(Рец. на кн.: Степанова М. Физиология и малая история. Стихотворения. М., 2005)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2005
Как только физиология и история перемещаются в пространство листа, они приобретают «экономическое» измерение и порождают вопрос — какие ресурсы, какими способами и к каким результатам приводят? Дополнительно — те же ли они, что и прежде, а если нет, то какие?
Первое отличие этого сборника Марии Степановой от предыдущих заключается в структуре отдельных стихотворений и сборника в целом. «Физиология и малая история» состоит из тринадцати стихотворений, большинство их — двух- и трехчастные, причем к распространенному ранее у этого автора жанру «темы с вариациями», «двойчаток» или «перезаписей» относится только одно — «Утро субботы, утро воскресенья», где повторяемость заложена уже в названии.
Чередование моно- и мультичастных стихотворений и на формальном уровне кажется если и случайным, то поддающимся осмыслению, причем жанрово. О жанровой чувствительности Марии Степановой писали многие, особенно в связи с «Песнями северных южан»1, проявилась она и здесь. Вот порядок стихотворений в «Физиологии», где курсивом отмечены одночастные:
Чемпионат Европы по футболу
Несколько положений 3 июля 2004 года
Женская раздевалка клуба «Планета фитнес»
Синяк
Сарра на баррикадах
Книжная серия «Улица красных фонарей»
Воздух-воздух
[Желание быть ребром]
Балюстрада в Быково
Тир в парке Сокольники
Утро субботы, утро воскресенья
В скобках
Сезон 04/05
Автобусная остановка Israelitischer Friedhof
«Желание быть ребром» оказывается выделенным, так как вторая часть этого стихотворения мала в сравнении с первой (10 строк против 32) и начинается с двух рядов отточий — они соответствуют сексуальному действию, напряжению которого вторит синтаксис единственной строфы. Это напряжение получает разрядку в отдельном последнем стихе:
Как в диком детстве на не обмочиться —
Сосредоточиться на тенью просочиться
Под кожный слой, под пленку жировую,
Под эту тряпку нервную живую,
Под самый спуд, за мокрые полотна,
В слоистые и твердые волокна
Подземный ход проделать словно клещ.
И смирно лечь, как маленькая вещь.
Именно в качестве значимого жеста это стихотворение попадает в «скобки» общей структуры, которая, как и голос говорящего субъекта, стремится к определимости, если приписать одночастности (строфо)разделительную функцию:
Чемпионат Европы по футболу
Несколько положений
3 июля 2004 года
Женская раздевалка клуба «Планета фитнес»
Синяк
Сарра на баррикадах
Книжная серия «Улица красных фонарей»
Воздух-воздух
[Желание быть ребром]
Балюстрада в Быково
Тир в парке Сокольники
Утро субботы, утро воскресенья
В скобках
Сезон 04/05
Автобусная остановка Israelitischer Friedhof
Такое разделение оглавления книги, очевидно, напоминает сонет. Даже присутствуя лишь намеком и являясь скорее «вчитанной» метафорой, сонет как брезжущая форма здесь тем не менее дает возможность нащупать особенности частных, индивидуальных операций с историей, телом и поэтикой. Ср. в стихотворении «Синяк»:
Снится ветхий и заветный
Размещенный вместо масл
В каждой формочке сонетной,
Еле зримый здравый смысл.
Суть этих операций — стяжение разнородного (исторического, родового, литературного, эротического, грамматического) и дробного опыта в персональную версию, где персона узнаваема и соотносима с иными.
Голос «Физиологии и малой истории», и в этом второе и главное отличие нового сборника Степановой от более ранних, принадлежит инстанции с вполне четкими границами, прочерчиваемыми в интимном, частном масштабе. Просвещенная горожанка, привычно меряющая политику (Евросоюз — «Чемпионат Европы по футболу») и городскую топографию (Манеж — «Воздух-воздух», Быково — «Балюстрада в Быково», Чистые пруды — «Сезон 04/05») эротикой, воспринятой в разной стилистике, например:
На и над берлинской койкой
Прямодушно и топорно
Входит в то, что было полькой,
То, кто был студент из Варны.
(«Чемпионат Европы по футболу»2)
Женщина, для которой история страны и рода/народа переплетены (например, 1905 год: «Я знаю, а знать бы не надо,/ Что эти всеобщие роды,/ Ритмичные как канонада — / Явление новой породы» — «Сарра на баррикадах»), инкорпорированы («Тела спяща ночной ГУЛАГ» — «Несколько положений») и наталкивают на метапоэтические размышления:
Теперь
на небесах заводят радио
Свобода, баррикада, демократия.
И Сарра Гинзбург им — как демонстрация
(Возможно, назначения поэзии?)
Хотя любая подзаборная акация
Для этих дел доступней и полезнее.
(«Сарра на баррикадах»)
Самоироничный поэт, сознающий себя таковым и присматривающий место в пантеоне («пушкин-у-моря, степанова-на-балюстраде» — «Балюстрада в Быково»; «Несколько положений (стихи на подкладке)»; «3 июля 2004 (в твой день рождения мы посещаем кладбище)»; комментарии, заботливо оснащающие сносками и пояснениями будущих исследователей).
Частный масштаб этого голоса проявляется прежде всего в работе с большой историей. Частность в этом случае означает не высокую идиотичность (отсутствие социальных навыков) или респектабельное изгойство, а скорее такого типа включенность в бег и прыжки истории, когда каждая пластинка кожи при тонком срезе оказывается прошитой ее нитями. Опыт же иных, с ней столкнувшихся, в том числе поэтический («Век шествует…»), подсказывает не столько публично-драматическую, сколько интимную позу:
Движенье
заразно, столетье железно,
Тем более буду
Под грузом субботы лежать бесполезно,
Качая свободу…
(«Утро субботы, утро воскресенья»)
Шитье истории и тела подчиняется поэтике, родственной барочному остроумию, которому тело, рифма, физика и метафизика равно и напряженно доступны. «Два короба пунктирных в небесах», — здания Манежа и гостиницы «Москва», — ведут разговор как «звезда с звездою», и только Жуков с лошадью им свидетель («Воздух-воздух»). Сквозь масленку с отбитым краем из 1922 года просвечивает история рода:
Не масленке с надбитым ухом-углом
Пережить собравшихся за столом.
Но именно так случится.
Могилы начнут рябить,
Дети рождаться, девы учиться,
Лечить и лечиться, тоскою сочиться,
Спать, полоскать, любить,
Лежать в земле незрячею икрою
В гирляндах дат, сдуваемых по краю.
(«В скобках (стихи без названия)»)
Пар в душевой сгущается в атмосферу газовых камер ХХ века («И выступим из тапок, коронок и часов, / Из соположных тряпок, ногтей и голосов» — «Женская раздевалка клуба “Планета фитнес”»). В конце сборника автобус привозит к «Israelitischer Frieghof» (еврейскому кладбищу), на погосте которого случайная аббревиатура G.O.D. вызывает непроизвольный ответ: «И у рта, как баббл, с небывалой силой / Проявляется “Господи помилуй”».
В итоге получается лирическая автобиография с генеалогией (в том числе литературной), в интерьере и истории 1905—2005 годов или (дефрагментированны й) автобиографический сонет.
Остается сказать, что направленность на формальную, историческую, литературную соотносимость и готовность к вложениям в нее — часть консервативной поэтической экономики, частность всему прочему предпочитающей и сообщающей ей хоть и далековатую, но узнаваемость.
1) Фанайлова Е. [Рец. на: Степанова М. Песни северных южан. М.; Тверь: АРГО-Риск; Kolonna Publications, 2001] //Новая русская книга. 2001. № 1; Виницкий И. «Особенная стать»: баллады Марии Степановой // НЛО. 2003. № 62; Дашевский Г. [Рец. на: Степанова М. Счастье. М.: НЛО, 2003] // Критическая масса. 2004. №1
2) Отметим ироническую аллюзию на стихотворение И. Бродского «1867»: «Максимильян танцует то, что станет танго».