Голая жизнь вождя
Опубликовано в журнале НЛО, номер 1, 2007
На протяжении всей истории СССР Ленин был главным легитимирующим знаком советской идеологии и занимал по отношению к идеологическому дискурсу внешнюю позицию. Иными словами, постулат о правоте и неоспоримости ленинских идей, являясь отправной точкой всех идеологических высказываний, не мог быть поставлен под сомнение в этих высказываниях1. Поэтому все реформы и перемены в советской системе всегда осуществлялись под знаком преодоления извращений ленинской мысли и возврата к истинному ленинскому слову.
С этой же задачи начинается и перестройка. Однако в 1990 году в том, как партийная пресса формулирует эту задачу, происходит изменение. Если в прошлом искажение ленинских идей связывалось в партийных выступлениях с ограниченными периодами советской истории (сталинским или брежневским), то теперь появляется идея о том, что ленинские мысли искажались на протяжении всей советской истории. В результате под сомнением оказывается аутентичность любого из ленинских высказываний, содержащихся в советских источниках. Это, казалось бы, незначительное изменение в партийном дискурсе 1990 года приводит к появлению в нем парадокса: с одной стороны, этот дискурс декларирует, что главной задачей перестроечных реформ является возврат к истинному Ленину; с другой стороны, он заявляет, что истинный Ленин неизвестен.
Типичная статья начала 1990 года в журнале "Коммунист", основном теоретическом органе ЦК, начинается со знакомой формулировки: главная задача реформ перестройки — "очистить социализм от сталинских извращений, вернуть ему идеалы Маркса и Ленина, душу и сердце, отнятые Сталиным…"2. Однако далее в статье задача перестройки формулируется несколько иначе: она состоит в том, чтобы "идти… по пути экспериментов, а не догм… наполняя идеалы социализма новым, неизвестным прежде содержанием"3. Возврат к идеалам Маркса и Ленина отождествляется с поворотом в неизвестное. И хотя появление этого противоречия в партийном дискурсе 1990 года является лишь одним из множества важных событий того времени, его роль огромна: это противоречие резко ускорило разрушение принципа легитимности, на котором строилась вся советская идеология, и приблизило необратимый кризис партии и всей системы.
В этой статье мы рассмотрим, как этот процесс начался и завершился на протяжении 1990 года.
1
С признанием того, что ленинские слова и мысли искажались на протяжении всей советской истории, на первый план выходит задача определить, что из себя представляет истинный, неискаженный Ленин. Для этого нужно было сначала разобраться, по каким причинам и какими методами искажались слова вождя. Полемизируя по этому поводу, партийные авторы весной 1990 года отмечают, что Ленина искажали всевозможные интерпретаторы, пересказчики и редакторы — кто-то по непониманию, кто-то из лучших побуждений, кто-то — злоумышленно. В результате чужие пересказы ленинских слов подчас интерпретируются как слова, произнесенные им самим. Как замечает "Коммунист", "разнообразные взгляды, мнения, высказывания авторов воспоминаний" о Ленине до сих пор воспринимаются как "принципиальные положения самого Ленина"4. Например, продолжает журнал, хотя в известной публикации о политике партии в области культуры Клара Цеткин лишь пересказывает свою беседу с Лениным, ее пересказ цитируется так, "как будто эти слова были написаны самим Владимиром Ильичом". Более того, "долгие годы мы пользовались далеко не идеальным переводом" даже этого пересказа. То есть в данном случае ленинские слова и мысли подверглись двойному искажению: они неточно пересказаны и неточно переведены. Это замечание касается версии ближайщего соратника Ленина. Что же тогда говорить о тех людях, которые переписывали и редактировали ленинские слова из соображений политической выгоды в условиях конкретного исторического периода? "Не пора ли разобраться?" — спрашивает "Коммунист", то есть — не пора ли проверить все ленинские слова на аутентичность, чтобы отыскать среди них наконец реальный ленинский голос? Для этой цели журнал предлагает не просто уточнить отдельные высказывания, а провести полную "инвентаризацию текстов, записей и истолкований" вождя5.
Однако быстро выясняется, что одной инвентаризацией текстов проблемы не решить. Ленинские слова подвергались искажениям не только по причине неверных пересказов и интерпретаций, но и потому, что образ вождя был канонизирован в советской истории. Вместе с ним канонизации подверглись и все его высказывания — они превратились из живой речи в набор стандартных цитат. Ленинский дискурс оказался "заморожен", потеряв возможность развиваться вместе с развитием истории. Именно это, отмечают авторы, является главным искажением ленинских слов. Начав торжественную речь по случаю 120-го юбилея Ленина в апреле 1990 года словами: "Ленин остается с нами как крупнейший мыслитель XX столетия…", Горбачев тут же добавляет: "…нам необходимо переосмысление Ленина, его теоретического и политического творчества, освободаясь при этом и от извращений, и от канонизации его выводов. <…> Пора покончить с бездумным до нелепости обращением с именем и образом Ленина, когда его превращали в "икону""6. Поскольку каноническое учение, созданное на основе ленинских идей, — это ленинизм, значит, возвращение к истинному Ленину подразумевает, как ни кощунственно это звучит, отказ от ленинизма. Пытаясь смягчить неловкость, Горбачев объясняет, что термин "ленинизм" был придуман меньшевиками в качестве насмешки над идеями вождя7.
Реальный Ленин, в отличие от канонического, заявляют партийные авторы, в изменившихся исторических ституациях часто менял свои мнения и исправлял ошибки. Поэтому его слово развивалось и не стояло на месте. Отталкиваясь от этой идеи, Александр Яковлев — партийный теоретик, член Политбюро и "прораб перестройки" — той же весной пишет на страницах "Коммуниста", что истинного Ленина надо искать не столько в конкретных позициях, сколько в умении эти позиции менять в зависимости от обстановки. "Для меня лично, — объясняет Яковлев, — является очень высоким в характеристике Ленина… его умение самому пересматривать позиции, когда того требует жизнь"8. Два других автора "Коммуниста" объясняют, что Ленин, пользуясь практическим опытом социалистического строительства, постоянно исправлял не только свои ошибки, но и ошибки в теоретических работах Маркса и Энгельса9.
Из этих заявлений, сделанных весной 1990 года, напрашивается очевидный вывод: поскольку практический опыт строительства социализма, которым обладал Ленин, ограничился всего несколькими годами, значит, учась на этом опыте, Ленин не мог исправить все ошибки и изменить все позиции. Следовательно, неисправленные и ошибочные позиции в его работах и работах классиков, рассуждает "Коммунист", продолжают вводить в заблуждение и нас сегодня. Ведь "пока не понят, не вскрыт гносеологический механизм заблуждения, до тех пор мысль не в состоянии вступить в спор с самой собой, скорректировать себя…"10.
Таким образом, в начале 1990 года в партийном дискурсе формулируется мысль о том, что задача возврата к истинному Ленину намного шире простой проверки его текстов на точность и аутентичность. Нужен еще и творческий подход к ленинским мыслям и высказываниям. Необходимо дать им возможность развиваться, меняться и преобретать новые смыслы, соответствующие сегодняшнему дню. Иными словами, партийным теоретикам следует научиться исправлять и дополнять ленинские тексты, при этом не отходя от самого Ленина — то есть исправлять и дополнять их так, как это делал бы сегодня он сам, если бы был жив. Старая формула партийной идеологии была заключена в известном лозунге: "Ленин живее всех живых", который воспевал канонического, неизменного, а значит, как ни парадоксально, мертвого Ленина. А новую идеологическую формулу, появившуюся в 1990 году, следует выразить, скорее, расхожей фразой поздней перестройки: "Если бы Ленин был жив, он бы знал, что делать". Таким образом, новая идеологическая задача преобретает все более фантастические черты — она состоит в воссоздании живого Ленина, способного размышлять сегодняшним языком о сегодняшних проблемах. И если партийные публикации и выступления 1990 года не говорят о воскрешении Ленина в буквальном смысле, в них чувствуется надежда именно на это.
Характерным примером этой надежды на восрешение Ленина является агитационный плакат под названием "Слово Ленину!", выпущенный в 1990 году издательством "Плакат" при ЦК КПСС 11. Центральную часть плаката занимает мощная красная трибуна с советским гербом и микрофонами. Она олицетворяет канонические ленинские цитаты в официальных партийных речах. А сам Ленин изображен нарочито неканоническим, маленьким, ссутулившимся и черно-белым. Он примостился с краю, внизу, под трибуной и сосредоточенно записывает в блокнотике свои мысли по поводу сегодняшнего дня. Но нам этих мыслей не видно. Чтобы узнать их, надо дать Ленину слово, выпустить его на трибуну, услышать его живой, сегодняшний голос.
Другим примером служит новое оформление обложки журнала "Коммунист", появившееся в апреле 1990-го12. На протяжении десятилетий обложка этого журнала была выполнена в консервативно-бюро кратическом стиле и походила на обложки большинства советских партийных и академических изданий: на серо-голубом фоне тяжеловесным советским шрифтом было выведено название журнала.
Однако в апреле 1990 года журнал неожиданно меняет оформление обложки. В письме к читателям редакция объяснет смену стилей так: "Уважаемый читатель! Этот номер "Коммуниста", посвященный 120-летию со дня рождения В.И. Ленина, выпущен в новом оформлении, разработанном художником В. Пантелеевым. На обложке журнала — факсимильное (с увеличением) воспроизведение фрагмента из рукописи Владимира Ильича. Мы хотели этим обозначить свое отношение к наследию основателя Советского государства, к марксистскому наследию в целом, на базе которого журнал ве дет сегодня теоретическую и политическую работу"13. И хотя редакция не поясняет, какое именно "отношение к наследию" Ленина подразумевается этой сменой декораций, это отношение вполне очевидно. В отличие от старой обложки, олицетворявшей канонический дискурс искаженного Ленина (как и красная трибуна на плакате в прошлом примере), на новой обложке слово "коммунист" написано почерком самого вождя, непосредственно его рукой. Таким образом, название становится фрагментом ленинской рукописи, его ожившего, сегодняшнего, динамично развивающегося дискурса14.
2
Говоря о необходимости дать Ленину слово, партийный плакат и новая обложка "Коммуниста" используют сослагательное наклонение: если бы Ленин заговорил… Но как на практике добиться этого? Как сформулировать сегодняшние ленинские слова так, чтобы они были не повторением его старых цитат, а новыми, современными высказываниями, при этом оставаясь именно его высказываниями? Как не просто вернуться к мыслям жившего когда-то вождя, а сформулировать новые ленинские мысли сегодня? Весь 1990 год партийные теоретики ломают голову над этой неочевидной задачей. Например, теоретик ЦК Георгий Шахназаров предлагает решить ее путем введения в известный ленинский дискурс идей и высказываний других мыслителей, которые тоже рассуждали о социализме и к которым Ленин когда-то обращался и наверняка обратился бы вновь, живи он сегодня. Среди них теоретик называет Платона, Аристотеля, Локка, Руссо, Канта и Гегеля. Иными словами, Шахназаров предлагает не столько дискурсивное, сколько органическое, или даже агрономическое, решение: сделать знакомым ленинским текстам что-то вроде прививки из высказываний других мыслителей. В результате этой гибридизации на свет должны появиться абсолютно новые высказывания Ленина, которые будут отличаться от его старых слов, при этом оставаясь именно его словами. Так же и у привитого дерева появляются абсолютно новые, но все же свои плоды. Такое моделирование ленинской мысли, объясняет партийный теоретик, будет равносильно "революции в нашем теоретическом сознании"; причем "никто так не одобрил бы подобную революцию", как сам Ленин, если был бы жив15.
Таким образом, задача поиска истинного Ленина постепенно смещается из дискурсивной области в органическую: в ней все больше подразумевается идея необходимости воскресить Ленина, создать его живую копию или хотя бы смоделировать его мыслительный процесс. В результате этого смещения повышается интерес к ленинской родословной, здоровью, психике, физиологическим особенностям, подробностям смерти, то есть именно органическим деталям его существования, которые свободны от чужих пересказов, интерпретаций и мифов конкретного исторического периода и которые поэтому можно наполнить новым, сегодняшним содержанием.
Все больше статей и передач 1990 года рассказывает о подробностях последних дней, часов и даже мгновений ленинской жизни, когда он был немощен и болен, когда он умирал, но еще не умер — то есть когда на некоторое время он оказался между жизнью и смертью. В этом промежуточном состоянии он уже потерял роль политического субъекта и вождя, но еще остается просто "голым" человеком. Иными словами, повышается интерес к той части ленинской натуры, которую Агамбен называет "голой", или "обнаженной", жизнью (bare life) субъекта, — физиологической составляющей человеческой жизни, которая остается, когда "политическая жизнь" (political life) гражданина уже сошла на нет16. В отличие от политической жизни, "голая" жизнь находится вне истории и вне политики. Она свободна от политических искажений, а значит, истинного, неискаженного Ленина следует искать именно в недрах этой "голой" жизни.
Из всех политических высказываний Ленина самые последние, сделанные буквально при смерти, вдруг кажутся наиболее аутентичными, в большей степени выражающими его реальную, почти биологическую суть. Именно в обращении к "последним работам Ленина", говорит Горбачев в апреле 1990-го, он черпает "уверенность в том, что [мы] встаем на правильную, хотя и трудную, дорогу"17. "Огонек" публикует последние ленинские тексты под общим заголовком "политическое завещание Ленина", включив в него "восемь небольших по объему писем и статей конца 1922 — начала 1923 года"18.
Повышение интереса к "голой жизни" вождя проявляется в 1990 году в разных формах. Примером служит то, как отмечаются в это время ленинские годовщины. До 1990 года на протяжении десятилетий главным ленинским праздником был день его рождения, 22 апреля. Годовщина ленинской смерти, 21 января, отмечалась с меньшим размахом и имела меньший символический смысл19. Статьи в "Правде", посвященные этой дате, печатались не на первой странице, а внутри разворота. Акцент в них делался не столько на смерти Ленина, сколько на его роли вождя мировой революции. Многие советские граждане эту дату вообще не помнили, чего никак не скажешь о 22 апреля. Но в 1990 году это соотношение между двумя датами вдруг меняется: впервые с середины 1950-х годов годовщина ленинской смерти отмечается так же широко, как и день его рождения, а "Правда" впервые отводит под эту тему всю первую полосу под общим заголовком "Память о том январе"20.
В этой смене акцентов чувствуется возросший интерес не столько к диагнозу ленинской болезни или описанию политической ситуации, связанной со смертью вождя, сколько к деталям самого процесса физиологического умирания, когда на виду вдруг оказывается неискаженная органическая природа этого человека, его "голая" жизнь. В малоизвестных воспоминаних очевидцев на первой полосе "Правды" смерть Ленина описывается языком, полным незнакомого натурализма. В отрывке из воспоминаний Бухарина акцент делается на физических характеристиках вождя: "Мы уже никогда не увидим этого громадного лба, этой чудесной головы, из которой во все стороны излучалась революционная энергия, этих живых, пронизывающих, внимательных глаз, этих твердых властных рук, всей этой крепкой литой фигуры…" Подчас кажется, что речь идет не о смерти, а о существовании, продолжающемся между жизнью и смертью. В отрывке из воспоминаний Бонч-Бруевича читаем: "Правая рука крепко стиснута; маленький кровоподтек на правом ухе серым пятнышком приковывает к себе наш взор <…> Смотрите, у него как будто бы открываются глаза <…> Немного дрожит щека…"21
Интерес к этим физиологическим подробностям становится частью процесса деканонизации Ленина, к которой призывал Горбачев (см. выше). Однако другой стороной этого процесса становится десакрализация вождя. Теряя политическую составляющую, он теряет и образ непогрешимого сверхчеловека, который всегда заведомо прав. В публикациях 1990 года еще мало открытой критики Ленина. Однако появляется все больше рассуждений, в которых он предстает ни плохим, ни хорошим, а… обычным.
В одном из номеров "Огонька" за 1990 год редактор Виталий Коротич, рассказывая о своем недавнем посещении Мавзолея, пишет, что вместо привычного религиозного трепета он, неожиданно для себя, ощутил абсолютную банальность ритуального пространства и лежащего в гробу человека. На этот раз Красная площадь была закрыта для публики, и Коротич вошел в Мавзолей без обычного потока посетителей: "Впервые я оказался с Лениным один на один в полумраке парадной гробницы, скупо освещенной и печальной, как все пристанища мертвых"22. Ленин в описании Коротича тоже предстает не "вечно живым" вождем, а субъектом, волей случая оказавшимся между жизнью и смертью. В этом состоянии он лишен политической жизни и связанного с ней величия, сведен до уровня "голой" жизни, — жизни не только банальной, но и трагичной, потому что ей не дают возможности прекратиться естественным образом: "Небольшого роста человек в выходном костюме лежал в пуленепробиваемом гробу в центре зала, сжав одну ладонь и выпрямив пальцы другой. Бедный Ленин, — подумал я. — Человек без упокоения. Одна из страшнейших во все времена посмертных кар — не предавать тело земле. За что ему такая кара?"23
И хотя к концу 1990 года образ Ленина все еще остается достаточно святым и неприкасаемым в глазах большинства жителей страны, процесс десакрализации постепенно открывает его для публичной критики. В декабре 1990-го О. Мороз пишет об этом в "Огоньке": "…перед нашими сегодняшними читателями ниспровержение Ленина — это почти то же самое, что ниспровергать Христа перед христианами… Занятие сомнительное во всех отношениях. Люди привыкли верить: Ленин — бог. И ничего другого слышать не хотят"24. "Настала пора говорить правду об этом человеке", — добавляет его собеседник, В. Солоухин25. Та "правда", которую пытается рассказать большинство критиков, заключается не столько в анализе ленинских взглядов по поводу конкретных исторических событий, сколько в раскрытии секретов и тайн в глубинах ленинской природы, родословной, физиологии. Призывы сорвать с Ленина маску и обнажить его истинное лицо становятся призывами вскрыть его природную суть. В. Старцев предлагает отказаться от "ненастоящей" фамилии Ленин и вернуться к реальной — Ульянов. Пора начать раскрытие "подлинных фамилий и имен", добавляет он; это было бы равносильно показу реальной сущности человека, при виде которой "легче расставаться с мифами"26.
3
Интерес к подлинным именам можно рассматривать как желание докопаться до скрытой "природы" — родословной, этнических корней, на которые могут указывать имена. И действительно, эти "скрытые корни" Ленина обсуждаются все более открыто. В апреле 1990 года "Аргументы и факты" публикуют первое интервью с племянницей Ленина о происхождении рода Ульяновых. К тому времени в прессе уже появляются слухи о нерусских предках Ленина, и пожилая племянница считает нужным подчеркнуть: "Род по линии Ильи Николаевича [отца Ленина] — это русские люди. Владимир Ильич и его сестры всегда писали в анкетах, что они русские, и родной язык у них — русский. По линии же Марии Александровны ничего определенного сказать не могу. Она тоже русская, хотя бытует мнение о шведской ветви. Однако документально это не подтверждено"27.
В октябре 1990-го ленинградская газета "Литератор" публикует статью о ранее неизвестных фактах ленинской родословной, найденных в секретных архивохранилищах Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. По просьбе читателей журнал "Слово", выходивший гораздо большим тиражом, перепечатывает этот материал28, а газета "Книжное обозрение" позже пересказывает его29. Особое внимание в статье уделяется продолжающемуся расследованию шведских корней ленинского рода, которые ранее упоминались лишь как неподтвержденный слух. Хотя данных теперь больше, рассказывает газета, пока еще не все ясно: "Карл Рейнгальд Эстед, перчаточник в Упсале, и крепостной крестьянин Григорий Ульянин — первые, от кого (хотя пока и без дат жизни и смерти) повели линию семьи исследователи"30.
Поток статей и передач о ленинском происхождении нарастал. Они все больше напоминали что-то среднее между детективными расследованиями и научными поисками тайн природы, которые якобы проливают свет на ход всей советской истории. Апофеозом этого жанра становится документальный фильм "Россия, которую мы потеряли" Станислава Говорухина, который он начал снимать на "Мосфильме" в 1990 году на волне этого интереса31. В фильме дореволюционная Российская империя противопоставляется нынешней Советской России. Одним из методов противопоставления является сравнение двух семей, сыгравших важную роль в российской истории, — семьи царя Николая II и семьи Ульяновых.
Режиссер Говорухин сам играет роль главного рассказчика в фильме. Он ходит по архивам, просматривает кадры кинохроники, цитирует ранее засекреченные документы. Обе семьи, подчеркивает он, имели сложные, нерусские корни. Происхождение царской семьи — западноевропейское: "Во всех русских царях, начиная с Екатерины Первой, текла немецкая кровь. В Николае была еще и датская. Мать его, Мария Федоровна — датская принцесса. А вот он со своим кузеном — английским королем Георгом Пятым [показывает фото]. Его жена Алиса — Александра Федоровна — Гессен-Дармштадтская, немецкая принцесса, воспитанная при английском дворе"32. Несмотря на это происхождение, продолжает режиссер, члены царской семьи по своей культуре и вероисповеданию — настоящие русские люди. Жена царя, Александра Федоровна, добровольно приняла православие, отказывалась учить немецкому языку своих детей и даже наняла им простых русских нянь, которые читали им русские сказки и приучили их говорить простым русским говором.
Затем режиссер переходит к семье Ленина. Сидя в историческом архиве Санкт-Петербурга, он рассказывает: "Этническое происхождение Ленина долгие годы было окутано глубокой тайной. Еще бы — было от чего упасть в обморок правоверному коммунисту. По линии отца — это Илья Николаевич [показывает фото]: бабушка Ленина, Анна Смирнова, — калмычка, дедушка Ленина, Николай Ульянин, — чуваш. Еще хитрее линия матери. Это Мария Александровна [показывает фото]. Бабушка Ленина, Анна Грушорб, — немка с примесью шведской крови. Внимание, антисемиты: дедушка Ленина, Александр Бланк, — еврей. Вот перед нами книга служащих медицинского департамента. Как известно, дедушка Ленина, Александр Бланк, проходил по этому департаменту — он был выпускником Медицинской академии. Страницы 520-523 отсутствуют. Чтобы найти эти страницы, нам понадобилось полгода"33.
Отсутствующие страницы Говорухин смог разыскать только в следующем, 1991 году, когда после неудавшегося августовского путча материалы Государственного архива КПСС были рассекречены. Сидя в одном из помещений этого архива, он продолжает свой рассказ: "Вот здесь мы обнаружили документы, изъятые из исторического архива Санкт-Петербурга. Что же за страшную тайну скрывала партия от своих членов? Документ с объяснением происхождения выкрещенных из евреев Бланков. Читаем: "Сведения о воспитанниках Императорской медико-хирургической академии, еврейских детях, воспринявших святое крещение, Дмитрии и Александре Бланках. Означенные Бланки из староконстантиновских мещан — дети еврея Мошки Бланка". Вот и вся тайна, — глубокомысленно говорит Говорухин и заключает: — Братья Абель и Израиль Бланки — крещены они были под именами Дмитрий и Александр — приняли православное крещение вынужденно [это слово Говорухин подчеркивает] — в высшие учебные заведения евреев не принимали"34.
Из фильма следует незамысловатый вывод: несмотря на сложные родословные обеих семей, членов царской семьи можно считать русскими людьми, причем хорошего европейского происхождения; те из них, кто не родился православными, приняли православие позже, но добровольно. С членами ленинской семьи дело обстоит сложнее. В их этническом происхождении скрыты "хитрые" факты: часть предков Ленина выдавали за русских, в то время как они на самом деле были калмыками, чувашами и немцами "с примесью шведской крови"; а еврейские предки Ленина вообще обратились в православие и приняли русские имена не добровольно, а из тактических соображений.
Жанр журналистских расследований, авторы которых срывали с Ленина маски, выставляли напоказ его истинную природу и объясняли, как она повлияла на российскую историю, стал хорошо знаком читателям и телезрителям 1990-1991 годов.
4
Дух национализма и антисемитизма, которым отдают некоторые из этих материалов, вызывает ответный дискурс, пытающийся противопоставить ему ироничное подражание и стеб. Наиболее значительным, но не единственным из таких контррасследований становится блестящий розыгрыш Сергея Курехина в популярной передаче "Тихий дом" на 5-м (ленинградском) телевизионном канале, который тогда транслировался на весь Союз35. Передачу Курехин задумал еще в конце 1990 года, реагируя на возрастающий интерес к тайнам ленинской природы36.
В начале программы ведущий Сергей Шолохов представляет Курехина, называя его "известным политическим деятелем и киноактером", недавно вернувшимся из Мексики, где он исследовал влияние галлюциногенов на социальные революции. Курехин поясняет, что эта передача должна стать первой из целой серии передач, цель которых — предложить "совершенно новый подход к хорошо известным историческим событиям нашей страны и вообще всего мира, к хорошо известным фактам"37. Далее он прибегает к своему излюбленному приему — начав с совершенно серьезного выступления, постепенно довести его до полного абсурда, при этом не меняя серьезности и искренности стиля изложения. Этот жанр в мастерском исполнении Курехина обычно вызывал парадоксальную реакцию большинства непосвященных зрителей: смесь озадаченности, зачарованности, желания верить и полного непонимания того, шутит рассказчик или говорит всерьез38. Именно в этом стиле Курехин проводит перед камерой длинную научную лекцию о секретах ленинской природы и их влиянии на большевистскую революцию.
Начинает он лекцию так: "То, о чем я буду говорить сегодня, — это основная тайна Октябрьской революции. Потому что не все так просто в революции. Меня всегда что-то в ней удивляло, и какая-то загадка все равно оставалась загадкой"39. Далее, в ходе довольно пространных рассуждений, звучащих серьезно и по-научному, Курехин объясняет, что Ленин, как и его соратники-революционеры, очень любил собирать и есть грибы. А многие русские грибы, особенно мухоморы, влияют на сознание ничуть не меньше, чем знаменитые мексиканские кактусы-галлюциногены Lophophora Williamsi40. После многолетнего употребления подобных грибов "личность человека потихонечку вытесняется личностью" гриба, и грибы "потихонечку становятся его собственной сутью <…> То есть человек потихонечку превращается в гриб". Далее Курехин делает свое знаменитое заявление: "…у меня есть совершенно неопровержимые доказательства того, что вся Октябрьская революция делалась людьми, которые много лет употребляли соответствующие грибы. И грибы в процессе того, как они были потребляемы этими людьми, вытесняли в них их личность, и люди становились грибами. То есть я просто-напросто хочу сказать, что Ленин был грибом"41. Цитируя философские трактаты и водя указкой по диаграммам, Курехин добавляет массу доказательств того, что ленинская природа действительно трансформировалась из человеческой в грибную. На протяжении всей передачи эта безумная концепция излагается на прекрасном языке и с потрясающей серьезностью и убедительностью, присущими Курехину.
Нашлось немало телезрителей, не понявших, как воспринимать телепередачу, и начавших в панике звонить на студию за разъяснениями. Попалась на курехинский розыгрыш не только необразованная часть зрителей, но и вполне бывалые интеллигенты, большинство из которых в то время Курехина не знало. Среди них был, например, актер Константин Райкин, сам работавший в смежном жанре иронии и сатиры и, казалось бы, имевший опыт "наколок" и "хохм". Этот факт иллюстрирует в первую очередь не наивность определенной части зрителей, а то, насколько естественными на рубеже 1990-1991 годов казались расследования скрытых корней ленинской природы и того, как биологические тайны влияют на историю страны и на личную судьбу человека42.
Вспоминая свое первое впечатление после просмотра телепередачи, Константин Райкин рассказывает, что купился на нее, "как нормальный советский человек, привыкший доверять, так сказать, серьезным разговорам. Он [Курехин] еще замечательно тогда актерски это делал. Это абсолютно была покупка. Каждый из нас считает себя не дураком и отличает, так сказать, меру наколки. Так сказать, когда тебе дурят мозги… Тем более Ленин. Тогда это все еще было достаточно всерьез. <…> И допускать такие шутки по поводу вождя… Тогда это было еще не в ходу"43.
Курехинский розыгрыш раскрывается не сразу, но довольно скоро — и его раскрытие само по себе можно считать последним шагом в процессе расследования ленинской природы, в результате которого все смыслы, связанные с Лениным, окончательно перевернулись. Райкин вспоминает: "Когда я понял, что меня обманули, что я заглотал эту наживку, меня это поразило. <…> Он для меня один из людей, с которых у меня началось ощущение новой эпохи в нашей отечественной жизни. Когда я увидел, что так можно, и это происходит талантливо. Как можно замечательно посмеяться, оказывается, над тем, что нам кажется незыблемым и невозможным быть осмеянным, и заодно над всеми нами. Это поразительно, это замечательное было ощущение какого-то воздуха свободы…"44 Курехинская передача становится своеобразным подведением итогов 1990 года, в течение которого образ Ленина в партийном и общественном дискурсе трансформировался: из канонического вождя, не подлежащего критике, он превратился в неизвестного субъекта, в природе которого скрыта масса тайн и секретов, повлиявших на ход истории.
В заключение вернемся к тезису, высказанному в начале этой статьи. На протяжении всей советской истории идеологический знак "Ленин" занимал особое, внешнее положение по отношению к советской идеологической конструкции и из этой внешней точки осуществлял легитимизацию идеологии. Однако в течение 1990 года положение Ленина в структуре идеологического дискурса меняется.
Вначале в печати формируется тезис о том, что истинные слова и идеи Ленина искажались на протяжении всей советской истории. Он ставит под сомнение аутентичность ленинских высказываний, опубликованных в советских первоисточниках, и приводит к появлению внутреннего парадокса в структуре идеологического дискурса: с одной стороны, декларируется, что главной задачей перестройки является возврат к истинному Ленину, а с другой стороны, что истинный Ленин неизвестен.
Не повторяя в деталях то, как на протяжении 1990 года этот парадокс приводит к постепенным изменениям в образе Ленина, добавим лишь, что главным результатом произошедших изменений становится ускорение структурного кризиса советской идеологии, который к тому времени уже шел. Вслед за этими изменениями в идеологии исчезает возможность апеллировать к абсолютной, внешней, не поддающейся сомнению истине, которую до этого олицетворял образ Ленина. В результате советская идеология начала терять легитимность в глазах общества значительно быстрее, превращаясь в одну из многих, более или менее равных истин, которую можно публично ставить под сомнение с позиции других истин. Обратной стороной этого процесса стало ускорение кризиса легитимности КПСС: ее руководящая и направляющая роль как носителя советской идеологии также теряла статус абсолютной и недискутируемой истины. Хотя последние годы перестройки были полны важных событий, именно потеря Лениным легитимности, произошедшая в 1990 году, стала, пожалуй, самым важным изменением, способствовавшим быстрому и необратимому кризису всей системы.
Вспомним лишь несколько результатов этого процесса. Лучше всего проиллюстрировать утрату Лениным его былых непререкаемых позиций можно, обратясь к практике переименования топонимов, связанных с его именем. Одним из наиболее значительных событий в этом ряду стало переименование Ленинграда. Хотя в начале 1990 года несколько депутатов нового, демократически выбранного Ленсовета пытались поднять вопрос о возвращении Ленинграду его исторического имени Санкт-Петербург, эта идея в тот момент казалась абсолютно нереализуемой. Большинство депутатов, включая первого мэра города Анатолия Собчака, голосует против даже включения этого вопроса в повестку дня. Тем не менее, как мы видели выше, в течение 1990 года образ Ленина постепенно меняется, и к концу года идея о переименовании города возникает вновь. В мае 1991 года Ленсовет голосует за проведение городского референдума по этому вопросу; на референдуме большинство жителей высказывается за возвращение городу исторического названия45.
Параллельно с потерей Лениным легитимности теряет ее и партия: в марте 1990-го на III Съезде народных депутатов была отменена 6-я статья Конституции о руководящей и направляющей роли КПСС; в июне 1990-го консервативная часть партии в попытке вернуть советской идеологии легитимность, а партии — направляющую роль, образует Компартию РСФСР; в июле 1990-го проходит XXVIII съезд КПСС, ставший последним; демократической группе депутатов на съезде не удается преобразовать КПСС в демократическую партию парламентского типа, вследствие чего некоторые из них (Ельцин, Собчак, Попов и др.) объявляют о выходе из КПСС; резко возрастает массовый выход из рядов КПСС по всей стране (если в 1989 году ряды КПСС покидает 140 тысяч человек, то в 1990 году, особенно начиная с лета, эта цифра составляет 2,7 миллиона46).
Осенью следующего, 1991 года Верховный Совет СССР принял два указа: указ о переименовании Ленинграда в Санкт-Петербург и указ о запрещении КПСС. Хотя непосредственной причиной этих указов была неудавшаяся попытка консервативных сил в руководстве партии совершить государственный переворот, сама возможность формулировки и принятия подобных указов объясняется не путчем, а тем, что легитимность Ленина и партии на уровне государственной идеологии уже была потеряна. Иными словами, эти два события стали лишь законодательным закреплением той трансформации легитимности, которая во многом уже произошла в течение предыдущего, 1990 года.
_______________________________________
1 Иными словами, Ленин являлся "мастер-означающим" (Master-Signifier) советского идеологического дискурса (см.: Yurchak Alexei. Everything Was Forever, Until It Was No More: The Last Soviet Generation. Princeton University Press, 2006. Р. 73-74).
2 Согрин В. Левая, правая где сторона? Размышления о современных политических дискуссиях // Коммунист. 1990. № 3 (февраль). С. 33-34.
3 Там же. С. 36.
4 Полевой В. Художник и власть // Коммунист. 1990. № 2 (январь). С. 66-75.
5 Там же. С. 69.
6 Слово о Ленине президента СССР, Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева // Правда. 1990. 21 апреля. C. 1.
7 Там же. Американский историк Нина Тумаркин приводит другую версию происхождения термина "ленинизм": согласно ей, он был впервые публично использован 3 января 1923 года Владимиром Сорокиным, главой отдела агитации и пропаганды при Московском партийном комитете, когда он заявил о необходимости изучать "ленинизм" как уникальную составную часть марксизма (Tumarkin Nina. Lenin Lives! The Lenin Cult in Soviet Russia. Harvard University Press, 1997. Р. 120).
8 Яковлев А. Социализм: мечты и реальности // Коммунист. 1990. № 4 (март). C. 21.
9 Пантин И., Плимак Е. Идеи К. Маркса на переломе человеческой цивилизации // Коммунист. 1990. № 4 (март). С. 28-45, особ. с. 36.
10 Там же.
11 Работа художника Чумакова.
12 Смену в оформлении обложки "Коммуниста" также проанализировал американский антрополог Томас Вулф (Thomas Wolfe), занимающийся историей советской журналистики (выступление на ежегодной конференции Американской антропологической ассоциации (AAA). Вашингтон, 1993).
13 Коммунист. 1990. № 5. C. 128. В новом стиле выходят и последующие номера "Коммуниста" за 1990 и 1991 годы.
14 Эта смена старого, застывшего дискурса на новый, динамично развивающийся отражена и во всей стилистике нового оформления — название пересекает обложку по диагонали, цветовое насыщение фона постепенно меняется сверху вниз, с обложки сняты канонические символы (орден Ленина и лозунг "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"), дата написана в современной, нестандартной, дневниковой форме ("5’90" вместо "март 1990")
15 Шахназаров Г. Обновление идеологии и идеология обновления // Коммунист. 1990. № 4 (март). C. 56.
16 Агамбен показал, развивая тезис Ханны Арендт (Arendt Hannah. The Human Condition. Chicago University Press, 1958), что жизнь любого субъекта в современном контексте состоит из двух составляющих — "политической жизни" (political life, или bios) и "голой жизни" (bare life, или zoe). Первая составляющая подразумевает политическое и юридическое существование субъекта по отношению к суверену (самодержцу или государству); вторая — его непосредственное биологическое существование. Жизнь человека, которого суверен признает гражданином, включает обе эти составляющие жизни (со всеми вытекающими правами и ограничениями). Однако если субъект теряет составляющую политической жизни, он не просто теряет некие юридические права (например, юридические права гражданства); его жизнь вообще теряет в глазах суверена смысл полноценной человеческой жизни, что может повлечь за собой безнаказанное физическое уничтожение (как это не раз происходило в современной истории). См.: Agamben Giorgio. Homo Sacer: Sovereign Power and Bare Life. Stanford University Press, 1998.
17 Слово о Ленине президента СССР, Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева. С. 2.
18 Среди них письмо от 4 января 1923 года, в котором Ленин предупреждает ЦК о серьезных проблемах в характере Сталина и предлагает сместить его с поста генерального секретаря партии (Гульбинский Н. К 120-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина // Огонек. 1990. № 17. С. 3).
19 Так было не всегда: первые годы после смерти Ленина годовщина его смерти отмечалась намного шире, чем день его рождения. Однако за год с небольшим до исторического доклада с критикой сталинского культа личности Хрущев сменил акценты: 11 января 1955 года ЦК принял резолюцию о переносе ежегодного празднования ленинской годовщины с 21 января на 22 апреля (Tumarkin N. Op. cit. P. 257).
20 См.: Gooding John. Lenin in Soviet Politics, 1985-91 // Soviet Studies. 1992. Vol. 44. № 3. Р. 409.
21 Память о том январе // Правда. 1990. 21 января. С. 1.
22 Вступление Виталия Коротича к статье "Расставание с богом" (беседа О. Мороза с В. Солоухиным) // Огонек. 1990. № 51. С. 26.
23 Там же.
24 Там же. С. 27.
25 Там же. С. 30.
26 Рукопись А.А. Матышева "Диктатор", сданная в журнал "Нева". См. критику этой работы в статье: Старцев Виталий. Политик и человек // Нева. 1991. № 3. С. 148- 159, — статья была написана в начале 1990 года, в период полемики на эту тему.
27 И вновь о Ленине. Ольга Дмитриевна Ульянова, племянница В.И. Ульянова (Ленина), отвечает на вопросы корреспондента "АиФ" // Аргументы и факты. 1990. № 16. С. 1. Это были первые серьезные попытки реконструировать родословную Ленина начиная с 1930-х годов. Одной из первых восстановить ленинское происхождение пыталась Мариэтта Шагинян в романе 1938 года "Билет по истории" (часть ее трилогии о семье Ульяновых). Шагинян говорит о калмыцкой бабушке Ленина, а его деда (Александра Бланка) называет "малороссом". За этот роман Шагинян была подвергнута резкой критике. 5 августа 1936 года политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление "О романе Мариэтты Шагинян "Билет по истории, часть 1. "Семья Ульяновых"", в котором Шагинян и Крупскую (дававшую ей интервью и материалы) упрекали за то, что они превратили "общепринятое дело составления произведений о Ленине в частное и семейное дело и выступ[или] в роли монополиста и истолкователя общественной и личной жизни и работы Ленина и его семьи, на что ЦК никому и никогда никаких прав не давал" (см.: Власть и художественная интеллигенция: Документы ЦК РКП(б) — ВКП(б), ВЧК — ОГПУ — НКВД о культурной политике, 1917-1953 гг. / Под ред. академика А.Н. Яковлева. М., 1999. См. также: Меламед Ефим. Отрекись от иудейской веры (Новонайденные документы о еврейских предках Ленина) // Вестник. 2003. № 21 (332) [http://www.vestnik.com/ issues/2003/1015/win/melamed.htm#@P5)]).
28 Слово. 1990. № 2.
29 Кочергина А. Почта: массовый вопрос // Книжное обозрение. 1991. № 22.
30 Штейн Михаил. Генеалогия рода Ульяновых (или какие тайны хранят до сих пор сейфы Института марксизмаленинизма при ЦК КПСС) // Литератор. 1990. № 38 (октябрь).
31 Фильм был закончен в 1991 году и показан по Центральному телевидению в начале 1992-го.
32 Видеозапись фильма, транскрипт мой. — А.Ю.
33 Там же.
34 Там же.
35 В качестве другого примера, хотя и менее эффектного, можно привести короткую заметку Татьяны Толстой в одном из весенних номеров "Огонька" за 1990 год. В ответ на нарастающую тенденцию расследовать скрытые еврейские корни многих фигур российской истории, от литераторов до революционеров, равно как и на остро проявившиеся в этот момент в обществе антисемитские настроения, Толстая пишет: "Пушкин был еврей. Его настоящая фамилия — Пушкинд. Факсимиле его собственной подписи часто воспроизводится, так что любой может в этом убедиться собственными глазами. Так и написано: Пушкинд. Кроме того, его брата звали Лев, прадедушку Абрам, а бабушку и вовсе — Сара. Что-нибудь неясно? А что он писал, что писал!.." (Толстая Татьяна. Не могу молчать // Огонек. 1990. № 14. С. 31).
36 В эфир она вышла весной 1991-го (авторское интервью с Курехиным, 1995).
37 Видеозапись передачи, транскрипт мой. — А.Ю.
38 См. анализ этого стиля и жанра стеба вообще в: Юрчак А. Ночные танцы с ангелом истории // Культуральные исследования / Под ред. А. Эткинда. СПб.: Издатедьство Европейского университета, 2006; Yurchak Alexei. Gagarin and the Rave Kids: Transforming power, identity, and aesthetics in the post-Soviet night life // Consuming Russia: Popular Culture, Sex, and Society Since Gorbachev / Ed. Adele Barker. Duke University Press, 1999; Idem. Everything Was Forever, Until It Was No More: the Last Soviet Generation. Princeton University Press, 2006 (ch. 7. Dead Irony).
39 Там же.
40 Реально существующий кактус, галлюциногенные свойства которого использовались индейцами Мексики, о чем Курехин читал в 1980-е годы в самиздатовском переводе книги Карлоса Кастанеды "Учение Дона Хуана" (интервью автора с Курехиным, 1995).
41 Видеозапись передачи, транскрипт мой. — А.Ю.
42 В те годы всплеск этого массового интереса проявляется в самых разных формах — например, в массовом увлечении парапсихологией, биоритмами, астрологическими прогнозами, гумилевскими теориями этногенеза и биосферы, телесеансами доктора Кашпировского и многим другим. См. об этом статью П. Романова и Е. ЯрскойСмирновой в настоящем номере. — Примеч. ред.
43 Интервью Константина Райкина с Сергеем Шолоховым в передаче "Тихий дом памяти Курехина", июль 1996 г. (транскрипт видеозаписи мой. — А.Ю.). С другой стороны, стоит отметить, что ироничная интерпретация образа Ленина была выдумана, естественно, не Курехиным. Вспомним хотя бы основоположников соц-арта Комара и Меламида, использовавших иронический ракурс в изображении Ленина уже в 1970-е годы. В период перестройки число "неформальных" художественных работ такого типа резко возросло (например, работы Алексадра Косолапова). Однако курехинский розыгрыш имел несколько важных отличий от этих и других видов иронии, делавших его исключительным феноменом именно рубежа 1990-1991 годов. Во-первых, Курехин иронизировал не столько по поводу Ленина, сколько по поводу всеобщего интереса к поискам "истинной" ленинской природы и ее тайного влияния на советскую историю; то есть, в отличие от соц-арта, его ирония была направлена не на советскую идеологию, а на ее критиков (при этом он не становился поборником самой идеологии). Во-вторых, важным элементом курехинского жанра было практически полное отутствие в нем каких-либо указателей, позволяющих неподготовленному зрителю разобраться в том, является ли происходящее иронией. Более того, курехинский жанр, строго говоря, иронией и не являлся: это было скорее балансирование между абсолютной серьезностью, абсолютным безумием и неким "черным" юмором. Результатом этого балансирования было полное непонимание со стороны большой части зрителей того, как интерпретировать происходящее, что разительно отличало питерский жанр конца 1980-х от соц-арта (сам Курехин понятия "ирония" и "стеб" терпеть не мог и всячески пресекал попытки интерпретировать его выходки в этих терминах (мое интервью с Курехиным, 1995. — А.Ю.)). Например, интерес к Дугину и его идеологии "евразийства", который возник у Курехина в конце жизни, как и курехинский жанр вообще, неверно сводить ни к стебу, ни к серьезному отношению. Он заключался именно в парадоксальном сплаве обеих этих позиций, который Курехин вырабатывал внутри себя по отношению к любому предмету своего исследования. Таким образом он добивался исследования не просто самого предмета, а культурных и идеологических предпосылок его возникновения. В-третьих, Курехин провел свой розыгрыш "Ленин-гриб" на государственном телевидении, перед миллионами зрителей, и это отличало его подход от акций неформальной художественной тусовки (да и выступил он в роли ученого, а не художника или музыканта). Важным здесь является то, что именно в начале 1991 года, в рамках определенных программ стало возможным показать подобную передачу по телевидению и при этом не объяснить телезрителям, как ее следует понимать.
44 Там же.
45 В референдуме принимало участие 64,7% жителей города, имеющих право голоса; из них 54,86% высказались за переименование.
46 СССР в цифрах в 1990 году: Краткий статистический сборник. М., 1991. С. 104, 105. Выход из КПСС особенно нарастает после XXVIII съезда: с лета 1990-го по лето 1991-го ряды партии покинули около 4 миллионов человек. См.: Константинов С. Съезд обреченных // Независимая газета. 2000. 12 июля (http://www.ng.ru/ style/2000-07-12/16_siezd.html).