Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2007
Предлагаемые ниже материалы основываются на исследованиях Всесоюзного, а затем Всероссийского центра изучения общественного мнения (сокращенно ВЦИОМ, основан в 1987 году Т. Заславской и Б. Грушиным), с 2003 года — Аналитического центра Юрия Левады1. Кроме того, для дополнения сведений, полученных в ходе этих больших опросов, автором и его коллегами предпринимались отдельные зондажные микроисследования.
Идея, что 1990 год или десятилетие 1990-х существуют как реальные объекты, как вещи, не подвергалась сомнению никем из тех, кому в ходе этих микрозондажей задавали о них вопросы. Об этом не стоило бы говорить, если бы не обнаруженная исследованием содержательная пустота такого объекта, как «1990-й год», на фоне содержательной же полноты такого объекта, как «1990-е годы».
1. 1990-е
Из исследований, проводившихся во ВЦИОМ в те самые 1990-е, выяснилось, что в конструкции социального времени (если не вообще, то, по крайней мере, «нашего времени») наиболее существенным элементом является год. Именно год оказывается самым важным форматом для организации социальности в масштабе общества в целом. Когда в начале 1990-х рассыпалась временная организация, задававшаяся советским государством (упразднившим в свой час организацию, задававшуюся христианской церковью, упразднившей в свое время языческий календарь), и социум оказался предоставлен в этом отношении сам себе, именно праздник Нового года как чистый праздник социального, то есть совместно переживаемого, времени оказался главным праздником для россиян2.
Ритуалов смены десятилетия, хоть сколько-нибудь сравнимых с ритуалами смены года, будь то в применении к коллективной истории, будь то в применении к индивидуальной истории («жизни»), нет. Однако для обсуждения прошлого в размерностях, сопоставимых с «жизнью», именно десятилетия оказываются наиболее подходящим форматом. К ним применимы наблюдения, делавшиеся не раз над форматом вековым, все суждения о том, когда начался или закончился «настоящий» XX век и т.п.
Далее, есть деление истории на равные, но различимые кусочки десятилетий, а есть объединение наших жизней в единообразные, но различимые пучки поколений. Это — две разные умственные процедуры. Но нередко их соединяют, и десятилетию назначают быть именем поколения. И тогда числительное — семантически самое пустое из слов — становится именем собственным, самым смыслонаполненным словом.
О «поколении 1990-х» пока не слышно. Само поколение себя никак не назвало3. Наградят ли его собственным именем ближайшие потомки, скоро станет ясно. Нынешние критики поминают (в том числе добром) «писателей 1990-х», а нынешние политики уже поговаривают о «политиках девяностых» как о безнадежно устарелом материале. Есть, наверное, и другие категории людей, которые именуются через отсылку к этому десятилетию. Но нет пока того сквозного социального признака, который связал бы неопределенное надпрофессиональное и надвозрастное множество в «поколение 1990-х». Похоже, что скоро найдется, определит и свяжет.
1990-е годы благодаря тому, что практически точно совпали с периодом правления Ельцина (а разметка времени через общезначимое имя правителя не менее принята, чем регулярная шкала лет), оказались сущностью, имеющей хронологическую определенность в массовом сознании. 1991 и 2000 годы, безусловно, — фокусы общественных переживаний, отмечают в коллективной памяти границы исторического десятилетия как раз на краях десятилетия астрономического.
1991 год получил «при жизни» свою репутацию рубежного за счет нескольких дней коллективных тревог и восторгов, отметивших политический переворот, для многих тогда — рождение «свободной России». Правда, к нынешним временам он, как показывают исследования, почти всей публикой переосмыслен как год «развала СССР». Приведенный к власти в конце этого десятилетия новый правитель поддержал эту коллективную интерпретацию и аттестовал соответствующее событие как «величайшую катастрофу двадцатого столетия»4.
Год 2000-й, конец десятилетия, не получил пока общепринятого названия. Обществом еще не решено, будет он именоваться через конец ельцинского или через начало следующего правления. Ельцин, передавая власть, явно понимал, что он закрывает эпоху, но мог ли догадываться, что открывает новую? Сейчас, хотя варианту повторить прием с преемником уделяется очень много публичного и еще более — профессионального внимания, в исследованном нами массовом воспоминании произвольное ельцинское действие ухода / нового назначения не вызывает уважительного отношения. Не политический то ли расчет, то ли просчет слабеющего президента (а может, «семьи»), но действие исторических сил, управляющих судьбой России, видят нынешние граждане в событиях конца десятилетия. И для подавляющего большинства это ныне кажется поворотом к лучшему.
На фоне установившейся с этим приходом новой, преимущественно позитивной оценки текущих времен 1990-е как целое получили ретроспективную квалификацию тяжелого десятилетия. На сегодня эта точка зрения преобладает. В сентябре 2006 года Левада-центр задавал российскому населению вопрос: «1990-е годы принесли стране больше хорошего или больше плохого?» Вот распределение ответов:
Больше хорошего
22%
Больше плохого
61%
Затрудняюсь ответить
17%
Среди причин того, что к 2000 году «Россия оказалась в сложном экономическом положении», опрошенные отмечали в первую очередь «распад Советского Союза».
То, что Россия за эти годы сменила политический режим, геополитический контекст, экономический строй, обсуждается в публике очень мало. Это коллективно забыто, оттеснено на зады — как весь демократический дискурс. Об этом не говорят потому, что «чего об этом говорить». Слово демократов сказано, им нечего к нему добавить, и это очень точно отразилось в коллективных настроениях и оценках времен. Их (демократов) квалификация периода находится примерно там же, где находятся первые (их) президенты — в не очень почетной отставке, или там, где находятся прочие герои той эпохи — в забвении.
ПОМНИТЕ ЛИ ВЫ ЛИДЕРОВ МЕЖРЕГИОНАЛЬНОЙ ДЕПУТАТСКОЙ ГРУППЫ ВРЕМЕН СЪЕЗДА НАРОДНЫХ ДЕПУТАТОВ / ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР 1989-1990 годов? (февраль, 2000 год)
Не помню 47%
Затруднились ответить 36%
Собчак 10%
Ельцин 8%
Сахаров 6%
Попов 2%
Афанасьев 1%
Другие 1%
2. «ТРУДНЫЕ ГОДЫ»
С 1988 года ВЦИОМ задавал в конце каждого года вопрос о том, каким оказался уходящий год, был ли он легче или труднее предшествовавшего5.
С учетом сделанных в сноске замечаний рассмотрим все доступные результаты по исследованиям ВЦИОМ и далее Левада-центра с 1988 по 2005 год (приводятся ответы населения РСФСР — РФ, в процентах от числа опрошенных. Ответы «оказался таким же, как прошлый год» опущены).
Демонстрация четырех кривых на графике затруднительна. Покажем динамику ответов «труднее» и «легче» применительно к стране в целом.
На кардиограмме народных переживаний виден самый первый максимум, приходящийся на 1990-й. Кривая ответов «труднее» почти не падает в следующем, 1991 году, потом начинается адаптация, оборванная дефолтом.
А далее видим, что с началом того периода, который инициировал Ельцин, назначив себе преемника и отправив себя в отставку, резко упало число жалоб на нарастание трудностей, хотя смена главы государства не могла в одночасье изменить жизненные условия десятков миллионов людей.
Мы можем видеть, что всю ельцинскую эпоху действовала тенденция называть положение страны более плохим, чем положение своей семьи. А с приходом путинской эпохи тенденция сменилась на противоположную: люди стали считать свое положение более сложным, чем положение в стране.
Отмеченные обстоятельства вместе, на наш взгляд, показывают, что вышеприведенные данные о трудностях каждого прожитого года в 1990-х следует трактовать не только как фактуальное заявление респондентов о переживавшихся тяготах, но и как определенный риторический ход со стороны публики в адрес высшей власти. Ельцину, не оправдавшему ожиданий, не сдержавшему обещаний «лечь на рельсы», общество устами опрошенных нами респондентов бросало упрек: вот до чего довел страну. При том, что свое существование эти люди, конечно, считали зависимым от государства и действий его главы, они своими ответами указывали на то, что в зоне собственной ответственности, в деле обеспечения своей семьи, они справлялись куда лучше, чем высшие власти и главный властитель — в зоне их ответственности, то есть в обеспечении благополучия всей страны.
Передав власть «преемнику», которого он выбрал по признакам внешней противоположности6 и тем дал публике сигнал: «все вообще будет иначе», Ельцин не просто освободил его от ответственности за его, Ельцина, деяния. Он передал ему огромное публичное недовольство собой, трансформированное в огромную же надежду. Заметим попутно, что знаменитый «рейтинг Путина» был задан и далее поддерживался именно этим фактором и подобными ему причинами. Никакие данные не давали повода думать, что оный рейтинг нуждается в подкреплении «мобилизующим чувством опасности» или «маленькой победоносной войной». Кем бы ни были спровоцированы и учинены теракты, превращенные далее в повод для новой войны на Кавказе, эти действия имели несопоставимо большее собственное (на наш взгляд — глубоко отрицательное) значение для жизни российского общества в 1990-е и далее, чем оказавшееся едва прощупываемым положительное значение для поддержания «рейтинга», для чего они, по некоторым версиям, предназначались или, по крайней мере, послужили.
Что же касается новой эпохи, то ее сделала «новой» новая надежда, рожденная уходом не оправдавшего надежд Ельцина. Эта надежда, надежда как таковая, оказала столь целительное действие на народные настроения7, что с тех пор налет благостности не сходит с социологических индикаторов, которые можно считать ответом публики на вопрос: «Ну а вообще как дела?»
3. ГОД ДЛЯ ВАС
Архивные материалы ВЦИОМ и Левада-центра позволяют более детально рассмотреть реакции различных категорий населения на «персонализированный» вопрос: «Каким оказался для вас 1990 год по сравнению с 1989 годом?» Напомним, что ответы населения РСФСР в целом распределялись так:
Труднее, чем предыдущий
74%
Легче, чем предыдущий
7%
Таким же, как предыдущий
19%
В 1990-м ответов «труднее» оказалось по сравнению с 1989-м в 1,3 раза больше, а ответов «легче» — в 2 раза меньше, то есть год оказался «действительно труднее». А в следующем, 1991 году количество ответов «труднее» и «легче» не изменилось. И только в 1992-м наметились небольшие положительные сдвиги.
Дополнительный свет на этот год как один из годов уже забытой ныне перестройки проливают ответы на вопрос о ней, заданные до и после 1990-го:
ВЕРИТЕ ЛИ ВЫ В УСПЕХ ПЕРЕСТРОЙКИ В НАШЕЙ СТРАНЕ?
1989
1991
Вполне уверен в успехе перестройки
21%
9%
Не вполне уверен в успехе перестройки
37%
27%
Не уверен в успехе перестройки
24%
48%
Затрудняюсь ответить
19%
16%
К 1991 году, как видим, состоялось перемещение максимума ответов в зону скепсиса. Этим косвенно подтверждается гипотеза, согласно которой 1990-й оказался годом резкого возрастания именно тех трудностей, которые население связывало с совершающимися политическими и экономическими преобразованиями («перестройкой»).
Посмотрим, какие категории населения испытали это возрастание в наибольшей степени (или, по крайней мере, наиболее часто об этом заявляли).
Если мы начертим график, то хорошо увидим, как с возрастом растет оценка относительной тяжести/ легкости 1990 года.
Но абсолютные края «шкалы трудности» заданы ответами разнорабочих, с одной стороны, и студентов — с другой. Среди первых 84% назвали год более тяжелым, чем 1989-й, а среди вторых — 61%. На «шкале легкости» минимум (менее 4%, назвавших год более легким) обнаружен в ответах квалифицированных рабочих, а максимум — в ответах руководящих работников (13%). В упоминавшейся группе учащихся наибольшее число не заметивших отличия 1990-го от 1989 года — 28%.
В общем и целом в 1990-м (и далее в 1990-х) действует правило: самые оптимистичные ответы дают люди, наиболее наделенные такими ресурсами, как молодость, образование и высокий статус. Люди, в наименьшей степени ими обладающие, дают самые пессимистические оценки.
Для сравнения возьмем ответы об итогах 1998 года, давшего максимум пессимистических ответов о трудности года «для себя и своей семьи» за весь период измерений: 79% — труднее, 3% — легче, 18% — такой же.
Анализ данных за 1998 год показывает, что в целом продолжалось действие тех же закономерностей: старший возраст переживал события года тяжелее, чем молодой. Но наблюдаются нюансные отличия: самые молодые больше не лидируют в оптимистичности. Они дали меньше ответов о легкости и больше ответов о тягостности, чем люди 25-39 лет. Получается, что поколение, бывшее в 1990 году самым младшим и самым оптимистичным, сохранило свои установки и через 8 лет8.
Если продолжить сравнения с 1990-м, то стоит взять 2003 год, когда впервые доля ответов «легче» (27%) превысила долю ответов «труднее» (24%) — при том, что наиболее массовым (49%) был ответ «такой же». В 2003 году график ответов на вопрос: «Каким этот год оказался для вас и вашей семьи?» — был бы практически перевернут.
На этом, можно считать, фаза движения общественных переживаний, начатая трагическим апогеем 1990-го, завершилась.
4. КАК 1990-й ВОСПРИНИМАЛСЯ В 1990-м?
ВЦИОМ в конце 1990-го проводил итоговый опрос населения СССР. Среди прочих задавались вопросы о том, что наиболее обрадовало и наиболее огорчило людей. В каждом случае предлагалось 14 вариантов ответов, относившихся к различным областям жизни и реалиям уходившего года.
Данные опроса отразили основную драму тех времен. Для определенной части населения (так сказать, энтузиастов перестройки и реформ) главное — эпохальные перемены: вывод войск из Восточной Европы, расширение гласности, подрыв власти КПСС, восстановление прав частной собственности. Для остальных это тоже важно, но их заботят сопровождающие эти перемены явления экономического упадка: «рост цен, снижение жизненного уровня населения», «исчезновение из продажи самых необходимых товаров». Парадокс в том, что, как мы теперь знаем, уже через несколько лет восторг от этих уникальных исторических перемен сойдет на нет, тогда как претензии к властям по таким сиюминутно-универсальным вопросам, как рост цен и снижение жизненного уровня, — останутся. Более того, для большинства эти феномены и останутся символами начала 1990-х. (При этом забудется, что изменилась вся конструкция бедности. В 1989 году на вопрос о том, что убедит людей в том, что произошли реальные положительные сдвиги, большинство (52%) отвечало: «прилавки, полные продуктов». Эта задача была решена в первой половине 1990-х, но, как выяснилось, убеждения в реальности положительных сдвигов это создать не помогло. Напротив, «имущественное расслоение» стало считаться одним из отрицательных признаков 1990-х.)
Реакции такого рода, конечно, отражают в значительной мере то, что можно назвать состоявшимся абсолютным (и относительным) снижением жизненного уровня, ухудшением качества жизни массовых слоев населения, фактическим снижением уровня потребления по сравнению с недавним прошлым. Рассматриваемые опросные данные не позволяют оценить долю этого фактора, но, по иным свидетельствам, мы знаем, что эти явления имели широкое распространение. Однако поскольку перед нами не данные о потреблении, а именно мнения, то надо отметить и другую важную их компоненту — неисполнение надежд.
Настроения воодушевления и подъема не остаются достоянием лишь некоторой изолированной группы. Они в той или иной степени охватывают большинство — ведь и Горбачева, и Ельцина как символы таких перемен в свой час — сначала одного, потом и другого — поддержало абсолютное и подавляющее большинство населения. Но политические перемены к лучшему должны были, по обещаниям этих лидеров и по ожиданиям тех, кто их поддержал, сопровождаться и наступлением материального процветания для всех. Тот факт, что этого не произошло, а, напротив, наступило ухудшение экономического положения массовых слоев населения, сформировал такой громадный потенциал негативных чувств, что он разряжается до сих пор, направляя общественный вектор в сторону, прямо противоположную приветствовавшимся тогда переменам.
Из ситуации сегодняшних, относительно более благополучных в смысле экономического положения, времен, сопровождающихся массовыми переживаниями по поводу утраты/обретения отечеством роли «великой державы», оживающими намерениями помериться с каким-нибудь супостатом военной силой, а внутри — ужесточить режим, ввести цензуру в СМИ и т.п., интересно посмотреть на состояние примерно тех же сантиментов в 1990-м.
Вот тема «развал СССР» — то, что, по нынешним массовым убеждениям, устроил Ельцин (по другой версии — Горбачев) в 1991 году. Как позволяет припомнить опрос ВЦИОМ, «утрата единства СССР» была к 1990-му уже свершившимся фактом. И, что еще интереснее припомнить, огорчал этот факт не более чем пятую долю жителей этой распадающейся державы, в том числе — россиян, а восьмую долю и вовсе радовало укрепление суверенитета и экономической независимости республик. Впрочем, и утрата страной престижа великой державы, оказывается, тоже уже состоялась — до формального распада. Но и она — предмет забот менее чем пятой доли и стоит далеко не на первом, а на пятом месте.
При этом жест, который, собственно, и вызвал падение «престижа великой державы» в столь распространенном ныне понимании («Нас боялись!»), а именно — вывод войск из Европы, сокращение вооружений, то есть отказ от намерений военной силой подчинить себе весь мир, он-то, оказывается, и был для людей той поры главной радостью 1990-го.
Разумеется, ответы отразили различие в отношении к одним и тем же явлениям. Так, около четверти опрошенных приветствовали «расширение гласности в работе средств массовой информации», а около одной десятой порицали «разнузданность, вседозволенность в прессе, в кино, на телевидении». Но это нормально для всякого движущегося общества.
В целом из приводимых таблиц видно, что огорчений в 1990-м люди чувствовали больше, чем радостей:
ЧТО ВАС БОЛЕЕ ВСЕГО ПОРАДОВАЛО В 1990 ГОДУ? ЧТО ВАС БОЛЕЕ ВСЕГО ОГОРЧИЛО В 1990 ГОДУ?
Сокращение вооружений, вывод войск из Восточной Европы
37%
Расширение гласности в работе средств массовой информации
26%
Расширение экономических контактов со странами Запада
22%
Утрата КПСС монополии на власть
21%
Возвращение прав частной собственности
20%
Укрепление авторитета страны на международной арене
19%
Появление возможностей хорошо заработать
16%
Укрепление суверенитета и экономической независимости союзных республик
12%
Разумно-критическое отношение к коммунистическим идеалам
9%
Конкретные шаги по ликвидации дефицита потребительских товаров
8%
Упрощение процедуры выезда из СССР
8%
Начало перехода к рыночной экономике
8%
Рост политической и хозяйственной активности людей
6%
Ускорение темпов демократических преобразований
5%
Другое
1%
ЧТО ВАС БОЛЕЕ ВСЕГО ОГОРЧИЛО В 1990 ГОДУ?
Рост цен, снижение жизненного уровня населения
67%
Исчезновение из продажи самых необходимых товаров
52%
Утрата порядка, потеря политической стабильности в стране
22%
Волна национального сепаратизма, утрата единства СССР
20%
Утрата престижа великой державы
19%
Нападки на армию
15%
Утрата социального равенства, расслоение общества на «богатых» и «бедных»
13%
Развал плановой системы управления экономикой
13%
Разнузданность, вседозволенность в прессе, в кино, на телевидении
11%
Увеличение эмиграции из СССР
8%
Нарастание экономической зависимости от Запада
8%
Утрата веры в коммунистические идеалы
7%
Снижение темпов демократических преобразований
4%
Падение политической активности населения
3%
Другое
1%
5. ГОД РАССТАВАНИЙ
От опросных данных ВЦИОМ перейдем на время к данным ведомственной статистики. Они описывают феномен, который поставил 1990-й на особое место среди других лет. Это феномен эмиграции.
По подсчетам П. Поляна, любезно предоставленным им в наше распоряжение9, за почти тридцатилетний период с 1974 по 2003 год наиболее значительная эмиграция евреев из СССР и бывшего СССР пришлась именно на 1990-й.
В этот год из страны в качестве эмигрантов-евреев уехали около 218 тысяч человек. При этом в 1990-м отъездов состоялось в пять раз больше, чем в предыдущем, 1989-м, и чуть ли не в двадцать раз больше, чем в 1988-м.
По мнению П. Поляна, такой всплеск эмиграции вызван ведомственнотехническими причинами: в 1990-м начали «выпускать», и «накопившиеся» повалили валом. Потом такого не было, даже в 1991 году их оказалось меньше. Пусть причины массовых отъездов и были техническими, их последствия сказались потом на социальном и психологическом уровнях. На 1990-й пришлось примерно столько же прощаний, сколько их произошло на памяти большинства жителей страны с конца 1940-х годов.
Отъезды, расставания — это ведь множественные разрывы социальных связей: не только дружб, любовей10, привязанностей, знакомств по работе, соседству, привычного сотрудничества и других форм социальной солидарности, но более широко — утрата возможностей взаимной ориентации, как позитивной, так и негативной. Да и влияние отъезда, ощущавшегося как дуновение воли, на атмосферу в стране во многих иных отношениях было скорее угнетающим. «Уезжающим — Синай, остающимся — Голгофа!» — сказал об этом лучше всех Б. Чичибабин. Как можно было видеть из приведенных выше данных ВЦИОМ, «возросшая эмиграция из СССР» огорчала в 1990-м почти каждого десятого.
Последующие годы многое переозначили в этой картине, повторять формулы тех лет теперь не станут, поэтому остался просто молчащий звук, рубец в памяти. Он и отражается в статистике воспоминаний.
6. РЕТРОСПЕКТИВА-1:
1990-й В ПАМЯТИ СОВРЕМЕННИКОВ
Судя по данным начала 1990-х, первый год десятилетия в короткой ретроспективе никак не выделялся.
Тогда, сразу по прошествии 1990-го, на шестерых опрошенных едва находился один, кто назвал бы его «хорошим». Настоящие «хорошие годы», по уже тогда проступившей манере искать хорошее только в прошлом, люди относили в самое начало предложенного для вопроса периода.
Десять лет спустя была сделана новая просьба припомнить «самый хороший год» (на этот раз за период с 1985 по 2000-й). Результаты приведены в таблице:
КАКОЙ ГОД ИЗ ПОСЛЕДНИХ ПЯТНАДЦАТИ ЛЕТ, НАЧИНАЯ С 1985 ГОДА, БЫЛ ДЛЯ ВАС САМЫМ ХОРОШИМ? (Март 2000 года)
1985-й
26
1986-й
24
1987-й
22
1988-й
22
1989-й
23
1990-й
19
1991-й
11
1992-й
8
1993-й
7
1994-й
7
1995-й
7
1996-й
8
1997-й
8
1998-й
7
1999-й
8
2000-й
2
Затрудняюсь ответить
33
Видно, что хорошие времена опять отодвигаются массовым сознанием как можно дальше назад от переживаемых в настоящий момент. 1990-му достается сомнительная слава быть последним из «хороших» (около пятой доли опрошенных помянули его добром, потом таких результатов не было).
Итак, 1990-й — год с двойственной репутацией. Изнутри и из близкой ретроспективы — «плохой», с десятилетней дистанции — «хороший». К нынешним временам эти оценки, по-видимому, наложились друг на друга и друг друга скомпрометировали в массовой памяти. Этим, возможно, объясняется зияние, которое обнаружили наши микроисследования 2006 года.
7. РЕТРОСПЕКТИВА-2:
1990-й В ВООБРАЖЕНИИ ПОТОМКОВ
Как говорилось выше, в течение 2006 года были проведены точечные зондажи в различных социальных средах. Надо признать, что их результаты долго не складывались в сколько-нибудь ясную картину и не корреспондировали с изложенными результатами массовых опросов. Делу помогла подаренная судьбой возможность провести относительно более масштабное исследование среди молодежи Красноярского края.
Красноярский край и собственно город Красноярск известны исследователям общественного мнения и массового поведения как естественные модели Российской Федерации в целом. Поэтому показалось целесообразным поговорить о 1990-м и 1990-х при состоявшихся в 2006 году встречах автора со студенчеством края: это были учащиеся трех крупнейших красноярских вузов — историки, а также студенты других факультетов, общим числом более 500 человек, которых пригласили или привели преподаватели на семинары по проблемам исторического знания. Для многих из них 1990-й мог быть годом или кануном их рождения. Сочетание этих обстоятельств делало небессмысленным проведение с ними игр: «В интервале 1985-2005-й назовите год, который запомнился событиями в вашей личной жизни или жизни страны».
Результаты игр просуммированы и приведены на графике.
Подсчеты показали, что минимум припоминаемости приходится на 1985 и 1992 годы, второе место по «незапамятности» занимает 1990-й (вместе с 1996 и 1997 годами). При обсуждении результатов тестов были получены собственные рефлексии студентов по этому поводу11. 1990-й, а также 1992-й и 1997-й — это годы, когда, судя по ответам студентов, ничего не происходило. Чрезвычайно важными представляются редкие, но появлявшиеся независимо в разных аудиториях суждения о «стабильности» применительно к этим годам. Стабильность как бессобытийность, когда «ничего не произошло, и слава богу», — это еще одно отражение родительских и прародительских горестных заключений из опыта 1990-х: мол, если в публичной жизни что-либо произойдет, то это непременно будет к худшему. Хорошо видно, и студенты это отметили, что во всех случаях это затишье предшествовало буре. С учетом того, что перед нами ретроспекция, то есть обратная временная перспектива, точнее будет сказать наоборот: что эти годы оказываются в тени последующих годов — вершин припоминаемости, по-другому — исторических вех 1990-х. Увы, все три вершины — 1991, 1993 и 1998-й — одинаково помнятся как кризисы. То, что в первых двух случаях кризисы были разрешены, как считалось ельцинским официозом, благополучно, общественное сознание (красноярских студентов в том числе) не признает12.
Специальное обсуждение того, чем запомнился 1990-й, показало, что для немногих его отмечавших он запомнился событиями с отрицательной семантикой — уход, утрата. Отмечались семейные утраты, «уход Прибалтики», «наш уход из Афганистана». Не будем обращать внимания на ошибки в хронологии. Важнее то, что приписывается году. (В двух последних случаях снова приходится отмечать ценностную перемаркировку событий, состоявшуюся за истекшие полтора десятилетия. То, что виделось победами демократически устремленного общества, теперь считается самыми болезненными поражениями для национального чувства россиян.)
После этих встреч в Красноярске стало ясно, что результаты других точечных зондажей, проводившихся в разных профессиональных группах, имеют тот же смысл. 1990-й оказывался при обзоре десятилетия «пустым», а при фокусировании на нем внимания заполнялся событиями и воспоминаниями (почти всегда непозитивными), переносимыми, как выясняется, с соседних лет по признаку отрицательной семантики. При этом сами респонденты не были уверены в датировках и в получающейся картине их жизней в этом году. Как выразился цитатой один из участников, это время, «где все не так, и все не то, и все не прочно — который год, и то никто не знает точно».
В некоторых аудиториях, в том числе среди красноярских студентов, нами делались попытки провести тест на чувственные характеристики ассоциаций с 1990-м. Людей спрашивали о цвете этого года и его запахе. Попытки оказались неудачными — в том смысле, что не было обнаружено никаких устойчивых и повторяющихся ассоциаций, за вычетом того, что несколько раз встретились реплики о «мрачности» этого года. Поскольку некоторые другие годы, вроде «путчевых», вызывали единообразные реакции, а 1990-й таких не давал, можно еще и этим итогом подтвердить, что на месте этого года в памяти потомков существует зияние.
7. ИТОГИ
1990-е как десятилетие были прожиты бурно. Год от года порой отличался разительно, коль скоро речь идет о переживаниях актуального и только что прошедшего времени. Это показали данные опросов, проводившихся в те годы. Однако из глубины следующего десятилетия, благо оно принадлежит не только другому тысячелетию, но, что важнее, другой политической микроэпохе, 1990-е кажутся единым целым. Анализ воспоминаний, отраженных в массовых опросах, показывает, что по прошествии недолгого, но очень существенного срока 1990-е подверглись не только гомогенизации, перекрашиванию в один цвет, но и ревизии. Мнение о том, что это было десятилетие исторического прорыва, изменившего к лучшему судьбы чуть ли не половины человечества, исчезло из обихода. Выдвинута прямо противоположная оценка тех же событий как катастрофы ХХ века. Но массовое распространение получила не эта историческая оценка, а обытовленное и тягостное воспоминание о 1990-х как годах сплошного кризиса и сплошных неудач, неприятностей и несчастий, охвативших всех. К этому добавляется, что очень важно, неушедшая ненависть к тем, кто внушил тогда надежду, и злость на самих себя, этой надеждой искусившихся.
Переходя от размерности десятилетия к размерности года, мы обнаруживаем, по сути дела, радикалы тех же негативных общественных чувств, но существующие в совсем иной форме, в качестве в самом деле отрицательных исторических величин, мнимостей и пустот в массовой в исторической памяти.
1990-й, как показали исследования тех лет, в свое время сыграл роль незаметной ступеньки, предваряющей последующие изменения. Но он не запомнился в этой роли. В массовой памяти остались годы — вехи самих значительных изменений. А годы, что стояли перед ними, и это видно в приведенных выше данных, — далее образовали некие провалы в массовом историческом сознании. В ряду этих годов, оказавшихся в тени последующих, 1990-й отличает пребывавшая в нем надежда. Надежда, как стало теперь ясно, несбывшаяся13.
_______________________________
1 Исследования проводились в форме опросов по обще национальным репрезентативным выборкам (объем от 2300 до 1600 чел.). Автор выражает глубокую благодар ность своим коллегам по ВЦИОМ и Левада-центру за помощь в поиске и подборе информации, использованной в данной работе. Замысел работы обсуждался, в частности, с Юрием Александровичем Левадой.
2 Более того, на второе место среди празднуемых вышел «мой день рождения», в который, несмотря на название, празднуется не новый день, а опять-таки новый год в жизни социального индивида.
3 Но подтвердило имя, которым ранее было названо поколение его предшественников: в разговорах и писаниях 1990-х утвердилось прозвание «шестидесятники», его применяли и к тем, кто получил известность во времена «оттепели», и к их ровенискам, проявившим активность в 1980-е.
4 Таким способом он возложил основную историческую вину на «демократов» и освободил более симпатичные ему политические силы от ответственности за другие трагедии, вроде Гражданской войны, голодомора, Большого террора, пакта Молотова-Риббентропа, поражений 1941 года, послевоенных депортаций, которые, по высказывавшимся в свое время мнениям, также претендовали на титул самых больших несчастий/преступлений XX века.
5 С середины 1990-х вопросы о том, каким оказался год «для вашей семьи» и «для страны», задаются отдельно. А в первые пять лет методика еще только отрабатывалась, конструкция вопросов менялась. Мы в строке «для общества» считаем возможным приводить и ответы «для всего советского народа», «для общества в целом», «для страны», а в строке «для вас» — ответы «для вас лично», «для вас», «для вас и вашей семьи». Кажется разумным считать, что
это могло создавать отличия в пределах нескольких процентных пунктов, такова же и точность этих измерений.
6 Начать можно с такой характеристики, как рост. Припомним, что, рекомендуя публике Бориса Немцова в качестве преемника, Борис Ельцин отмечал, что он такого же (большого) роста. В тот период Ельцин, как мы полагаем, считал, что его как «президента демократической России» должен заменить «демократ». Далее он
пересмотрел свое решение, понял, что нужен не его повтор, а контрастная фигура. И тогда он начал искать среди тех, кто носил знак организаций, старательнее
всего боровшихся с «демократами» и их предшественниками. Он, напомним, перебрал несколько персон из «органов», прежде чем остановился на главе ФСБ.
7 Анализировавший этот феномен Ю.А. Левада предложил применительно к преемнику формулу «президент надежд».
8 Максимум впервые сместился в зону ответов «таким же, как предыдущий» в 1997 году, когда на короткое время показалось, что вожделенная стабильность настает. Дефолт сбил эти настроения, и они вернулись только в 2000-м (слабый максимум в 38%, при доле ответов «труднее» в 36%), с тем чтобы не уходить вплоть до 2005 года, последнего из тех, по которым имеются данные на момент написания этих строк.
9 Фрагмент доклада для конференции в Университете Бар-Илан, Израиль, 2006 г. Как следует из ссылок, сделанных автором расчетов, данные за эти годы в значительной мере опираются на следующий источник: Тольц М. Российская эмиграция в Израиль // Демоскоп Weekly. Электронная версия бюллетеня «Население и общество». 2003. № 10. 17-30 марта.
10 Коллеги вспоминают, что одним из самых грустных российских фильмов об эмиграции как разлуке навек остается «Любовь» В. Тодоровского. Сценарий был написан им, наверное, именно в 1990 году.
11 Обсуждения показали, в частности, что очень низкая «популярность» 1985 года должна объясняться чем-то вроде умолчания или вытеснения. Представляется, что блуждающее в оценках их бабушек-дедушек мнение о том, что это — роковой и черный год, сломавший «нормальную жизнь», отразилось в том, что молодые историки разом и знали, и не знали, что это год прихода М. Горбачева к власти. Также выяснилось, что они не заметили, что совсем недавно те, кто себя все еще числит в демократах, праздновали двадцатилетие этого события.
12 Вот пример. По данным всероссийского опроса 2006 года, считали, что в событиях 3-4 октября 1993 года правыми были сторонники Ельцина, 9%, что правыми были сторонники Верховного Совета, — 10%, «и те и другие» — 20%, «ни те, ни другие» — 39%, затруднились ответить 22%.
13 А по версии Е.Ф. Сабурова (НЗ. 2006. № 45), надежда, которая сочла себя не сбывшейся.