Международная научная конференция «Творчество А.И. Полежаева в контексте русской и западноевропейской литературы», посвященная 200-летию со дня рождения А.И. Полежаева. Мордовский государственный университет имени Н.П. Огарева, 22—24 сентября 2004 г
Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2005
Странные в истории литературы случаются аберрации… Вот вроде бы автор значительный, без которого ни один учебный курс не обходится, автор, получивший при жизни широкое признание, упроченное посмертной славой. Автор, который мог бы стать одной из центральных фигур в исследованиях, посвященных поэзии 1830-х годов. Мог бы, но не стал…
В 1988 году в Саранске прошла конференция, посвященная 150-летию со дня смерти Полежаева. И вот — после долгого перерыва — следующий научный форум. За этот период вышла монография Н.Л. Васильева (организатора юбилейных мероприятий) «А.И. Полежаев и русская литература (Саранск, 1992), появилось несколько статей и публикаций… Но итоги подводить как-то не приходилось. Место поэзии Полежаева в историко-культурном контексте — вопрос по-прежнему не праздный, вопрос, к которому только подступы намечены. И поиски ответов продолжались на сентябрьской конференции.
В общем, именно об этом говорил Н.Л. Васильев в открывавшем конференцию докладе «Актуальные проблемы в изучении биографии, творчества и окружения Полежаева». Речь шла и о дубиальных произведениях, и о возможных дружеских и творческих связях Полежаева с поэтами-современниками, и о библиографии первоизданий поэта… Но основным оставался биографический вопрос. Именно в нем — корень полежаевской проблемы. Ведь даже в родном Саранске Полежаеву не уделялось должного внимания (Огарев и позднее Бахтин — фигуры, привлекавшие куда большее внимание филологов). Поэт превратился в миф, но миф особый. Если роль «своих» авторов в других регионах гиперболизируется, биография и творчество одного «героя» сопрягаются со всей прочей литературой на равных, то в случае с Полежаевым это не удается. Здесь миф имеет тенденцию не к преувеличению роли героя, а к своеобразному размыванию. Ведь мы не знаем доподлинно ни даты рождения Полежаева (1804 или 1805 год), ни места захоронения; не выявлены и не атрибутированы некоторые тексты, биография поэта пестрит пробелами (ближайшие к нему люди — Якубович, Лозовский, Бибиковы — будто окутанные туманом фигуры, о которых историк литературы может разыскать самые общие и противоречивые сведения). А чего стоит пресловутая история разжалования Полежаева, к которой участники конференции возвращались постоянно, подвергая сомнению все новые и новые обстоятельства!
В таких условиях всякий разговор о Полежаеве становится необязательным и не особенно результативным. Преодолеть инерцию попытались авторы следующих докладов[1]. М.В. Строганов (Тверь), в частности, попытался включить Полежаева в историко-литературную систему. В докладе «Между Пушкиным и Лермонтовым: о месте поэта Полежаева в литературном ряду» он продемонстрировал связи с предшествующей и последующей поэтическими школами, связи очевидные, но доселе систематически не рассмотренные. Мешала инерция? Или Полежаев — «поэт вне текущей литературы» — филологов больше устраивал?
Любопытно, что «исторические» интерпретации творчеству Полежаева давались и раньше. Но их условность в последнее время очевидна. В докладе Д.Н. Жаткина (Кузнецк) «А.И. Полежаев и поэты пушкинского круга: к вопросу о “пушкинской плеяде”» остроумно препарировались термины «пушкинская школа», «пушкинская плеяда», «пушкинская пора», утратившие в устах филологов всякое реальное значение. Поголовное включение всех современников Пушкина в «плеяду» — дурная услуга многим поэтам, в том числе и Полежаеву, который уж точно к «ближнему кругу» не принадлежал. И рассмотрение его творчества «сквозь призму Пушкина» не позволяет оценить степень новаторства поэта и особость его позиции. К таким же историко-литературным мистификациям следует отнести позиционирование Полежаева как творца «потаенной литературы». Доклад О.Е. Осовского (Саранск) «Полежаев, Пушкин, Лермонтов в истории “русской потаенной литературы” Н.П. Огарева» как раз и посвящен тенденциозному и сугубо функциональному прочтению полежаевского творчества, которое в художественной форме воплощено Герценом, а в публицистической — Огаревым.
В этой связи поливалентность фигуры Полежаева в позднейшей литературе не может вызвать никакого удивления. Автор этих строк построил свой доклад «Песня об Александрах: Полежаев и Галич» как комментарий к «Гусарской песне», входящей в «александрийский» цикл Галича. Не реальные творческие и биографические обстоятельства, а взаимоотношения поэта и времени занимали Галича; полежаевское же отношение к этой проблеме нисколько не интересовало диссидента ХХ века. Столь же условным предстал «Образ Полежаева в повести А. Борщаговского “Восстань из тьмы”». Н.С. Данилова (Саранск), отталкиваясь от бахтинской концепции романа, интерпретировала «героическую» структуру повествования Борщаговского. Любопытно было бы рассмотреть с этих позиций весь канон серии «Пламенные революционеры», в которой впервые вышла книга «Восстань из тьмы». В задачи докладчика это не входило, но тем не менее сложилась странная ситуация: «советский» и «антисоветский» авторы практически одновременно выбирают одного и того же героя и вычитывают в его судьбе без особого труда свое… И сопротивления материала не наблюдается — Полежаев присутствует и отсутствует одновременно; его образ присутствует в тексте, но условность этого образа самоочевидна.
Еще одна группа докладов была посвящена проецированию на все творчество или отдельные тексты Полежаева канонических историко-литературных категорий. С.П. Гудкова (Саранск), обратившись к теме «Жанрового своеобразия сатирических поэм А.И. Полежаева», сосредоточилась на «повести в стихах» — жанре устоявшемся и подробно охарактеризованном. Впрочем, граница между «повестями» и «поэмами» у Полежаева особенно зыбка; доклад спровоцировал дискуссию, в ходе которой чаще других прилагалось ко всему корпусу поэм (в том числе и дубиальных) определение «ироикомические». Думается, есть в этом своя логика, хотя жанр и связан с эпохой, к которой Полежаев уже не принадлежит.
К.И. Лецко (Беларусь, Гродно) в докладе «Особенности романтизма “римских” поэм Полежаева» рассматривал «Видение Брута» и «Кориолан». И хотя категории «гражданского романтизма» давно оспариваются многими исследователями, их приложение к позднему творчеству Полежаева как минимум любопытно…
Наименьший, пожалуй, интерес представляли лингвистические доклады. И тому можно найти убедительное объяснение: в пространстве точных наук размытость полежаевского «мифа», которую можно было обойти в рамках литературоведения, становилась очевидной. Исследователи так или иначе тяготели к неоправданной генерализации. Особенно это сказалось в докладах, где использовалась терминология когнитивной лингвистики. Н.П. Ипполитова (Саранск) сосредоточилась на «Сквозных образах в поэзии Полежаева», что привело к анализу концептов «жизнь» и «свобода». Увы, практически все «сквозные образы» у Полежаева к этим концептам тяготеют, так что анализ получился не слишком убедительным. «Концепт “время” в творчестве Полежаева» рассматривала К.Л. Цыганова (Саранск). Но в данном случае учет литературоведческих наработок помог бы сузить направление поисков — полежаевская интерпретация времени связана с весьма ограниченным кругом образов.
Наиболее заметным в этом ряду был доклад Г.С. Комаровой (Саранск) «Некоторые ритмико-интонационные особенности лирики Полежаева». Хотя предложенная система подсчетов и уязвима для критики, тем не менее этот «скучный» путь обещает определить специфику полежаевского стихосложения, предпочтения и технические слабости автора. Любопытно порассуждать о Полежаеве — предшественнике Некрасова, но время для этого еще не настало…
Казалось бы, и все. Доклады заслушали, обсудили и разошлись… На самом деле второй день заседаний оказался даже более насыщенным. Разговор музееведческий неожиданно перешел в литературоведческую или культурологическую плоскость и приобрел интерес всеобщий. Ведь столкнулись три концепции музея Полежаева — в равной степени занятные и обещающие немало нового в развенчании (или увековечении) полежаевского мифа.
Традиционалистское видение было озвучено в докладе Г.С. Голиченко (Саранск) «“Полежаевская” коллекция в фондах Мордовского республиканского объединенного краеведческого музея». Кавычки в названии темы проставлены не случайно — мемориальных вещей в музее нет; есть первоиздания, вещи современников и предметы из коллекций исследователей и биографов поэта. Потому полежаевская выставка в краеведческом музее строится вокруг иллюстраций художника Лебедева — любопытных, но не имеющих к исторической правде никакого отношения (взять хотя бы рисунок, где у ложа умирающего поэта собираются во множестве друзья!). Прекрасно организуя пространство выставки, иконографические образы репрезентируют не героя, но миф о нем.
Однако в Саранске существует и музей Полежаева, открывшийся в 2001 году как филиал Мемориального музея боевого и трудового подвига 1941—1945 гг. С докладами об истории музея и его перспективах выступили Н.А. Браницына и фактический создатель музея А.А. Мамаев. В экспозиции тоже нет мемориальных вещей; зато есть небезынтересная установка на анонимность и невмешательство создателей. Скажем, все новейшие изображения Полежаева (скульптурные, портретные и др.) в экспозиции музея лишены подписей. Ключ к этой интересной экспозиции — консолидация полежаевской биографии. Жил и умер поэт в других местах, а вот Саранск репрезентирует всего Полежаева. И новейший мифологический слой, дистанцированный от реального знания, тоже немало сообщит внимательному наблюдателю. А пока создатели музея совершили ряд подлинных открытий. Ими обнаружены тексты двух ученических работ Полежаева и готовится к печати полный текст мемуаров Е.И. Бибиковой. Не так уж мало — учитывая, сколько вообще биографических материалов о Полежаеве введено в научный оборот. Выставка на базе иллюстраций может исполнять педагогические задачи; репрезентация же цельного «образа поэта» в музее может привести к решению некоторых историко-культурных проблем.
Однако существует и третий подход, прекрасно озвученный в докладе Л.В. Щербаковой (Рузаевка) «Из истории формирования школьного музея А.И. Полежаева на родине поэта». В Рузаевской средней школе № 9 и впрямь существует музей, в основе которого — не научные материалы, а энтузиазм учителя и учеников. Конечно, новый интерьер музея может вызвать, мягко выражаясь, недоумение «маститых исследователей»: как же, реконструкция крестьянской избы, где родился Полежаев! И все же такая мифологизация вполне последовательна. В этом участники конференции убедились во время поездки в Рузаевку и Ромодановский район Республики Мордовии. В селе Покрышкино местные жители с готовностью указали сразу несколько мест, где якобы стоял дом, в котором прошли детские годы поэта. И эти указания сопровождались живописными рассказами — о вещах поэта, о его предках и знакомых[2]. На кладбище, где похоронена мать Полежаева, почему-то не обнаружены следы старых захоронений, а от самой усадьбы не осталось никаких следов. Но с мифом бороться невозможно. Об этом говорила Е.И. Бутрова (Саранск) в докладе «Образ Полежаева в творчестве скульптора И.Н. Абрамова». От портретного сходства создатель первого бюста поэта двигался к героизации, выстраивая облик Полежаева «под Пушкина». Разве не по этому же пути шли и живопись, и литература? И разве так уж порочен этот путь?
В Саранске есть зал Полежаева (в библиотеке университета), есть барельеф, памятник, улица и музей. Миф затмил реального героя. Но это отнюдь не значит, что исследователи должны обреченно признать свое бессилие. И новые факты и материалы, и новые опыты осмысления предоставляют возможность собрать «фрагменты мифа» воедино. Тогда фигура одного из незаурядных и загадочных поэтов XIX века предстанет перед нами в полный рост. И (можно уже и помечтать) не придется рассуждать о странных аберрациях в истории русской литературы.
Александр Сорочан
____________________________________________________________
1) Некоторые доклады, не прозвучавшие на конференции, но присланные авторами, активно обсуждались на конференции и могут именоваться стендовыми, а потому рассматриваются наравне с прочими.
2) Остается только пожалеть, что пока не собраны и не опубликованы народные рассказы о Полежаеве, представляющие огромный культурологический интерес. См. работу сходного характера: Лебедева О.Е. Из народных рассказов о Н.А. Львове // Гений вкуса. Сб. 3. Тверь, 2003. С. 41 — 56.