Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2006
Хотелось бы пару слов сказать по поводу рецензии Ревекки Фрумкиной на мою книгу “The Word Made Self: Russian Writings on Language 1860—1930” (“НЛО” № 76).
По поводу заглавия книги, которое автор рецензии “не [решается] перевести в силу его неопределенности” (с. 401): боюсь, что рецензент просто моего заглавия не поняла. “The Word Made Self” является каламбуром известной фразы (известной образованному носителю этого языка) из евангелия от Иоанна, определяющего Христа-Логоса как “the Word made flesh” (flesh/self есть палиндром). Смысл каламбура состоит в том, что стремления определить слово через личность Христа часто, в русской традиции, смещаются на попытки определить человеческую личность через феномен языка.
Далее, автор рецензии пишет: “Впрочем, как можно интерпретировать Лосева “сквозь призму феноменологии”, мне осталось неясным” (с. 402). Не могу здесь подробно объяснить, какую именно роль — как указываю в книге, далеко не простую, но тем не менее значительную — феноменология сыграла в интеллектуальном развитии А.Ф. Лосева. Ограничусь лишь парой ссылок. И подход, и язык анализа “Философии имени” Лосева просто насыщены феноменологией, даже если феноменология не исчерпывает целиком философский проект этой работы (см., напр., гл. 10, предполагающую анализ “феноменологии мысли”). В “Очерках античного символизма и мифологии” Лосев утверждает, что, несмотря на свои разногласия с феноменологией, “для изучения платонизма Гуссерль имел в моем сознании огромное значение”1. Обо всем этом советую прочитать: Alexander Haardt. “Husserl in Russland. Phänomenolo-gie der Sprache und Kunst bei Gustav Sˇpet und Aleksej Losev”2 — весьма обстоятельную работу, половина которой посвящена Лосеву (книга Хаардта указана в моей библиографии и в книге цитируется неоднократно).
Также рецензенту не понравилось, что в моей статье в “НЛО” № 53 (в несколько измененном виде появившейся в книге) я говорю о “Хайдеггере и русских о языке и бытии”. Если, пишет она, представить себе научный текст под заглавием “Хайдеггер и англичане…”, то “это выглядело бы пародией” (с. 403). Называя статью так, абсолютно ничего умаляющего значение русской философии я не имел в виду. Но я не так уверен, как рецензент, что такое воображаемое заглавие выглядело бы пародией. Хайдеггер и современные ему английские философы были продуктами довольно различных философских школ (враждебность англо-американской аналитической школы ко всякому роду “континентальной философии” общеизвестна — Руссель и Айерс считали работы Хайдеггера “дрянью”, и эта реакция была характерна для целой их традиции), так что попытка определить значение одного для другого или возможность некоторых неожиданных параллелей между ними, мне кажется, были бы далеко небезынтересны. Такая же, приблизительно, общая отчужденность характеризовала и русских философов 1920—30-х гг., которые в силу всем известных причин ни свободного доступа к работам Хайдеггера, ни возможности свободного их обсуждения не имели.
Что касается цели и организации моей книги, здесь скажу лишь то, что книга написана не для русских, а для американских и английских (или вообще англоязычных) читателей, которые в подавляющем своем большинстве даже понятия не имеют о существовании таких авторов, как Потебня, Флоренский, Шпет или Лосев. Некоторая элементарная толковость и даже биографичность в представлении их идей поэтому были просто необходимы.
С уважением, Thomas Seifrid
______________________________________________________________
1) Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: Мысль, 1993. С. 697.
2) Übergänge: Texte und Studien zu Handlung, Sprache und Lebenswelt. Band 25. Munich: Wilhelm Fink Verlag, 1992.