Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2005
Долгое время российский читатель имел об Израиле и, соответственно, об израильской литературе скупую и искаженную информацию.
Впрочем, в конце 1950-х — первой половине 1960-х кое-какие произведения израильских литераторов проникали в периодику, в 1963 г. вышла (под редакцией Бориса Слуцкого) антология «Поэты Израиля», а в 1966 г. был издан сборник новелл израильских писателей «Искатель жемчуга». В тот же период были опубликованы сборник стихов Александра Пэнна «Сердце в пути» (1965; с предисловием Давида Самойлова) и книга Мордехая Ави-Шаула «Швейцарские метаморфозы» (1967). Но после Шестидневной войны 1967 г. книги израильских писателей перестали выходить, а в периодике до середины 1980-х гг. тоже практически ничего не появлялось (самая ранняя выявленная мной публикация — рассказ в журнале «Азия и Африка сегодня» в конце 1983 г.).
В первые перестроечные годы то ли еще не позволяла цензура, то ли было не до израильской литературы, но, за исключением подборки стихов в 1989 г. (№ 5) в рижском русскоязычном журнале «Родник», произведения ивритоязычных израильских литераторов в советскую печать не попадали.
Ситуация изменилась в 1990 г., когда в журнале «Иностранная литература» сначала была помещена подборка рассказов израильских писателей (№ 2), а затем и роман Ш.-И. Агнона «В сердцевине морей» (№ 11); в том же году вышел сборник «Современная поэзия Израиля» (М., 1990). В следующем году в «Иностранной литературе» печатается подборка стихов Давида Авидана (№ 3), а в журнале «Знамя» — роман Амоса Оза «До самой смерти» (№ 8), в 1992 г. публикуются отрывки из романа Т. Бен-Циона в журнале «Звезда» (№ 9), а в 1993 г. выходят наконец и отдельные издания — сборник израильских новелл «Пути ветра» и книга Г. Мокеда «Избранные вариации».
Однако в продолжение следующих нескольких лет книги выходят редко и случайно, по большей части это сборники стихов: в 1994 г. роман Амоса Оза «Мой Михаэль» (издательство «2Р»), в 1995 г. — антология израильской литературы (СПб.), в 1996 г. — сборник повестей и рассказов Ш.-Й. Агнона «Во цвете лет» (издательство «Панорама») и «Малая антология израильской поэзии» (СПб.), в 1997 г. — сборник переводов «Тридцать три века еврейской поэзии» (Екатеринбург; Каменск-Уральский), в 1998 г. — сборник стихов современных поэтов Израиля «Мир да пребудет с вами» (издательство «Радуга») и антология «Израильская литература в русских переводах» (СПб.). Правда, журналы либерального лагеря часто обращались к израильской литературе («Знамя», «Звезда», «Иностранная литература», «Современная драматургия», «Новая Юность», «Урал», «Детская литература» и др.). И тем не менее в 2000 г. еще были возможны заявления о том, что «публикация молодого израильского писателя отдельным изданием на русском языке — событие из ряда вон выходящее»1.
Новое, кардинальное изменение ситуации относится к концу 1990-х гг. Периодические издания обращаются к израильской литературе все реже (достаточно упомянуть, что в журнале «Иностранная литература» в 1998— 2003 гг. не появилось ни одного перевода и ни одной рецензии на книги израильских авторов), зато книги с 1998 г. выходят ежегодно и во все возрастающем количестве. В 1999 г. было издано 4 книги, в 2000 г. — 2, в 2001 г. — 8, в 2002—2003 гг. — по 7, в 2004 г. — уже 10.
Но важно не только то, что выросло число книг израильских писателей, переведенных на русский язык. Не менее важно, что переводческая и издательская работа приобрели системность.
В 2000 г. возникло две книжных серии. Первая — в издательстве «Гешарим/Мосты культуры» — под названием «Литература Израиля» (в ней на сегодняшний день вышло уже более десятка книг в переводах с иврита), вторая — в издательстве «Муравей-гайд» — «Новая израильская проза». Оба эти издательства профилированные. Первое тесно связано с Израилем и издает литературу, посвященную тем или иным аспектам еврейской истории и культуры, второе существует при Институте народов Востока.
Гораздо важнее, что немало книг вышло в последние годы в издательствах общего профиля, в том числе довольно крупных, ставящих перед собой не просветительские, а коммерческие задачи: «ЭКСМО», «Радуга», «Ретро», «Лимбус-Пресс», «Амфора» и т.д.
В последние годы появились и две обзорные книги, дающие российскому читателю представление о наиболее заметных фигурах израильской литературы: «Очерки по истории израильской литературы» А.А. Крюкова (СПб., 1998) и «Ивритская поэзия от Бялика до наших дней» Д. Мирона (М., 2002).
Казалось бы, ситуация выглядит вполне благоприятно и приведенные данные свидетельствуют об интересе российской читательской аудитории к израильской литературе.
Но стоит взглянуть на тиражи упомянутых книг, которые редко превышают 2000 экземпляров, как оценка ситуации изменится. Если учесть, что часть тиража попадает в библиотеки и в Израиль, то окажется, что в России с трудом набирается 1000—1500 покупателей, а число читателей каждой книги вряд ли превышает 5000 — цифра ничтожная для более чем 150миллионной страны.
Стоит отметить и тот факт, что книги израильских писателей переводятся и издаются в России не столько по внутренней потребности и на российские деньги, сколько по инициативе внешней, исходящей от зарубежных (израильских и американских) организаций. Скажем, упоминавшийся выше тематический номер «Иностранной литературы» был подготовлен при содействии посольства Израиля и Израильского института перевода ивритской литературы, публикация «Антологии ивритской литературы» была осуществлена с помощью Университета им. Д. Бен-Гуриона в Негеве, «Джойнта», Еврейской теологической семинарии и Института еврейских исследований в Нью-Йорке, роман Меира Шалева «Эсав» издан при поддержке Еврейского агентства в России и т.д.
Теперь кратко остановимся на состоянии российской читающей аудитории. В России исторически чтение и литература имели высокий престиж (эта особенность, кстати, сближает российских и израильских читателей).
Однако после исчисляемого столетиями периода экспансии книжной культуры (роста в населении удельного веса читателей, абонентов библиотек, покупателей книг) в последние два десятилетия XX в. обозначился обратный процесс — сейчас книжная культура отступает, сфера ее действия сужается.
Во многом это связано с широким распространением новых каналов культурной коммуникации: телевидения, Интернета, видеокассет, лазерных дисков, магнитофонов, СD и т.п. Кроме того, крах социализма и социоэкономические перемены в России привели к существенному изменению структуры досуга и уменьшению временных затрат на чтение. Снизился и культурный престиж чтения, особенно художественной литературы.
В результате определенная часть интеллигенции и представителей других социальных слоев интеллектуально «деклассировалась» и отошла от чтения, но особенно это коснулось молодежи, значительная часть которой сейчас вообще не приобщена к этому роду социальной коммуникации.
Чтение значительной части молодежной аудитории прагматизируется, читается то, что нужно для работы, учебы, а не художественная литература. У более старших возрастных групп чтение, напротив, стало более облегченным, тут доминируют массовые жанры: любовный роман, детектив, историческая беллетристика 2.
Таким образом, аудитория художественной литературы, особенно литературы серьезной, в последние два десятилетия существенно уменьшилась. Тем не менее она не исчезла, и в России ежегодно выходит и читается немало сложных, серьезных книг (хотя тираж их невысок — 3000—5000 экземпляров).
Как же эта довольно небольшая по численности аудитория воспринимает израильскую литературу?
Для анализа поставленной мной проблемы из российского населения я выделю только три группы:
— русских,
— евреев, принадлежащих к русской культуре,
— евреев, ориентированных на еврейскую (ивритскую или идишистскую) культуру.
При общей принадлежности к русской культуре двух первых групп их отношение к культуре еврейской различно. Евреи по большей части не владеют ивритом, не исповедуют иудаизм и не знают или плохо знают историю еврейского народа, но тем не менее в основном позитивно относятся к Израилю и израильской литературе и испытывают к ним интерес, хотя редко активный — скорее можно говорить о довольно диффузном и пассивном интересе. Но культурная ориентация их в основном русская. Социологи полагают, что ассимилированные российские евреи «в затронутом модернизацией и вестернизацией российском обществе <…> образовали парадоксально-маргинальную группу или категорию [“квазиэтническую общность”], приняв на себя репрезентацию не маргинальных, а номинально центральных ценностей местной государственной культуры»3. При этом процессы ассимиляции российского еврейства зашли очень далеко.
По данным социологических опросов, большинство евреев в России признают, что не знакомы с национальными традициями и не ощущают себя евреями 4. Четверть современных российских евреев — это люди практически полностью ассимилированные, а половина «сочетают недавно возникший у них интерес к национальным корням с желанием жить и работать в России»5. Именно в этой среде есть, хотя и небольшой, интерес к израильской литературе. Следует, правда, учесть тот факт, что численность евреев в России быстро снижается (по переписи 1989 г. их было 536 тыс., по переписи 2002 г. — 230 тыс.).
Что касается русской читающей публики, то тут интерес к еврейской культуре если и присутствует, то в форме интереса к «еврейскому вопросу» в России, т.е. не к самой этой национальности (ее религии, истории, культуре, искусству и т.п.), а к ее роли в истории России и современном российском обществе. Причем наиболее острый и напряженный интерес испытывают антисемитски настроенные слои, которые обращаются к литературе антисемитского толка, в лучшем случае к таким латентно анти-семитским книгам, как «Двести лет вместе» Солженицына. Книги, созданные в Израиле, интересуют их гораздо меньше, а уж израильская литера-тура не интересует вовсе. Впрочем, антисемиты составляют меньшинство среди читателей первой группы. Подавляющее же большинство относится к евреям безразлично или с некоторой настороженностью, но в любом случае интереса к этой теме в жизни, а тем более в литературе не проявляет.
Если в свое время русская интеллигенция была настроена в своем подавляющем большинстве (хотя, конечно, далеко не вся) филосемитски, если современная польская интеллектуальная элита проявляет интенсивный интерес к еврейской теме и польские исследователи в большом числе публикуют труды по истории и культуре польских евреев, то в России современные русские ученые предпочитают не касаться этой темы и соответствующих исследователей можно пересчитать по пальцам, а об истории, культуре, искусстве, литературе еврейского народа пишут почти исключительно евреи.
Среди этнических меньшинств, ориентированных на русскую культуру, некоторые (как, например, армяне), испытавшие (а в ряде аспектов и сейчас испытывающие) на себе национальную дискриминацию, с сочувствием пишут о евреях, другие (мусульмане) — пишут нередко негативно, но этот вопрос требует специального изучения.
Что касается третьей выделенной мной категории — евреев, ориентированных на еврейскую, прежде всего израильскую, культуру, владеющих (или овладевающих) ивритом, исповедующих иудаизм и т.п., то численность представителей этой группы в современной России невелика (всего, по данным ряда исследований, 2—6% российских евреев) 6. Сказались и довольно активно шедшие процессы ассимиляции в дореволюционной России, и, особенно, интенсивная ассимиляция в советский период. Кроме того, люди с ярко выраженной еврейской идентичностью частично в позднесоветский период, но, главным образом, в годы перестройки уехали в Израиль.
Сейчас еврейские образовательные, «просветительские», благотворительные и т.п. организации и еврейская периодика играют определенную роль в становлении новой еврейской идентичности, но не стоит переоценивать масштабы этого влияния. Кроме того, сам характер современной российской жизни таков, что еврею с еврейской идентичностью тут жить трудно: к этой категории населения относятся, мягко говоря, не очень хорошо.
Так что еврейская аудитория для израильской литературы в России невелика.
Обратимся теперь к эмпирическим данным и посмотрим, как воспринимается в России израильская литература. Сразу же отметим, что специальных социологических исследований на эту тему не проводилось, так что свои выводы мы будем основывать на данных статистики и на анализе печатных откликов на опубликованные в России книги израильских литераторов. При этом мы исходим из того, что, во-первых, рецензенты — это часть российской читательской аудитории и по ним можно судить о характере восприятия наиболее «продвинутых» читательских кругов, а во-вторых, они обращаются к менее искушенной читательской аудитории и должны учитывать ее культурный тезаурус, и в силу этого рецензии не только программируют, но и отражают культурные установки «рядовых» читателей.
Для «чистоты» анализа мы брали отклики на переводы с иврита, поскольку идишистские книги практически не переводятся на русский, а произведения авторов, живущих в Израиле и пишущих по-русски (например, Д. Рубиной и Г. Губермана), многими читателями не опознаются как израильские и воспринимаются как отечественные, российские.
Нас интересовали следующие параметры:
— отмечает ли рецензент принадлежность автора (книги) к израильской литературе (значим ли для него этот факт),
— оценивает ли рецензент израильскую литературу,
— знает ли он ее (называет ли классиков этой литературы, видных современных писателей),
— соотносит ли он книгу с современной израильской реальностью,
— соотносит ли он ее с «еврейским вопросом» в России.
Что же выясняется при анализе более сотни рецензий, помещенных как в общих литературных журналах и газетах («Книжное обозрение», «Ex Lib-ris НГ», «Литературная газета», «Иностранная литература», «Новый мир», «Знамя» и др.), так и в русскоязычной еврейской периодике («Лехаим», «Алеф», «Народ Книги в мире книг», «Еврейский книгоноша» и др.)?
Прежде всего выясняется, что интерес к израильской литературе невысок. Если говорить не о профилированных русскоязычных еврейских изданиях, а об изданиях общих, то там рецензии на переводы книг еврейских писателей появляются лишь в исключительных случаях (например, в «Новом мире» за 15 лет их было только две — на сборник Агнона и на антологию ивритской литературы).
В тех же редких случаях, когда рецензии все же публикуются, при чтении их сразу же становится ясно, что рецензент израильскую литературу не знает. Характерно, что, составляя тематический номер журнала «Иностранная литература» (1996. № 2), посвященный современной литературе Израиля, редакция для подготовки обзорной статьи привлекла зарубежного исследователя, в России специалиста по израильской литературе не нашлось. Мой вывод о том, в России израильская ивритская литература как целое неизвестна, подтверждает и Михаил Горелик, рецензент уже упоминавшейся антологии ивритской литературы, который пишет, что этой «антологией <…> ивритская литература заявляет о себе как о большом и во многих отношениях оригинальном культурном феномене, в России практически неизвестном, и отдельные переводы тут погоды не делают»7. Характерно, что в систематическом каталоге Библиотеки иностранной литературы нет гнезда «Литература Израиля», там в одном ряду объединены переводы книг с идиш и иврита авторов, проживающих в разных странах.
Книга израильского автора воспринимается не в контексте израильской литературы и израильской жизни, а чаще всего переключается в библейский контекст. Это связано с тем, что еврейская культура и, соответственно, еврейская литература осознаются как весьма специфичные и далекие. Например, Кирилл Решетников пишет про Агнона, что он представляет «литературу, транслирующую исключительно ценности еврейского национального космоса и насыщенную аутентичной мистикой Божьего народа»8, Дмитрий Прокофьев также рассуждает об «изначальной непереводимости Агнона, чьи произведения основаны на культуре, два тысячелетия развивавшейся абсолютно автономно от общеевропейского “мэйнстрима”!»9. Показательно, что когда в 2003 г. издательство «Мосты культуры» начало серию «Израильский детектив», представив русскому читателю книгу одного из наиболее популярных в Израиле представителей этого жанра, сразу же последовала резкая отрицательная рецензия, автор которой советовал издательству не дискредитировать израильскую литературу и «не растрачивать себя на откровенно проходные вещи, а печатать только настоящую, добротную, а значит — интеллектуальную литературу»10. Издательство вняло этому совету и серию закрыло.
В других случаях израильская литература интерпретируется в свете русско-еврейских отношений («еврейского вопроса»). Вот характерный пример. Рецензируя вышедший в России сборник Агнона, Андрей Василевский называет известных ему еврейских писателей (Шолом Алейхем, Башевис-Зингер, Бабель, Беллоу), причем обнаруживается, что среди них нет ни одного израильского (и ивритоязычного). Для того же Василевского книга Агнона послужила поводом для рассуждений о том, как в ней отразилось христианство, и о том, что «русско-еврейский узел не сводится к сумме бытовых, культурных и государственных контактов, <…> он мистичен и завязан на небесах», «в зеркале Агнона мелькают отблески средне-вековой русской литературы, Гоголя, Лескова»11.
И другие рецензенты, как правило, общих высказываний об израильской литературе не делают, никак в целом ее не характеризуют и с израильскими писателями (как и вообще с еврейскими) рецензируемых писателей не сравнивают. Характерно, что, рецензируя книгу Э. Керета, критик отмечает: «Нам — либо не бывавшим в Израиле, либо лишь недолго гостившим там <…> предмет иронии Керета и неизвестен, и непонятен»12. (Впрочем, не исключено, что сами рецензенты считают, что аудитории израильская литература неизвестна и сравнения рецензируемого сочинения с произведениями других ее представителей читателю ничего не скажут.)
Сравнения (если они есть; преобладает простой пересказ содержания) выстраиваются с привлечением имен западных и русских писателей. Вот типичный пример. Недавно вышел на русском языке еще один сборник Агнона, и ни в одном отклике на него не было сравнений ни с одним израильским писателем, зато присутствовали сопоставления с Клюевым, Ремизовым, Борхесом, Брэмом Стокером и Лавкрафтом 13. Приведу и другие примеры: Ирина Каспэ рецензирует сборник рассказов Этгара Керета и сравнивает его только с Эженом Ионеско и Хулио Кортасаром 14, А. Зверев в отклике на роман Х. Саббато «Выверить прицел» сопоставляет автора с Ремарком, Олдингтоном, Бёллем и В. Некрасовым 15; рецензенты романа Меира Шалева «Эсав» сравнивают автора с Милорадом Павичем, Мураками, Рабле и Бабелем 16.
Отметим, что отсутствуют и отсылки к проблемам жизни современного Израиля, то есть столь характерное для многих российских рецензентов сопоставление: верно ли «отразил» автор жизнь, то, что есть «на самом деле» и т.п.
Подведем итоги. Хотя за последние 15 лет в России вышло более четырех десятков израильских книг и осуществлено несколько десятков журнальных публикаций произведений израильских писателей, можно сказать, что знакомство российской аудитории с израильской литературой только начинается.
Конечно, для столичного «продвинутого» читателя эта зона на литературной карте уже обозначена и речь идет о расширении знакомства, о прописывании рельефа и о более детальном изображении местности. Но если мы учтем, что книги эти выходят очень небольшим тиражом, не попадают в мощные сети распространения, охватывающие значительную часть регионов России, то станет понятным, что подавляющее большинство российских читателей с израильской литературой пока незнакомо.
Еще хотелось бы подчеркнуть, что основной потребитель этой литера-туры в России — евреи, являющиеся носителями русской культуры. Русские читатели израильской литературой либо не интересуются, либо ждут от нее библейской экзотики, продолжения библейской традиции. Отсюда такое пристальное внимание к Агнону, отсюда же успех романа Меира Шалева «Эсав», в котором события проецируются на библейский сюжет. Впрочем, подобный дуализм, заключающийся в апологетическом отношении к евреям библейских времен и негативном — к евреям современным, далеко не нов. Достаточно напомнить Василия Розанова, большого любителя библейской культуры и в то же время антисемита. В откликах на переводы израильской литературы антисемитизма, конечно, нет, но дистанцирование от современного Израиля и его сложной и противоречивой современной жизни временами ощутимо.
Так или иначе, но в неспециализированной (то есть не связанной с еврейскими организациями и издательствами) периодике об израильской литературе почти не пишут, а если пишут, то рецензируют писателя и книгу изолированно, не соотнося с израильской литературой и не вспоминая о ней.