(Рец. на кн.: Ерофеев Вен. Записные книжки. М., 2005)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2006
Ерофеев Венедикт. ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ / [Статья, ред. подготовка, комментарии А. Яблокова]. — М.: Захаров, 2005. — 672 с. — 5000 экз.
У этой книги два названия. То, что приведено выше, стоит на переплете и титульном листе. На обороте же титульного листа она названа иначе: “Записные книжки 1960-х гг. Первая публикация полного текста”. Там же стоит и копирайт: “Алексей Яблоков, редакционная подготовка, статья, комментарий” (внутри книги этим именем подписана только вступительная статья).
Без преувеличения можно сказать, что появления этой книги с нетерпением ждали буквально все читатели одного из самых загадочных и сложных писателей ХХ в. Уже те части дневников и записных книжек, которые были опубликованы ранее в разных изданиях, показывали, что с их помощью понять Ерофеева становится значительно легче. Но опубликовать тексты, как бы ни были они сложны, только полдела. В задачу публикатора, несомненно, входило представить записи в удобочитаемой форме, то есть откомментировать их. В подобных случаях и проверяется профессиональная состоятельность. Однако в конце предисловия читаем: “Безусловно, такой жанр, как записные книжки <…>, невозможно оставить без комментария. С другой стороны, данное издание не является академическим, по произволу издателя в нем сохранен лишь реальный комментарий, связанный с жизнью и творчеством Ерофеева, а огромное количество имен и фамилий вынесено в именной указатель” (с. 9—10). Хотя это прямо и не сказано, последней фразой указатель внесен в зону ответственности комментатора, который, если сам его и не составлял, обязан был проследить за исправностью.
Всего в книге на 632 страницы текста приходится 19 страниц комментария. Плюс 6 страниц именного указателя. Немного, прямо скажем. Но, с другой стороны, лучше, если бы этих страниц не было вообще: честнее и ответственнее получилось бы.
Так, в именном указателе находим таких замечательных людей, как Серенус Цейтблом, приват-доцент Шлепфус и Адриан Леверкюн (это Ерофеев конспектирует “Доктора Фаустуса”; впрочем, в указателе последний персонаж все равно обозначен как Левекрюн), Михаил Алексеевич Балакирев, Генрих Белл (автор романов “Бильярд в половине десятого” и “Хлеб ранних лет”), Маркион Валентин, Сервантес Мигель де Сааведра, Дукс Скот, Тетя Шура (да-да, та самая, которая в Поломах открывала магазин слишком поздно), писательабсурдист Э. Энеско и др.
Насчет же “огромного количества” имен в указателе хочется сказать вот что. Наугад открываем страницу 425 и смотрим, кого из упоминаемых там людей составитель включил в указатель, а кого нет. Ротшильд — нет; Розанов — нет; Буденный — нет; Бабель — нет (хотя на других страницах — да); генерал Кауфман, завоеватель Самарканда, — нет; художник Верещагин — нет; Гоголь — да. Из семи имен — одно. Приблизительно такая пропорция сохраняется на протяжении большей части книги. Вот еще наугад — с. 377. Нет — Николая I, Трубецкого, Рылеева, имп. Марии Федоровны, Милорадовича, Пестеля, Гомера. Кого у них ни хватишься — никого нет!
Конечно, о подготовке текста судить трудно, поскольку сверять с автографом — вне наших возможностей. Но чрезвычайно удивительно читать такое: Ерофеев конспектирует статью Томаса Манна “Философия Ницше в свете нашего опыта”, и в цитате находим сразу два “нрзб.” (с. 23). На следующей же странице — цитата из письма Ницше к Петеру Гасту — и снова два “нрзб.”. Там же снова цитата из статьи Манна — 4 “нрзб.”. На следующей странице цитата из “Так говорил Заратустра” — 2 “нрзб.”. Хочется спросить издателя: а слабо было заглянуть в Манна и Ницше? И с их помощью разобрать, что там “нрзб.”? Впрочем, судя по знанию действующих лиц “Доктора Фаустуса”, редактор вообще Томаса Манна не читал, хотя Ерофеев его творчеству посвящает страницы и страницы своих записных книжек.
А что же А. Яблоков все-таки комментирует?
Вот записи 1959—1960 гг. Начало комментария дублирует опубликованную страницей ранее “хронологическую таблицу” и последние строки вступительной статьи. К записи: “С Сапачевым” — следует примечание: “Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев (ни одного “особо оговоренного”! — Н.Б.), приведенные фамилии принадлежат однокурсникам Ерофеева по ОЗПИ (см. также именной указатель)”. Ну что ж, “см.”: “Сапачев — однокурсник Ерофеева по ОЗПИ”. Исчерпывающая информация! Читаем далее: “…вероятно, речь идет о студенческом альманахе <…> (см. вступительную статью)”. Снова “см.” — ни слова! Зато определив строчку из песенки на слова Н. Доризо, комментатор так обрадовался, что повторил комментарий еще и на с. 650.
Вот его манера ссылаться на предшественников: “В статье “Владимирские страницы Венедикта Ерофеева” исследователь Евг. Шталь приводит…” Где приводит — можно только догадываться. Дальше эта же статья цитируется еще раз, и точно так же — без указания источника. Абсолютно так же он ссылается на воспоминания Вл. Муравьева, на письмо Ерофеева к сестре, на книгу Л. Пантелеева “Мы знали Евгения Шварца” (а если бы сослался точно, то, наверное, знал бы, что это сборник мемуаров о Шварце, в котором один текст принадлежит Пантелееву, а не его собственная книга), на воспоминания М. Яншина и пр.
Вот содержание примечаний: “…в московской Российской Государственной Библиотеке им. Ленина” (с. 654); “Вадим Новогородский был для декабристов образцом гражданской доблести <…>. В 1786 году Екатерина II написала драму в 2-х действиях “Историческое представление из жизни Рурика”, а в 1793 знаменитый драматург Я.Б. Княжнин откликнулся на это произведение своей пьесой ”Вадим Новгородский” (1793), которую, очевидно, и имеет в виду Ерофеев” (с. 656; по прямому смыслу этих слов Княжнин и был главным декабристом!); “по легенде, Одиссей затыкал уши ватой, чтобы не слышать губительного пения сирен” (с. 657); “шутливый перифраз строки “Редеет облаков летучая гряда” — из одноименного стихотворения А.С. Пушкина…” (с. 663). Ну и, конечно, шедевр — последнее примечание: “Матери — очевидно, перед нами одно из редких уцелевших стихотворений самого Ерофеева” (с. 663).
Открываем с. 628 и читаем: “Добав<ление> к А. Белому. / “Пепел”, “Поповна” — З.Н. Гиппиус”, и после этого следует стихотворение, датированное 1967 г. и начинающееся:
Я вышел из бедной могилы.
Никто меня не встречал —
<нрзб> только кустик хилый
Облетевшей веткой кивал.
Можем подсказать комментатору на случай, если он возьмется печатать это стихотворение среди сочинений Ерофеева, что на месте “нрзб.” стоит: “Никто:”, дата под стихотворением — 1907, а сочинил его Андрей Белый.
Дело не в том, что комментатор не узнал Белого и приписал его стихи Ерофееву. Мы почти не знаем стихотворных текстов Ерофеева, так что чувствовать его поэтический стиль затруднительно. Стихи находятся в записной книжке среди разнообразных следов чтения поэтов начала ХХ в., и не было бы особенно удивительно, если бы Ерофеев оказался под их гипнозом. Если бы все случилось так, надо было бы говорить в ином тоне: “Досадную неточность допустил комментатор…” — или что-нибудь подобное. Но ведь Ерофеев практически назвал Белого автором стихотворения. Мы не случайно привели запись целиком: сперва там идет речь о добавлении к подборке Белого в той антологии, которую Ерофеев собирал для себя; потом, сразу же после этого, одно такое дополнение — стихотворение “Поповна”, посвященное Гиппиус; и — опять-таки сразу — интересующее нас стихотворение “Матери”. Нормальный комментатор в таких обстоятельствах взял бы том Белого (проще всего — том “Библиотеки поэта”, который приблизительно тогда — в 1966 г. — и вышел), заглянул в него и без труда отыскал все необходимое, заодно исправив и неверно прочитанную (что тоже объяснимо: в скорописи 0 и 6 можно легко спутать) дату.
Мы упрекаем г. Яблокова не в том, что он не знает Белого: все знать невозможно. Суть в том, что он не ведает азбучных оснований работы комментатора, берясь за чрезвычайно сложный текст. Вряд ли кто ставил бы ему в вину незнание того, кто написал стихи “Я теленочка любила, / Был он нежненький. / Я водичкою поила / Такой свеженькой…” (с. 595), если бы под выпиской из стихотворения не стояло: “(Взять его сборник ст<ихов> “Духу святому”, 1908)”. После этого задачка решается в три хода: по “Указателю заглавий” отыскивается “Духу святому” (Первая книга стихов. Новиков Иван Алексеевич), по указателю Тарасенкова-Турчинского проверяется, что и действительно книга вышла в 1908 г., а потом в ней отыскивается стихотворение. Никто бы не упрекал комментатора за то, что он не знает поэта В.Г. Тардова, если бы в записи мы не прочитали: “В стихах Ардова…” — и далее две цитаты (с. 596). В.Е. Ардов, с которым г. Яблоков отождествил этого поэта, стихов не писал (или, во всяком случае, не выпускал стихотворных книг), но в том же указателе Тарасенкова-Турчинского легко находим поэта, писавшего под псевдонимом Т. Ардов. Нам уже случалось указывать, что Ерофеев указатель Тарасенкова читал очень внимательно. Почему же его не берет в руки комментатор?
У нас речь идет о вопиющей халтуре, наложившейся на непрофессионализм, а не о том, что комментатор не знает стихотворения Белого или чего бы то ни было другого. Он может не читать Томаса Манна для себя; мог не прочитать для экзамена; но если Ерофеев буквально страницами конспектирует Манна и делает выписки из его сочинений, комментатор обязан взять хотя бы те тексты, на которые Ерофеев прямо ссылается, и прочитать их, соотнося с комментируемыми записями. Без выполнения этих элементарных правил (и ряда других, конечно) нельзя заниматься работой, за которую г. Яблоков взялся.
Его статья начинается с замечательного автоописания: “Его записные книжки — предмет особого обсуждения. Читать и перечитывать их не только можно, но и необходимо. <…> Правда, минут через десять-пятнадцать желательно все же оторваться, чтобы взглянуть на мир другими глазами — широкими, увлажненными, чуть навыкате. Глазами, которым все божья роса…” (с. 5). Пишите и дальше, г. Яблоков, пишите. Все божья роса.
И все же самое печальное в этой ситуации — это опасение, что записные книжки Ерофеева, начиная с 1972 г. (промежуточные пока не отысканы или вовсе не сохранились), так и не будут собраны под одним переплетом, что было бы чрезвычайно нужно для истории русской литературы 1970—1980-х гг. Принципиальное нежелание издателей привлекать к делу профессионалов делает такую возможность вполне реальной.