(Биобиблиографическая статья)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2006
НИЛУС Сергей Александрович [25.8(6.9). 1862, Москва — 14.1.1929, с. Крутец, близ г. Александрова Владимирской обл.; похоронен там же], духовный писатель, публицист. Из дворян.
Дед, Пётр Богд. Нилус, “лифляндской нации”, перешел в рос. подданство в 1778, дослужился до чина ген.-лейтенанта артиллерии. Отец, Ал-др Петр. (1816 — не позднее 1873), и дядя, Вас. Петр., окончили Моск. кадетский корпус, служили в Воронеже по комиссариатскому ведомству (Василий в чине поручика, Александр — губ. секретаря), в 1837 вышли в отставку, приехали в Москву и карточной игрой быстро нажили себе миллионное состояние. В дек. 1840 они были заподозрены в нечестной игре (ср. в переписке Аксаковых о дурной репутации А. Нилуса, “известного мошенника”, — А к с а к о в И. С., Письма к родным. 1844—1849, М., 1988, с. 188, 607), на время следствия царь повелел заключить Нилусов в Петропавловскую крепость, в февр. 1841 распорядился предать воен. суду. В апреле они попали под амнистию, но им был запрещен въезд в столичные губернии. Несмотря на снятие запрета (1844), А. Нилус не сразу вернулся в Москву: в 1845— 50 служил в Калуге (смотритель калуж. богоугодных заведений, с 1849 старший чиновник особых поручений у губернатора). В 1863 открыл в Москве “контору комиссионерства и агентства”. Мать Н. — дочь надв. советника Нат. Дм. Карпова (1828—92), кузина И. С. Тургенева (на свадьбе родителей Н. в 1853 Тургенев был шафером). Сводный брат Н., внебрачный сын А. П. Нилуса, — актер Александрин. т-ра Ал-др Ал-др. Нилус (по сцене — Нильский; 1841—99; см.: Б о б о р ы к и н П. Д., Воспоминания, т. 1, М., 1965, с. 222), автор театральных восп. “Закулисная хроника. 1856—1894” (СПб., 1897).
Детство Н. провел в Москве, приезжая на лето в имение Золотарёво Мценского у. Орловской губ. Семья его была мало религиозна. Он вспоминал, что “рос в совершенном отчуждении от Церкви, соединяя ее в своем детском представлении только со старушкой-нянею своею, которую… любил до самозабвения, да с величавым звоном московских “сорока сороков””, “молитв… не знал, в церковь заходил случайно” (ПСС, т. 1, с. 24, 26).
В 1873 Н. поступил в 1-ю моск. прогимназию, с 1877 учился в 3-й моск. г-зии. “Питомец либеральных веяний шестидесятых годов” (ПСС, т. 5, с. 12), он едва не был исключен в 6-м классе за вольномыслие (см. об этом восп. “Памяти князя Николая Петровича Мещерского” — МВед, 1901, 27 февр.). В 1882 окончил г-зию (в аттестате зрелости по Закону Божию имел 5, по рус. языку и словесности — 4, однако в аттестате отмечалась “любознательность”, особенно по рус. словесности, — ЦИАМ, ф. 418, оп. 296, д. 41, л. 3) и поступил в Моск. ун-т на юридич. факультет.
В 1882 Н., по его собств. словам, “увлекся и вступил в связь” (прошение Н. на высочайшее имя цит. по изд.: “…И даны будут жене два крыла”, М., 2002, с. 469) с кузиной, соседкой по имению 38-летней Н. А. Володимеровой (1844—1932), у к-рой был парализованный муж. Они уехали за границу, где во Франции в 1883 у них родился сын (после долгих хлопот Н. в 1898 добился высочайшего разрешения сыну принять его фамилию и пользоваться правами личного дворянства).
В 1886 Н. окончил ун-т и был определен кандидатом на судебные должности Симбирского окружного суда. Однако долго на одном месте он не задерживался: с 1887 кандидат на судебные должности при прокуроре Эриванского окружного суда, в 1888 назначен пом. мирового судьи Сурмалинского отдела Эриванского суда. По словам мемуариста, Н. “почти ни с кем не уживался, у него был бурный, крутой и капризный характер, вынудивший его бросить службу по судебному ведомству…” (Дю-Шайла А.М., С.А.Нилус и “Сионские протоколы” — “Последние новости”, Париж, 1921, 12 мая; цит. по изд.: Неизвестный Нилус, т. 2, с. 248). В 1889 Н. уволился со службы и поселился в Золотареве. В своем поместье деятельно занимался сел. хозяйством и торговлей (владел молочной лавкой в Орле), пытался вводить разные усовершенствования, однако на этом поприще успеха также не имел и в итоге разорился.
В Золотарёве продолжал страдать нервным недугом (сопровождавшимся припадками), признаки к-рого у него наблюдались, по-видимому, с нач. 1880-х гг.
[психич. неуравновешенность Н. отмечали лица, общавшиеся с ним: Дю-Шайла вспоминал, как во время спора с Н. складывалось ощущение, “что еще немного, и разум его растворится в безумии” (цит. по: Неизвестный Нилус, т. 2, с. 255), а брат Дмитрий (председатель Моск. окружного суда) считал его помешанным].
Отчужденность от окружения из-за скандальной репутации отца, неуспешность на службе и в управлении имением вели к формированию у Н. кризисного сознания и напряженным мировоззренч. поискам. Жизнь в деревне и тесное общение с крестьянами существенно изменили его взгляды. Этому же способствовало и внимательное чтение работ влиятельных мыслителей того времени: Ф. Ницше, Л. Н. Толстого, Вл. Соловьева. К кон. 1890-х гг. у него выработалась радикальная утопич. религ.-консервативная программа. Излагая ее в печати начиная с 1899, Н. неизменно демонстрировал последовательность в проведении избранного хода мысли, бескомпромиссность, безотговорочное приятие самых радикальных (подчас антигуманных) следствий из исходных посылок.
Согласно Н., “идеал Божественный и потому единственный, к которому должно в своем самоустройстве стремиться человечество, есть Царство Небесное с Царем Небесным во главе этого светозарного Царства неиссякаемого блаженства” (“Корень зла: Истинная болезнь России”, М., 1899; цит. по изд.: Неизвестный Нилус, т. 1, с. 50). Единая и неделимая власть в обществе, считал Н., должна принадлежать царю — помазаннику Божию, поэтому Н. всячески выступал как против “насаждения иноземного бюрократизма”, так и против земства и любого выборного самоуправления. Признавая, что в рус. обществе, в т. ч. и в крест. среде, вера в Бога почти утрачена, он предлагал для восстановления ее использовать жесткие и крутые меры: “…поставить людей, способных убежденно и бестрепетно провести в народную жизнь и правосознание принципы твердой Православной Власти, исходящей от Богом поставленного царя и преемственными ступенями ни-сходящей в глубинные недра народного быта” (“Деревенский житель о нуждах деревни” — МВед, 1902, 7 сент.). Он предлагал также строго придерживаться установлений о черте оседлости, считая, что евреи, якобы спаивающие крестьян, выступают разлагающим началом (“Речь в Мценском комитете о нуждах сельскохозяйственной промышленности” — МВед, 1903, 14—16 янв.; отд. изд. — М., 1903).
Высказывания обобщающего характера Н. дополнял адресными выпадами: выступавшего в защиту свободы совести орловского губ. предводителя М.А. Стаховича обвинял в безверии (“Благотворительный балет” — МВед, 1899, 28 дек.) и рев. тенденциях, называя его “российским Дантоном или Робеспьером” (“Г. Стахович на миссионерском съезде в Орле” — МВед, 1901, 30 сент.), а А.С. Суворина упрекал в неискренности и невнимании к земледельцам Центр. России, в принадлежности к числу сторонников земства, “бессознательно играющих в руку единственному искреннему космополиту — еврею и родному его брату, армянину” (“Дальше идти некуда!” — МВед, 1903, 14 нояб.). Эти выступления были высмеяны ведущими фельетонистами (В. М. Дорошевич — “Россия”, 1900, 1 янв.; А. С. Суворин — НВ, 1901, 5 окт.; 1903, 16 нояб.), и даже в самих “Моск. вед.” отмечалось, что Н. “никто не слушает” (А. Л. Б., Орловские толки. — МВед, 1901, 21 окт.).
В июле — авг. 1900 Н. совершил по обету паломничество в Саровскую пустынь и Серафимо-Дивеевский мон., где исцелился от своей болезни (через год приступы возобновились). По его словам, это был “год великого внутреннего перелома всего, казалось, крепко установившегося на либеральных устоях 60-х и 70-х годов строя” его “внутренней духовной жизни” (ПСС, т. 4, с. 725), он начал “проповедовать сперва устно, а затем и печатно о близости явления в мире антихриста и Страшного Суда Господня” (ПСС, т. 4, с. 706). Летом и осенью 1901 Н. дважды ездил в Троице-Сергиеву лавру. Он утверждал, что там ему явился Сергий Радонежский, а позднее при встрече его исцелил Иоанн Кронштадтский. После этого Н. стал истово верующим, “сердечно обращенным в Православие из… душевного язычества, которым в наши времена так глубоко… заражен так называемый “интеллигентный” слой русского общества” (ПСС, т. 1, с. 62). В том же году он дважды побывал в Оптиной пустыни. О своем приобщении к православию, о монастырях и благочестивых духовных лицах Н. рассказывал на страницах “Моск. вед.”: автобиогр. очерк “О том, как православный был обращен в православную веру” (1900, 22, 23 марта), очерки “Одно из современных чудес преподобного Сергия” (1901, 25 сент.), “Голос веры из мира торжествующего неверия. Поездка в Саровскую пустынь” (1901, 20, 27, 28, 30 нояб.) и др.
В 1902 вдова Н. А. Мотовилова передала Н. архив мужа, включавший записи доверительных бесед с Серафимом Саровским. По мат-лам архива и устным свидетельствам Н. осуществил ряд публикаций (в т.ч. “Блаженной памяти отца Серафима Саровского, почившего 2 января 1833” — МВед, 1903, 2—4 янв.; “Дух Божий, явно почивавший на отце Серафиме Саровском в беседе его о цели христианской жизни с Н. А. Мотовиловым” — МВед, 1903, 18—20 июля; отд. изд. — М., 1903), сыгравших важную роль в формировании культа Серафима Саровского (он был канонизирован в июле 1903), а в дальнейшем служивших в качестве осн. источников для интерпретации его взглядов. Эти и ряд др. публикаций на церк. темы вошли в кн. “Великое в малом (Впечатления от событий своей и чужой жизни).
Религ.-мировоззренч. поиски Н. разворачивались на фоне роста интереса к вопросам религии в рус. обществе, но, в отличие от интеллектуалов круга Религ.-фи-лос. общества, стремящихся выработать либеральный вариант православия, и сторонников “христианского социализма” типа В. П. Свенцицкого, он тяготел к наиб. консервативным, иррациональным, низовым его течениям. Испытав разно-родные идейные влияния (от православных аскетов и мистиков Паисия Величковского, Серафима Саровского, Игнатия (Брянчанинова), Илиодора Глинского до Вл. Соловьева и Ницше), Н. создал свой вариант правосл. мистики, предельно эсхатологичный, исходящий из предсказания близкого конца света.
В основе мировоззрения Н. лежало убеждение в том, что “вся жизнь человека… есть одно сплошное, великое и, без помощи Божественного откровения, неизъяснимое чудо”. Он считал, что “или явно, или таинственно-прикровенно чудеса и знамения руководят всею нашею жизнью, не без участия, конечно, нашей воли, принимающей или отвергающей это незримое, но всегда внятное руководительство” (ПСС, т. 1, с. 10—11).
Во 2-е издание кн. “Великое в малом” (под назв. “Великое в малом и Антихрист как близкая политическая возможность”, Царское Село, 1905), посв. Иоанну Кронштадтскому, Н. включил обширную работу “Антихрист как близкая политическая возможность” (в расширенной ред. под назв. “Близ грядущий антихрист и царство диавола на Земле” — “Великое в малом”, 3-е изд., ч. 2, Сергиев Посад, 1911; в значительно переработанном и дополненном виде вышла отд. изданием: “Близ есть, при дверех: О том, чему не желают верить и что так близко”, Сергиев Посад, 1917), в к-рой выражал уверенность, что “прежде Страшного суда должен на короткое время придти… Антихрист, которого в качестве всемирного владыки должно принять фарисейство и книжничество, доселе руководящее судьбами еврейского народа, и должно его принять, как восстановителя царства Давидова” (изд. 1905, с. 320—21). В качестве решающего аргумента в подтверждение правильности своих выводов Н. здесь же поместил “Протоколы собраний Сионских мудрецов” (двумя годами ранее в сокр. варианте были анонимно опубликованы в газ. П. А. Крушевана “Знамя” под назв. “Программа завоевания мира евреями” — 1903, 28 авг. … 7 сент.), якобы извлеченные из тайных хранилищ Сионской гл. канцелярии, находящейся во Франции.
Рукопись “Протоколов…”, по всей вероятности подготовленная по поручению руководителя Заграничной агентуры Деп. полиции П. И. Рачковского [в качестве автора-компилятора, видимо, выступил литератор, агент Деп. полиции М. В. Головинский (1865—1920); см. о нем: И в а н о в а И. И., “Автор” “Протоколов сионских мудрецов”. — В кн.: Из глубины времен, в. 9, СПб., 1998; Лепехин М.П., Необходимые уточнения к биографии М. В. Головинского. — Там же, в. 10, СПб., 1998; С к о с ы р е в В., Найден автор “Протоколов сионских мудрецов”. — “Известия”, 1990, 20 нояб.], попала к Н. в 1900 или 1901. Н. писал, что “Протоколы…” произвели в его “миросозерцании такой глубокий переворот, какой в душе человеческой может быть произведен лишь воздействием Божьей силы…” (ПСС, т. 5, с. 132).
В “Протоколах…”, написанных от лица евреев, обсуждаются планы разрушения христ. государств и создания еврейского “интернационального сверхправительства”; в качестве средств достижения ими мирового господства указаны насаждение культа материализма и денег, ориентация на роскошь и разврат; демокр. свободы и парламентарный строй; рабочее движение, пресса, дарвинизм, марксизм, ницшеанство, масонство и т. д. Имеющий очевидную антисемитскую и антикапиталистич. направленность (с позиций реакционно-романтической критики капитализма), проникнутый страхом перед деспотизмом и тиранией, текст “Протоколов…” в книге Н. помещен в мистико-эсхатологич. кон-текст. Цензор С. И. Соколов, рассматривавший рукопись, хотел запретить раздел книги с публ. “Протоколов…”, т.к. хорошо понимал, что это может “повести к истреблению повсеместно всех без исключения евреев” (РГИА, ф. 776, оп. 21, д. 778, л. 142 об.), при обсуждении нек-рые члены Моск. ценз. комитета, а также духовный цензор выражали сомнение в подлинности “Протоколов…” (РГИА, ф. 777, оп. 6, д. 6, ч. II— 1905 г., л. 25), однако на общем заседании комитета разрешение на публикацию было дано.
По свидетельству В. Л. Бурцева, “в литературном мире и в обществе их игнорировали и только иногда с презрением отзывались о них” (Бурцев, с. 266). Напр., В. В. Розанов полагал, что книга Н., “лишенная какой бы то ни было учености, каких бы то ни было богословских сведений, рассчитана исключительно на темного читателя и представляет собою плод злостных выдумок”, поскольку основывается на “протоколах, достоверность которых ничем не проверена и никому не известна” (Р о з а н о в В. В., Апокалипсис нашего времени. М., 2000, с. 232; ср. аналогичное мнение Н.А. Бердяева, называвшего их “наглой фальсификацией” — цит. по изд.: Тайна Израиля, СПб., 1993, с. 331). Сам Н. признавал, что публикация была “встречена молчаливой ненавистью всей преданной Сиону прессы и полным едва ли только легкомысленным невниманием со стороны тех, кто призван был Государем ведать дела управления царства Русского” (“Великое в малом”, 3-е изд., ч. 2, Сергиев Посад, 1911, с. 141). Н. Д. Жевахов, друг Н., вспоминал об “отрицательном отношении к книге церковных кругов” и “большинства иерархов”, в т.ч. архиепископа Новгородского Арсения (Жевахов, с. 42, 47). Лишь наиб. консервативно настроенные церк. иерархи, напр. архиепископ Вологодский Никон (Рождественский), епископ Полтавский Феофан (Быстров) и Иоанн Кронштадтский, одобрили ее. В 1906 дворцовый комендант Д. Ф. Трепов ознакомил с “Протоколами…” Николая II, который на полях оставил сочувств. пометы: “Не может быть сомнений в их подлинности”, “Какая глубина мысли!”, “Какая предусмотрительность!” и т. п. (цит. по: Б у р ц е в, с. 297), однако после жандармского расследования, продемонстрировавшего подложность протоколов, запретил использовать их для антисемит. пропаганды. Тем не менее, подобные попытки предпринимались. Напр., черносотенным Рус. собранием распространялась брошюра “Протоколы тайного Общества сионских мудрецов”, а рекламный пересказ ее текста был помещен в прессе (П р о з о р л и в ы й, Победа кадетской партии и масонские происки. — МВед, 1906, 4 апр.).
Издания Н. с публикациями “Протоколов…” до революции распространения не получили. Построенные на ключевом для позднеромантич. лит-ры мотиве страха перед стремлением индивидуума или группы лиц к обретению власти над миром (ср., напр., произв. Ж. Верна, Г. Уэллса, В. И. Крыжановской), “Протоколы…” были близки поэтике массовой лит-ры и потенциально могли иметь успех у широкой аудитории (ср. мнение современника, что сочинения Н. о евреях близки по поэтике к приключенческому роману и “отмечены печатью мелодрамы” — Кугель А. Р., Листья с дерева, Л., 1926, с. 56). Но Н. включил их в контекст весьма сложного эсхатологич. мифа, чем существенно затруднил восприятие текста.
В Сов. России за хранение “Протоколов…” преследовали. Но во время Гражд. войны (в 1918 — в Москве, Ростове-на-Дону, Таганроге, Омске, Новочеркасске, Иркутске и др.) в белогвардейских частях было выпущено несколько отд. изданий (по тексту публ. Н., но без ссылок на него), к-рые, несмотря на недовольство командования, активно использовались для антисемит. и антибольшевист. пропаганды. В ситуации краха старого социального строя они оказались близки настроениям значит. части населения, проигравшей от рев. преобразований. Тогда же “Протоколы…” попали в Германию, где вышло большое число изданий на рус. и нем. яз., сыгравших важную роль в антисемит. пропаганде фашистов. В 1921 был установлен осн. источник текста “Протоколов…” — памфлет франц. публициста М. Жоли “Диалоги в аду” (1864). Впоследствии история создания и распространения “Протоколов…”, а также роль Н. в их публикации нашли, в свою очередь, отражение на страницах лит. произведений — в романах Ю. В. Давыдова “Бестселлер” (2001), У. Эко “Маятник Фуко” (1988), новелле Д. Киша “Книга королей и шутов” из его сб. “Энциклопедия мертвых” (1983) и др.
В нач. 1905 Н. продал Золотарёво и вскоре поступил на службу в канцелярию по делам дворянства Мин-ва внутр. дел пом. делопроизводителя (в чине губ. секретаря; в 1906 — коллеж. секретарь). С кон. 1904 регулярно выступал в “Моск. вед.” с острыми полемич. статьями по актуальным полит. вопросам. Он доказывал, что во время войны с Японией следует усиленно защищать устои православия (“Наше направление” — 1904, 23 окт.), объявлял революционеров “кучкой христопродавцев и отщепенцев всяческого сброда” (“Крамольные мечты” — 1904, 22 нояб.), выступал против допущения свободы совести (“Первые ласточки весны” — 1904, 23 нояб.; резкий отклик с упреками в клевете и доносительстве на освободительное движение: РСл, 1904, 27 нояб.), обвинял “земско-еврейскую партию” в предательстве интересов “истинно-русского народа” (““Верные” доказательства “преданности” России” — МВед, 1905, 15 июля; “В чем прав и в чем ошибается г. Стэд” — 1905, 18, 20 сент.), критиковал власти за мягкость в борьбе с революцией, требуя введения воен. положения и применения смертной казни (“На беззаконный террор — необходим законный террор! На смерть — смерть!!” — “Пора прозреть!”, МВед, 1905, 5 июля; см. также: “Что такое законный террор?”, “Непонятная гуманность и ее “понятные” последствия” — 1905, 10, 14 июля; статьи эти были оценены в печати как призыв к властям уничтожить всех инакомыслящих — см.: РСл, 1905, 8, 14 июля), предлагал налагать большие штрафы на газеты за недостоверные сообщения (““Либеральная” газетная ложь” — МВед, 1905, 12 июля; иронич. отклики — “Русь”, 1905, 14 июля; СО, 1905, 14 июля — А. А. Яблоновский).
Находясь на гос. службе, Н. в 1905 подписывал свои публикации псевдонимами. Один из них (Москвич) известен, поскольку был печатно раскрыт (РСл, 14, 23 июля), однако нек-рые характерные черты газетных выступлений Н. (броские заголовки, агрессивность и авторитарность тона, радикальные выводы, ряд стилистич. особенностей, близкие его работам идеи и мотивы), обнаруживающиеся и в др. публикациях “Моск. вед.”, дают основание предполагать, что Н. использовал также др. псевдонимы, не-редко единожды: публикации на церковные темы (14, 15 апр., 25 мая. 7 июня, 19 авг. и др.; подпись: Православный), “О христианской радости (Открытое письмо В.В. Розанову)” — с советом не нападать на церковь, чтобы “не опутал… антихрист, как он успел опутать несчастного графа Толстого…” (23 апр.; подпись: Коренной москвич), “Свобода слова” (11 мая; подпись: Руслан), “Не голос Москвы” (30 мая; подпись: Русский москвич), “Все дальше и дальше” (29 июля; подпись: Православный москвич), “Что же нам делать наконец” (4 нояб.; подпись: Простой русский человек), “Поход на народное религиозное чувство” (12 нояб.; подпись: Н. Углов), “Свобода лжи” (14 нояб.; подпись: А. Вольская), “Кубок яда” (20 нояб.; подпись: В. Задонский), “Добрый урок русским людям с далекого Афона” (27 нояб.; подпись: Сын православной церкви), “Автономный бред” (2 дек.; подпись: Н. Чулков) и др.
Летом 1905 Н. познакомился с Ел. Ал-др. Озеровой (1855—1938), фрейлиной императрицы, человеком, близким ему по взглядам и убеждениям, и 3 февр. 1906 они обвенчались. После свадьбы Н. намеревался принять сан и стать сел. священником на Волыни (существует версия, что его предполагали сделать духовником императора). Однако, по свидетельству биографа Н., в это время появилась статья в “Нов. времени” (не обнаружена), в к-рой “в отвратительной форме излагалась прошлая жизнь” Н., он был представлен “как самый распутный человек” (<К о н ц е в и ч Н. Ю. ?>, С. А. Нилус: Краткое жизнеописание автора. — В кн.: Неизвестный Нилус, т. 1, с. 11). После этого разразился скандал, подорвавший репутацию Н., и митрополит Евлогий отказался его рукополагать. Н. оставил службу и уехал с женой в Николо-Бабаевский мон. (близ Ярославля); с осени 1906 они жили в Валдае, а в окт. 1907 поселились в Оптиной пустыни, где Н. занимался разбором монастырского архива. В Оптиной Н. сблизился с религ. живописцем о. Даниилом Болотовым (внуком писателя А. Т. Болотова), к-рому передал на хранение “оригинал” “Протоколов…”.
Публикуя в периодике и отд. брошюра-ми найденные в архиве автобиогр. записки “близких по времени православных христиан” (собраны в кн. “Сила Божия и немощь человеческая”, Сергиев Посад, 1908), Н. осовременивал язык, делая его более простым и выразительным, а также подвергал тексты существ. смысловой правке, менял акценты, нередко и “вышивал” по авторской канве, превращая фрагментарные дневниковые записи в связный текст (см.: ПСС, т. 6, с. 402; Р о ш к о, с. 34—37).
Н. покровительствовал архиепископ Вологодский Никон (Рождественский), редактировавший ж-л Троице-Сергиевой лавры “Троицкое слово” (см. его выступления в журнале в поддержку истинности “Протоколов…”: “Масонский заговор против церкви христовой” — 1917, № 358— 359; “Два слова о книге С.А. Нилуса” — 1917, № 374). В 1909 Н. стал сотрудником “Троицкого слова”, где печатал цикл “Святыня под спудом: Тайна православного монашеского духа (Келейные записки оптинского иеромонаха Евфимия Трунова и отрывки из оптинского монастырского архива)” (1910, № 2 … 1911, № 69; отд. изд. — СПб., 1911), а затем своеобразный лирич. дневник за 1909—10 “На берегу Божьей реки. Записки православного” (1913, № 175 … 1917, № 387; отд. изд. — Сергиев Посад, 1916; ч. 2 — San Francisco, 1969), включающий рассказы о встречах и беседах в Оптиной пустыни, о видениях и снах, публиц. отклики на газетные выступления, публикации чужих писем и воспоминаний и т. д. Благоговейно описывая “источники веры живой, гремучим ключом бьющие из-под камня Оптинской старческой веры” (ПСС, т. 4, с. 128), Н. придерживается церк.-кон-серват. точки зрения. В частности, высоко оценивает В.И. Аскоченского, к-рый был “крепкий и бестрепетный стоятель за веру Православную, за Царя Самодержавного, за великий верою своею и смирением народ Русский” (там же, с. 240), а Л.Н. Толстой, к-рый вел “антихристианнейшую проповедь”, для него только “жалкий старик” (там же, с. 43). Он нередко критикует “обнаглевших жидов” и мечтает о “силушке.. Ильи Муромца” и его мече-кладенце, позволяющих “крушить врагов Церкви Божией и Царства Православного”, чтобы “от жидовина… и праху не осталось” (там же, с. 504). Для книги характерны задушевность и интимность повествования, личная, исповедальная интонация. Написанная до “Уединенного” Розанова (1912), но опубликованная чуть позже, книга Н. близка “Уединенному” сопряжением лирики и публицистики, прозы быта и филос. обобщений.
В отличие от публицистики Н., во многом воспроизводившей (хотя и в заостренной форме) общие места консерват.-патриотич. мысли, несомненный лит. интерес представляют его лирич. очерки и жизнеописания церковнослужителей, а также юродивых, калек, блаженных, праведников, к-рых он находит “не на высотах человеческого разума, а в тайниках сокровенных еще нетронутого народного сердца” (ПСС, т. 2, с. 9), — “Отец Егор Чекряковский” (М., 1904), “Блаженной памяти игумении Серафимо-Дивеевского женского монастыря Марии” (МВед, 1904, 7 сент.) и др. Эти очерки демонстрируют очевидное влияние Н.С. Лескова (подобно к-рому он часто обрабатывал и пересказывал чужие записки), но лишены лесковской иронии и многомерности, одновременно более лиричны и серьезны. Как и Лесков, Н. пересказывает жития (“Марко Фраческий”), истории из Димитрия Ростовского (“Повесть о пяточисленных молитвах”; обе кн. — Сергиев Посад, 1908) и т. п.
Проза Н. близка традициям рус. духовной словесности (жития святых; описания паломничеств к святым местам Анд. Н. Муравьёва, Авр. С. Норова, А.П. Бочкова, духовно-учительная проза Е. Н. Поселянина и др.), что не исключает апелляций к светской литературе (в произв. Н. часты цитаты из М. Ю. Лермонтова, А. С. Хомякова, Ф. И. Тютчева и др.) и совр. рус. религ. философии (встречаются ссылки на Вл. Соловьёва).
Н. существенно модифицировал традиц. жанры духовной прозы (рассказ о паломничестве, житие и др.), используя лирич. интонации, сочетая дневниковые и мемуарные фрагменты с назидат. притчей, цитаты из газет и бытовые зарисовки — с преданиями и легендами. Построенные в форме доверит. беседы с читателем, его книги сочетают обыденную стилистику с архаизмами, что позволяет автору вывести повествование за пределы повседневности, пронизать его светом вечности, “божественного”.
Н. был одним из немногих литераторов, дававших лит. выражение и оформление нар. религиозности. По словам Дю-Шайла, “восставал он против духовных академий, тяготел к “мужицкой вере” и высказывал большие симпатии к старообрядчеству, отождествляя его с верою без примеси науки и культуры”, в совр. культуре видел ““мерзость запустения на месте святом”, подготовку к пришествию антихриста, воцарение которого, по его мнению, совпадет с расцветом “псевдохристианской цивилизации”” (цит. по кн.: Неизвестный Нилус, т. 2, с. 250). У Н. можно обнаружить своеобразное опрощение, ориентацию на “сермяжную Русь”, поскольку “ее наука мудрее всех наших наук” (“Речь в Мценском комитете…” — МВед, 1903, 14 янв.). Особенно показателен его панегирик юродству — брошюра “Один из тех немногих, кого весь мир недостоин: Блаженный Христа ради юродивый священник отец Феофилакт Авдеев” (Сергиев Посад, 1909). Подобное “опрощение”, критика совр. цивилизации сближали Н. с Толстым, хотя толстовское учение он не принимал как отступление от ортодоксального православия.
Широкие круги образованного общества Н. не читали. Но у наиболее консервативно настроенных представителей правосл. духовенства и монашества, а также в формирующейся в нач. 20 в. прихрамовой среде, ориентирующейся на монашеский аскетич. идеал, Н. приобрел известность “талантливыми описаниями почитаемых мест богомолья и достопримечательных явлений духовной жизни (особенно Святого Серафима Саровского)” (Л. Тихомиров — МВед, 1910, 5 окт.). Кроме того, его эсхатологич. концепции стали проникать в правосл. издания, рассчитанные на нар. среду (см., напр.: П е т р о в Н. В., священник, Об антихристе, Каз., 1916; П. К р., Совр. враги христианства, СПб., 1912, и др.).
Вскоре после женитьбы Н. овдовела Володимерова, дети растратили все состояние и выгнали ее из дома; оставшись без средств к существованию, она обратилась к Н. за помощью. Нилусы приютили ее у себя в Оптиной пустыни. В 1912 был подан донос в Синод о том, что Н. вместе с женой и бывшей любовницей живет в Оптиной, и после разбирательства последовал запрет Синода мирским лицам проживать в пустыни. Нилусы переехали в Валдай; в 1917 перебрались на Украину, в усадьбу друга Н. — В. Д. Жевахова-Линовица (Пирятин. у. Полтав. губ.), где создали церковь в своем доме. Тираж выпущенной Н. брошюры “Игумен Мануил (в схиме Серафим), основатель Рождество-Богородичного монастыря в Церковщине под Киевом…” (К., 1919) был уничтожен.
В 1923 начались преследования Н.: его арестовывали и держали по неск. месяцев в заключении в 1924, 1925, 1927, 1928. В 1923 Нилусы переехали в Пирятин, в 1926 — в Королевец Чернигов. губ., в 1928 — в с. Крутец, под Москвой.
И з д.: ПСС, т. 1—6, М., 1999—2002 (под ред. А. Н. Стрижева; т. 6 включает также восп. и статьи о Н.); [статьи, очерки, жития]. — В кн.: Неизвестный Нилус, т. 1—2, М., 1995 (сост. и комм. Р. Багдасарова, С. Фомина; в т. 2 вошли восп. о Н., биографич. док-ты, переписка Н. и др.); Близ есть, при дверех. — В кн.: Тайна беззакония в историч. судьбах России, СПб., 2002 (предисл. и комм. Ю. К. Бегунова); Близ есть, при дверех. 5-е изд., доп., 2004.
Лит.: Делевский Ю., Протоколы Сионских мудрецов. (История одного подлога), Б., 1923; Жевахов Н. Д., С.А. Нилус. Краткий очерк жизни и деятельности, Новый Сад, 1936; Е в л о г и й, митрополит, Путь моей жизни, Париж, 1947, с. 143—144; К о н Н., Благословление на геноцид: Миф о всемирном заговоре евреев и “Протоколах сионских мудрецов”, М., 1990; Б у р ц е в В. Л., В погоне за провокаторами. “Протоколы сионских мудрецов” — доказанный подлог, М., 1991; Б р а ч е в В., Постигший “тайну беззакония”. — “Молодая гвардия”, 1992, № 8; Национальная правая прежде и теперь: Историко-социологич. очер-ки, ч. 1, СПб., 1992, с. 74—76, 94—100, 124—32; Д у д а к о в С., История одного мифа, М., 1993 (ук.); е г о ж е, Еще немного о Нилусах. — В его кн.: Этюды любви и ненависти, М., 2003, с. 420—37 и по ук.; Р у у д Ч., С т е п а н о в С., Фонтанка, 16: Политич. сыск при царях, М., 1993, с. 250—75; Р о ш к о В., Преподобный Серафим: Саров и Дивеево, М., 1994, с. 3— 4, 8—9, 16, 34—37, 67, 74—75; П о л о в и н к и н С. (сост.), С. А. Нилус (1862—1929). Жизнеописание, М., 1995; Б а г д а с а р о в Р., Загадка Н. — “Москва”, 1996, № 12; Б е г у н о в Ю. К., Тайные силы в истории России, СПб., 1996, с. 72—92; Л и о н П. Э., Лит. позиция В. Г. Короленко. Автореф. дис., М., 1997, с. 20—21; С т р и ж е в А., По следам С. Нилуса, М., 1999; Багдасарян В.Э., “Протоколы Сионских мудрецов” в контексте развития отеч. историографии. — В сб.: Армагеддон, кн. 3, М., 1999; С в а т и к о в С. Г., Создание “Сионских протоколов” по данным офиц. следствия. — В кн.: Евреи и рус. революция, М. — Иерусалим, 1999 (публ. О. В. Будницкого, прим. С. М. Маркедонова); Т а р а б у к и н а А. В., Мировоззрение “церковных людей” в массовой духовной лит-ре рубежа 19— 20 вв. — В кн.: Традиции в фольклоре и лит-ре, СПб., 2000; С к у р а т о в с к и й В., Проблема авторства “Протоколов сионских мудрецов”, К., 2001; Б е н -И т т о Х., Ложь, которая не хочет умирать. “Протоколы сионских мудрецов”: столетняя история, М., 2001; Ф о м и н С. Ф., О “либеральном холопстве”, или Кому сегодня не угоден Н. — В кн.: “…И даны будут жене два крыла”, М., 2002; С п и р и д о в и ч А. И., Охрана и антисемитизм в дореволюц. России. — “Вопросы истории”, 2003, № 8 (публ. Дж. Дейли); П л а т о н о в О., Загадка Сионских протоколов, М., 2004; H a g e m e i s t e r M., Wer war Sergei Nilus? Versuch einer biobibliographischen Skizze. — “Ostkirchliche Studien”, 1991, Bd. 40, H. 1; T a g u i e f f P. A. Les Protocoles des sages de Sion, Vol. 1—2, Paris, 1992; T a z b i r J., Protokoly medrcow syjonu: autentyk czy falsyficat, Warsz., 1992; D e M i c helis C. G., Non-existent manuscript: A study of the “Protocols of the Sages of Zion”, Lincoln — L., 2004. Рус. писатели. ХХ век: Биобибл. словарь, т. 2, М., 1998; Святая Русь: Энц. словарь рус. цивилизации, М., 2000; Владимирская энц., Владимир, 2002; Масанов.
Архивы: ЦИАМ, ф. 418, оп. 296, д. 410 (унтское дело); ф. 4, оп. 8, д. 1002 (дело о дворянстве); РГИА, ф. 1412, оп. 13, д. 376 (ф.с. 1889 г.); ф. 1343, оп. 26, д. 2133 (дело о дворянстве Нилусов); ф. 776, оп. 21, ч. 1, д. 478, л. 130, 141—48, 151, 163 (о разрешении к публ. 2-го изд. кн. “Великое в малом”); ГАРФ, ф. 109, 1-я эксп., 1840, д. 328 (дело об А. и В. Нилусах); РГБ, ф. 213, к. 74, № 22; к. 104, № 46—47; ф. 765, к. 10, № 78 (письма Н.); Архив Братства преп. Германа Аляскинского (США) (рукописи неопубл. произв. Н. в составе фонда И. М. и Е. Ю. Концевичей); Личный архив Е. Н. Андреевой (Великобритания) (восп. А. В. Бельгарда).
А. И. Рейтблат.