премию по литературе (на русский язык переведен его далеко не самый удачный и давно написанный роман “Генерал армии мертвых”). Кадаре, происходивший из того же городка Гирокастра, что и Энвер Ходжа, был при коммунистах автором привилегированным и существовал на особом положении: в своих романах он мог строить изощренные мифологические конструкции в духе “магического реализма” латиноамериканских писателей, мог даже иронизировать над социалистическим строем — и это сходило ему с рук, а романы регулярно выходили большими тиражами. В 1990 году, не поладив с режимом Рамиза Алии, Кадаре эмигрировал во Францию и сейчас живет “на два дома”. Наиболее значительные антитоталитарные писатели Албании — Касем Требешина3 и Фатос Лубонья — и сегодня настроены по отношению к Кадаре резко полемически. В 2002 году в албанской прессе разразился скандал после публикации письмадоноса, которое, как оказалось, написал в начале 1980-х годов на Кадаре в ЦК АПТ видный албанский поэт-“шестидесятник”, бывший руководитель Союза писателей Дритеро Аголли, продолжающий и ныне публиковать стихи. Многие интеллектуалы после этого доноса стали героизировать Кадаре, другие считают, что подобные “разборки в верхах” не делают Кадаре диссидентом.
Еще одна проблема — отсутствие в албанской социологии и публицистике аналитических инструментов для антропологического анализа “человека социалистического”. В мае 2007 года вышел специальный номер литературного журнала “Fjala”, посвященный репрессиям режима Ходжи, в нем опубликованы воспоминания бывших заключенных и статьи, в которых эти тексты рассматриваются в социологической и политической перспективе — кажется, на албанском языке такая аналитическая работа предпринята впервые.
Пресс-конференция перед открытием фестиваля состоялась в отеле “Тирана” — помпезной гостинице, находящейся в самом центре столицы — на площади Скандербега. Пожалуй, наиболее приятными и наиболее неожиданными были ответы на вопросы, связанные со взаимодействием литераторов и государства. В пресс-конференции приняли участие поддержавшие фестиваль организационно префект округа Берат и мэр Дурреса. Оба они, а также Ариан Лека, говорили о том, что поддержка поэзии со стороны государственных чиновников не означает подчинения поэзии государству — напротив, чиновники поддерживают поэзию потому, что чувствуют: они делают то, что необходимо обществу в целом. Им, чиновникам, важно, чтобы поэзия была свободной. Из бесед в кулуарах выяснилось, что префект Берата одновременно с выполнением административных обязанностей готовит к защите в Сорбонне диссертацию на тему “Развитие новых средств связи и преодоление тоталитаризма”. После пресс-конференции он увез с собой растяжки, рекламирующие фестиваль, чтобы в дальнейшем они были развешаны на улицах города Берата — административного центра одноименного округа. В Дурресе на улицах тоже висели растяжки, рекламирующие фестиваль, а еще — сопровождаемые логотипами фестиваля похвалы известных писателей в адрес Дурреса. Комплиментов этому месту написано немало: город существует с VII века до н.э. (основан как греческая колония Эпидамн, спор за него стал одной из главных причин Пелопоннесской войны), и его успели воспеть и Цицерон, и Катулл, не говоря уже о более поздних авторах.
На пресс-конференции выступила и представительница спонсора — крупнейшей в Албании компании мобильной связи. На вопрос о том, какое отношение имеет поэзия к мобильной связи, она ответила: так как современная поэзия является важнейшим средством общения, то компания считает необходимым поддерживать фестиваль. В дни фестиваля стихи поэтов-участников планировалось рассылать в виде SMS пользователям услуг этой мобильной компании.
Материалы фестиваля (расписание, постер, фотографии прошлых фестивалей) выдавались журналистам на компьютерном CD — такая техническая оснащенность производила приятное впечатление. Специально к фестивалю был выпущен номер одноименного журнала “Poeteka” (выходящего регулярно, а не только по случаю подобных собраний), в котором были опубликованы стихотворения участников: иноязычных — в переводе на албанский, а пишущих по-албански (из Албании и Косово) — на какойнибудь из европейских языков (на какой кого перевели: так, один из местных поэтов был представлен по-румынски). Одновременно стихи участников были опубликованы в одной из крупнейших общенациональных газет — “Albania” (по соседству, заметим, с новым переводом из Жозе Сарамаго).
Открытие фестиваля происходило два дня спустя, вечером, в полуразрушенном античном форуме в центре Дурреса. Форум находится приблизительно в таком же меланхолически-полудиком состоянии, в каком находились римские форумы в XVIII веке (на них, как известно, паслись козы): земля в выбоинах, поперек площади проложена загадочная — скорее всего, водопроводная — труба, через которую надо было перешагивать… Зато процедура самого открытия была восхитительна: на ней было произнесено всего две речи, и то коротких. Но сначала перед колоннами играл струнный квартет, и некая дама прекрасным сопрано пела песни албанцев Италии. (В Италии есть албанцы-гастарбайтеры, но здесь имеются в виду другое: албанцы, бежавшие в Италию в XV веке после того, как Балканы были завоеваны Османской империей; их община в Южной Италии насчитывает несколько сотен тысяч человек, и они говорят на диалекте средневекового албанского языка, в котором отсутствуют тюркские заимствования. Крупнейший албанский поэт Италии Зеф Скиро ди Маджо был также приглашен на фестиваль, но не смог приехать из-за болезни.) Параллельно происходил перформанс: в большом, затянутом белой тканью кубе танцевала девушка — ее огромная тень, отбрасываемая прожектором, отображалась на стене-экране. В середине форума были накрыты два стола: один — с поэтическими книгами участников нынешнего и прошлых фестивалей (на албанском), другой — с вином и закусками. Атмосфера была южная, расслабленно-вдохновенная, действительно поэтическая.
Речи говорили организатор фестиваля Ариан Лека и косовский албаноязычный поэт Али Подримья (р. 1942) — наиболее известный в мире косовский автор, выдвигавшийся на Нобелевскую премию по литературе (на русский язык его стихотворения не переведены). Косово в России ассоциируется прежде всего с политическими новостями, но Подримья говорил не о политике, а о том, как хорошо начинать поэтический фестиваль в античном форуме. Подримья прославился еще в начале 1960-х, но международная известность пришла к нему после трагической, неистовой книги 1982 года “Lum Lumi”, в которой поэт оплакивал своего сына, умершего от рака совсем молодым человеком. Все это — и выступление поэта из Косово, и песни — напоминало, что албанцы — народ рассеяния: из 12 миллионов собственно в Албании живет 3,5 миллиона человек.
Иностранные поэты часто приглашались на фестиваль по принципу личного знакомства: так, живущая в Германии, работающая на радио “Немецкая волна” и весьма интересная (если судить по переводам) поэтесса Линдита Арапи пригласила на фестиваль немецкую поэтессу Марион Пошманн, а живущий в Афинах (где он преподает в университете французский язык) поэт Примо Шлаку — греческую поэтессу Афину Пападакис. Таким образом, благодаря рассеянию албанская литература многими нитями связана с европейской. Это и похоже, и не похоже на нашу ситуацию: русских поэтов в Европе живет немало, но далеко не все они могли бы привезти, например, на московский поэтический биеннале своих друзей из страны пребывания.
Постоянным консультантом фестиваля является Агрон Туфа, который в одиночку перевел на албанский многие произведения русской литературы ХХ века (так как литература, не входившая в соцреалистический “канон”, при социализме не переводилась и даже переведенная до Второй мировой войны “Анна Каренина” издавалась с большими купюрами): стихотворения Осипа Мандельштама, Иосифа Бродского, Ольги Седаковой, Марии Степановой, Данилы Давыдова, прозу Николая Лескова, Леонида Андреева, Евгения Замятина, Юрия Олеши, Михаила Булгакова, Даниила Хармса, Владимира Набокова, Владимира Сорокина, Светланы Богдановой… Туфа также регулярно публикует собственные стихи, романы и статьи по литературе и истории культуры, успевая одновременно с этим преподавать европейскую литературу ХХ века в Университете Тираны и возглавлять общественный совет албанского государственного телеканала TVSH.
Поразительно для нас, приезжих из России, было и то, что на открытии фестиваля было восемь или девять телекамер: очевидно, присутствовали все основные албанские телеканалы (их восемь и есть, если судить по программе передач в газете). Можно было бы заподозрить, что виной тому — присутствие косовского поэта, но, видимо, дело в другом: и в следующие дни мы обнаружили, что все события фестиваля снимали несколько телеоператоров. За этим вниманием прессы — высокий статус поэзии в Албании (что вообще свойственно малым народам). Когда мы с нашими албанскими друзьями покупали билеты на электричку, кассирша в кассе, вглядевшись в поэта Эрвина Хатиби (а его, с его колоритной внешностью, ни с кем не перепутаешь), сказала: “А вы поэт?” “Откуда вы знаете?” — удивился Хатиби. “А я вас по телевизору видела! Ваша внешность совсем не соответствует вашим стихам”.
На другой день начались чтения. Они происходили преимущественно в городском дворце культуры (вполне советского типа, но после евроремонта) и в маленьком этнографическом музее, но также и в других помещениях — небольшой картинной галерее и кафе под открытым небом “Isomnus”. Последнее было хорошо тем, что между двумя рядами столиков находится искусственный пруд и читавшие располагались на сцене над ним — между водой, небом и аудиторией, сидевшей на другом берегу. Формат чтений был довольно странным — по крайней мере, для завсегдатаев московских поэтических вечеров: каждый из участников читал всего по два-три (самое большее — четыре-пять) стихотворений, причем “вразбивку”, остальное же время выступлений занимали публичные беседы участников с модератором на общие, довольно абстрактные темы. Так, поэтесса Фиона Сэмпсон (Fiona Sampson) долго рассказывала о своем восприятии английской литературы: с одной стороны, она считает себя продолжательницей традиции британского модернизма, с другой стороны, английский язык для нее — несколько чужой в том смысле, что она — валлийка и ощущает себя принадлежащей к национальному меньшинству. В перерывах между чтениями Сэмпсон и ее ответами на вопросы музыканты в национальных костюмах импровизировали мелодии на старинных инструментах — напомним, все это происходило на веранде этнографического музея, который представляет собой, насколько можно судить, традиционный двухэтажный дом состоятельного албанского крестьянина. Вообще чтения то и дело сопровождались разного рода музыкальными спецэффектами, иногда довольно наивными: например, во время чтения лирических стихов из динамиков тихо звучали пьесы для классической гитары, особенно часто — “Green Sleeves”. Кроме того, для создания “мультимедийной” среды в составе чтений фестиваля показывали видеоклипы на стихи (эксперименты по созданию такого рода видеоклипов проводятся и в России). Самым же диковинным дополнением к стихам следует считать показ женских костюмов: молодая поэтесса Лульета Дано, известная коллекционированием предметов старины (ее муж — один из топ-менеджеров компании-оператора мобильной связи) привезла на фестиваль два албанских женских костюма XVII века — очень красивые и явно очень тяжелые; сарафан до земли, поверх него — рубашка с длинными рукавами и капюшоном, закрывающим голову, все это сделано из плотного черного материала вроде войлока и расшито многочисленными узорами бисером. Лульета Дано долго объясняла связь бисерных узоров с индоевропейской символикой, после чего начала читать стихи.
Темы чтений и дискуссий ограничивались самыми общими, расплывчатыми обозначениями: “Бумажные мосты” (боснийские поэты), “Слово “дом” в нашем глобализированном обществе”, “Тишина в стихе”, “Licentia poetica” и т.п. Многочисленные “интервью” о роли поэзии в мире и тому подобных материях выглядели довольно бессодержательными. Эмблематическим их выражением можно считать обмен репликами между одним из “модераторов” (в этой роли выступали поэты, переводившие приглашенных иностранцев, и литературные критики) и греческой поэтессой Афиной Пападакис: на вопрос модератора “How do you feel in your poetic world?” г-жа Пападакис после длительных размышлений ответила: “Difficult”4.
На вечере, посвященном литературе Косово, стихи читали косовские поэты Али Подримья и Эчрем Баша; кроме того, актер Мируш Кабаши прочитал пространную “Косовскую поэму” Митруша Кутели, написанную в 1943 году5. Своими экспрессивными жестами и пафосной декламацией Кабаши напоминал о театральной школе начала ХХ века. Несмотря на то что фигура литературного новатора и политического националиста Кутели связана с трагическими страницами истории албанского народа и с проблемой Косово, политических заявлений на вечере не звучало; один из выступавших сказал о желании “писать стихи поверх политических границ”. Насколько можно судить по переводам, новая косовская поэзия — вполне европейская по духу (то есть не окрашена националистически или ксенофобски), насыщенная сложными культурными аллюзиями и в целом весьма интересная. Выступавший на вечере Эчрем Баша — не только известный писатель (его стихи переведены на английский, немецкий, польский и другие языки), но и руководитель крупнейшего в Приштине гуманитарного издательства, выпускающего литературный журнал и публикующего переводы новейшей филологической, философской и политической литературы на албанский язык; он также выпускает переводы книг о Косово и албанской культуре на европейские языки для сотрудников международной миссии ООН для Косово и военнослужащих международных миротворческих сил.
(Заметим, что в настоящее время правительство Албании последовательно дистанцируется от националистических движений, в последние годы неоднократно провозглашало отказ от создания единого государства с Косово и, хотя публично поддерживает стремление албанцев Косово к провозглашению независимости, подчеркивает, что новое государство должно быть демократическим и мультиэтничным, иначе его создание не имеет смысла6.)
Из других “географических” чтений следует упомянуть также акцию “Homo Balcanicus”, в которой принимали участие поэты из Македонии, Хорватии и Словении, и отдельное выступление трех поэтов Боснии и Герцеговины.
Вероятно, самым значительным событием фестиваля стал вечер, посвященный памяти Пауля Целана. После краткого вступительного слова американского филолога и киноведа д-ра Харта Вегнера (Университет Невады, Лас-Вегас) поэты разных стран Европы прочитали “Фугу смерти” Целана на семи языках: македонском, румынском, словенском, греческом, турецком, албанском, английском — подобно тому, как на Пасху в православных церквах читается первая глава Евангелия от Иоанна7. На экране в это время демонстрировались фотографии из еврейских гетто и концлагерей времен Второй мировой войны, завершалось все демонстрацией портрета Анны Франк8. Насколько можно было судить на слух, наиболее ритмически и фонетически точными были переводы на албанский, греческий и турецкий языки; перевод на албанский — новый, выполненный А. Туфой в 2007 году. То, что центральной объединяющей фигурой на фестивале стал именно Целан, следует признать очень точным: этот автор самой своей биографией (от рождения в Черновцах до гибели в Париже) объединяет Восточную и Западную Европу; он стал одним из наиболее радикальных новаторов в поэзии ХХ века; и, наконец, его “Фуга смерти” может быть сегодня прочитана как реквием по всем жертвам межнациональных конфликтов — по всем, кто был изгнан или убит только по признаку этнической принадлежности9. Это было особенно важно в Албании — стране Западных Балкан, народы которых только-только начинают приходить в себя после “этнических чисток”.
Обеды и ужины на “Poetek’е” были по-средиземноморски долгими и неспешными; участники по полтора часа сидели в ресторане и могли познакомиться и вдоволь пообщаться. Эта размеренность заметно отличалась от атмосферы суматохи (пусть и дружелюбной), которая сопровождает большинство поэтических фестивалей в России. В целом можно констатировать, что наиболее сильными сторонами “Poetek’и” являются популяризация современной поэзии в обществе и возможность общения, предоставляемая поэтам разных стран. Менее продумана идеология фестиваля, которая, вероятно, все-таки должна быть более четко артикулирована (его характерные черты, связанные с албанской диаспорой, сложились, кажется, отчасти случайно). Фестиваль позиционирован как один из множества других балканских и европейских фестивалей, не хуже и не лучше других, как мероприятие, чья оригинальность состоит только в том, что оно происходит в Албании, а не в Испании или Черногории. Пока Албания только входит в Европу, этого, может быть, и достаточно, но все же принцип “впервые в нашем городе” выглядит слишком ограниченным. В выпущенном к фестивалю журнале стихи напечатаны по принципу каталога, без каких-либо комментариев (кроме предисловия Х. Вегнера к “Фуге смерти”, но это особый случай). Поэтому без пояснений (и без “вылазок” на события, не включенные в программу фестиваля, вроде выступления молодых поэтов, о котором речь дальше) невозможно было понять, насколько репрезентативна эта панорама, какие поколения и традиции албанской поэзии представлены в ней более полно и отчетливо, а какие — менее.
Кроме чтений в Дурресе, на фестивале были предусмотрены мероприятия, обозначенные в программе как “Poetic migrations”, то есть поездки участников фестиваля в другие города. Нам довелось выступать в Шкодере (албанцы называют его Шкодра) — городе на севере, в предгорьях Албанских Альп; до Второй мировой войны он был одним из главных культурных центров страны (кроме того, там находятся знаменитые мечети и кафедральный католический собор, реконструированные после падения коммунистического режима), а после войны стал очагом антикоммунистического сопротивления: считалось, например, что все антикоммунистические анекдоты придумывают именно там. Режим Энвера Ходжи боролся с духом свободы в Шкодере, как только было возможно: город постоянно “пропалывали”, арестовывая культурных людей, в нем последовательно разрушались памятники культуры, финансировался он по остаточному принципу… Это же отношение унаследовали социалисты, правившие в 1997—2005 годах. В результате город оказался доведен до такого состояния, что недавно парламенту Албании пришлось принимать специальную программу возрождения Шкодера. Город производит тяжелое впечатление: улочки, напоминающие Замоскворечье в Москве, каменные дома XIX века, но при этом дороги как таковой вообще нет — вместо нее какие-то руины (“…по сравнению с ними даже российские дороги ничего, это что-то немыслимое” [О. Седакова]). Пожалуй самое красивое — отмеченная во всех путеводителях крепость Розафа — она находится на горе над городом, и с нее открывается фантастической красоты вид на огромное Шкодерское озеро (за ним — Черногория) и на слияние рек Буна и Дрин.
Мы выступали на литературном факультете педагогического института. В комнату набилось человек 80 студентов, в основном девушек, одетых в турецкий ширпотреб, — судя по внешнему виду, из неинтеллигентных семей. Наш краткий рассказ о “НЛО” они слушали сперва растерянно, кажется, не вполне понимая, как соотнести рассказываемое с собственной жизнью, но вскоре одни студентки стали шикать на других, которые отвлекали их от презентации посторонними разговорами. Стихи слушали хорошо, но также явно без привычки к такого рода проведению времени. После чтений участников фестиваля выступили пожилой шкодерский поэт, в своих стихах кого-то грозно обличавший, и лучший поэт среди местных студентов — несколько пижонского вида мальчик в темно-русых кудрях.
Заметно другая молодежь появилась на следующий день на чтениях в Дурресе. Насколько можно судить, все они пришли на чтение Агрона Туфы и других албанских поэтов поколения 1990-х. Тоже в основном девушки, но, по выражениям лиц, гораздо более интеллектуальные и увлеченные, тихо вошли в зал галереи во время чтений и встали вдоль задней стены (зал был набит до отказа). Человек тридцать. Слушали, не проронив ни звука, придавая чтению измерение значительного события.
Еще одна “Poetic migration” была в Тиране. Мы выступали в клубе “Epёrshtatshme” (по образцу английских сокращений типа “4 U” название клуба, созвучное с албанским названием цифры 7, пишется чаще всего как “E7e”) — тиранском аналоге московского клуба “ПирОГИ”: книжный магазин, кафе и зальчик, где проводятся выставки и поэтические чтения. Название клуба переводится как “Подходящие”: это — имя первой албанской литературной группы постмодернистского толка, возникшей в 1990 году; ее лидерами являются Агрон Туфа и Эрвин Хатиби (Хатиби же является и куратором этого клуба). Они опекают пишущую молодежь — точнее, тех молодых, кто стремится к выработке нового языка в поэзии.
Поэты младшего поколения на “Poetek’е” не представлены — по крайней мере, пока. Основную роль на ней, судя по тому фестивалю, на котором мы были, играют авторы 1950 — 1960-х годов рождения, — правда, с одной существенной оговоркой. “Poeteka” проводилась в 2007 году в третий раз, и, начиная уже с первого раза, в состав фестиваля включались выступления авторов определенного поколения: на первом фестивале был вечер “шестидесятников”, на втором — “семидесятников”, в этом году были представлены важнейшие авторы 1980-х годов (их было всего два10: то ли потому, что к 1980-м годам культура в Албании была так хорошо “прорежена”, что желавших публично заявить о себе в поэзии оказывалось мало, — то ли просто потому, что организаторам не удалось собрать “восьмидесятников”). Быть может, через два года придет очередь поэтов 2000-х, но пока что выступление молодых авторов в составе фестиваля было организовано полупартизанским образом, как дополнение к встрече с российскими участниками. Молодые албанские поэты нам понравились: хотя мы и не понимали текстов, но по чтению было слышно, что они очень ответственно относятся к тому, что пишут. У некоторых из них уже вышли первые небольшие книжки.
По итогам фестиваля были вручены призы. Высшей награды — “Liburna”11 — был удостоен албанский поэт старшего поколения Антон Паплека. Приз “Nositi” (пеликан) — за лучшие переводы с албанского — получил Абедин Преза, составивший и переведший на итальянский язык антологию албанской поэзии ХХ века; ранее в ходе фестиваля состоялась презентация этой антологии. Награду “Onufri” (названа в честь великого византийского иконописца Онуфрия из Неокастра, жившего в XVI в.) присудили “статусному” косовскому литературному критику и филологу Али Алию (р. 1934); необходимо отметить, что на предыдущем фестивале, прошедшем в 2006 году, этого приза была удостоена Ольга Седакова, большая книга переводов которой на албанский вышла накануне прошлогоднего фестиваля.
В последний день фестиваля, по дороге в аэропорт Тираны, мы оказались в одной машине с косовским и испанским поэтами, и уже на подъезде к аэропорту автомобиль остановил дорожный инспектор. Водитель вышел из машины и не сделал даже малейшего движения, чтобы достать свои документы. Он произнес по-албански слова, которые поняли и мы: “Я еду с фестиваля “Poeteka” и везу в аэропорт иностранных поэтов”. Инспектор кивнул, улыбнулся и пожелал счастливого пути.
______________________________________________
1) О последствиях коммунистического режима в Албании размышляет Ольга Седакова в своем интервью газете “Кифа”; ее выводы во многом совпадают с нашими: Интеллигенция и власть. Интервью О.А. Седаковой, посвященное поездке в Албанию // http://gazetakifa.ru/ content/view/297/15/.
2) О событиях декабря 1990 года в Тиране см. комментарий Агрона Туфы в: НЛО. 2007. № 84. С. 436—486 (сокращенный вариант; полный вариант см. на CD, приложенном к указанному номеру).
3) Касем Требешина (р. 1926) — прозаик-модернист (по мнению А. Туфы — основатель постмодернизма в албанской прозе), неизвестный в России и недооцененный в Албании: большинство его произведений не опубликовано до сих пор. Во время Второй мировой войны был партизаном-антифашистом, в конце 1940-х учился в Ленинградском театральном институте им. А.Н. Островского, но ушел с третьего курса и вернулся в Албанию после того, как выступил на одном из семинаров с критикой марксизма-ленинизма. В середине 1950-х годов написал письмо в МВД с отказом от гражданства Албании. Много лет провел в тюрьмах и лагерях. Его письмо 1953 года к Э. Ходже с призывом отказаться от насаждения социалистического реализма и авторитарных методов управления опубликовано в составе комментариев Агрона Туфа к хронике декабря 1990 года на CD, приложенном к сдвоенному (83/84) номеру “НЛО” за 2007 год.
4) Сохранены особенности английского языка обоих участников диалога.
5) Митруш Кутели (настоящее имя Димитер Паско, 1900— 1967) — албанский поэт, прозаик и фольклорист, выросший в Румынии (где он много публиковался и известен под именем Дмитрие Паску), во время Второй мировой войны перебрался в Албанию, впоследствии был приговорен к тюремному заключению за публично высказанное в 1947 году несогласие с включением Косово в состав Югославии. После освобождения Кутели почти не имел возможности публиковать собственные тексты и печатался как детский писатель и переводчик с русского (переводил классику XIX века и советскую литературу), румынского (Михай Эминеску), испанского (Пабло Неруда) и французского (Поль Элюар) языков.
6) См., например: Карпат К. Албания — болельщик за Косово на зрительской трибуне // http://www.axisgloberu.com/article.asp?article=237.
7) Кроме того, перед чтениями прозвучала запись фрагмента “Фуги…” в авторском чтении. Нам было очень жаль, что мы заранее ничего не знали о структуре этого мероприятия: очень хотелось бы, чтобы “Фуга смерти” прозвучала на этом вечере и в одном из русских переводов (нам известно три).
8) Эти же иллюстрации сопровождают публикацию “Фуги смерти” в журнале “Poeteka”.
9) Именно в таком качестве “Фуга смерти” была прочитана одним из авторов этой заметки летом 1991 года на поэтической акции “Нам не все равно!”, посвященной жертвам межнациональных конфликтов на Кавказе.
10) Один из них — Преч Зогай, известный не только как поэт (на наш вкус, вполне достойный), но и как политический деятель, один из активных участников антикоммунистических выступлений 1990—1991 годов и министр культуры в коалиционном коммунистическо-демократическом правительстве 1991 года. При личном общении Зогай удивил нас простотой и самоиронией.
11) Слово это обозначает два вида боевых кораблей, распространенных во времена Римской империи. Здесь имеется в виду второе значение слова “либурна” — легкие быстрые суда с двумя рядами весел, названные по имени иллирийского племени либурнов, которые на таких кораблях пиратствовали в Ионическом море (Аппиан, “События в Иллирии”, 1.3). Современные албанцы являются потомками иллирийцев.