Стенограмма расширенного заседания секретариата МО СП СССР от 22 января 1979 года (подготовка текста, публикация, вступ. ст. и коммент. Марии Заламбани)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2006
(подготовка текста, публикация, вступительная статья и комментарии Марии Заламбани)1
1. На этих страницах мы представляем документ, находившийся в личном архиве одного из составителей литературного альманаха “МетрОполь”, писателя Е.А. Попова2. Речь идет об особо важном материале, восполняющем недостающие фрагменты в мозаике ранее опубликованных документов на эту тему.
После перестройки интерес к антологии был настолько велик, что альманах не только был напечатан несколькими издательствами [МетрОполь 1991; МетрОполь 1999; МетрОполь 2001], но к тому же в различных архивах начались поиски документов, которые могли бы рассказать о событиях, связанных с “МетрОполем”. Наиболее важные из них были опубликованы в “Вопросах литературы” в 1993 году [Документы свидетельствуют]3, где было представлено ценное собрание материалов, найденных в архивах Центра хранения современной документации (ЦХСД). Из них следует, что делом “МетрОполя” занимались ЦК партии (в курсе событий держали лично М.А. Суслова), КГБ, в лице Ю.В. Андропова, в то время председателя Комитета, и Союз писателей СССР — как его московское отделение, так и руководство СП в целом.
Другое важное собрание документов по делу “МетрОполя” представлено в журнале “Наш современник” (1999. № 4): там опубликованы материалы из архива газеты “Московский литератор” [Уроки “Метрополя”], органа Московской городской организации СП СССР. Среди прочего там приводятся копии писем некоторых авторов “МетрОполя”, отрывки из стенограммы собрания Союза писателей от 20 февраля 1979 года [Мнение писателей о “Метрополе”] и текст передачи “В мире книг” радиостанции “Голос Америки”, вышедшей в эфир 25 января 1979 года, в которой было заявлено о предстоящей публикации альманаха в США4. (Евгений Попов вспоминает, что узнал о намерении Проффера опубликовать альманах в США только из этой передачи5.)
Долгое время недоступным для исследователей архивом оставался фонд МО СП в архиве ИМЛИ РАН, но, когда этот фонд наконец открылся, никаких материалов, связанных с делом “МетрОполя”, обнаружить там не удалось. Директором ИМЛИ до декабря 2004 года был Ф.Ф. Кузнецов, в то время секретарь Московского отделения СП (МО СП), один из главных организаторов кампании против “МетрОполя”. Впрочем, часть архива МО СП находится в Германии; на основании содержащихся там материалов написал свою работу немецкий славист Дирк Кречмар [Кречмар], но в этой части архива тоже не сохранилось никакой документации, касающейся дела “МетрОполя”.)
Один из двенадцати экземпляров альманаха, первоначально принадлежавший Евгению Попову, был передан Феликсу Кузнецову как секретарю МО СП в январе 1979 года — авторы сделали это, рассчитывая добиться публикации альманаха в СССР. В 1998 году из интервью Ф. Кузнецова телевизионной программе “Как это было”6 Попов узнал, что этот экземпляр находится в домашнем архиве Кузнецова, и попросил директора ИМЛИ вернуть не принадлежащую ему собственность (письмо от 20 января 1998 года). Кузнецов ответил, что уничтожил хранившийся у него экземпляр альманаха: “Я был настолько расстроен и огорчен этой передачей, что сразу же после нее выбросил на свалку машинописный текст “Метрополя”, дабы он не занимал больше места на антресолях” (письмо Е. Попову от 28 января 1998 года). После судебного процесса, длившегося почти два года, Попов снова получил свой экземпляр, который в действительности все-таки сохранился у Кузнецова. Приговор № 2189/99 районного народного суда “Мещанский” Центрального административного округа Москвы от 6 декабря 1999 года требовал от Ф. Кузнецова возвращения оригинала Попову7. Вероятно, именно этот экземпляр находился некоторое время в архиве ИМЛИ РАН — на обороте обложки этой копии альманаха (проверено нами de visu) отмечено: “ИМЛИ. Фонд 603. Опись № 1. № 169”. Заметим, что альманах мог попасть в архив ИМЛИ из архива МО СП: когда единый Союз писателей СССР в 1991 году распался, часть архива МО СП была передана в архив ИМЛИ. Этот экземпляр альманаха мог бы стать самым интересным из всех двенадцати: на полях текста сохранились следы карандашных пометок, сделанных либо руководителями Союза писателей, либо кем-то из ЦК КПСС — именно туда был передан экземпляр альманаха после того, как его получили в писательской организации. Однако перед возвращением экземпляра Попову пометки были стерты так, что их оказалось невозможно прочесть.
Стенограмма расширенного заседания секретариата московского Союза писателей от 22 января 1979 года, в котором приняли участие также и составители альманаха и во время которого секретариат определил официальную политику писательских организаций по отношению к “МетрОполю” и его авторам, дополняет картину источников, изданных ранее. Стенограмму во время заседания вел Евгений Попов. Как явствует из приведенного текста, сотрудники МО СП также вели свою стенограмму, однако о ее местонахождении нам ничего не известно. Остается надеяться, что в будущем, если такой документ еще существует и когда-нибудь будет доступен, можно будет сопоставить его со стенограммой Е. Попова.
2. Первоначальный замысел литературного альманаха относится к 1978 году и принадлежит В. Аксенову и В. Ерофееву; затем эти два писателя пригласили к совместной работе сначала Е. Попова, а затем А. Битова и Ф. Искандера. Целью этого проекта было издание сборника, в который должны были войти тексты, никогда ранее не публиковавшиеся8 — в силу того, что были “непроходимы” в советской печати по эстетическим и тематическим критериям. Издание этих произведений, как утверждали авторы альманаха в своих письмах в официальные инстанции, могло бы расширить картину советской литературы того времени.
Речь шла о сборнике, неоднородном по составу, который призван был отразить многогранность неофициальной культуры 1970-х годов. Сами авторы принадлежали к разным литературным течениям и поколениям, их отношения с советской властью также были различными. В сборнике участвовали авторы, в целом, признанные официальными инстанциями, хотя и отклонявшиеся от канонов соцреализма, — такие, как Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Фазиль Искандер. Однако большинство авторов “МетрОполя” так или иначе занимали промежуточное положение между официальной советской “высокой литературой” и неподцензурной словесностью. Среди них были писатели, не имевшие возможности опубликовать главные свои произведения и печатавшие только сочинения для детей — Юз Алешковский9 и Генрих Сапгир10; Владимир Высоцкий, получивший широкое признание читателей и слушателей, много снимавшийся в кино и игравший в театральных спектаклях, но не имевший возможности издать свои стихи; Семен Липкин11, публиковавшийся в основном как переводчик; Фридрих Горенштейн, реализовавшийся только как киносценарист12, нонконформистски настроенный историк культуры Леонид Баткин13; признанный в 1960-е годы и официальными писательскими кругами, и нонконформистами, но в 1970-е все более оппозиционно настроенный Василий Аксенов… Почти не имела возможности публиковаться в конце 1970-х Инна Лиснянская14, не могли напечатать художественную прозу и эссеистику Борис Вахтин15 (он публиковался как синолог), историк авангардного искусства Василий Ракитин16 и некоторые другие. А такие авторы, как Юрий Кублановский17, Виктор Тростников18 и Юрий Карабчиевский19, даже и не предпринимали попыток напечататься. Напомним также, что в “МетрОполе” опубликовал отрывок из романа “The Coup” (“Переворот”) (по-английски с параллельным русским текстом) известный американский писатель Джон Апдайк20, приглашенный составителями для того, чтобы придать проекту статус международного.
Особую роль в деле “Метрополя” играли Евгений Попов21 и Виктор Ерофеев22. Их исключение из СП вызвало резкую реакцию. Василий Аксенов, Инна Лиснянская и Семен Липкин в знак протеста против их исключения вышли из Союза писателей, а Битова, Вознесенского и Ахмадулину, по уверениям Виктора Ерофеева, удержали от этого шага только уговоры друзей “не обнажать левого фланга литературы”23. Аксенов, выехавший летом 1980 года в США для чтения лекций, вскоре после отъезда был лишен советского гражданства.
Авторы альманаха сделали попытку продемонстрировать альтернативные направления в русской словесности, вытесненные из печати доминирующей официальной культурой. Для этого они пошли на небывалый шаг: предложили руководству Союза писателей и советским идеологическим инстанциям опубликовать альманах в СССР без предварительной цензуры. Ерофеев, Попов и Аксенов самостоятельно подготовили двенадцать экземпляров альманаха, оговорив, что права на опубликованные тексты и графические работы сохраняются за авторами, и намеревались организовать “вернисаж”, чтобы обнародовать свое произведение, которое после этого можно было бы условно считать опубликованным. Они были уверены, что смогут опубликовать в советской печати альманах в его первоначальной, не искаженной цензурой редакции после того, как он будет представлен публично в машинописном виде. На титульном листе альманаха была помещена надпись:
Составили: В. АКСЕНОВ, А. БИТОВ, Вик. ЕРОФЕЕВ, Ф. ИСКАНДЕР, Евг. ПОПОВ
Макет Д. БОРОВСКИЙ24
Фронтиспис Б. МЕССЕРЕР25
ї METROPOL’, 1979 г.
Альманах “МетрОполь” представляет всех авторов в равной степени. Все авторы представляют альманах в равной степени.
Альманах “МетрОполь” выпущен в виде рукописи. Может быть издан типографским способом только в данном составе. Никакие добавления и купюры не разрешаются26.
Произведения каждого автора могут быть опубликованы отдельно с разрешения данного автора, но не ранее, чем через один год после выхода альманаха. Ссылка на альманах обязательна27.
Это был настоящий вызов советской идеологической машине. Руководство КПСС и СП считали себя обязанными максимально жестко реагировать на эти действия, свидетельствовавшие о том, что авторы “МетрОполя” отказались от привычных для литераторов “правил игры”. В отличие от многих других авторов неофициальной культуры, участники “МетрОполя” действовали открыто и призывали к участию в проекте своих коллег28. Вероятно, государственные органы больше всего были поражены и возмущены тем, что составители не скрывали своих намерений напечатать альманах и устроить его (пользуясь позднейшим словом) презентацию в СССР. Для этого они попытались установить контакт с Б. Стукалиным, председателем совета учредителей ВААП29, с Госкомиздатом30 и с издательством “Советский писатель”, твердо настаивая на неприкосновенности текста. Писатели полагали, что в культурной политике страны может наступить “оттепель” — как в результате политики разрядки середины 1970-х, так и потому, что после ряда громких скандалов с запретами произведений, изгнанием писателей (депортация А.И. Солженицына) и разгонами художественных выставок, казалось, власти решили дать “задний ход”. 15 сентября 1974 года власти разогнали уличную выставку художников, которые не имели возможности выставить свои работы в СССР (Евгений Рухин, Оскар Рабин и др.); сами картины, стоявшие на земле, были раздавлены бульдозером и поливальными машинами, отчего выставка в истории искусства получила название “бульдозерной”. Этот эпизод имел широкий резонанс в мировой печати, поскольку на уличную выставку были приглашены западные корреспонденты31. После этого, казалось, настал период послаблений: было устроено несколько выставок произведений художников андеграунда (самая известная прошла в павильоне “Пчеловодство” на ВДНХ в 1975 году), в 1976 году в журнале “Дружба народов” была опубликована повесть Ю. Трифонова “Дом на набережной”, где описывались сталинские идеологические кампании и т.д.
Реакция советской идеологической системы, растерявшейся от внезапного появления альманаха, стала набирать обороты лишь при надвигающейся угрозе “вернисажа”, то есть публичной презентации; в СП уже знали, что организаторы “вернисажа” позвали на него работавших в Москве иностранных журналистов32. Заседание проходило 22 января, то есть за три дня до упомянутой передачи радиостанции “Голос Америки”; формально члены секретариата МО СП могли не знать о грядущей публикации альманаха на Западе, но, судя по репликам в стенограмме, были практически уверены в том, что такая публикация состоится.
Руководству ЦК КПСС хотелось переложить ответственность за происходящее не на цензуру или КГБ, а на руководство Союза писателей и тем самым не привлекать внимание к цензурным инстанциям — таким образом, как, по-видимому, казалось советским чиновникам, удалось бы избежать скандала, который мог стать международным (тем не менее скандал все же произошел и получил широкую огласку за пределами Советского Союза). Однако организаторами и режиссерами травли авторов и редакторов альманаха были именно ЦК КПСС и руководство КГБ — они-то и определяли политику Союза писателей [Карпович; Бобков; Документы свидетельствуют]. Из секретных документов видно, что ЦК КПСС и КГБ пытались воздержаться от явного вмешательства в это дело33. Открыто они были вынуждены действовать тогда, когда составители альманаха обратились с письмом сначала к члену Политбюро ЦК КПСС М.Н. Зимянину, а затем непосредственно к Л.И. Брежневу, жалуясь на угрозы со стороны руководства СП34.
Готовившийся метропольцами “вернисаж” резко изменил планы государственных органов: участие в нем зарубежных журналистов требовало незамедлительной реакции. Если сначала руководство СП ограничилось тем, что вызвало пятерых составителей на частную беседу, где запугивало их и пыталось отговорить от организации “вернисажа” (Аксенов на эту беседу не пришел), то в дальнейшем, когда угроза стала более явной, власти сочли необходимым принять более радикальные меры.
Другим обстоятельством, вызвавшим встревоженную реакцию идеологических инстанций, были ходившие в писательских кругах слухи о подготовке второго номера альманаха [Документы свидетельствуют: 333—334, 337]. В действительности, второй выпуск не собирался и не готовился35.
Итак, 22 января 1979 года было созвано расширенное заседание секретариата, стенограмму которого мы приводим ниже. В присутствии примерно пятидесяти писателей — членов руководства МО СП — это заседание вынесло идеологический и организационный “приговор”: альманах был признан политической провокацией, направленной на поддержку антисоветской деятельности на Западе, а также попыткой узаконить самиздат. Пятерых составителей убеждали отказаться от задуманного, но они не отступили от своих позиций.
Единственной уступкой, на которую они пошли, была отмена “вернисажа”, запланированного на следующий после собрания секретариата день — 23 января36. Хотя он и был отменен, 23 января кафе “Ритм”, сдавшее помещение для этого мероприятия, было закрыто на санитарный день и весь квартал был окружен сотрудниками КГБ.
И тут произошло неожиданное — уже упомянутое выше выступление Карла Проффера в передаче радиостанции “Голос Америки”, где он, помимо прочего37, сообщил о том, что вторая копия альманаха дошла до Франции и находится в издательстве “Галлимар”38. Случилось как раз то, чего так боялись советские инстанции: угроза публикации альманаха на Западе становилась реальностью; пути к отступлению больше не было.
С этого момента начинаются настоящие репрессии: многих участников “МетрОполя” прекращают публиковать в СССР (некоторых — ненадолго, некоторых — вплоть до перестройки), Попова и Ерофеева, как уже сказано, исключают из Союза писателей39. Пострадали даже члены их семей40.
История с “МетрОполем” получает международный резонанс: около пятидесяти статей появляется в Германии, США, Великобритании и Франции [Документы свидетельствуют: 331].
ЦК КПСС отреагировал на расширение скандала по-своему: 7 мая 1979 года в ЦДЛ было проведено собрание столичных писателей на тему “Идеологическая работа с московскими писателями”. Функционеры МО СП обсуждали на нем пути реализации принятого в апреле 1979 года постановления ЦК КПСС об усилении идеологической работы в стране [О дальнейшем улучшении]. Феликс Кузнецов в своем выступлении говорил о “МетрОполе”:
Любые попытки оторвать художников от корневых гуманистических традиций русской советской литературы терпят неизбежный провал и конфуз. Так получилось и с организаторами альманаха “Метрополь”, пытавшимися под предлогом “заботы” о советской литературе добиться от нас публикации сочинений не только антихудожественных, но и идейно несостоятельных, — в противном же случае вызвать дежурные сетования буржуазных средств массовой информации о мнимом отсутствии “свободы слова” в СССР. Альманах этот, где в обилии представлены литературная безвкусица и беспомощность, серятина и пошлость, с полным единодушием осудили ведущие наши писатели и критики, по заслугам оценившие этот сборник как порнографию духа [Вместе с партией, вместе с народом: 2].
После этого заседания прошло собрание секретариата Союза писателей СССР, который в мае 1979 года организовал диспут о выполнении директив партии в области литературы. Между строк постановления секретариата видны намеки на дело “МетрОполя” [Постановление секретариата правления Союза писателей СССР: 2—3].
Сам скандал с “МетрОполем”, глухие внутренние разногласия между партийным руководством и Союзом писателей, как видно из слов Попова о возможном восстановлении в СП (см. примеч. 39), — все это указывает на неуверенность, царившую в партийно-государственном аппарате тех лет.
Мы глубоко убеждены, что дело альманаха “МетрОполь” является отражением изменений, происходивших в механизме функционирования института советской цензуры эпохи “застоя”. Если брежневский период характеризовался стабильностью в политической системе, то в жизни общества в тот же период происходили важные изменения (рост уровня образования, интенсивная урбанизация, возникновение новых профессиональных “ниш” [Lewin: 73, 92— 94; Tompson: 86—97]). Эти процессы способствовали зарождению различных форм инакомыслия — от более явных (правозащитники) до более скрытых (неформальные течения) [Шубин].
Таким образом, государственный аппарат столкнулся с новыми формами инакомыслия, и советская цензура, использовавшая все еще достаточно архаичные методы работы, оказывалась неспособной к борьбе против новых культурных явлений: их надо было нейтрализовывать более эффективно. Действительно, специфика истории российского государства заключается в том, что оно от автократической формы правления перешло к тоталитаризму, не претерпев тех трансформаций, которым подвергались западные демократии в течение более ста лет и которые в Европе и США сопровождали образование современного (модерного) государства.
Поэтому во времена “застоя”, когда антагонизм, возникший между государственным аппаратом и образованным обществом (или, во всяком случае, наиболее независимой его частью), стало скрывать уже невозможно, цензура не имела накопленного в США и Западной Европе опыта применения техник и практик, ориентированных скорее на надзор, чем на наказание.
В 1970-х годах советское государство решилось на частичную реорганизацию цензурной системы. Если прежде цензура строилась по принципу пирамиды, где верхушкой был идеологический отдел ЦК КПСС, которому подчинялись Главлит и КГБ, то теперь система стала несколько более децентрализированной: некоторые функции Главлита перешли к другим контрольным институтам — таким, как творческие Союзы [Горяева: 325—326]. Теперь цензурный институт сочетал традиционные инквизиторские меры41 с “мягкой линией” — действиями превентивного характера, которые позволяли контролировать новые общественные тенденции путем их “мирной” нейтрализации.
Но дело альманаха “МетрОполь” показало, что реформы института цензуры были в действительности поверхностными. Политика “профилактирования”42 создала эффективную сеть общественного надзора, способствовавшую выявлению нежелательных, нестереотипных явлений в системе культуры, и даже обеспечивала некоторый контроль за ними. Однако архаичность структуры самой цензуры и ментальности руководителей соответствующих ведомств помешала применению новых цензурных практик. Поэтому в ситуации угрозы международного скандала, созданной появлением альманаха “МетрОполь”, цензура снова обратилась к апробированным методам репрессий и погромных кампаний.
После 22 января составителей альманаха больше никуда не вызывали. Но все его авторы подверглись настойчивым и неоднократным “проработкам”, от них добивались публичного раскаяния, отречений. Затем последовали “санкции”. Заключенные издательские договоры не расторгались, но источники заработка для большинства участников оказались в большей или меньшей степени ограничены43.
3. Текст предлагаемой стенограммы интересен еще и тем, что является важным примером дискурсивных практик, применявшихся советской властью для подавления всех конкурирующих дискурсов. Дискурс — “не просто то, через что являют себя миру битвы и системы подчинения, но и то, ради чего сражаются, то, чем сражаются, власть, которой стремятся завладеть” [Фуко 1996б: 51]. Советские идеологические инстанции при создании своего дискурса пользуются целым рядом процедур, призванных предотвратить возможность критики и демифологизации их работы. Важнейшей среди этих процедур был запрет, отсекавший ненормативные явления, или “исключения”, от тех явлений, которые были явно или неявно представлены как “норма”. В советской ситуации процедура запрета формировала дискурс в двух главнейших сферах: частной и общественной. Одним из видов исключения, принятых в позднесоветское (брежневское) время, было разделение, основанное на противопоставлении официальной литературы и андеграунда (дискурс самиздата обладал притягательной силой как носитель скрытой истины, опасной и разрушительной). Главный тип исключения был основан на противопоставлении “истина— ложь”: партийно-государственная машина в СССР считалась единственно возможным источником дискурса истины. В сталинские времена господствующим дискурсам приписывалась ценность абсолютной истины: все отрасли науки и искусства были вариациями официального дискурса и должны были демонстрировать, что существует одна-единственная истина, подтверждающая справедливость и научную обоснованность советской системы и советской идеологии. В позднесоветские времена официальный дискурс, не подкрепленный ежедневными репрессиями и обязательностью пропагандистского обеспечения каждого партийного решения, оказался менее эффективным. Авторитетный, сверхнормализованный язык “развитого социализма”, отказываясь от своей констатирующей функции в пользу перформативной, производит новые, непредвиденные эффекты, ускользающие из-под контроля того самого дискурса, который их породил [Yurchak: 36—76]. Система значений властного языка “рассыпается” и поддерживается только внеязыковыми средствами, сочетающими репрессии и более тонкие механизмы социально-психологического принуждения, основанные, в частности, на публичных ритуалах, демонстрирующих солидарность общества и элит и их общее противостояние тем, кто официально объявлен “врагами”, “отщепенцами”, “пошляками” и пр. Теперь именно ритуалы должны были придавать силу “расползающемуся” языку власти. Доминирующий литературный дискурс 1970-х годов должен был реализоваться с помощью новых процедур. Поскольку он потерял статус априорно авторитетного, необходимо было сделать так, чтобы места производства такого дискурса имели четкие границы с жесткими критериями допуска и фиксированный ритуал, который организовывал бы всю дискурсивную процедуру. Этот ритуал должен был быть основан на регулятивной иерархии. СП — в институциональном и идеологическом аспектах — полностью удовлетворял этим требованиям: в нем ритуал политического дискурса определялся статусом и ролевым амплуа каждого говорящего. Согласно своему статусу и амплуа, выступающий должен был произносить совершенно определенные реплики. Внутри СП, в задачи которого входили одновременно производство доминирующего литературного дискурса и контроль за отклонениями от него, политический и литературный языки смешиваются; один приобретает формы и тональности другого, так как цель у них общая: подчинить себе дискурсы и сделать общество послушным.
Эти черты заметны и в предлагаемой стенограмме. На заседании, по-видимому, сталкиваются, с одной стороны, ритуальность “новояза” — шаблонные обращения, форсированное употребление определенных (прецедентных) конструкций и, с другой стороны, языковая игра и установка на непрецедентность в речи “метропольцев”: эта установка, в свою очередь, подвергается остракизму со стороны членов СП. Но она же и создает языковую игру, которая разрушает ритуал [Кронгауз]. Иначе это столкновение можно было бы описать как ситуацию диглоссии, то есть сосуществования “несоветского” и советского русского языков, к которой привела ритуализация речи. На расширенном заседании секретариата МО СП эта социолингвистическая оппозиция почти точно воспроизведена в конфликте авторов “МетрОполя” (и их защитников) с литературными функционерами и представителями “официально-патриотического” лагеря.
Текст стенограммы показывает, что дискурсивные практики советской верхушки принадлежат политике нормализации — в той мере, в которой они тяготеют к уничтожению любого “аномального” явления — политического, культурного или социального. Именно задаче нормализации служила идея представления литературы как однородного пласта при сознательном игнорировании неофициального искусства и противоречий даже внутри официальной части литературного пространства. Этой “сглаженной” и редуцированной литературе приписывалась абсолютная ценность. В рамках этой политики высказываются предписания об умолчании о существовании “другой” литературы. И если действительно нужно дать место под солнцем незаконной литературе, то “пусть-ка она отправляется со своей шумихой куда-нибудь в другое место” [Фуко 1996а: 100] — например, на частные квартиры. Только там подобная литература имеет право на какую-то реальную жизнь (пусть и изолированную), на реализацию своих тайных и заведомо ограниченных проектов. Только в том случае, если бы она отказалась “отправиться в другое место”, система применила бы открыто репрессивную политику, вытеснив авторов из профессии или максимально ограничив их профессиональную самореализацию. Именно это и произошло с составителями “МетрОполя”.
И все же заметно, что во время заседания звучат разные по духу голоса. Как сказано выше, работа советских инстанций в конце 1970-х претерпевает усиленные трансформации, и, как это часто бывает во времена переходных периодов, в ней сталкиваются две тенденции. Одна из них связана с возвращением к сталинским, открыто репрессивным формам контроля над литературой, другая предполагает более тонкие и изощренные формы цензуры и самоцензуры писателей. Главное обвинение, адресованное составителям “МетрОполя” участниками секретариата Московской организации СП, — “низкий уровень” опубликованных в альманахе текстов, “бездарность” этих сочинений; второе, еще более серьезное обвинение — в том, что альманах является формой антисоветской деятельности. Первый голос отвергает “аномалию” не потому, что она разрушительна и политически опасна, а вроде бы из-за ее “бездарности”. Поскольку отрицается художественная состоятельность альманаха (произведения, представленные в “МетрОполе”, просто не относятся к искусству), это лишает его какого бы то ни было авторитета: он недостоин распространения ни в каком виде — ни в самиздате, ни в виде разрешенной публикации. Второй голос прибегает к дискурсивным практикам, отсылающим к сталинской эпохе: “МетрОполь” — “политическая диверсия, враждебная стране, КПСС, нашей политике” (Барышев). В такого рода репликах идеологическая конфронтация отражается и на лингвистическом уровне — например, через категориальное противопоставление “свои”—“чужие” (отсылающее к противопоставлению “мы” — “они”, или инклюзивность — эксклюзивность)44.
Если в первой части дискуссии громче звучит первый голос с призывом к посредничеству и заметно стремление убедить составителей опубликовать альманах в “очищенном” виде, то далее, ввиду яростного сопротивления “метропольцев”, постепенно начинает преобладать второй голос, носители которого прибегают к типичным формулам советского идеологического языка. (Ф. Кузнецов: “Это какая-то изощренная литературная мистификация”. Н. Грибачев: “Это — антисоветская пропаганда”. Ю. Грибов: “От вашего предприятия несет групповщиной”.)
Заключительный документ, составленный секретариатом СП, — настоящий апофеоз советского идеологического дискурса времен застоя (см. Проект решения секретариата). От признания виновности (см. пункт 1) участники заседания переходят к вынесению приговора (см. пункты 2—3). Наконец, принимается решение: действовать широкомасштабно, усиливая идеологическую работу партии и СП по отношению к писателям (см. пункты 4—5). В проекте резолюции ярко выражена категория оценочности: речь большинства представителей СП отражает триаду советской системы оценки человека с градациями “не враг — невыясненные — враг” [Мокиенко, Никитина; Хевеши]. Динамика колебания оценки во время заседания (от “выяснения” к определению нераскаявшихся “метропольцев” как врагов) видна прежде всего в тональности высказываний Кузнецова в отношении Аксенова, которые принимают в конце откровенно обвинительные, угрожающие формы и провоцируют реакцию Аксенова: “Дело шьешь, Феликс?”
Интересно также отметить, что язык критиков “МетрОполя” насыщен физическими образами болезней, грязи и заразы. Советский дискурс с самого начала основан на образах, выражающих страх перед внешним, “другим” [Naiman: 12—16]. По словам участников совещания, так называемое “порноноваторство” (выражение Анатолия Алексина) альманаха — предвестник болезни, ведущей к разложению литературного тела: “Это надо же так мерзко составить слова!” (Ф. Кузнецов); “Повесть вызывает физиологическое отвращение” (Ф. Кузнецов); “Гадость. Грязь ползет по страницам” (М. Алексеев); “Здесь у них грязь” (Е. Исаев). Неподцензурная литература — инфекция, которой надо избежать, чтобы не запятнать “чистоту”, “высокую мораль” официальной литературы: “Мы имеем лучшую литературу в мире по честности, по нравственной высоте” (Ф. Кузнецов).
Представленные в стенограмме речи руководства МО СП являются также настоящим манифестом логофобии советской системы. Это страх перед высказываниями, которые могут быть бурными, путаными, отрывочными, опасными, одним словом, страх “перед лицом этого грандиозного, нескончаемого и необузданного бурления дискурса” [Фуко 1996б: 77].
Пер. с итал. Н. Колесовой
ЗАПИСЬ О РАСШИРЕННОМ СЕКРЕТАРИАТЕ МПO45,
ИМЕВШЕМ МЕСТО БЫТЬ 22 ЯНВАРЯ 1979 ГОДА
В КОМНАТЕ № 8 ЦДЛ46
[1] 3 часа дня. Комната № 8, куда приглашены 5 составителей альманаха “МетрОполь”. Комната набита битком. Человек, пожалуй, около 40—50, включая составителей, которые уселись рядком у стеночки. Различаются лица Ф. Кузнецова47, Л. Карелина48, С. Куняева49 (во главе стола, который — буквой “т”), Е. Исаева50, М. Алексеева51, Н. Грибачева52, Ю. Друниной53, Ю. Жукова54 (за тем же столом, но поодаль); Ал. Михайлов55, Е. Сидоров56, Б. Окуджава57, В. Амлинский58, О. Попцов59 и многие другие лица, фамилии которых постепенно выясняются по ходу заседания, длившегося 4 часа60.
Ф. Кузнецов. Вопрос об альманахе неожиданно возник на прошлой неделе. Мы вызвали составителей, побеседовали, теперь докладываем вам… (Читает 1-ю стр[аницу] альманаха: выходные данные, вступление, оглавление…)
Вопрос из публики. Кто издатель?
Ф. Кузнецов показывает альманах, говорит, что он сделан в виде рукописи, тиражом 8 экз[емпляров]61. Говорит, что имеется значок ї, фиксирующий издательские права в соответствии с международными законами62, и читает предисловие, “являющееся программой”, просит В. Аксенова чего-нибудь рассказать об альманахе.
В. Аксенов мирным голосом говорит о благих намерениях авторов и составителей альманаха, закончив работу, отнести альманах Стукалину. Говорит о том, что “работа нами, ленивыми людьми, велась вяло в течение года и никакой шумихи не было, но вот мы внезапно обнаружили невероятное внимание к нашей работе со стороны руководства МПО и форсировали события — принесли 1 экз[емпляр] альманаха на следующий день, 17 января”63. О том, что идея наша — просить об издании альманаха, (мечтать) об издании тиражом пускай небольшим — 3000 или даже 1000 экз[емпляров] — и, естественно, у себя на родине. Если нам откажут, то альманах уже выпущен нами, он останется [2] выпущенным в виде рукописи тиражом 8 экз[емпляров] для чтения среди людей. Говорит, что это сродни “джем сэшн” у джазистов, когда они играют для себя. Но смысл в том, что мы хотим, чтоб наконец-то появился “незаредактированный сборник”. Вы все писатели и знаете, какие страннейшие требования выдвигают часто издательства и редакции. У нас единственный критерий — художественность. Исходя, конечно, из нашего вкуса, который, естественно же, не может быть безупречным. В сборнике произведения писателей, незаслуженно оставшихся за бортом литературы…
Реплика. Белла Ахмадулина?.. Вознесенский?..
В. Аксенов. Нетипичный пример. Я расскажу вам что-нибудь об авторах. Вот Б. Вахтин. Ученый, синолог, прозаик, один из тех, кто начинал молодую ленинградскую прозу. За всю жизнь напечатал несколько рассказов, а этому молодому человеку недавно исполнилось 50 лет. Е. Рейн64 — все признают за ним талант и божий дар, но у него до сих пор нет ни одной книги, а лишь мелкие публикации. В. Ерофеев — литературовед, критик, более 10 лет пишет прозу, но совершенно неизвестен как прозаик, хотя пишет интересно, своеобычно, это — новое поколение в литературе, они пишут не так, как писали мы. Е. Попов. Пишет давно и много, а выход его продукции процентов примерно 10. Так ведь?
Е. Попов (с места). Меньше…
В. Аксенов. Искандер. Маститый, как говорится, писатель, но вещи его проходят безумно трудную редактуру, это не редактура, а какое-то выворачивание рук. И Битов сталкивается с этим, и я. О себе: я не только прозаик, но и драматург. Однако пьесы мои лежат в архиве Министерства культуры. Одна из этих пьес — здесь.
[3] Мы оформили альманах. У нас не куча бумаги, а эстетическая штука. Мы обратились к товарищу специалисту (имеется в виду Д. Боровский), и он помог нам, сделал макет. Он и не читал наших вещей. Мы условно считаем наш альманах вышедшим.
Н. Грибачев (задает туманный вопрос). Аксенов считает, что эстетика увязывается с субъективностью?..
Ф. Искандер. Он говорит, что бывают разные вкусы.
Н. Грибачев. Так вы и употребляйте слово “вкус”!
Л. Карелин. А остальные экземпляры где? Их читают?
В. Аксенов. Многие читают. Мы хотели устроить встречу друзей, маленький литературный праздник, чтобы объявить об открытии альманаха. Но тут поползли самые разные нелепые слухи. А это просто встреча друзей. Мы и вас приглашаем на этот, пардон, выпивон… (оглядев присутствующих, задумчиво). Да только боимся, закуски на всех не хватит…
Ф. Кузнецов. А кто будет на этом “празднике”?
В. Аксенов. Не знаю. Придут наши друзья. Во всяком случае, никакой сенсации мы из этого не делаем.
Н. Грибачев. Это распространение самиздата, то, что вы делаете…
Е. Попов. Позвольте уточнить, мы ведь хотели идти к Стукалину, так какой же это самиздат?
В. Аксенов. (Зачитывает текст проекта письма к Стукалину65.)
Ф. Кузнецов. Значит, вы хотите, чтоб текст рукописного альманаха остался в печати без изменения?..
Аксенов не успевает ответить, так как в разговор неожиданно вступает оскорбившийся М. Алексеев.
М. Алексеев. А мне вот оскорбительно, что вы хорошую литературу называете “штукой”. Что же — Белов штука? Астафьев штука? Распутин штука?
Ф. Искандер (шутит с места). Эта штука посильнее Фауста Гёте66.
В. Аксенов (поясняет). Вы не так поняли. Это мы об альманахе [4] не
сколько шутливо говорим “штука”.
Барышев67. Текст альманаха за границей?
В. Аксенов и все составители (дружно). Нет!!!
Барышев. Но вы уверены, что об этом не пронюхают иностранцы?..
В. Аксенов. В Москве 100 000 иностранцев. И потом уже сейчас поднята такая шумиха, не нами…
В. Ерофеев. Мы предварительно уже говорили с Феликсом Феодосьевичем и другими товарищ[ам]и. Понимаете, когда прорыв, то это больно и прорывающему, и прорываемому. Так давайте, чтоб не было так больно…
Барышев. Прорыв на Запад?..
В. Аксенов. Если через ВААП, то это — хорошо…
В. Ерофеев. (Рассказывает о ходе работы над альманахом, о спокойной атмосфере, в которой он делался. О возникших слухах (нелепых), о том, что первая встреча с секретарями была доброжелательной, а потом на нас стало оказываться некоторое ощутимое давление.) Так вот, хотелось бы вернуться к духу первой встречи и снять возникшую напряженность…
Ф. Кузнецов. Вы ответьте, что вы говорили и как отвечали.
В. Ерофеев. Когда вы нас спрашивали про пресс-конференцию…
Н. Грибачев (перебивает). Что вы тут запутываете нас в дебрях психологии, а не отвечаете прямо на поставленные вопросы…
Ф. Кузнецов. Не только о пресс-конференции…
Ал. Кулешов68. А как вы его собирались печатать?
В. Аксенов. Через Главлит69.
Ф. Кузнецов. (Рассказывает о том, что узнали во вторник (он путает даты) об альманахе.) “Необычная вещь и форма, в которой это делается, встревожили нас. У нас не НЭП, чтоб самим издавать книги. Мы решили встретиться и поговорить с товарищами в мягкой доброжелательной форме, так как литература — это политика”. (Рассказывает о происках Запада, об идеологической борьбе, о “так [5] называемой борьбе за права человека”.) Битов и Ерофеев сначала сказали формулу, которая мне понравилась. О борьбе между консервативным и новым. Это — дело святое, и тут есть проблема. Мы сами об этом говорим (рассказывает о судьбе романа писателя Вергасова)70. И мы призывали их работать вместе. Мы сказали им: приходите под нашу крышу, и мы сделаем прекрасный сборник. Это было при первой нашей встрече. А на следующий день (путаница, через два-три дня, во вторник 16-го мы встретились) они пришли впятером и мы протянули им руку и предложили работать вместе, но Аксенов отказался.
В. Аксенов. Не работать вместе, а делать вместе вы предлагали, а дело уже сделано.
Ф. Кузнецов. И мы увидели, что товарищи катятся по наклонной плоскости, намазанной мылом. Мы выставили им 4 позиции:
1) Что у них в альманахе есть тяжелая политическая ошибка, граничащая с преступлением. Это о том, что в СССР есть группа гонимых писателей.
2) Чтоб не вмешались шакалы-журналисты (западные).
3) Чтоб в сборнике не участвовали диссиденты.
4) Чтоб они не ставили ультиматум — или печатаете, или нет.
Все это мы говорили, еще не видя альманаха, и на следующий день они принесли альманах.
А через два дня выяснилось то, о чем они умолчали, что 23-го они собирают эту свою “встречу друзей”, или “вернисаж”. Ерофеев сказал, что 23-го они собирают литературную интеллигенцию, режиссеров, писателей, чтоб там официально заявить о выходе альманаха.
В. Ерофеев. Я этого не говорил.
Ф. Кузнецов. Или зачитать, по-видимому, ультимативное письмо к Стукалину.
[6] В. Ерофеев делает отриц[ательный] жест.
Ф. Кузнецов. Я за ночь прочитал альманах, это его ультимативное предисловие.
В. Аксенов. Можно не употреблять слово “ультиматум”.
Ф. Кузнецов. Хорошо. Уже на первой странице, в предисловии, говорится: 1) Что существует пласт бездомной литературы; 2) Что есть копирайт и круговая порука; 3) И адресат явно — Запад. Что же, ваши “друзья” не знают об особенностях нашей культурной жизни? Зачем вы эту фразу написали? (Улыбки присутствующих.) Мы — предложили вам работать вместе. В какую пучину вы нас тянете? Это — политическая акция с далеко идущими целями. Не случайно здесь (в альманахе) присутствует антисоветчик Алешковский, отбывающий в Израиль. Женя Попов, опоздавший (речь идет о том дне, когда вызывали по одному. — Е.П.)71, сказал, что 23-го вы собираетесь устроить завтрак, а Ерофеев говорил о “вернисаже”…
В. Ерофеев. Я не говорил о “вернисаже”…
Ф. Кузнецов. Не успели договориться, потому и говорили по-разному. Да, давление было, но это было дружеское давление, давление убеждения. Никакого крика, оскорблений, угроз. Наоборот, были некоторые мне угрозы. Мы пригласили на четверг секретариат, крупных писателей — Трифонова, Евдокимова, Семенова72, а они не пришли, сорвали секретариат. За день до этого, вечером Аксенов позвонил мне и в резкой форме сказал, что, зачем ты, Феликс, вызываешь ребят, угрожаешь им. Сказал, что обратятся к Брежневу73, и повесил трубку. Я не успел ему сказать, чтоб жаловались Картеру.
В. Аксенов. Никсону…
Ф. Кузнецов (здесь или в другом месте, не суть важно). Вот вы и заговорили, Василий Павлович, на своем языке! …
Поговорим об авторах. Часть из того, что я прочитал, мне кажется, вполне может быть напечатана при соответствующей работе над текстом. Е. Попов, Битов, Вознесенский… И вообще [7] в альманахе хорошо у тех, кто и сам хорош.
Е. Попов. Я прошу слова, так как, мягко говоря, вы не совсем точны в описании наших предварительных взаимоотношений.
Ф. Кузнецов. Мы дадим вам слово, а сейчас я вас ознакомлю с содержанием альманаха. (Читает нараспев и с выражением Высоцкого “Подводную лодку”, “Заразу” [Высоцкий 1979a, 1979б].) А вот и образец политической лирики. (Читает “Охоту на волков” [Высоцкий 1979в].) Чувствуете, о каких флажках здесь идет речь? (Читает “Лесбийскую[”]Алешковского [Алешковский: 372], показывает “тьма, тьма, тьма” Вознесенского [Вознесенский 1979а: 378]74, читает, предварительно попросив извинения “у прекрасной половины рода человеческого” 2 стиха Сапгира.) “[В]от тут убили человека” [Сапгир 1979а: 491—492] и “[Т]ретий [Р]им” [Сапгир 1979б: 497]. “Быка с мудями вы лепили” [так!]75.
Е. Попов. Вы неправильно ставите ударение. Не вы лепили, а вылепили.
Ф. Кузнецов. Принимаю поправку, но разницы особой нет.
В. Аксенов. Но ведь это правда, я сам видел на выставке этого быка.
Ф. Кузнецов. Может быть, это вы видели во Флоренции.
В. Аксенов. Там об этом художники не пишут.
Ф. Кузнецов. Идем дальше. Повесть П. Кожевникова76. Мерзкая, низкая, пакостная жизнь. Повесть вызывает физиологическое отвращение. Пакость. (Читает абзац про тетю Валю [Кожевников: 64—65].)
Е. Попов. Я прошу вас закончить чтение абзаца. Цитата дает неправильное представление.
Ф. Кузнецов. Хорошо. (Читает еще фразу.) Хватит?
Е. Попов. Дочитайте до конца сцены. Там — совершенно обратное действие, там мальчик плачет.
Ф. Кузнецов. Еще б ему не плакать!.. (возникает небольшой спор о мальчике и [неразборчиво])77.
[8] Ф. Кузнецов. Вот Ерофеев. Мы его недавно приняли в Союз, вернее — утвердили. Рассказ “Ядрена Феня” [Ерофеев 1979].
В. Ерофеев. Можно я сам расскажу?
Ф. Кузнецов. Я сам расскажу… Один работник цирка…
В. Ерофеев. Он не из цирка.
Ф. Кузнецов. Неважно. Он едет выступать и заходит в мужской туалет обозревать непристойные надписи, затем он идет в дамский… (В таком же духе пересказывает остальное содержание рассказа.) А вот другой рассказ! Это же надо так мерзко расставить слова! (Читает название рассказа.) “Приспущенный оргазм столетия”… Мы широко обсудим их на всех бюро: прозы, поэзии… Мне кажется, в альманахе 4 ведущих направления: 1) приблатненность (Высоцкий), 2) изгильдяйство над народом, 3) сдвинутое сознание (Горенштейн, Ахмадулина), 4) секс.
Мы не будем скрывать это [от] народа. Чем больше людей это прочитает, тем хуже для них. Это какая-то изощренная литературная мистификация. Здесь нет антисоветчины, но вместе все складывается не в картину литературных исканий, а в зловещую картину.
Е. Попов. Мягко и жестко говоря, Ф[еликс] Ф[еодосьевич] был не совсем точен в описании наших предварительных взаимоотношений. Мы принесли альманах в 4 часа дня, а в 9 того же дня раздались звонки, вызывающие нас, как потом выяснилось, для индивидуальных бесед. И я не опоздал на беседу, а мне велели покинуть кабинет, где уже сидел Ерофеев, и лишь потом запустили, после того, как он настоял.
(Говорит об угрозах исключения из Союза, об акценте и недостойной игре с фамилией Липкин78, об обращении к нему и Ерофееву как к “русским патриотам” и об их ответе, что они этим занялись именно потому, что они русские патриоты. О желании столкнуть [9] лбами писателей, о “полмиллиона Аксенова”79 и “зачем вы с ним связались, у него свои, далеко идущие планы”80. О том, что такое обращение с молодыми писателями безнравственно, а общее положение ведет к тому, что писатели либо ударяются в цинизм, либо распадаются и гибнут, либо становятся конформистами и приспособленцами…)
Н. Грибачев (перебивает). Да что вы тут говорите, как да что вам там говорили. Это — неважно. Я вам скажу, как сталинградский комбат. Это — антисоветская пропаганда. В Иране льется кровь, люди гибнут у Сомосы81, а мы здесь разводим разговоры. Где здесь новаторство? Это — декадентские неликвиды, а мы сидим и рассуждаем о том, как с вами разговаривали и во сколько вам позвонили. Это — политика. Потому что политика — жизнь, и литература — жизнь. Комплекс. Если альманах выйдет на Западе, нужно их поставить лицом к народу. Пусть ответят, и пусть летят их головы. Кому они подыгрывают? Предлагаю: секретариат закончить, обсудить их в секциях82, а потом пускай ответят за свое “новаторство”.
Алексин83. Порноноваторство…
В. Аксенов (Грибачеву). Нехорошо перебивать говорящего.
Е. Попов (продолжает). Да я уже, собственно, все сказал, скажу еще, что подбор цитат для чтения тенденциозен. И это особенно видно на примере Кожевникова. Это — чистая повесть. Ее в “Юности” нужно печатать, а не обливать грязью. Это повесть о подростках, о тех, с кем мы сталкиваемся каждый день и делаем вид, что всех этих проблем нет, хотя они давно уже трактуются публицистикой. Нужен деловой разговор об альманахе, а не огульные обвинения.
Ф. Кузнецов (Аксенову). А вы бы принесли 8 экземпляров в Союз.
В. Аксенов. Не принесем, потому что пропадут.
Ю. Жуков. (Говорит про “политику и литературу”, что “кое-кто [10] на Западе” хочет изнутри разложить наше общество, чтобы облегчить расправу с ним.) Уверен, что альманах будет напечатан на Западе. (Говорит об аполитичности писателей, интеллигенции.) “От рюмки — к письменному столу. Можно в партию не вступать, можно получать высокие гонорары, квартиры, а платить за это — не надо”. Почему не уважают своих товарищей? Может быть, если соотношение сил в мировой системе изменится, то мы это напечатаем, мы тогда будем сильны и способны будем напечатать любую глупость, в том числе и эту. А сейчас очень накалена межд[ународная] обстановка. Аксенов. Уважаю его как писателя, но всегда поражаюсь его пренебрежени[ю] классовой борьбой. Нейтралитета быть не может. Надо обсудить по секциям, хотя это непременно будет опубликовано на Западе. Большое зло уже сделано. И кто виновен в этом? Это — типичное произведение самиздата.
В. Аксенов. Не кажется ли вам, что если мы расширим темы, [то] укрепим предмет культуры и этим выбьем оружие из рук наших идеологических противников?
Н. Грибачев. Есть писатели, которые расширяют темы. Распутин, Астафьев.
В. Аксенов. Это — одно из направлений нашей словесности, и мы не бор[емся] с ним. И мы не на проработке.
Ю. Жуков. Проработка будет, когда альманах выйдет на Западе.
А. Битов. Предлагает присутствующим послушать короткую статью Тростникова84, о философском обосновании поиска в литературе.
Присутствующие смеются и говорят, что это излишне. После этого говорят уже сплошь ОНИ (“выступает Х, приготовиться Y”).
Л. Карелин. Ну вот, товарищи, разговор наконец определился. Филос[офов] нам слушать не надо. Здесь и так много философии. Вот Горенштейн с его ущербными, убогими, физиологическими сочинениями тоже философ буржуазный [11] в своем роде85. Все вместе это — политическая диверсия и желание литературного скандала. Мы дали вам возможность одуматься, у нас нет сомнений, что это будет опубликовано на Западе. Вы были с нами неискренни. Вы не сказали, что решили собрать людей и объявить им об альманахе. А сбор людей — это гласность, ваш сбор нужен был для гласности. (Подписанты. “Матренин двор”86.) Мы пытаемся помочь вам, крупным писателям. Битов — превосходен. Горенштейн. Я его помню. Он начинал в “Юности”. Проза у него слабее битовской. Сильный диалог? Богоискательский диалог. Люди отвратительны. Влияние Зощенко, Булгакова в отвратительной плоскости. Основная мысль: человек, сошедший с ума, духовно возвышается. Цитата: “Пока зрячие заняты распрями, слепорожденные не дремлют” [Горенштейн: 255], и про то, что власть — случайна [Горенштейн: 258]87. Может быть, это и отличная литература, но издана она не будет. (Призывает составителей.) Поезд может уйти. Одумайтесь! Подумайте в течение ближайших дней, часов, откажитесь от саморекламы и шумихи.
С. Куняев. Один рассказ Искандера — блеск. Он был напечатан88. Второй менее интересен, он про полового психопата и его приключения, в том числе и с любовницей Берии [Искандер 1979]. Алешковский — просто-напросто плохо и слабо. Сапгир — его не зря не печатают, плохо. Рейн — талантлив, но подбор стихов дает ощущение безвоздушной концентрации без высветляющих моментов. Карабчиевский. Стихи осложнены болезненной мизантропией, комплексом неполноценности. Вахтин. Паразитирует на Гоголе, Зощенко. Аксенов. Ирония на тему о воспитании человека. Злая, нехорошая ирония89. Попов обиделся за Липкина. Да, он прекрасный поэт, но стихи малоудачные. У нас борьба с сионизмом, а тут стихи явной направленности90. Как согласовать, что значит, что они независимы? Эстетически?
Альманах нужен, но не этот альманах. В основе этот альманах лежать не может. Спонтанность действий может далеко завести, может быть, и пресс-конференция91. Литература — дело индивидуальное, [12] а здесь — коллективное [и] серое.
М. Алексеев. Мне не хватает полноты знакомства с альманахом. Но здесь ситуация такая. Строители, злобинцы92, к примеру, построили дом, хороший дом, где живет много разных жильцов. А пришли писатели и описали выгребные ямы этого дома, и только. Гадость. Грязь ползет по страницам. Вот Исаев, Вас. Федоров93. Ведь это далеко не простые писатели, это сложные писатели, тем не менее мы их печатаем. Мы, товарищи, миновали страшное время. Миновали, но нельзя этим пользоваться. А вы пользуетесь. Вы не были на фронте…
В. Аксенов. Мы в тылу голодали…
М. Алексеев. Я тоже голодал, до войны94. Вы за границей бываете больше, чем здесь, у своих друзей. Некоторые из вас печатаются в “Посеве”, “Гранях”95. Почему Егора [Исаева] не печатают за границей? Что он, хуже вас? Если вас там печатают, то не потому, что вы лучше или выше. Я беседовал с Гаррисоном Солсбери96 и спросил его, почему ни одной строчки Твардовского нет на англ[ийском] языке. Евтушенко, Вознесенский есть, а его нету.
Ф. Искандер. Твардовский переведен на английский…97
М. Алексеев. Солсбери и отвечает, его, де[скать], трудно переводить. А Солженицына не трудно переводить, я спрашиваю его. У него ведь тоже диалектизмы. Я почему-то верю в искренность участников и призываю их хорошенько подумать.
Ф. Кузнецов. Мы им тоже верим.
М. Алексеев. Я возражаю против их фразы о застое литературы. Вот мы ездили с одним писателем по России и, честное слово, без всякой там пропаганды говорили друг другу: сколько хороших писателей выросло там, где вообще не было письменности. Мустай Карим, Айтматов98. А возьмите Гос. премии за ближайшие два года. Вознесенский, Астафьев, Бондарев, Абрамов99. Печатаются, и хорошо печатаются. И Аксенов и Искандер. У нас сейчас — период счастливого, многообразного развития литературы. А наш театр! Друце [sic!]100. Его [13] недавно высоко оценила “Правда”. Так что, где зажим? У нас богатая литература, а все, что пишется, не может быть напечатано. Этого не было и не будет нигде и никогда.
В. Аксенов. Так давайте ее еще богаче сделаем, нашу литературу.
Барышев. Я прочел половину альманаха. Я вспоминаю фразу одного польского критика. “Я понимаю стихи без рифмы и смысла, но почему это нужно собирать в одном стихотворении?” Надо разобраться и вынести их на форум. Односторонне мы начали прения. Этот “литературный шалаш”101 под пышным названием устроен, чтобы скрыть политическую диверсию, враждебную стране, КПСС, нашей политике. Не случайно в альманахе нет ни одного коммуниста и есть солидарн[ая] ответственность. А вы берете солидарную ответственность за Алешковского, который за ваш счет пополняет свой антисоветский багаж. Он везет и будет продавать. Попов говорил о талантливости Кожевникова. Да, но ведь там деградация, пьянство. Сборник нацелен на молодежь. Это — идеологический героин, который мы хотим подсун[уть] под видом литературы. Мне стыдно “Мелодии наших дневников”102. Про Ерофеева. Я сам из поморской деревни103. У нас никто из мужиков н[е] хвастался сортирами104 (у него начинается истерика). У нас 28 чел[о]век было в двух классах. Сохранилось нас двое. Мы не за это прол[и]вали кровь. Это — серьезное политическое дело. Надо вытаскивать [на] широкое обсуждение. И я не уверен, что моск[овские] писатели захотят иметь вас коллегами по СП.
1) Обоймы едущих за границу, где они развращаются и попадаю[т] на идеологические крючки. Надо предупредить иностранную комисси[ию].
2) Обоймы выступают на площадях. А хороших поэтов не посыл[ают] за границу и площадок им не дают.
У нас есть надежда, что вы пересмотрите практически свои де[йст]вия, оцените суть этих явлений. У вас должна быть гордость совет[ско]го человека.
[14] Ал. Михайлов. Я бы воздержался от взрыва эмоций и квалификации до серьезного ознакомления с альманахом. Феликс Феодосьевич зачитал цитаты. Я считаю, что рискованно судить о произведении по цитатам. Цитаты коробят, но может быть, там другая суть? (Приводит пример из повести Астафьева “Пастух и пастушка”, где солдат пристает к бабе, а та говорит: “Да на, жалко, что ли”.)
Е. Исаев (перебивает). Там чистое, а здесь у них грязь.
Ал. Михайлов. Хочу поддержать тональность Жукова. Альманах нужно прочитать и широко обсудить. Но чтоб не было проработки, а было товарищеское убеждение. Может быть, составители прислушаются к разумным доводам.
Скромные слова Михайлова товарищи встретили с некоторым неудовольствием.
Л. Карелин. А обсуждение уже началось. Мы прочитали часть альманаха, чтобы дать первое секретарское и парткомовское мнение. А сегодня собрались, чтобы подумать. О завтрашнем дне и вообще.
Ф. Кузнецов. Эти пять дней мы жили в состоянии напряженности. Мы обсуждаем не суть альманаха, а последствия. Вот ведь ведется двойная запись. Тов[арищ] Попов стенографирует, и мы тоже. (Тихо.) Один вот тоже писал, резидентом потом оказался105. Ситуация такая. Или мы сможем повернуть это дело на литературные рельсы, или это будет политическое дело. Завтра — роковой день!!!
В. Аксенов. О боже! Роковой день! Шекспир!
Ф. Кузнецов. Не перебивайте, Василий Павлович. Я вас не перебивал. Если состоится этот их обед, то он вроде бы безобиден, как, впрочем, и сама идея альманаха. Но это — ситуацию конституирует как самостоятельное явление, и тогда процесс остановить будет невозможно.
[15] В позиции наших гостей — лукавство. Они строят из себя эдаких рубах-парней. Будут у них завтра тосты, все будет мило, и они будут рады — удалось, по выражению Салтыкова-Щедрина, “накласть в загривок родному отечеству”106. А где гарантия, что господин Алешковский не повезет эту информацию на Запад?
В. Аксенов. Вы сами распускаете информацию и грязно треплете альманах!
Ф. Кузнецов. Вот вы и заговорили своим языком, Василий Павлович! Так вот, господин Алешковский даст информацию…
В. Аксенов. Зачем вы распускаете нелепые слухи?
Ф. Кузнецов. Отвечу. Мы бережем нервы наших людей и просим их не идти на ваш “обед”. Ефремова вызывали для беседы в МГК КПСС. Любимова107 — в Министерство культуры. С Вознесенским беседовал Верченко108, и он ему прямо сказал: “Андрей, как тебе не стыдно! У тебя на банкете зазывали в гости, на эту встречу…”109 Окуджаву, как коммуниста, мы призывали не идти на “вернисаж”. И нечего делать ставку на наивность… Нас интересует судьба авторов и составителей альманаха. Судьба Битова, Попова, Искандера, (Аксенову) твоя, в конце концов. А ситуация вами создана лукавая! Низко, пошло-лукавая. И вы встанете перед собранием и ответите110.
Е. Исаев. Да не надо перед собранием, чего уж там…
Ф. Кузнецов. Мы поддержим то хорошее, что есть в альманахе, и будем работать. Будем говорить, и каждый скажет об альманахе, если захочет.
Н. Воронов111. Истина сложна, почему и возникают эмоции. (Цитирует про “состояние тихого застойного перепуга”112.) Общий литературный процесс — хороший, идет. А вот скажите, кто из писателей, участвующих в альманахе, отвечает на животрепещущие темы — Байкал, охрана памятников и старины [sic!]113, другие проблемы? Я недавно был в Софрино114 на совещании молодых писателей115. Там открыли мо[ло]дого поэта, и он уже имеет договор на книгу. Исаев знает.
[16] Попов и Ерофеев приняты в Союз без книг116, их рассказ[ы] обсуждались в Переделкино, на семинаре рассказчиков. Я в альман[ахе] Попова не читал, но говорят, что его несет в сексуальность. (Улыбки коллег Е. Попова.) Я читал рукопись его рассказов в изд[ательст]ве “Современник”. Рассказы нравственны, но порой… Вот рассказ “Кина не будет”117. Там мелкая мразь рассказывает о Горьком в издевательском тоне при явном сочувствии автора. Мы не позволим глумиться. Ерофеева тоже подхватили и носили на руках. Есть прецеденты. Действительно молодым писателям трудно печататься. Вот Шубина, например118. Но нельзя искать вне организации. Иван Акулов119 — трудно. Ситуация создалась противоречивая, но на отшибе — нельзя искать. (Говорит о молодом писателе Копчеве120.) Говорят, что может быть, мы кого-то поторопились принять в Союз? На парткоме говорилось об издержках процесса работы с молодыми. И все же я считаю, что это не так. Литература развивается стремительно и хорошо. “Неделя как неделя”121. Мы будем ее принимать в Союз. И надо жить, а не отбиваться от литературного процесса.
Я. Козловский122. Секретариат большой, и я удивлен доброжелательностью этого процесса. Я уважаю Битова, Аксенова, Искандера. Аксенов — большой писатель. И Вознесенский большой поэт. Но как можно писать стихи о двуглавом орле, если он писал о Ленине123. Он — двурушник. И Ахмадулина двойная, она писала в “Моей родословной”124 о родственнице, которая работала в аппарате Ленина. Непонятно, зачем здесь Алешковский. Хреновые у него стихи. И вот как мог Окуджава…
Составители. Его нет в альманахе.
Б. Окуджава. А я там буду…
Я. Козловский. А Высоцкий для чего? Пускай себе на пленках крутится. И нет ведь здесь, в этом альманахе, ничего особо острого. Вот я прочитал недавно последнюю книгу Евтушенко. Это — острая книга125.
[17] Я был поражен, как это можно опубликовать (веселье присутствующих). Идет борьба за книгу, за все лучшее в ней. А сколько Трифонов бился за свои книги? Нет, сегодня очень доброжелательная атмосфера на секретариате, это прямо дом отдыха, а не секретариат.
А. Алексин. Вот мы ездили с одним писателем по России и, честное слово, без всякой пропаганды говорили друг другу: сколько хороших писателей выросло там, где вообще не было письменности. Мустай Карим, Айтматов. Да ведь у них вещи поострее, чем в альманахе. Так где же застой?..126
Красильщиков127. Понимаю разговор о застое. Неправ Воронов, когда говорит, что это сложно. Это просто, как глоток воды. Мы много говорим о талантах, а нужно поговорить о соразмерности талантов. Мы говорим о политике и литературе. Да, мы занимаемся литературой, а стало быть, политикой. Здесь не детский сад. Вы все с высшим образованием и читали Ленина. И я против фразы, что в сборнике нет ничего антисоветского. Если литератор пишет, что человек — скотина и сволочь, это глубокая антисоветчина, против которой мы, как граждане и коммунисты, будем протестовать. А остальное — привносится. Эти произведения и на самом деле не подходят под ранжир, и они не будут опубликованы.
Н. Воронов. Идеологический ранжир? Это — унизительное слово.
Красильщиков. А для некоторых унизительно даже слово “партия”128. Здесь пахнет жареным. Дорого яичко ко [Х]ристову дню наших идеологических противников.
Кобенко129. Да, мы занимаемся этим делом вот уже несколько дней, оторвавшись от других дел. Козловский прав. Атмосфера секретариата очень доброжелательная. И прав Кузнецов, что временами просто унизительно было с ними беседовать. Но что ж, мы здесь на работе. Мне кажется, что во время предварительных бесед они все время водили нас за нос. Вот они, как [18] говорит Аксенов, “резвились с ленцой”, а когда дорезвились, то круг людей, занимающихся альманахом, стал широк. Они говорят, что в 16 часов привезли альманах, а в 9 вечера уже раздались звонки. Это естественно, так как профессионалу достаточно увидеть лишь их первую страницу. И мы все время ощущали, что нас держат за нос и водят по воздуху. Им всем ясно, что Главлит не может позволить напечатать то, что у них написано.
Я не писатель, а партийный работник, чем горжусь. Я открыл Алешковского и Кожевникова. Это ведь ужасно! И не в том слава литератора, чтобы обследовать общественные нужники… И я не согласен, что составители взяли в основу критерий — качество…
Ф. Кузнецов. Это очень партийный альманах.
Кобенко. Я думаю, что хорошо было бы его обсудить. И слова “перепуг”, “суматоха вокруг альманаха” неправильны. Нам нечего бояться. Нам есть чем похвастаться.
В очередной раз собрались здесь уважаемые люди, писатели. И неприлично, недостойно мужчины, как Е. Попов пытался здесь изобразить наши с ними взаимоотношения. Извиняться он будет в другом месте. Я поражен Ал. Михайловым. Никто их не прорабатывал и не собирается прорабатывать. Открою секрет, это я был против скорого приема в Союз. Зря мы торопимся, принимая в Союз без книг.
Чья-то реплика. Да ты же тогда еще не работал.
Кобенко. Но я все равно был против.
С. Золотцев130. Я — молодой поэт. Мне сначала понравилась идея альманаха. Ведь действительно порой наша издательская машина работает как маховик, редактируя, навязывая исправления. И я обрадовался, что возникла такая идея, сделать альманах.
Но, открыв альманах, разочаровался. Поэзия, конечно же, не делает лица альманаху, но поэзия плохая, мелкая, с такой поэзией они прорыва не сделают. Вознесенский и Липкин — мастера. Другое [19] дело — содержание их стихов.
Уровень культуры стихов (других, по-видимому) низок. Это — субкультура, масскультура. Я удивлен, что на страницах альманаха — стихи Ю. Кублановского. Неужели составители считают, что это самое достойное имя? Хотелось бы, чтоб альманах широко обсудили.
Е. Исаев. Вот здесь 5 раз употребили слов “прорыв”. Прорыв — но куда и для чего. Я сам работник издательства, у нас умные доброжелательные редакторы, и никакой преграды для опубликования нет. Другое дело, что у нас, например, 400 рукописей членов СП, а в год мы можем напечатать всего 60 рукописей.
Ал. Кулешов. У вопроса две стороны. Одна — формальная. Мы их пытаемся убедить. Но вот вы подумайте, если каждые 27 человек будут собирать альманахи и ходить к Стукалину, что из этого получится?
Ф. Кузнецов. Русского леса не хватит.
Ал. Кулешов. Литература имеет к этому альманаху слабое отношение. И не надо было читать “Охоту на волков”, чтобы понять это. Предисловие — это политический манифест, политическая программа, как и у зарубежных изданий, и этот альманах обязательно попадет на Запад. С Алешковским, или кто из авторов еще поедет. И не надо их обсуждать у писателей, а надо — на заводе Лихачева. Пускай ответят перед рабочими. Их цель — политика. Вон они говорят, что на них давят, выкручивают им руки. У меня два вопроса. Первый — Аксенову. Ты понимаешь, Василий, что будет, если альманах попадет на Запад. Я слишком уважаю тебя, чтобы верить, будто ты не понимаешь. И второе — я хочу, чтобы выступил Фазиль Искандер.
Л. Гинзбург131. У нас в СП — новые времена. Такого рода обсуждения хороши и полезны для всех присутствующих. Никто никого не душит и не давит. И все должно быть сделано разумно и достойно. Действительно, некоторые редакторы ведут себя неправильно. Но мы должны беречь честь нашего Союза писателей. И давайте все любить друг друга.
Грибов132. Аксенов меня не убедил. “Литроссии” не хватает хороших
[20] произведений, и мы их усиленно ищем. Как вы мыслили нести свой альманах Стукалину? От вашего предприятия несет групповщиной. Литературное дело ваше — несерьезное, но серьезная попытка… (неразборчиво) Ю. Жуков прав, это будет на Западе. Московская организация укрепилась. Все из здесь сидящих печатаются, и хорошо печатаются. Обсуждение будет, но стоит ли его делать? Кончайте вы это дело. Унесите вы альманах ваш домой, да раздайте его по авторам, а потом и выпьете. Не дело вы задумали…
О. Попцов. Я не хотел выступать, но я был участником событий, которые с такой “точностью” изобразил Е. Попов. Да, мы не готовы к разговору, и в этом повинны составители, поздно поставившие нас в известность. Предварительные беседы наши велись в том же тоне, что и сегодняшняя, и не было никаких взрывов, надрывов. Я запомнил фразу Битова. Я сказал ему: “Андрей, вы нам верите?” А он мне ответил: “Лично вам я верю, но в то, что вы говорите, не верю”. И нам трудно было их, Ерофеева и Попова, принимать в Союз. У Попова 2 напечатанных рассказа.
Е. Попов. 20, а не два.
О. Попцов. У Ерофеева несколько статей. И все-таки мы их приняли, хотя это было очень сложно. Я тоже был в Софрино на семинаре мол[одых] писателей. И там мы говорили о том, что, если писатель знает, о чем надо писать, — это для нас трагедия. Но Аксенов говорит о какомто втором слое литературы, а это не одно и то же. Я сам редактор, и я вам могу сказать, что альманах в том виде, в каком он есть, — слабая литература. Это — битая карта. Это — для второй среды информации: для среды неуправляемой, для среды слухов, сплетен. И нужно обсуждение. Я боюсь за судьбу этих людей. 12 лет связывает меня с Искандером. Это чувство любви. И я не хочу, чтоб с одной стороны сидели глухонемые, а с другой — кричащие.
[21] Искандер. (Начинает спокойно, но постепенно наливается гневом.) Обсуждение началось в доброжелательной форме. Но неправильно было бы закрывать глаза на реально существующую обстановку в редакциях журналов и издательствах. Книга Можаева лежит 10 лет133. Книги лежат по 10, 15, 20 лет, а затем писатель умирает и — все. Ничего как бы и не было. У Чухонцева 15 лет пролежала книга134, а сейчас напечатали, масса положительных рецензий. А кто знает, какой путь прошел он за эти 15 лет? История с Поповым. Две положительные рецензии на книгу в “Сов[етском] писателе” и отрицательное редзаключение135. Это жульничество! Вот как это называется! Здесь говорят о содержании альманаха. Но ведь сущность писателя в том, что он всегда недоволен. Нет общества, в котором писателю хорошо, и он всегда ищет.
В известной мере я принял участие в альманахе. Но почему мы все тут говорим о трудностях печатания? Мы что, оккупированы кем-то? Человек не вечен, человек умирает, так и не увидев опубликованными своих трудов. А то, что есть, будет прорываться в разных формах. Лично мне альманах, может быть, и не нужен, нам он не прибавит и не убавит, но я считаю, что вам пора оставить самодовольство, потому что просто это не кончится. Молодые придут и будут стучать по столу кулаком, и вы стучите кулаком повыше. Помогите людям работать, и никакого альманаха не будет.
Ю. Друнина. Говорю искренне. Здесь говорят о большой литературе. Но зачем протаскивать в литературу голую порнографию? Зачем сексуальная революция?
А. Битов. А кто из нас говорил о большой литературе? Это — нормальная литература.
Ю. Друнина. Это у вас сказано, но в другой форме. То, что собрано в альманахе, — это зады Запада.
Ф. Кузнецов делает замечание Битову за то, что он перебил [22] женщину, и читает цитату из предисловия про “застойный перепуг”136.
Ю. Друнина. Ничего себе — “застойный тихий перепуг”. Я — не левая, не правая. Я сама по себе. Но здесь, в альманахе, все так смешано, что мы можем получить большую откатку назад, растеряв то, чего бы с таким трудом добились.
Ф. Кузнецов (благодарит Искандера за искреннюю речь). Было бы наивно считать, что все благополучно в нашем датском королевстве. Но у нас нет самоуспокоенности, и никто из нас так не думает. Мы решаем проблемы, и решаем их на разных уровнях. И в нашей организации, и с Г.М. Марковым137. Литература — процесс сложный в нашей все усложняющейся жизни. Я вчера провел вечер с Можаевым. Мы сошлись на том, что пора лучше руководить издательствами. Вот у меня сейчас лежит письмо, где И. Золотусский138 жалуется на директора изд[ательст]ва “Мол[одая] гвардия”, который сделал на его рукописи о Гоголе безграмотные пометки. Но ведь не советская власть в этом виновата. Тут весь вопрос в том, как определить: зал или пуст наполовину, или полон наполовину. Все хорошее обязательно найдет дорогу к читателю. Горлышко литературного процесса уже, чем мешок процесса. Мы имеем лучшую литературу в мире по честности, по нравственной высоте. Ни один Запад не может что-либо подобное противопоставить нашей литературе. Такой нравственной атмосферы давно не было. Давно не было такой доброй атмосферы, и доказательство тому — как мы с вами разговариваем. А к Фазилю относится поговорка: “Шел в комнату, попал в другую”. Ты попал в другую комнату, Фазиль, искушенный политической спекуляцией. И если развитие событий состоится, а оно состоится с неизбежностью, то все проблемы еще ухудшатся. Мы снивелируем это дело, но, с другой стороны, в нас сильно искушение ответить на это тем же, так как мы — патриоты своей Родины.
Прогноз. Будет у них этот самый “выпивон”, потом заговорят [23] “голоса”, потом книга выйдет за границей, и у нас будет с авторами жесткий разговор, после чего начнутся вопли о культурной оппозиции. О том, что нет свободы, прав человека, свободы творчества.
А ведь действительно, прочитав альманах, видишь какое-то исчадье ада. Кампучия какая-то получается, если прочесть альманах, а не наша страна139.
От вас требуется крохотный шажок, не делать этого вашего “вернисажа”. Аксенов вел себя и ведет не как литератор, а как политический лидер. Всем понятно, что вы не прозрачны как стекло, Василий Павлович.
В. Аксенов. Дело шьешь, Феликс?140
Ф. Кузнецов. (Читает письмо Г. Сапгира по поводу публикации его стихов в “Континенте”, где Сапгир отмежевывается от этой публикации.) Так вот, предупреждаю вас, если альманах выйдет на Западе, мы от вас таких писем принимать не будем141.
(Читает проект решения секретариата.)
Группа молодых московских литераторов под руководством В. Аксенова приготовила альманах “Метрополь” в нездоровой (?) обстановке. В альманахе представлены известные литераторы в сочетании с молодыми и антисоветчик Алешковский. Составители и не скрывали своих намерений, опубликовав на 1-й странице манифест-ультиматум. Составители хотели собрать литературные и другие круги, чтобы там ультимативно поставить вопрос об издании альманаха. Все предложения о сотрудничестве они упорно отвергают. Секретариат постановил:
- Считать альманах делом недопустимым, безыдейным, низкохудожественным, противоречащим практике советской литературы по [24] характеру подготовки, ультимативному характеру.
- Обязать членов СП, составителей и авторов, воздержаться от действий личного или общественного характера, ведущих к раздуванию…
- Если альманах будет напечатан за границей и составители [или] авторы совершат эти действия, поставить вопрос об исключении из СП.
- Обсудить и изучить альманах на парткоме и собраниях творческих секций.
- Провести открытое партсобрание на тему “Идеологическая работа с московскими писателями на примере альманаха” [см.: Вместе с партией, вместе с народом].
Голосуют единогласно.
Михайлов вносит поправку, чтоб альманах априорно не назывался “безыдейным и малохудожественным”, кто-то советует сократить вступительную часть в рабочем порядке.
Снова голосуют. Снова единогласно.
ПРИМЕЧАНИЯ
* Предлагаемая работа была опубликована на итальянском языке в: Russica Romana. 2004. V. XI. P. 223—252. Вступительная заметка и примечания публикуются здесь в расширенном виде.
1) Приношу особую благодарность Евгению Попову, любезно предоставившему мне стенограмму заседания и один из экземпляров первого, машинописного, издания “МетрОполя”. Оригинал крайне хрупок: страницы не переплетены, и альбом очень объемный (примерно 44х60 см, а каждая страница состоит из куска ватмана, на который приклеены четыре машинописных листа формата А4). Отдельные страницы напечатаны машинисткой, работавшей тогда в журнале “Юность”. Чтобы не навлечь на нее репрессивных санкций властей, Попов, Ерофеев и Аксенов решили никому не говорить ее имени. Затем страницы были сложены по порядку и склеены самим Поповым, который в то время жил в квартире умершей матери Аксенова — Е. Гинзбург [Евг. Попов, интервью 05.06.2004].
2) Евгений Анатольевич Попов (р. 1946) принят в СП в 1978 году, семь месяцев спустя исключен за участие в альманахе “МетрОполь”. Попов собрал полный архив о деле “МетрОполя”, но, когда в 1980 году он принял участие в создании другого самиздатского альманаха, “Каталог” (Ann Arbor: Ardis, 1982) и КГБ начал производить обыски и конфискации, Евгений Анатольевич передал архив одному своему другу, ныне покойному. Когда, несколько лет спустя, он попросил его вернуть материалы, то получил ответ, что такого архива никогда не существовало [Евг. Попов, интервью 05.06.2004].
3) Ранее часть этих документов уже была напечатана в газете “Куранты” от 3 июля 1993 года.
4) Кроме вышеназванных документов, существует множество источников о деле “МетрОполя”. Они делятся на две группы: с одной стороны, свидетельства участников альманаха, с другой — документы, описывающие действия государственной системы на разных уровнях. К первой группе относятся многочисленные интервью, данные участниками альманаха [Аксенов 1990, 2004; Ерофеев 1990, 2001, 2002; Искандер 2003; Липкин; Попов 1990: 297—311; Попов 1999; Попов 2001а: 159—321, Попов 2001б: 322—445; Попов 2003; Тростников], ко второй — документы официальных государственных органов, среди которых — архив Союза писателей, отчеты и воспоминания литературных функционеров и писателей, которые участвовали в нападках на авторов альманаха или поддерживали эти нападки [Уроки “Метрополя”; В секретариате правления СП СССР; Кузнецов 1979а; Кузнецов 1979б; Кузнецов 1999; Мнение писателей о “Метрополе”; Олег Волков о “Метрополе”], тексты сотрудников КГБ [Бобков: 270—272, Карпович] и представителей органов партии [Документы свидетельствуют]. Самиздатский орган движения за гражданские права “Хроника текущих событий” также следил за этими событиями, высказывая свою точку зрения на происходящее [Об альманахе “Метрополь”; Еще об альманахе “Метрополь”; Разные сообщения 1980; Разные сообщения 1981].
5) Евг. Попов, частное сообщение.
6) 17 января 1998 года, канал ОРТ.
7) Копия всей документации, относящейся к делу, любезно предоставлена Евгением Анатольевичем Поповым.
8) Два исключения — стихи Вознесенского, уже опубликованные в cб. “Соблазн” (М.: Советский писатель, 1978), и вошедший в “метропольскую” подборку Искандера рассказ “Возмездие” (Дружба народов. 1977. № 7. С. 170—181).
9) Юз (Иосиф Ефимович) Алешковский (р. 1929) — поэт и прозаик. Публиковал стихи и рассказы для детей. Был осужден за пьяный дебош в ресторане, в лагере начал сочинять песни (самая знаменитая — “Товарищ Сталин, вы большой ученый…”), которые были широко известны, но, разумеется, не публиковались; рассказы и повести Алешковского также распространялись только в самиздате. Подборка текстов песен в “МетрОполе” стала первой публикацией “взрослых” произведений Алешковского. В 1979 году эмигрировал в Вену, а затем в США, где живет в настоящее время. Первая публикация в СССР: Николай Николаевич. Маскировка. М.: Весть, 1990.
10) Генрих Вениаминович Сапгир (1928—1999) — поэт, прозаик, драматург, сценарист. В СССР имел возможность публиковать только детские стихи. С 1975 года публиковался на Западе. В СП СССР был принят в 1968 году и сразу же исключен за организацию выставки художников-авангардистов и выступления поэтов группы СМОГ, не признанной официальными инстанциями. Вновь принят в СП в 1990 году, по настоятельному приглашению руководства этой организации.
11) Семен Израилевич Липкин (1911—2003) — поэт, прозаик, переводчик стихов, мемуарист. Публиковался в основном как переводчик с восточных языков, оригинальные стихи публиковал нечасто (первый сборник стихотворений, “Очевидец”, вышел в 1967 году), его произведения регулярно вызывали острую критику (так, опубликованное в 1968 году стихотворение “Союз” о южнокитайском племени “и” было расценено партийными инстанциями как завуалированное прославление Израиля, после чего Липкина на несколько лет перестали печатать). Когда в 1979 году Ерофеев и Попов были исключены из Союза писателей, Семен Липкин и его жена поэтесса Инна Лиснянская вышли из организации в знак протеста (это же сделал и Василий Аксенов). Этот поступок серьезно осложнил Липкину и Лиснянской — тяжелобольным людям (Липкин к тому же был ветераном войны) — дальнейшую жизнь в СССР.
12) Фридрих Наумович Горенштейн (1932—2002) — писатель и сценарист. В 1979 году был известен как соавтор сценариев фильмов “Солярис” А. Тарковского и “Раба любви” Н. Михалкова. Основная часть его прозаических произведений и пьес не могла быть опубликована в подцензурной печати; в СССР Горенштейн смог опубликовать рассказ “Дом с башенкой” (Юность. 1964. № 6), а также несколько юморесок в “Литературной газете”. В 1980 году эмигрировал. В дальнейшем считал ошибкой свое участие в альманахе “МетрОполь”, который, по его мнению, был слишком “шестидесятническим” по своей эстетике (Независимая газета. 1991. 8 октября).
13) Леонид Михайлович Баткин (р. 1932) — специалист по истории и теории культуры, главным образом итальянского Возрождения (книги: Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М.: Наука, 1989; Леонардо да Винчи и особенности ренессансного творческого мышления. М.: Искусство, 1990, и др.). С 1992 года работает в Институте высших гуманитарных исследований РГГУ. Действительный член Американской академии по изучению Возрождения. Лауреат премии по культуре за 1989 год Совета министров Итальянской Республики.
14) Инна Львовна Лиснянская (р. 1928) — поэт, прозаик, литературовед. Лишь через двенадцать лет после публикации четвертого сборника Лиснянской, “Из первых уст” (1966), вышел пятый — “Виноградный свет” (1978); стихотворения в нем были сильно искажены цензурными вмешательствами. Участие в “МетрОполе” (там были напечатаны семь ее стихотворений) привело к запрету на публикации не только стихов, но и переводов Лиснянской. С 1980 года стихи поэтессы появляются в журналах русского зарубежья — “Время и мы” и “Континент”. В Париже в 1983 году вышел сборник “Дожди и зеркала”, в 1985-м — в издательстве “Ардис” — сборник “На опушке сна”. В 1988 году И. Лиснянская восстановлена в СП и получает возможность публиковаться в СССР.
15) Борис Борисович Вахтин (1930—1981) — писатель, переводчик, синолог. Сын В.Ф. Пановой. В 1964 году основал в Ленинграде литературную группу “Горожане”. Произведения (повести “Одна абсолютно счастливая деревня”, 1965; “Дубленка”, 1979) распространялись в самиздате.
16) Василий Ракитин (р. 1937) — искусствовед, специалист по русскому авангарду, в середине 1980-х годов эмигрировал в Германию, где живет и работает по сей день.
17) Юрий Михайлович Кублановский (р. 1947) — поэт, публицист. С середины 1960-х годов участвовал в группе СМОГ, но как поэт по-настоящему сложился после распада группы, в 1970-е годы. Единственная публикация стихов Кублановского в СССР состоялась в 1970 году в альманахе “День поэзии”. В 1976 году опубликовал открытое письмо “Ко всем нам” по случаю второй годовщины высылки Солженицына из СССР. Публикация сборника “Избранное” (Ann Arbor: Ardis, 1981) послужила причиной его эмиграции в 1982 году. Жил в Париже, затем в Мюнхене. Работал на радиостанции “Свобода”. В 1991 году вернулся в Россию.
18) Виктор Николаевич Тростников (р. 1928) — богослов, философ, публицист. В СССР работал как специалист по математической логике. После скандала вокруг “МетрОполя”, в 1980 году в парижском издании “YMCA-Press” вышла его книга “Мысли перед рассветом” с апологией христианства и резкой критикой материализма и материалистической интерпретации научных открытий ХХ века. Вскоре после выхода книги Тростников был уволен из Московского института инженеров транспорта, где преподавал, и был вынужден работать дворником. В настоящее время публикует статьи и книги фундаменталистского антизападного толка, преподает богословские дисциплины.
19) Юрий Аркадьевич Карабчиевский (1938—1992) — литературный критик, поэт, прозаик. До 1988 года публиковался только на Западе. Печатался в “Гранях”, “Посеве”, “Континенте”, был запрещен к упоминанию в советской печати.
20) Джон Апдайк (Updike) (р. 1932) — американский прозаик, литературный и художественный критик, эссеист. Наиболее известные произведения — тетралогия о жизни “среднего американца” Херри Энгстрема по прозвищу Кролик (“Кролик, беги”, 1960; “Кролик исцелившийся”, 1971; “Кролик разбогател”, 1981; “Кролик успокоился”, 1990) и роман “Иствикские ведьмы” (1984).
21) Евгений Анатольевич Попов (р. 1946) — писатель. С 1972 года печатался в советских литературных журналах (“Новый мир”, “Знамя” и др.). После скандала с альманахами “МетрОполь” и “Каталог” не имел возможности публиковаться в СССР до конца 1980-х годов. Автор книги прозы “Веселие Руси” (Ardis, 1981), “Жду любви невероломной” (1989), “Прекрасность жизни” (1990), “Душа патриота” (1994) и др. Секретарь Союза московских писателей, один из основателей Русского ПЕН-центра, ассоциированный член Шведского ПЕН-центра.
22) Виктор Владимирович Ерофеев (р. 1947) — прозаик, литературовед. Статьи Ерофеева начали печататься в советской периодической печати с 1967 года. Член Русского ПЕН-центра.
23) Ерофеев 2001: 15.
24) Давид Боровский (1934—2006) — театральный художник. В 1960-е годы начинает сотрудничать с Ю. Любимовым в московском Театре на Таганке, становится соавтором наиболее знаменитых постановок этого театра: “Живой” (спектакль, поставленный в 1968 году, был запрещен и увидел свет только в 1989 году), “Мать”, “Гамлет”, “Дом на набережной”, “Перекресток”, “Преступление и наказание”, “Мастер и Маргарита”, “А зори здесь тихие”, “Владимир Высоцкий”, “Товарищ, верь” и др. Сотрудничал со многими известными режиссерами: А. Эфросом, Г. Товстоноговым, О. Ефремовым, Л. Хейфецем, Б. Львовым-Анохиным. Последние годы работал главным художником в Московском художественном театре им. А.П. Чехова. Ему принадлежит идея обложки альманаха “МетрОполь”, где бумага своим цветом напоминает надгробный мраморный камень, символизирующий “похороненные” рукописи, в нем содержащиеся. Кроме того, Боровский придумал, что каждый экземпляр альманаха должен быть помещен в холщовый мешок, обозначавший нечто вроде “наволочки Хлебникова”. Но у него не хватило времени осуществить этот замысел [Евг. Попов, интервью 05.06.2004].
25) Борис Асафович Мессерер (р. 1933) — театральный художник. С 1959 года оформлял драматические и оперные спектакли в различных театрах России (в Большом театре — “Подпоручик Киже” (1963), “Кармен-сюита” (1967), “Конек-горбунок” (1999); в Мариинском театре — “Клоп” (1962), “Левша” (1976) и др.). Выступал как художник-мультипликатор. Ему принадлежит эмблема-логотип альманаха “МетрОполь” в виде граммофончика с трубой.
26) Курсив наш. Эта часть в оригинале, принадлежащем Попову, подчеркнута, чтобы показать, что идеологические функционеры обратили особое внимание на это заявление.
27) См. также “МетрОполь” (1979), обратная сторона обложки (по сравнению с оригиналом в этом издании недостает лишь символа ї). (Далее это издание обозначается буквой “М.” с указанием номера страницы.)
28) Авторы всегда говорили о своем проекте открыто, приглашая многих писателей участвовать в нем [Аксенов 2004; Евг. Попов, интервью 05.06.2004].
29) Борис Иванович Стукалин (1923—2004) — журналист. В 1963—1965 годах — председатель Государственного комитета Совмина РСФСР по печати. С 1965 года — заместитель, позднее — первый заместитель главного редактора газеты “Правда”. С 1978 по 1982 год возглавлял Государственный комитет по делам издательств, полиграфической промышленности и книжной торговли СССР. После избрания Генеральным секретарем ЦК КПСС Ю.В. Андропова был назначен в декабре 1982 года заведующим Отделом пропаганды ЦК КПСС. После прихода к руководству партией М.С. Горбачева направлен на дипломатическую службу, был послом СССР в Венгрии. В 1990-е годы — в отставке, создал фонд имени И.Д. Сытина при Ассоциации советских книгоиздателей, а также Совет ветеранов книгоиздания со своим собственным издательством.
Всесоюзное агентство по авторским правам было основано 20 сентября 1973 года для защиты авторских прав согласно нормам международного соглашения, принятым в Женеве, к которым СССР присоединился в мае 1973 года [Правда 1973]. На самом деле служило фильтром между советскими авторами и иностранными издателями, исполняя цензурные и фискальные функции. В первые годы существования ВААП возглавлял партийный функционер и советский дипломат Борис Панкин.
30) Как уже было сказано, Государственный комитет Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли возглавлял Борис Стукалин. СП делил власть с Госкомиздатом, который гарантировал чиновникам Союза огромные тиражи и, следовательно, высочайшие доходы. В то же самое время не допускал к печати авторов, в чьих произведениях усматривали влияние “чуждой” идеологии, или ограничивал их тиражи, так что их произведения распространялись только по специальным каналам (“блат”, спецзаказы и проч.) или шли на экспорт, дабы продемонстрировать “свободу печати” в СССР.
31) Алексеева; Кречмар: 71—85.
32) Попов Е.А., частное сообщение.
33) То же утверждает и Ф. Бобков, стоявший тогда во главе Пятого отдела КГБ. Этот отдел занимался “идеологическими вопросами”, то есть, среди прочего, борьбой с инакомыслящими [Бобков: 270—272].
34) Это письмо, подписанное В. Аксеновым, В. Ерофеевым, Б. Ахмадулиной, Е. Поповым, А. Битовым и Ф. Искандером, было передано в ЦК КПСС (Генеральному секретарю ЦК КПСС Л.И. Брежневу и — копия — секретарю ЦК КПСС М.В. Зимянину) 19 января 1979 года. В нем авторы просили Брежнева “вникнуть в конфликтную ситуацию, возникшую в Московской писательской организации” в связи с выходом “МетрОполя” [Документы свидетельствуют: 323— 324]; наконец, пятеро составителей написали еще одно письмо — секретарю ЦК КПСС Михаилу Зимянину, и передали копию этого письма первому секретарю Союза писателей СССР — Георгию Маркову. В письме они утверждают: “Мы хотели бы поставить Вас в известность, что авторы альманаха “Метрополь” чувствуют себя глубоко оскорбленными этими действиями руководства Московской писательской организации. Действия эти напоминают скорее недоброй памяти времена культа личности, чем ту ленинскую политику в области культуры, которую проводит нынешний ЦК КПСС” [Документы свидетельствуют: 330].
35) Слухи о втором номере “Метрополя” ходили во властных инстанциях, возможно, из-за того, что, когда редакция намеревалась отказать предполагаемому автору печатать его произведение, она делала это под предлогом того, что альманах уже составлен, и говорила о возможной публикации соответствующего текста во втором номере. Поэтому, когда в 1980 году Евг. Попов вместе с Ф. Берманом, Н. Климонтовичем, Е. Козловским, В. Кормером, Д. Приговым и Е. Харитоновым приступил к созданию альманаха “Каталог”, последний приняли за продолжение “МетрОполя”, его “дочернее предприятие” [Евг. Попов, интервью 05.06.2004].
36) После собрания секретариата пятеро составителей вместе с другими авторами “МетрОполя” собрались в квартире покойной матери Аксенова, писательницы Евгении Гинзбург (1904—1977) и после трехчасового спора решили отменить “вернисаж”. Однако, поскольку было физически невозможно предупредить всех приглашенных за один вечер, Попов все же отправился на встречу и там обнаружил, что кафе закрыто, а вокруг него толчется множество агентов КГБ [Евг. Попов, интервью 05.06.2004].
37) См. текст этого интервью: “ — Этот альманах вышел в двенадцати экземплярах. Он будет издаваться массовым тиражом в Советском Союзе? [Проффер] — Я не знаю, я знаю, что те, кто составили альманах, послали экземпляр советским издательствам. А также Комитету по делам печати, и они очень надеются, что альманах будет издан в Советском Союзе. Но в то же самое время разные издательства на Западе стараются переводить альманах.
— Карл, в Вашем издательстве “Ардис” Вы собираетесь издать этот альманах?
— Мы собираемся издать альманах на русском языке для рынка вне Советского Союза, и главное для нас — это его английский перевод” [Уроки “Метрополя”: 272].
38) Уроки Метрополя: 272. Речь шла о двух машинописных экземплярах альманаха, вывезенных в США атташе по культуре американского посольства Р. Бенсоном и во Францию — славистом, сотрудником Посольства Франции в СССР Ивом Аманом.
39) Еще об альманахе “Метрополь”. См. об этом также в: Разные сообщения 1980:
64. Как рассказывает Попов, спустя какое-то время после скандала московская организация СП имела намерение, как сообщил ему Сергей Михалков, восстановить обоих молодых писателей, но от первого секретаря комитета партии Москвы В.В. Гришина пришло указание не делать этого [Евг. Попов, интервью 05.06.2004]. Следует отметить, что попытка опубликовать “МетрОполь” была осуществлена за год до вторжения в Афганистан, а непосредственно перед вторжением, то есть в декабре 1979 года, власти не восстановили в СП Попова и Ерофеева.
40) Отец Виктора Ерофеева, Владимир Ерофеев, в описываемое время был постоянным представителем СССР при международных организациях в Вене. Ему предложили выбор: если сын напишет письмо, в котором откажется от своего участия в “МетрОполе”, и опубликует его в “Литературной газете”, отец не потеряет места. Сын такого письма не написал, посол был отозван и лишился постоянного места службы. После письменного обращения Виктора Ерофеева к Брежневу Ерофеев-отец был назначен на работу в центральный аппарат МИД СССР в Москве. Эта история несколько раз была подробно описана Виктором Ерофеевым, в том числе в его автобиографическом романе “Хороший Сталин” (2004). Заметим, правда, что после исключения из Союза писателей Виктор Ерофеев в 1980-е годы продолжал работать в Институте мировой литературы, директором которого был… Феликс Кузнецов.
41) Массовые репрессии против диссидентских групп начались с конца 1977 — начала 1978 года [Алексеева].
42) “Изобретением Андропова стало то, что вместо непосредственных репрессий и судебного преследования КГБ стал практиковать так называемое профилактирование — внесудебное вмешательство в жизнь людей, потенциально считавшихся опасными для строя <…>. Если в 1963—1966 гг. КГБ осудил 3 251 человека, то в 1967—1970 гг. при 2 456 официально осужденных 58 298 человек были “профилактированы”” [Пихоя: 376].
43) Об альманахе “Метрополь” 1979: 119—120. В статье следует перечень всех санкций, примененных к каждому отдельному автору.
44) Библиография, посвященная проблеме советского языка, огромна; отсылаем читателя к работе, в которой дан, вероятно, исчерпывающий список литературы: [Гусейнов 2003: 947—963].
45) Московская писательская организация.
46) Центральный Дом литераторов. Оригинал — машинописный текст с правкой самого автора, сделанной его рукой. Все ремарки в круглых скобках принадлежат составителю, Евгению Попову. В квадратных скобках указаны страницы оригинала и наши пояснения. Пропущенные знаки препинания восстановлены, особенности орфографии сохранены.
47) Феликс Феодосьевич Кузнецов (р. 1931) — выпускник филологического факультета МГУ (1953), член-корреспондент Академии наук СССР (1987), член-корреспондент РАН (1991), в 1987—2004 годах — директор Института мировой литературы АН СССР (с 1991 — ИМЛИ РАН), первый секретарь правления Союза писателей Москвы (1977—1987), специалист по творчеству Михаила Шолохова.
48) Лазарь Викторович Карелин (р. 1920) — писатель, публицист, сценарист. Член партии и Союза писателей с 1956 года.
49) Станислав Юрьевич Куняев (р. 1932) — поэт, переводчик, критик. Как поэт стал известен в 1970-е годы. В 1980—1990-е годы — один из лидеров ультраправого движения в литературе, известен своими антисемитскими высказываниями. В декабре 1978-го и феврале 1979 года последовательно написал два письма в ЦК КПСС, в которых сигнализировал о том, что в опубликованных в “МетрОполе” произведениях сильны “русофобские и сионистские мотивы” [Куняев 1990: 270; Куняев 1999: 171—176]. В дальнейшем Сергей Семанов и Александр Иванов (Скуратов) написали по тому же адресу письмо, в котором в пособничестве “сионистам”, составившим альманах “МетрОполь”, обвинялись функционеры ЦК КПСС А. Беляев и В. Севрук [Митрохин: 539—540]. В основе статьи Куняева, изданной в “Нашем современнике”, лежат материалы “круглого стола”, посвященного “МетрОполю” и организованного журналом “Грани” в 1980 году в НьюЙорке. В этой дискуссии принимали участие писатели-эмигранты Ю. Алешковский, Д. Бобышев и Н. Коржавин, а также литературный критик Е. Брейтбарт и два священника — о. Александр Шмеман и о. Кирилл Фотиев. Все они, за исключением Алешковского, высказались критически по поводу истинной литературной ценности альманаха. По их мнению, своей славой “МетрОполь” обязан скорее политическим причинам, нежели литературному новаторству [Об альманахе “Метрополь” 1980].
50) Егор (Георгий) Александрович Исаев (р. 1926) — поэт. Друг Михаила Алексеева, примыкал к националистическим кругам (так называемая “русская партия”). [См.: Митрохин: 151, 156].
51) Михаил Николаевич Алексеев (р. 1918) — писатель, автор известного романа “Ивушка неплакучая”, Герой социалистического труда (1978). В 1968—1989 годах — редактор журнала “Москва”, выражавшего позицию националистических кругов в Союзе писателей, один из вождей “русской партии”.
52) Николай Матвеевич Грибачев (1910—1992) — поэт, прозаик, публицист. Редактор журнала “Советский Союз” (1950—1954, 1956—1991). Кандидат в члены ЦК КПСС (1961—1990), председатель Верховного Совета РСФСР (1980—1990).
53) Юлия Владимировна Друнина (1924—1991) — поэт, прозаик. В 1942 году добровольно ушла на фронт, была ранена, демобилизовалась, в 1952 году закончила Литинститут. Впоследствии многие ее стихи были посвящены женщинам на войне. В разгар “антикосмополитической” кампании выступила против П. Антокольского. Член СП СССР (c 1947). Избиралась секретарем правления СП РСФСР (с 1985), членом и секретарем (с 1986) правления СП СССР. Была близка к “русской партии”. Была членом редколлегии, а с 1990 — общественного совета “Литературной газеты”. Покончила с собой.
54) Юрий Жуков (1908—1990) — журналист-международник, постоянный автор газеты “Правда”, с 1946 года — член ее редколлегии. С 1962 года — заместитель председателя, а в 1982—1987 годы председатель Советского комитета защиты мира. Герой социалистического труда, лауреат Ленинской премии, один из самых активных советских пропагандистов времен “холодной войны”. Кандидат в члены ЦК КПСС, автор антидиссидентских сочинений.
55) Александр Алексеевич Михайлов (1922—2003) — литературный критик, фронтовик. Окончил в 1951 году Архангельский пединститут, в 1960 году — аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС. В 1960—1965 годах — инструктор Отдела культуры ЦК КПСС, затем — проректор Литинститута. В 1978 году возглавил журнал “Литературная учеба”.
56) Евгений Юрьевич Сидоров (р. 1938) — литературовед, критик. Член редколлегии по литературе и искусству газеты “Московский комсомолец” (1962—1965), заведующий отделом русской литературы “Литературной газеты” (1965—1967), заведующий отделом критики журнала “Юность” (1967—1971). Член Союза писателей, Союза журналистов, Союза кинематографистов России, доктор культурологии, ректор Литературного института (1987—1992), действительный член Академии русской современной словесности, министр культуры РФ (1992— 1997), чрезвычайный и полномочный посол, постоянный представитель России при ЮНЕСКО (1998—2002), посол по особым поручениям МИД России (2002—2004), член Государственной комиссии России по делам ЮНЕСКО (с 1992 по настоящее время), профессор Литературного института им. А.М. Горького. Единственный из участников собрания секретариата Союза писателей, кто в годы перестройки публично принес извинения за свое поведение во время разгрома “МетрОполя” [Евг. Попов, интервью 05.06.04].
57) Булат Окуджава не был приглашен и не участвовал в альманахе. Он пришел на встречу как друг Аксенова, желая защитить составителей и интересы альманаха и способствовать урегулированию конфликта [Евг. Попов, интервью 17.06.2004].
58) Владимир Ильич Амлинский (1935—1989) — прозаик и публицист, дебютировал в 1958 году в журнале “Юность”, в 1976 году вошел в правление СП СССР. Его произведения часто имели документальную или автобиографическую основу. В 1967 году подписал письмо восьмидесяти литераторов с требованием обсуждения на 4-м съезде Союза писателей СССР письма А.И. Солженицына об отмене цензуры.
59) Олег Максимович Попцов (р. 1934) — писатель и журналист, окончил Высшую партийную школу ЦК КПСС, был секретарем Ленинградского обкома комсомола, в 1968—1990 годы — редактор журнала “Сельская молодежь”, с марта по ноябрь 1990 года — первый заместитель главного редактора газеты “Московские новости”, в 1990—1996 годах — председатель ВГТРК. В 2000—2005 годах — президент ОАО “ТВ Центр”. Во времена “МетрОполя” отвечал за работу с молодежью по поручению московского Союза писателей.
60) В сообщении “Об альманахе “Метрополь”” (“Хроника текущих событий”) указано, что в собрании, стенограмма которого приводится ниже, участвовала М. Прилежаева (которая крайне резко высказывалась против альманаха в печати), однако в стенограмме ее реплики не зафиксированы.
61) На самом деле было отпечатано двенадцать экземпляров, но из осторожности составители объявили, что их было восемь.
62) См. примеч. 27.
63) Как только власти узнали об альманахе, начались поочередные вызовы составителей в Московскую организацию СП (первый раз вызвали только Ерофеева и Попова 12 января 1979 года, см.: Об альманахе “Метрополь”). После этого Ф. Кузнецов, О. Попцов и В. Кобенко провели “воспитательную” беседу с Аксеновым, Поповым и Ерофеевым. Обстановка была спокойной (Аксенову предложили помощь в решении проблем, связанных с квартирой умершей матери). На этой встрече писателей попросили дать копию альманаха, пока еще не готового, — Попов и Ерофеев сделали это немного позже. Копия, принадлежавшая Попову, была передана лично Кузнецову, который, по словам Попова, срочно сделал большое количество машинописных копий и распределил их только среди идеологически надежных членов Союза (некоторые писатели хотели иметь копию альманаха, но им ее не дали), попросив их дать рецензию. После того как был передан оригинал, последовали вызовы на индивидуальные беседы. Попова и Ерофеева спросили, зачем они связались с Аксеновым, антисоветским писателем, накопившим за границей миллионы и собиравшимся эмигрировать. (Попов утверждает, что Аксенов до последнего надеялся на полюбовное соглашение, которое бы удержало его от эмиграции. Эту версию подтверждает и сам писатель [Аксенов 2004].) В беседах руководители СП намекали на то, что Попов родом из Сибири, вырос в простой семье и, значит, далек от той среды, в которой вырос Ерофеев, сын известного дипломата. Следующим шагом стал созыв секретариата Союза, в котором составители альманаха участия не принимали, а затем состоялось собрание 22 января [Евг. Попов, интервью 05.06.2004].
64) Евгений Борисович Рейн (р. 1935) — поэт. Оригинальные стихи при советской власти имел возможность публиковать крайне редко; писал сценарии для документального кино, переводил стихи с грузинского, эстонского, английского и др. языков. Первая большая подборка стихотворений Рейна (22 стихотворения) появилась в альманахе “МетрОполь”. Первая книга Рейна “Имена мостов” вышла только в 1984 году. В 1987 году Е. Рейн был принят в Союз писателей СССР.
65) В письме содержалась просьба опубликовать альманах в каком-нибудь советском издательстве, пусть даже малым тиражом, но без вмешательства цензуры [из письма Евг. Попова публикатору от 20.08.2004].
66) Этими словами Сталин в 1931 году прокомментировал сказку Горького “Девушка и Смерть”. В советское время такого рода цитаты и их разнообразные шуточные искажения оставались в изустном обиходе и контролировались авторской самоцензурой [Гусейнов 2004: 138—139].
67) Михаил Иванович Барышев (1923—1979) — писатель, председатель парткома МГО СП СССР, автор книги “Особые полномочия. Повесть о Вячеславе Менжинском”.
68) Кулешов — вероятно, речь идет об Александре Петровиче Нолле (1921—1990), публиковавшемся под псевдонимом Кулешов. Участник Великой Отечественной войны, работал спортивным комментатором и журналистом. Председатель Московского объединения детских и юношеских писателей, председатель Совета по приключенческой и научно-фантастической литературе при СП СССР, Кулешов много лет вместе с Е. Парновым возглавлял советскую фантастику, что выражалось, в основном, в представительстве на разного рода международных форумах.
69) Главное управление по делам литературы и издательств, высший советский цензурный орган, появился в 1922 году и упразднен в 1990 году, когда Верховный Совет СССР одобрил “Закон о печати и других средствах массовой информации” [Блюм: 244].
70) Илья Захарович Вергасов (1914—1981) — писатель, во время войны — начальник штаба соединения, а затем командир объединенного партизанского соединения в Крыму, автор романов “Крымские тетради” и “Останется с тобою навсегда”. В указанное время — секретарь парткома СП СССР. Скорее всего, в этой реплике Ф. Кузнецов имел в виду роман “Останется с тобою навсегда”, опубликованный в журнале “Новый мир” в 1976 году.
71) Попова вызвали к 10 часам утра, а Ерофеева — к 11, но писатели пришли вместе, чтобы избежать разговора с руководителями СП тет-а-тет [Евг. Попов, интервью 05.06.2004].
72) Николай Семенович Евдокимов (р. 1922) — член СП с 1951 года учился в Литературном институте (1943—1948), где посещал семинары Л. Леонова, К. Паустовского, К. Федина; затем работал корреспондентом радио, центральных газет и журналов, литературным консультантом; профессор Литературного института. Георгий Витальевич Семенов (1931—1992) — прозаик, окончил Литинститут в 1960 году, член СП с 1962 года, лауреат Госпремии РСФСР имени М. Горького (1981). Семенов и Евдокимов давали Е. Попову рекомендацию в Союз писателей. От них в разгар скандала требовали отозвать их рекомендации, но они отказались это сделать [Евг. Попов, частное сообщение]. Уже после описываемых событий, в 1980-е годы, к Семенову пришла слава блестящего стилиста; характерно, что статью о нем в биографическом словаре “Русские писатели XX века” (М.: Большая российская энциклопедия, 2000) написал автор “МетрОполя” Фазиль Искандер.
73) См. примеч. 34.
74) В “МетрОполе” было воспроизведено визуальное стихотворение (“видеома”) Андрея Вознесенского, основанное на каламбурном переходе “тьма, тьма, тьма” — “мать, мать, мать”. Этот каламбур использовался Вознесенским и в стихотворении “Автолитографии” (1977), опубликованном в советской печати и описывающем процесс создания этой “видеомы”: “”Тьма-тьма-тьма” — врезал я по овалу, / “тьматьматьма” — пока не проступало: / “мать-мать-мать”. Жизнь обретала речь”.
75) Строка из стихотворения “Третий Рим”.
76) Петр Валерьевич Кожевников (р. 1953) — впервые опубликовался именно в альманахе “МетрОполь” (повесть “Две тетради”). Писатель и журналист. Первая легальная публикация в СССР — в 1989 году в журнале “Юность” (повесть “Ученик”, премия журнала и медаль Бориса Полевого). В 1990-х годах снял несколько циклов видеофильмов о детях, готовил сюжеты для телевидения, работал на радио “Свобода”, принимал активное участие в экологических движениях.
77) В эпизоде рассказа “Две тетради” речь идет о том, как герой-подросток, находящийся в сильном подпитии, пристает к взрослой женщине (тете Вале). Когда мальчик, в момент просветления, осознает, что он делает, он, зарыдав, убегает.
78) Во время одного из собеседований, происходивших в Союзе писателей, Евг. Попов сказал, что в альманахе также принимал участие такой известный автор, как Липкин. В ответ Ф. Кузнецов выкрикнул: “Какой там Липкин-Влипкин?” [Евг. Попов, интервью 05.06.2004].
79) Намек на валютные гонорары, которые В. Аксенов получал от западных издателей за свои публикации. Об этом говорила, например, поэтесса Екатерина Шевелева на собрании Союза писателей 20 февраля 1979 года [Уроки “Метрополя”: 270]. Кузнецов, по-видимому, имел в виду, что такой наивный молодой писатель из Сибири, как Попов, не может иметь ничего общего с такой коварной личностью, как Аксенов.
80) В этом случае Кузнецов настаивал на том, что В.П. Аксенов якобы с самого начала своей литературной деятельности собирался эмигрировать в Соединенные Штаты.
81) Анастасио Сомоса Дебайле (Somoza Debayle) (1925—1980) — президент Никарагуа в 1967—1972 и в 1974—1979 годах. Продолжал диктаторскую политику своего отца — Анастасио Сомосы. В июле 1979 свергнут; заочно приговорен в Никарагуа к смертной казни. Убит в Парагвае. “В Иране льется кровь” — намек на события иранской исламской революции 1979 года.
82) Организация московских писателей подразделялась на разные секции: секция прозы, поэзии, критики, драматургии, перевода и т.д.
83) Анатолий Георгиевич Алексин (Гоберман, р. 1924) — прозаик и драматург, специализировался в основном на детской и юношеской литературе. Секретарь СП РСФСР в 1970—1989 годах, член редколлегии журнала “Юность”, президент ассоциации “Мир — детям мира”, лауреат Премии Ленинского комсомола, Государственных премий РСФСР и СССР. В 1993 году эмигрировал в Израиль, где продолжает литературную деятельность.
84) О Викторе Тростникове — см. примеч. 18. Битов читал не публикацию в “МетрОполе” (там были напечатаны религиозно-философские дневники), а новую статью Тростникова по рукописи [Евг. Попов, частное сообщение].
85) В повести “Ступени”, опубликованной в альманахе, большое значение имеют развернутые, подробно представленные споры героев на религиозно-философские темы.
86) Видимо, Л. Карелин имел в виду, что составители альманаха намеренно хотели вызвать скандал, как и те, кто подписал некогда письма в защиту Солженицына.
87) Эти фрагменты подчеркнуты в оригинале, проверено нами de visu.
88) См. примеч. 8.
89) В “МетрОполе” опубликована комедия В. Аксенова “Четыре темперамента”.
90) “Явной направленности” — связанные с еврейской темой. В “МетрОполе” опубликованы, среди прочего, поэма С. Липкина “Фантастика” (где большой фрагмент посвящен Холокосту) и стихотворения “Хаим” (о сибирской речке Хаим, названной, по преданию, в честь некоего еврея) и “В пустыне” (с метафорическим обыгрыванием библейского сюжета о сорока годах скитаний по пустыне) [М.: 318—322].
91) Слово “пресс-конференция” в устах советских функционеров стало тяжелым обвинением после домашних пресс-конференций диссидентов, в первую очередь — А.Д. Сахарова.
92) Николай Анатольевич Злобин (1931—1997) — строитель, дважды Герой социалистического труда (1971, 1985), лауреат Государственной премии СССР (1975). В 1970 году впервые применил при строительстве дома в г. Зеленограде метод бригадного подряда (деньги выделялись непосредственно бригадиру, который мог материально поощрить хорошо работающих строителей). Этот эксперимент оказался успешным и был распространен на многие регионы Советского Союза.
93) Василий Дмитриевич Федоров (1918—1984) — поэт, автор нескольких десятков сборников стихотворений, преимущественно о любви. Лауреат Государственной премии РСФСР (1968) и СССР (1979). “Сложным писателем”, вероятно, назван за поэму “Женитьба Дон Жуана” (1973—1977), которую сам Федоров считал философской; в авторском предисловии к поэме сказано: “Сохраняя преемственность прежних Дон Жуанов с их романтическим ореолом, мой герой в жажде семейного счастья, как одного из главных смыслов жизни, проходит путь от героя и полубога к человеку” [Федоров: 148]. Утверждение о “сложности” Егора Исаева (участника “русской партии”), очевидно, связано с тем, что его опубликованная в 1977 году поэма “Даль памяти” имела нелинейную композицию, состояла из автономных фрагментов-“медальонов”. Центральный образ поэмы — кремень в форме человеческой слезы — считался в официозной советской критике смелым философским обобщением.
94) Голод 1933 года Алексеев подробно описал в своем романе “Драчуны” (1981).
95) В журнале “Грани” из авторов “МетрОполя” публиковались как минимум трое: Юрий Кублановский (1966. № 61), Белла Ахмадулина (1965. № 58; 1970. № 74) и Юрий Карабчиевский (стихи — 1976. № 101, статья о песнях Булата Окуджавы — 1975. № 98). В издательстве “Посев” вышла книга Беллы Ахмадулиной “Озноб” (Франкфурт-на-Майне, 1969). Можно понимать это высказывание расширительно, как намек на то, что вообще многие авторы “МетрОполя” публиковались в эмигрантских изданиях (что правда); названия “Посев” и “Грани” были употреблены как одиозные, так как издательство “Посев”, выпускавшее журнал “Грани”, считалось особенно “антисоветским” и действительно публиковало книги с резкой критикой в адрес советского режима, свидетельствами диссидентов и пр.
96) Солсбери Гаррисон (1908—1993) — американский журналист, историк, писатель. После вступления США во Вторую мировую войну был назначен на пост руководителя агентства United Press International (UPI) в Лондоне. Освещал ход войны в Англии, Северной Африке, на Среднем Востоке и в СССР. Долгое время жил и работал в Китае. Впервые приехал в Советский Союз в январе 1944 года как глава бюро агентства UPI. Тогда же с группой американских журналистов побывал в только что освобожденном от блокады Ленинграде. В 1949 году, после вступления в штат сотрудников газеты “Нью-Йорк таймc”, был вновь направлен в СССР, где провел почти шесть лет. Серия очерков Солсбери для газеты “Россия — Новое обозрение” принесла автору Пулитцеровскую премию. Среди книг, посвященных СССР: “Американец в России” (1955), “Московский дневник — Конец Сталина” (1961), “Россия в пути”, “Новая Россия?” (1962), “Дело “Северной Пальмиры”” (1962; о Ленинграде и его жителях). Наиболее известным его произведением является историческое исследование “900 дней. Блокада Ленинграда” (Salisbury H.E. The 900 Days: The Siege of Leningrad. N.Y.: 1969), вышедшее на русском языке в 1973 году в Нью-Йорке и в 1993 году (под названием “900 дней”) в Москве.
97) Из библиографического справочника “The Literatures of the World in English Translation: A Bibliography” (Vol. 2: The Slavic Literatures. N.Y.: New York Public Library, 1967) следует, что некоторые произведения Твардовского действительно уже были до 1979 года опубликованы на английском. В 1975 году поэма “Василий Тёркин” в переводе на английский Алекса Миллера вышла по-английски в московском издательстве “Прогресс”; в 1979 году в британском издательстве “Carcanet Press” вышла книга “Tyorkin and the Stove Makers” (“Тёркин и печники”) в переводе Энтони Рудольфа.
98) По свидетельству Виктора Ерофеева, Мустай Карим утешал Евгения Попова после “допроса” их двоих в руководстве СП РСФСР: “Вы все правильно говорили, но кому вы это говорили!” [Ерофеев 2001: 14].
99) Андрей Вознесенский получил государственную премию СССР в 1978 году за сборник “Витражных дел мастер”, Астафьев — в том же году за “повествование в рассказах” “Царь-рыба”, Юрий Бондарев в 1977 году — за тетралогию “Берег”, Федор Абрамов в 1975 году — за трилогию “Пряслины”.
100) Друцэ (Druta) Ион (р. 1928) — молдавский прозаик и драматург, лауреат Государственной премии Молдавской ССР (1967). Наиболее известные пьесы — “Каса маре” (1960) и “Птицы нашей молодости” (1972).
101) Намек на введение к альманаху, в котором, в частности, было сказано: “Мечта бездомного — крыша над головой; отсюда и “МетрОполь” — столичный шалаш, над лучшим в мире метрополитеном. Авторы “МетрОполя” — независимые (друг от друга) литераторы. Единственное, что полностью объединяет их под крышей, это сознание того, что только сам автор отвечает за свое произведение; право на такую ответственность представляется нам священным. Не исключено, что упрочение этого сознания принесет пользу всей нашей культуре. “МетрОполь” дает наглядное, хотя и не исчерпывающее представление о бездомном пласте литературы” [M.: 9].
102) Имеется в виду повесть Кожевникова, которая простроена как чередующиеся фрагменты из дневников двух подростков.
103) Михаил Барышев был родом из села Малошуйка Архангельской области. По свидетельству его сына, родители увезли М. Барышева оттуда ребенком, в 1928 или 1929 году. Начиная с 1960-х годов он стал вновь приезжать в родное село — ненадолго и раз в несколько лет [Иконников].
104) Намек на рассказ Ерофеева “Ядрена Феня” [Ерофеев 1979].
105) Имеется в виду А.И. Солженицын, который на “проработочных” заседаниях записывал за выступавшими. В книге воспоминаний “Бодался теленок с дубом” он прокомментировал это так: “Мой план был такой: единственное, чего я хочу от заседания [секретариата СП СССР 22 сентября 1967 года], — записать его поподробней. Это даст мне возможность и головы не поднять, когда будут трясти надо мной десницами и шуями — “скажите прямо — вы за социализм или против?!”, “скажите прямо — вы разделяете программу союза писателей?”. Это и их не может не напугать: ведь д л я ч е г о — т о я строчу? ведь к у д а — то это пойдет? Они поосторожней станут выражения выбирать — они не привыкли, чтоб их мутные речи выплескивали под солнце гласности” [Солженицын].
106) Неточная цитата из “Современной идиллии” Салтыкова-Щедрина — “Ведь этак, пожалуй, и мы с тобой косвенным образом любезному отечеству в кошель накласть сподобимся!” (реплика Глумова).
107) По словам Попова, по этому поводу Юрий Любимов сказал, что если до беседы в МГК он не собирался идти на “вернисаж”, то после разговора он бы обязательно принял в нем участие [Евг. Попов, интервью 05.06.2004].
108) Юрий Николаевич Верченко (1930—1994) — секретарь МГК ВЛКСМ (1957— 1959), зав. Отделом пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ (1959—1963), директор издательства “Молодая гвардия” (1963—1968), после 1968 года — зав. Отделом культуры МГК КПСС, в 1970—1990 годах — секретарь по оргвопросам Союза писателей СССР. Один из лидеров неформальной группы русских националистов в ВЛКСМ, ЦК КПСС и руководстве СП СССР (“группы Павлова”), близкий друг и политический покровитель участника собрания Михаила Алексеева. [Об этом подробнее см.: Митрохин: 263—266 и др.]
109) Незадолго до скандала с “МетрОполем” Вознесенский, как уже сказано, был удостоен Государственной премии и устроил по этому случаю у себя дома банкет, на котором были самые разные лица. Ф. Кузнецов намекает, что во время этого банкета, возможно, были сделаны приглашения на “вернисаж”.
110) Имеется в виду общее собрание членов Союза писателей, как это уже было в случае со “ждановским” постановлением об Ахматовой и Зощенко в 1946 году и в случае скандала с Пастернаком в 1958 году.
111) Николай Павлович Воронов (р. 1926) — прозаик. Самый его известный роман — “Юность в Железнодольске” о строительстве Магнитогорска, опубликованный в “Новом мире” в 1969 году, — вызвал резкую критику за клевету на “рабочие будни социалистических строек”. В годы перестройки получил известность как автор романов-антиутопий. В 2004 году основал журнал “Вестник российской литературы”.
112) Цитируется предисловие к альманаху: “Муторная инерция, которая существует в журналах и издательствах, ведет к возникновению раздутой всеобщей ответственности за “штуку” литературы, не только не умеющей быть такой, как надо, но даже такой, как вчера. Эта всеобщая “ответственность” вызывает состояние застойного тихого перепуга, стремление подогнать литературную “штуку” под ранжир. Внекомплектная литература обречена порой на многолетние скитания и бездомность. Слепой лишь не заметит, что такой литературы становится с каждым годом все больше и больше, что она уже образует как бы целый заповедный пласт отечественной словесности. (Наш альманах состоит главным образом из рукописей, хорошо знакомых редакциям.)” [М.: 9].
113) Байкал — имеется в виду загрязнение озера Байкал, сведения об этом в 1970-е годы стали просачиваться в советскую печать. Соединение экологической алармистской тематики и проблемы охраны памятников истории и культуры — своего рода “пароль” для опознания “своих” среди писателей, придерживавшихся почвенных и одновременно антисоветских убеждений. Перечисляя эти темы как актуальные, Воронов неявно критикует “метропольцев” как “западников”.
114) В то время там находился Дом творчества работников телевидения и радиовещания.
115) Семинар, собравший молодых авторов коротких рассказов и организованный Союзом писателей, состоялся осенью 1977 года. Именно там познакомились Ерофеев и Попов, и там Попов, который к тому времени был известен благодаря двум своим рассказам, напечатанным в “Новом мире” со вступительной статьей В. Шукшина, получил рекомендации для вступления в Союз. На этом семинаре Виктор Ерофеев выступил с резкой речью о том, что официальные инстанции не дают молодым писателям возможности публиковаться.
116) Процедура принятия в СП предусматривала выпуск, по крайней мере, одной книги; в этом смысле для Попова и Ерофеева сделали исключение — вероятно, вследствие партийной директивы продвигать молодые таланты [О дальнейшем улучшении].
117) Рассказ “Кина не будет” (опубликован в сборнике Е. Попова “Жду любви невероломной” (М.: Советский писатель, 1989)) — о том, как в провинциальном сельском клубе собираются показывать старый фильм по пьесе Горького “На дне”. Отсутствие зрителей грозит сорвать показ фильма, и тогда босяк Галибутаев покупает минимальное количество билетов, чтобы сеанс состоялся. Другие зрители заходят в зал, ничего не платя, но Галибутаев — единственный, кого фильм действительно тронул.
118) Валерия Шубина — прозаик, эссеист. В то время действительно печаталась крайне редко. В настоящее время ее рассказы и повести публикуются в журнале “Истина и жизнь” и др.
119) Иван Иванович Акулов (1922—1988) — писатель, автор романа “Крещение”, за который в 1980 году получил Горьковскую премию.
120) Идентифицировать этого человека нам не удалось. Возможно, его фамилия передана неточно в результате ошибки или описки автора стенограммы.
121) Повесть Натальи Владимировны Баранской (1908—2004), опубликованная в 1969 году (“Новый мир”, № 11). Ее героиня, двадцатишестилетняя москвичка, научный работник, замужняя дама, мать двоих детей, рассказывает о том, как энергичная женщина, преодолевая социальные и бытовые проблемы, постоянно разрывается между работой, заботой о детях, беготней по магазинам в поисках продуктов и потребностью сохранять женскую привлекательность. Повесть из-за критического и ироничного взгляда на положение “советской женщины” вызвала бурную дискуссию в критике. “Предсказание” Н. Воронова оказалось верным: в том же, 1979 году Н. Баранская была принята в Союз писателей.
122) Яков Аркадьевич Козловский (1921—2001) — поэт, переводчик стихов. Участник Великой Отечественной войны. Один из постоянных переводчиков Расула Гамзатова, переводил, кроме того, произведения Кайсына Кулиева, Зульфии и др.
123) Имеется в виду состоящее из четырех строк стихотворение Вознесенского “Державин” (Вознесенский 1979б: 379): “Над темной молчаливою державой / какое одиночество парить! / Завидую тебе, орел двуглавый, / ты можешь сам с собой поговорить”. “Писал о Ленине” — имеется в виду поэма А. Вознесенского “Лонжюмо” (1962—1963). Из стенограммы собрания Московского Союза писателей от 20 февраля 1979 года позиция Козловского видна яснее. Он утверждает, что Вознесенский напечатал в “МетрОполе” стихотворение, уже вышедшее в его сборнике “Соблазн” (М.: Советский писатель, 1978), лишь изменив название. Единственное не публиковавшееся до “МетрОполя” стихотворение — “Державин”. В нем появляется изображение двуглавого орла, символа царской власти, рядом с фигурой Державина, придворного поэта и вдохновителя подавления восстания Пугачева [Уроки “Метрополя”: 266—267].
124) В этой поэме (1964) Ахмадулина рассказывает о генеалогической ветви своей семьи, ведущей происхождение из Италии. Из того же рода вышел революционер, современник Ленина [Ахмадулина: III, 3].
125) В те годы Е. Евтушенко опубликовал книги стихов “Утренний народ” (М.,. 1978) и сборник стихотворений о Грузии “Тяжелее земли” (Тбилиси, 1979), но, скорее всего, Козловский имел в виду поэму “Голубь в Сантьяго” (1978), где — редкость в официальной советской литературе — обсуждалась проблема самоубийства.
126) Повтор. Ту же фразу произносит выше М. Алексеев — вероятно, это ошибка автора стенограммы.
127) Владимир Ильич Красильщиков (1924—1996) — прозаик, автор многочисленных пропагандистских книг о большевиках и октябрьском перевороте (Интендант революции. М., 1968; Вечный огонь. М., 1974; Звездный час: Повесть о С. Орджоникидзе. М., 1987, и мн. др.). В 1974 году принимал участие в кампании, развернутой Московской организацией Союза писателей против В. Войновича (см. его выступление по тексту стенограммы заседания секции прозы МО СП 30 января 1974 года, на котором В. Войнович был исключен из СП: http://www.voinovich.ru/home_reader.jsp?book=stenogram.jsp).
128) Характерная полемика между официозным пропагандистом Красильщиковым и настроенным оппозиционно и умеренно националистически Вороновым: для Воронова “метропольцы” были чуждыми как “западники”, а для Красильщикова — неприемлемы как “антисоветчики”.
129) Виктор Павлович Кобенко (ум. 1999) — партийный функционер. В указанное время был заместителем секретаря МО СП (то есть Ф.Ф. Кузнецова). Закончил институт им. Гнесиных как оперный певец. Принадлежал к весьма правым, неоимперским кругам в руководстве СП СССР. В 1990-е годы был руководителем Литературного фонда Российской Федерации. Погиб в автокатастрофе.
130) Станислав Александрович Золотцев (р. 1947) — писатель, литературный критик, переводчик. Окончил филологический факультет Ленинградского университета (1968). Два года работал переводчиком в Индии. В 1970—1972 годах преподавал в Московском историко-архивном институте. С 1972 по 1975-й служил офицером в авиации Северного флота. Окончил аспирантуру кафедры зарубежной литературы МГУ, кандидат филологических наук. В 1970—1980-х годах был участником почти всех литературных дискуссий в периодике. Автор “антиперестроечных” публицистических статей и очерков, публиковавшихся в конце 1980-х — начале 1990-х в газете “Московский литератор”, журналах “Молодая гвардия”, “Наш современник”, “Север” и т.д. С 1993 по 1999-й работал сопредседателем Московского литературного фонда. С 1995 по 2001-й руководил писательской организацией в Пскове. С 1982 по 2001 год — секретарь СП России.
131) Лев Владимирович Гинзбург (1921—1980), писатель и переводчик. Автор антифашистских публицистических книг “Дудка Крысолова” (1960), “Цена пепла” (1961) и др. Переведенная на несколько языков книга “Бездна” (1966) создана по материалам Краснодарского процесса над фашистскими карателями. В очерках “Потусторонние встречи” (1969) Гинзбург отстаивал идею личной ответственности уцелевших нацистских главарей за совершенные преступления. Перевел на русский язык немецкие народные баллады, немецких поэтов XVII века, раннюю лирику Ф. Шиллера, произведения поэтов ГДР. Удостоен литературной премии ГДР им. И. Бехера (1969).
132) Юрий Тарасович Грибов (р. 1925) — журналист и писатель. В 1970-е годы был редактором еженедельника “Литературная Россия” и одним из секретарей правления Союза писателей России и СССР. Активист “русской партии”.
133) Скорее всего, имеется в виду цикл сатирических рассказов Бориса Андреевича Можаева (1923—1996) “История села Брехова, рассказанная Петром Афанасьевичем Буслаевым”, написанный в 1968 году и опубликованный только в 1990-м — в третьем томе 4-томного собрания сочинений Б. Можаева.
134) Рукопись поэтического сборника Олега Григорьевича Чухонцева (р. 1938) “Из трех тетрадей” была сдана в издательство “Советский писатель” в 1961 году и пролежала там без движения до 1976 года, когда сборник был наконец выпущен.
135) В 1977—1978 годах Е. Попов пытался опубликовать сборник рассказов, на которые он получил две положительные рецензии (Д. Стариков и Г. Семенов). Несмотря на это, редакция “Советского писателя” дала отрицательное заключение о книге и отказала автору в публикации.
136) См. примеч. 112.
137) Георгий Мокеевич Марков (1911—1991) — прозаик, в то время — первый секретарь правления Союза писателей СССР, депутат Верховного Совета СССР, член Центральной ревизионной комиссии КПСС. Член ЦК КПСС.
138) Игорь Петрович Золотусский (р. 1930) — критик и писатель, член Союза писателей с 1963 года. “Рукопись о Гоголе” — биографическая книга, написанная для серии “Жизнь замечательных людей” (М.: Молодая гвардия, 1979; впоследствии неоднократно переиздавалась).
139) Намек на недавние политические события: в январе 1979 года вьетнамские войска вторглись в Кампучию (Камбоджу) и свергли правительство Пол Пота, развязавшее в предшествующие годы беспрецедентный террор против собственного народа. Открывшаяся журналистам и следователям жестокость режима Пол Пота потрясла людей во всем мире.
140) На следующий день, 23 января 1979 года, Аксенов написал письмо секретарю ЦК КПСС М.В. Зимянину, жалуясь на агрессивное отношение к нему и составителям альманаха со стороны руководства СП. В письме он просил о встрече [Документы свидетельствуют: 324—325].
141) При публикации на Западе произведений “легальных” советских писателей (то есть членов СП, живущих на литературные заработки) руководство СП требовало у авторов написать покаянное письмо с отказом от опубликованного текста или с заявлением о том, что публикация использована в антисоветских интересах. В “Литературной газете” публиковались такие письма, написанные А. Твардовским (1970), В. Шаламовым (1972), Б. Окуджавой (1972) и др. Б.Н. Стругацкий в мемуарах описывает, как в ноябре 1972 года секретарь МО СП по организационным вопросам, генерал КГБ В.Н. Ильин, настоял на том, чтобы А. и Б. Стругацкие написали письмо в “Литературную газету” с осуждением публикации в издательстве “Посев” их отвергнутой советскими издательствами повести “Гадкие лебеди” [Стругацкий: 274—276].
ЛИТЕРАТУРА
Ахмадулина — Ахмадулина Б. Соч.: В 3 т. М., 1997.
Аксенов 1990 — Аксенов В.П. “Праздник, который пытались украсть” // Огонек.1990. № 37. С. 18—19.
Аксенов 1999 — Аксенов В.П. Скажи изюм. М.: Изограф; Эксмо-Пресс, 1999.
Аксенов 2004 — Аксенов В.П. “Силовик — это надутый резиновый человек” // Огонек. 2004. № 3 (http://www.ogoniok.com/win/200403/03-21-23.html).
Алексеева — Алексеева Л. История инакомыслия в СССР // http://www.memo.ru/ history/diss/books/ALEXEEWA.
Алешковский — Алешковский Ю. Лесбийская // МетрОполь 1979. С. 372.
Блюм — Блюм А. Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застояи перестройки 1953—1991. СПб., 2005.
Бобков — Бобков Ф.Д. КГБ и власть. М.: Ветеран МП, 1995.
Вместе с партией, вместе с народом — Вместе с партией, вместе с народом. Собрание писателей-коммунистов Москвы // Литературная газета. 1979. № 20. С. 1—2.
Вознесенский 1979а— Вознесенский А. Тьма, тьма, тьма // МетрОполь 1979. С. 378.
Вознесенский 1979б— Вознесенский А. Державин // МетрОполь 1979. С. 379.
Высоцкий 1979a — Высоцкий В. Лечь на дно // МетрОполь С. 17.
Высоцкий 1979б — Высоцкий В. Рыжая шалава // МетрОполь. С. 191.
Высоцкий 1979в — Высоцкий В. Охота на волков // МетрОполь. С. 207—208.
Горенштейн — Горенштейн Ф. Ступени // МетрОполь. С. 215—313.
Горяева — Горяева Т. Политическая цензура в СССР 1917—1991. М.: РОССПЭН, 2002.
Гусейнов 2003 — Гусейнов Г.Ч. Д.С.П. Материалы к русскому словарю общественно-политического языка XX века. М.: Три квадрата, 2003.
Гусейнов 2004 — Гусейнов Г.Ч. Д.С.П. Советские идеологемы в русском дискурсе 1990-х. М.: Три квадрата, 2004.
Документы свидетельствуют — Документы свидетельствуют. Из фондов Центра хранения современной документации (ЦХСД). “Продолжается работа по размежеванию участников “Метрополя”” // Вопросы литературы. 1993. № 5. С. 322—338.
Ерофеев 1979 — Ерофеев В. Ядрена Феня // МетрОполь 1979. С. 537—543.
Ерофеев 1990 — Ерофеев В. Десять лет спустя // Огонек. 1990. № 37. С. 16—18.
Ерофеев 1996 — Ерофеев В. Страшный суд. Роман, рассказы, маленькие эссе. М.: Союз фотохудожников России, 1996.
Ерофеев 2001 — Ерофеев В. Время МетрОполя // МетрОполь 2001: 5—15. Ранее в: Ерофеев 1996: 493—506.
Ерофеев 2002 — Ерофеев В. Сын посла // Огонек. 2002. № 15 (http://www.ogoniok. com/win/200215/15-44-48.html).
Ерофеев 2004 — Ерофеев В. Хороший Сталин. М., 2004.
Еще об альманахе Метрополь — Еще об альманахе Метрополь // Хроника текущих событий. 1979. № 54. С. 126—127 (http://www.memo.ru/history/diss/chr/).
Золотусский — Золотусский И. Гоголь. M.: Молодая гвардия, 1979.
Иконников — Иконников И. Ни слова лжи [Беседа с Д. Барышевым] // Онега. 2006. 28 сентября (http://www.arhpress.ru/onega/2006/9/28/10.shtml).
Искандер 1979 — Искандер Ф. Маленький гигант большого секса // МетрОполь. С. 381—425.
Искандер 2003 — Искандер Ф. Intervista // Zalambani 2003: 135—156.
Карпович — Карпович Я. Стыдно молчать // Огонек. 1989. № 29. С. 6—9.
Кожевников — Кожевников П. Две тетради // МетрОполь 1979. С. 48—88.
Кречмар — Кречмар Д. Политика и культура при Брежневе, Андропове и Черненко 1970—1985. M.: АИРО — ХХ, 1997.
Кронгауз — Кронгауз М.А. Бессилие языка в эпоху зрелого социализма // Знак: Сб. ст. по лингвистике, семиотике и поэтике. Памяти А.Н. Журинского. М., 1994. С. 233—244.
Кузнецов 1979а — Кузнецов Ф. Конфуз с “Метрополем” // Московский литератор. 1979. 9 февраля.
Кузнецов 1979б — Кузнецов Ф. О чем шум? // Литературная газета. 1979. 19 сентября.
Кузнецов 1979в — Кузнецов Ф. Вечно живые заветы. Наследие революционных демократов и проблемы методологии современной критики // Вопросы литературы. 1979. № 12. С. 101—145.
Кузнецов 1999 — Кузнецов Ф. Об исторической ценности “Метрополя” // Независимая газета. 1999. 3 февраля.
Куняев 1990 — Куняев С. Человеческое и тоталитарное. Жертвы и палачи “Метрополя” // Молодая гвардия. 1990. № 1. С. 266—273.
Куняев 1999— Куняев С. Поэзия. Судьба. Россия // Наш современник. 1999. № 4.
Липкин — Липкин С. Образ и давление времени // Апрель. 1990. № 3. С. 302—306.
МетрОполь — машинописное изание 1979 г.
МетрОполь 1979 — МетрОполь. Ann Arbor, 1979.
МетрОполь 1991 — МетрОполь. M.: Текст, 1991.
Метрополь 1999 — Метрополь. M.: Подкова, 1999.
Метрополь 2001 — Метрополь. M.: Эксмо, 2001.
Митрохин — Митрохин Н. Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953—1985 годы. М.: НЛО, 2003.
Мнение писателей о “Метрополе” — Мнение писателей о “Метрополе”: порнография духа // Московский литератор. 1979. 23 февраля. С. 3; см. также в: Информационный бюллетень СП СССР. 1979. № 2—3. С. 38—42.
Мокиенко, Никитина — Мокиенко В., Никитина Т. Толковый словарь языка Совдепии. СПб.: Фолио-пресс, 1998.
Московский литератор — В секретариате правления СП СССР // Московский литератор. 1979. № 19. С. 5.
Об альманахе “Метрополь” 1979 — Об альманахе “Метрополь” // Хроника текущих событий. 1979. № 52. С. 118—121 (http://www.memo.ru/history/DISS/chr/XTC5242.htm).
Об альманахе “Метрополь” 1980 — Об альманахе “Метрополь” // Грани. 1980. № 118. С. 131—157.
Об идеологической работе КПСС — Об идеологической работе КПСС. Сборник документов. 2-е изд. M.: Политиздат, 1983.
О дальнейшем улучшении — О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы. Постановление Центрального Комитета КПСС 26 апреля 1979 года // Об идеологической работе КПСС 1983: 316—327.
Олег Волков о “Метрополе” — Олег Волков о “Метрополе” // Звезда. 1998. № 8. С. 143—146.
О задачах — О задачах по выполнению постановления ЦК КПСС “О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной роботы”. M.: Политиздат, 1979.
Пихоя — Пихоя Р. Советский Союз: история власти 1945—1991. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2000.
Попов 1990 — Попов E. Прекрасность жизни. M.: Московский рабочий, 1990.
Попов 1999 — Попов Е. Вертепщик Василий Аксенов // Аксенов 1999: 404—411.
Попов 2001а — Попов Е. Душа патриота, или Различные послания к Ферфичкину // Попов Е. Накануне накануне. M.: ИД Гелеос, 2001. С. 159—321.
Попов 2001б — Попов Е. Накануне накануне // Попов Е. Накануне накануне. M.: ИД Гелеос, 2001. С. 322—445.
Попов 2003 — Подлинная история “зеленых музыкантов”. M.: Вагриус, 2003.
Постановление секретариата правления Союза писателей СССР — Постановление секретариата правления Союза писателей СССР 29 мая 1979 года. О задачах по выполнению постановления ЦК КПСС “О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы” // О задачах 1979: 1—7.
Правда 1973 — Создано Всесоюзное агентство по авторским правам // Правда. 1973. 21 сентября. С. 3.
Разные сообщения 1980 — Разные сообщения // Хроника текущих событий. 1980. № 55. С. 64 (http://www.memo.ru/history/DISS/chr/XTC55-53.htm).
Разные сообщения 1981 — Разные сообщения // Хроника текущих событий. 1981. № 61. С. 94—95 (http://www.memo.ru/history/DISS/chr/XTC61-67.htm).
Сапгир 1979а — Сапгир Г. Голос // Метрополь 1979. С. 491—492.
Сапгир 1979б — Сапгир Г. Третий Рим // Метрополь 1979. С. 497.
Солженицын — Солженицын А. Бодался теленок с дубом. Очерки литературной жизни. Париж: YMCA-PRESS, 1975 (http://www.solgenizin.net.ru/razdel-sbelbook-599).
Стругацкий — Стругацкий Б. Комментарии к пройденному. СПб., 2003.
Тростников — Тростников В. Факты и свидетельства: увольнение // Континент. 1982. № 31. С. 261—293.
Федоров — Федоров В.Д. Собр. соч: В 5 т. Т. 3. М., 1989.
Фуко 1996а — Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М.: Касталь, 1996.
Фуко 1996б — Фуко М. Порядок дискурсa // Фуко 1996а: 47—95.
Уроки “Метрополя” — Уроки “Метрополя” (Из архива газеты “Московский литератор”) // Наш современник. 1999. № 4. С. 264—279.
Хевеши — Хевеши М. Толковый словарь идеологических терминов советского периода. М.: Международные отношения, 2002.
Шубин — Шубин А. От “застоя” к реформам. СССР в 1917—1985 гг. М.: РОССПЭН, 2001.
Lewin — Lewin M. Russia/USSR/Russia. The drive and drift of a superstate. New York: The New Press, 1995.
Naiman — Naiman E. Sex in Public. Princeton: Princeton UP, 1997.
Seriot — Seriot P. Analyse du discours politique soviétique. Paris: IMESCO, 1985. Рус. пер.: Серио П. Русский язык и анализ советского политического дискурса: анализ номинализаций //Квадратура смысла. Французская школа анализа дискурса. М., 1999.
Tompson — Tompson W. The Soviet Union under Brezhnev. London: Pearson-Longman, 2003.
Yurchak — Yurchak A. Everything Was Forever, Until It Was No More. Princeton: Princeton UP, 2005.
Zalambani — Zalambani M. La censura sovietica nell’epoca della ▒stagnazione’. Il caso Iskander // Slavica Viterbiensia. 2003. № 1. P. 135—156.