Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2006
Давайте соберем все претензии к сочинению как экзаменационному жанру и попробуем в них разобраться. Но прежде заметим, что как обучающая работа сочинение едва ли может быть отвергнуто: ведь (наряду с многими другими формами) оно может быть средством развития письменной речи, может работать как форма “обратной связи” — чему учили и чему научили, может предоставить возможность ученику высказаться — темы определяются учителем, а о том, как может плохой учитель испортить любую форму работы (и по любому предмету), говорить излишне.
Итак, что вменяется в вину сочинению? Во-первых, “трафаретные” темы — выпускные и вступительные. Что касается выпускных, то — за небольшим исключением — они, на мой взгляд, вполне удачны. Правда, сообщенный заранее список тем провоцирует пресловутое “натаскивание”, но кого-то провоцирует, а кого-то — нет. Да и натаскать на 70 тем — это, пожалуй, означает повторить весь курс литературы за IX—XI классы. Я готов согласиться с Л.С. Айзерманом, который предлагает не сообщать заранее списков тем, а в день экзамена так же, как в последние годы, “доставать” их на глазах телезрителей (Айзерман Л.С. Литература в ЕГЭ и ЕГЭ в литературе // Литература. 2003. № 33 — http://lit.1september.ru/ article.php?ID=200303303); другое дело, что эти варианты тоже, наверное, будут известны заранее самым ушлым деятелям — но о коррупции в школе и в вузе я говорить не буду, тем более что у меня другая тема.
Оптимальный вариант выпускного сочинения, на мой взгляд, это разбор стихотворения или анализ эпизода — здесь каждый ученик может показать свои способности, возможности и навыки. И правильно, наверное, что в обычном классе обычной школы это делается с текстом на столе — мы ведь не память ученика проверяем, а его понимание. Я бы предложил только отказаться от одного слова в формулировках тем по стихотворению — почему-то от выпускника требуется не только “восприятие” и “истолкование”, но и “оценка” — очевидно, в конце разбора (“Незнакомки” Блока, например) ученик должен оценить работу поэта!
Что касается вступительных сочинений, то и здесь темы — насколько я их знаю — более-менее удачны. Бывают, разумеется, и банальные, бывают и совершенно провальные — например, когда-то на историческом факультете МГУ была тема “1812 год в произведениях Пушкина и Лермонтова”, но это все же случаи нетипичные.
Вторая претензия — дети списывают, а не пишут. “Лавина списывания с каждым годом все больше и больше, часов на литературу все меньше и меньше, развитие речи у детей все хуже и хуже, требования к сочинениям все выше и выше. Кроме как издевательством над учителем и учеником это назвать нельзя” (Дворецкая Е.С. Обеими руками за ЕГЭ // Литература. 2004. № 7).
Не будем обсуждать техническую сторону вопроса — учитель может работать так, чтобы дети не списывали. А главное, грамотный учитель может узнать и вполне достойно оценить списанную работу — ведь уровень всех этих сборников “золотых”, “медальных” и прочих “шедевров”, как правило, убог.
Третья претензия — сочинение требует штампов, выработанных на протяжении многих десятилетий. И если исчезают одни (вместе с идеологией), появляются другие.
Но и это зависит от учителя. Если Вы на протяжении всех своих уроков боретесь со штампами, ученики не будут их Вам сознательно предлагать. И опыт показывает, что работа над речью становится работой над умением думать, понимать, читать.
Еще одна — серьезная — уязвимость сочинения — субъективность оценки. С этим, нужно честно признаться, ничего сделать нельзя, да и не нужно ничего делать. Эта субъективность заложена в самом нашем предмете — я помню, как одна моя умница отвечала — и отлично отвечала — на выпускном экзамене вопрос по лирике Есенина и одна из коллег, входившая в комиссию, на вопрос об оценке предложила поставить “три”; мы с другим моим коллегой спросили, в чем претензии к ответу, и услышали: “Девочка не любит Есенина”. Нет у нас единых критериев, и быть их, по-моему, не может. На школьном экзамене это не страшно — субъективность добросовестного учителя известна ученикам и они не боятся, как правило, ему перечить. Да и, кроме того, экзамен не исповедь, он не любовь к писателю или произведению проверяет, а именно навыки ученика. Если на экзамене спрашивается о композиции поэмы “Двенадцать” или о психологизме Достоевского, Ваши пристрастия и пристрастия Ваших учеников остаются за пределами ответа. А вот на вступительных сочинениях (и устных ответах) дело сложнее. Но единственное лекарство — добросовестность и компетентность экзаменатора. Других вариантов нет.
Теперь об альтернативах сочинению. Альтернатива первая (и для большинства учителей самая невозможная) — вообще не сдавать экзамен по литературе в школе. Это серьезный и непростой разговор, который здесь начинать едва ли уместно. Изложение? Но что выигрывает ученик, учитель и собственно наш предмет от такой замены? Если это изложение литературоведческого текста, то в этом может быть какой-то смысл, а если это изложение на тему “Заблуждение в лесу” (так одна шестиклассница озаглавила свое изложение рассказа о заблудившихся в лесу детях), едва ли это будет экзаменом по литературе. И, наконец, тесты. Буду говорить лишь о вступительном экзамене — в школе дети пока имеют возможность выбирать, и хочется, чтобы этой возможности их не лишали.
Мне понятно, какой смысл имеет первая — бесспорная — часть тестовых заданий (на знание текста). Для филологического факультета знание текста можно считать обязательным (по-моему, это не бесспорно — я предлагаю читателям-филологам ответить на задания теста: http://ege. yourpascal.com/arxiv/literatyra.zip или http://www.bitnet.ru/demo-ege/ literature.html). Вторая часть тестовых заданий уже вызывает вопросы — Л. Айзерман в той же статье 2003 года приводит два задания: 1) Какое средство художественной изобразительности присутствует во всех начальных строках следующих стихотворений С.А. Есенина: “Отговорила роща золотая…”, “Низкий дом с голубыми ставнями…”, “Не ходить, не мять в кустах багряных…”, “Синий май. Заревая теплынь…”? — как Вы бы ответили? 2) Напишите фамилию героя романа М.А. Шолохова, которого назвали “святым во вшивой шинели”. “Ни один из тех, кого я обзванивал, — продолжает Л.С. Айзерман, — на этот вопрос не мог ответить”. И справедливо напоминает, что роман Шолохова (“Тихий Дон”) проходится в школе, согласно программе, обзорно.
Иными словами, об объективности проверки здесь можно говорить лишь с большим трудом. Но третья часть теста — это, по сути дела, те же сочинения, “только маленькие”. И времени на них дается гораздо меньше. И субъективности в оценках будет здесь не меньше, а может, и больше. Про психологические аспекты тестирования не говорю.
Кажется, У. Черчилль сказал, что демократия — ужасная вещь, но ничего лучше пока не придумано. Сочинение, как понимают многие, вещь неважная. Но есть ли лучше?