Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2005
Последние годы в России были урожайными на книги по древнерусской словесности. Были изданы монографии, авторские сборники, научно подготовленные и откомментированные древнерусские сочинения. О некоторых, на мой взгляд, наиболее интересных рассказывается в нижеследующем обзоре.
ЗЛАТО «СЛОВО» СЛЕЗАМИ СМÃШЕНО
Начнем с исследований, посвященных памятнику сомнительному, не безусловно древнерусскому. После дискуссии 1960-х гг. о подлинности этого сочинения, вызванной «скептическими» работами А.А. Зимина, серьезного обсуждения вопроса о времени написания «Слова…» в отечественной медиевистике не возникало. С одной стороны, действовала инерция официальной и официозной традиции подхода к памятнику: сомнения воспринимались как идеологическое вредительство на научном фронте, и таковая инерция не почила в бозе и поныне. С другой стороны, для оживления спора, казалось бы, не было повода: все аргументы сторон предъявлены, новой информации для обсуждения нет. В кулуарах иные медиевисты вполголоса говорили, что «Слово…» — произведение для древнерусской словесности совершенно необычное, а кое-кто в частных беседах признавался, что даже обращаться к тексту этого памятника в своих исследованиях ни за что не станет: а вдруг по прошествии лет выяснится-таки, что это фальсификат? То-то будет конфуз…
Показательно, впрочем, что сомнения в подлинности «Слова…» высказывали преимущественно литературоведы. Лингвисты чаще указывали на языковые данные, свидетельствующие в пользу его древности. И вот недавно появилась еще одна книга лингвиста о «Слове…» — исследование известного ученого А.А. Зализняка 1.
Собственно, книга А.А. Зализняка — издание четырех статей. В первой, наиболее обширной («Лингвистические аргументы за и против подлинности “Слова о полку Игореве”») рассматриваются «аргументы этих двух категорий и оценивается их относительный “вес”» (с. 3). Вторая статья («К чтению нескольких мест из “Слова о полку Игореве”») — о так называемых темных (трудных для понимания) местах памятника. Две заключительные статьи («О нескольких лингвистических работах противников подлинности “Слова о полку Игореве”» и «Новейший кандидат на авторство “Слова о полку Игореве” — Йосеф Добровский») представляют собой критические разборы современных и относительно новых (1970— 1990-х гг.) западных работ, в которых (с лингвистической точки зрения) обосновывается версия о подложности произведения. В первой из статей рассматриваются исследования К. Троста, М. Хендлера, Р. Айтцетмюллера, во второй — книга американского слависта Э. Кинана (2003), в которой обосновывается версия об авторстве известного исследователя славянских древностей Й. Добровского.
Статьи А.А. Зализняка интересны уже тем, что в них внимательно разбираются «скептические» работы, практически неизвестные или игнорируемые в российской медиевистике. Что же касается атрибуции Э. Кинана, она по причине совсем недавнего появления его книги еще не вызвала в России серьезной реакции; но в изданной при участии «Нового литературного обозрения» книге украинского историка Алексея Толочко гипотеза Э. Кинана оценена как неоспоримая 2.
Эта оценка, думается, слишком поспешна. По крайней мере, для автора этого обзора (правда, не лингвиста) критические аргументы А.А. Зализняка явно убедительнее, чем анализируемые им доводы «скептиков».
При этом общий вывод автора книги, категорически отводящего кандидатуры Й. Добровского и прочих, обычно упоминаемых противниками подлинности «Слова…» кандидатов на авторство этого сочинения, осторожен и взвешен: «Все это не значит, что в СПИ нет больше ничего странного, что все загадочное объяснилось. Темная история находки памятника остается. Темные места в тексте остаются. Слова спорного происхождения остаются. Озадачивающие литературоведов литературные особенности остаются. Наша книга не решает всех этих непростых задач — она на это и не претендовала» (с. 323).
Но книга А.А. Зализняка замечательна как лингвистическое исследование доказательств pro et contra подлинности «Слова…». Очень ценны соображения относительно прочтения «темных мест». Особенно это касается прочтения слова или выражения «окони / о кони / о копии» во фрагменте о Всеславе Полоцком как древнерусского слова «оконо» («как бы», «как будто»), зафиксированного в новгородских берестяных грамотах. (Привлечение материала берестяных грамот как параллели к лексике «Слова…» — вообще одна из особенностей подхода ученого.)
Если научная репутация А.А. Зализняка предполагала (как, естественно, и оказалось), что его книга окажется ценным исследованием, то недавно изданная книга другого автора, посвященная «Слову…», меня приятно удивила 3. Фамилия Ю.В. Подлипчука автору этих строк ничего не говорила; между тем, когда издается монография неизвестного в ученом мире сочинителя с претензией дать новый перевод, новые толкования «темных мест», новую композиционную разбивку текста памятника, это всегда настораживает. Сомнения усиливал эпитет «научный»: если в книге предлагается комментарий к «Слову…», то и так ясно, что перевод произведения тоже претендует на научность. Конечно, сомнения могло бы развеять место издания (издательство «Наука»), но, в конце концов, сейчас можно издать что угодно и где угодно — были бы деньги. Опре-деление «научное издание» не убеждало, наоборот: если книга вышла в издательстве «Наука», то убеждать в ее профессиональном статусе следует лишь в случае, когда оный отсутствует или проблематичен. А набранное петитом под данными о тираже слово «Заказное», казалось, все ставило на свои места.
К счастью, я ошибся. Действительно, «Слово о полку Игореве» — единственный древнерусский (древнерусский?) памятник, манящий дилетантов, как сахар мух и как дамы кавалеров из «Мертвых душ». С маниакальной страстью что-нибудь написать о «Слове…», обуревающей инженеров, литераторствующих дам, физиков и лириков, сопоставимо разве всенародное влечение к Пушкину, сочинения и биография которого оказались густо засижены доморощенной «народной» пушкинистикой 4. Но книга Ю.В. Подлипчука не из этого ряда.
Прежде всего, автор книги, в общем, очень хорошо ориентируется в исследованиях «Слова о полку Игореве» 5. Правда, как мне представляется, из важных для изучения структуры произведения работ он не ссылается на книги Б.М. Гаспарова и Т.М. Николаевой 6. Можно сделать и ряд замечаний частного характера, вызванных пропуском Ю.В. Подлипчуком существенных для его толкований исследований. Например, доказывая, что прилагательное «Троянь / Трояня / Трояни» — это производное от названия города Тмуторокань, он пропускает работу Р. Пиккио «Мотив Трои в “Слове о полку Игореве”». Я отнюдь не убежден, как известный итальянский славист, что «Трояни» это «троянские», но разобрать аргументы Р. Пиккио все-таки следовало бы.
Хорошо знаком автор новой книги о «Слове…» с древнерусской грамматикой и палеографией и с историей.
Подход Ю.В. Подлипчука одновременно прост и оригинален. «Так как текст в рукописи <…> был дан при начертании слитно, то первым издателям пришлось быть пионерами и в разбивке текста “Слова” не только на слова, но и на синтаксические структуры. Первые переводы наглядно показывают, как многого не понимали первоначально в СПИ из-за ограниченных знаний истории русского языка и древней русской истории. Многое позднее было уточнено и в переводах, и в комментариях. Но разбивка А.И. Мусина-Пушкина сохранилась в основе и по сей день. Сличение многочисленных переводов приводит к любопытному заключению: исследователи с большей решительностью исправляли древний текст, дошедший в копиях, чем разбивку на слова и синтаксические структуры Мусина-Пушкина и соредакторов» (с. 40).
Ю.В. Подлипчук остроумно предлагает изменить во многих случаях деление текста «Слова…» на предложения, что позволяет избежать громоздких и радикальных конъектур, обычно принимаемых медиевистами. Отдельные конъектуры самого Ю.В. Подлипчука, предполагающие не только изменение границ предложений, но и буквенные замены, спорны. К примеру, полагая, что «Троянь» — это ошибочное написание вместо исконного «Трокань» («Тмутороканский»), автор не учитывает, что такая ошибка (палеографически возможная) оказывается повторяющейся несколько раз, что резко снижает убедительность конъектур. Грешит Ю.В. Подлипчук и использованием словаря В.И. Даля как источника параллелей к лексике «Слова…» (см., например, прочтение «шереширы» как «живыми шерешиширы» — «живой шугой — лодками» (с. 210—212), основанное на данных далевского словаря). Автор книги, думается, излишне склонен к «распечатыванию» метафор «Слова…» — как при введении конъектур, эти метафоры порой разрушающих, так и при переводе.
Сомнительна в принципе возможность прояснения всех «темных мест» «Слова…». Между тем, Ю.В. Подлипчук исходит именно из такой позиции и делает «все тайное явным».
Но все же повторю еще раз: эта книга — действительно в целом серьезное исследование «Слова…», которое медиевистам не нужно игнорировать.
КУЛЬТУРА И ИСТОРИЯ В ОТСУТСТВИЕ ПОЭТИКИ
В последние годы появилось несколько замечательных монографий и сборников, в которых исследуются различные аспекты древнерусской культуры (прежде всего на материале словесности). Такова, в частности, книга В.М. Живова «Разыскания в области истории и предыстории русской культуры»7. Древне-русскому периоду посвящено несколько статей, вошедших в разделы II («Начала») и III («Изломы и надрывы»): «Особенности рецепции византийской культуры в древней Руси», «Slavia Christiana и историко-культурный контекст Сказания о русской грамоте», «Об этническом и религиозном самосознании Нестора Летописца», «История русского права как лингвосемиотическая проблема», «Двоеверие и особый характер русской культурной истории», «Религиозная реформа и индивидуальное начало в русской литературе XVII века». Обстоятельное обсуждение этих статей в границах обзора едва ли возможно: и по причине их тематики (порой узко специальной, вторгаться в которую автор на-стоящих строк не решается из-за некомпетентности), и поскольку все статьи являются републикациями (правда, иногда с серьезными дополнениями). Сборник статей В.М. Живова интересен, в частности, тем, что (как это ни парадоксально для сборника) представляет собой концептуально выстроенную историю русской культуры от истоков до современности, представленной статьями V раздела («В конце эпохи»): «Маргинальная культура в России и рождение интеллигенции» и «О превратностях истории, или О незавершенности исторических парадигм». В.М. Живов, с одной стороны, рассматривает отмеченные (начальные, переломные, конечные) точки культурного развития, с другой, отказываясь от жесткой бинарности, прослеживает преемственность и варьирование культурных парадигм от эпохи Киевской Руси до наших дней. Эта преемственность не образует сюжета какой-либо из статей сборника, но становится очевидной при восприятии их как единого целого книги.
Книга В.М. Живова открывается вступлением, в котором автор признается в прощании со структурализмом, обвиняемым в редукции «больших философских проблем до уровня простой схемки» (с. 9). Тем не менее статьи из книги В.М. Живова обнаруживают живую преемственность по отношению к отечественной структуралистской традиции, что проявляется и в выборе предмета исследования («взрывные» эпохи), и в элементах бинарного подхода 8.
За последние пять лет были изданы две очень интересные книги Б.А. Успенского — соавтора В.М. Живова и одного из замечательных адептов структурносемиотического подхода. Первая из них — всецело древнерусская — «Святые Борис и Глеб»9. Главная идея книги — убиение Бориса и Глеба воспринималось в религиозном сознании Древней Руси как сущностное повторение библейского прообраза, семантического архетипа — первоубийства, совершенного Каином. Хотя эта мысль Б.А. Успенского была недавно оценена критически10, другого внятного объяснения включения кратких повествований о мучении Бориса и Глеба в Паремийник (сборник библейских ветхозаветных чтений) не существует 11.
Во второй книге Б.А. Успенского («Историко-филологические очерки»12) к древнерусской тематике относится только одна, но центральная и наиболее обширная статья: «Когда был канонизирован Владимир Святославич?» Вопрос о времени канонизации Владимира Святославича (его причисление к лику святых не документировано) значим и для истории, и для истории культуры Древней Руси, и для истории словесности. Жаркие споры об этом (в которых принимали участие такие известные ученые, как А.И. Соболевский, Е.Е. Голубинский, С.А. Бугославский) велись еще в XIX и начале ХХ в., но к концу прошедшего столетия восторжествовало (без достаточных оснований) мнение о поздней канонизации крестителя Руси; Б.А. Успенский стремится поколебать это устоявшееся представление, и его попытка небезуспешна. (Другой вопрос, что даже относительно точная убедительная датировка канонизации, по-моему, попросту невозможна.)
Серьезный исторический труд, причастный также и к сфере истории словесности (в нем рассматриваются особенности поэтики и семантики агиографических сочинений), — книга историка М.Ю. Парамоновой «Святые правители Латинской Европы и Древней Руси: сравнительно-исторический анализ вацлавского и борисоглебского культов»13. Казалось бы, что нового можно сказать и о поэтике и семантике жития Вячеслава Чешского и Бориса и Глеба, и о природе их почитания после множества изданных на эту тему работ? Но М.Ю. Парамонова находит новое. В частности, существенны для истолкования житий Бориса и Глеба соображения исследовательницы об изначально княжеском, а не народном характере культа14 и контраргументы против мнения об изначально большем почитании младшего из братьев. Но некоторые соображения вызывают на спор. В частности, автор книги отвергает мнение В.Н. Топорова о мотиве «вольной жертвы» в подражание Христу как основе почитания братьев, сводя исконные формы почитания к родовому княжескому культу. Не думаю, что это так: для понимания почитания важны не только прямые свидетельства источников, но и глубинный духовный подтекст борисоглебской агиографии, тонко и проницательно воссозданный В.Н. Топоровым.
Среди исследований на темы древнерусской истории и истории книжности — «Разыскания о Ефреме Переяславском» Д.Г. Хрусталева15, книга, в которой по-новому воссоздана биография этого древнерусского иерарха XI в. и атрибутировано ему несколько произведений.
Не обойдены вниманием древнерусская эсхатология и ее отражение в памятниках переводной и оригинальной древнерусской словесности. Это тема книг «Под знаком конца времен» А.И. Алексеева 16 и «Посмертная судьба и “иной мир” в древнерусской книжности» И.В. Дергачевой 17. Первая из двух монографий представляется более глубокой и оригинальной по наблюдениям, вторая носит в значительной степени популярный и реферативный характер, но не во всех разделах: в сравнении с другими очень выигрывает раздел «Древнерусские синодики: эсхатологический оптимизм». Ценно и приложение — издание по одному из древнейших списков славянского текста Жития Василия Нового, в котором содержится знаменитый рассказ Феодоры о мытарствах.
Книга историка П.Е. Лукина «Письмена и Православие», посвященная исследованию знаменитого «Сказания о письменах» болгаро-сербского книжника Константина Костенецкого (Костенечского, Костенческого)18, имеет прямое отношение к изучению древнерусской книжности. Трактат Константина Костенецкого обычно рассматривался как источник по истории Тырновской книжной реформы и, тем самым, по истории второго южнославянского влияния на древнерусскую книжность. До недавнего времени господствовало мнение об исихастских истоках представлений Константина о грамматике, графике и орфографии (разные варианты этой концепции принадлежат Д.С. Лихачеву, Р. Пиккио, Х. Гольдблатту). Соответственно, Д.С. Лихачев рассматривал исихазм как духовную основу стиля плетения словес, распространившегося в древнерусской книжности в эпоху второго южнославянского влияния. Исследование П.Е. Лукина вносит в эти представления серьезные коррективы. Связь Константинова трактата с исихазмом проблематична, а приписываемые исихазму Д.С. Лихачевым идеи о неконвенциональной связи означаемого и означающего являются упрощением реального учения о природе слова. Таким образом, продемонстрирована слабость, присущая тенденции объяснять формирование стиля плетения словес исихастскими веяниями.
Прошедшие годы не были богаты исследованиями по поэтике древнерусской книжности. Едва ли не единственное исключение — книга замечательного итальянского слависта Риккардо Пиккио «Slavia Orthodoxa: Литература и язык»19, но в ней собраны хорошо известные работы 20. Тем не менее польза от этого издания очевидна: переизданные статьи Р. Пиккио были по большей части трудно-доступными, а главное, из поля зрения российской медиевистики теперь неустранимы ни концепция litteratura Slavia Orthodoxa — единой словесности средневекового православного славянского мира, ни идея о библейских цитатах — тематических ключах, организующих ткань повествования древнерусских па-мятников. Сожалеть можно лишь о том, что некоторые важные исследования Р. Пиккио (в первую очередь, это статья 1973 г. «Models and Patterns in the Li-terary Tradition of Medieval Orthodox Slavdom») в сборник не включены, в то время как в его составе оказались, например, две статьи о «Слове о полку Игореве», опубликованные в нашей стране и потому хорошо известные 21.
…НО МОЖНО РУКОПИСЬ ИЗДАТЬ
Происхождение зияющих лакун в изучении поэтики древнерусской книжности — тема особая, которой здесь я предпочел бы не касаться 22. Но чем замечательны последние несколько лет, так это квалифицированными изданиями памятников переводной и оригинальной древнерусской книжности. Число таких изданий весьма велико 23, и в этом обзоре я намеренно ограничусь упоминанием лишь нескольких книг — не столько по причине их высокого эдиционного уровня (хотя он несомненен), сколько по причине особенной значимости публикуемых памятников.
Монография А.А. Алексеева «Песнь песней в древней славяно-русской письменности»24 отличается замечательной полнотой исследования и издания текстов ветхозаветной книги. Рассмотрены все церковнославянские переводы Песни песней, эти переводы (а также еврейский, греческий и латинский тексты Песни песней) опубликованы 25. Для исследователей древнерусской книжности особенно интересны должны быть публикация Толкового перевода и глава исследования, посвященная цитатам из Песни песней в древнерусской словесности.
Другое ценнейшее исследование и издание — книга А.М. Молдована «“Житие Андрея Юродивого” в славянской письменности»26. Житие Андрея Юродивого — один из наиболее читаемых памятников переводной древнерусской книжности, сильно повлиявший на оригинальную раннюю русскую словесность. А.М. Молдован научно издал это огромное житие с указанием разночтений редакций и основных вариантов, а также греческий оригинал жития. В книге подробно прослеживается история текста памятника и высказываются соображения о территориальной принадлежности перевода и его авторе. А.М. Молдован описал и классифицировал многочисленные списки перевода.
Из недавних публикаций оригинальных древнерусских произведений хотелось бы прежде всего назвать двухтомную книгу С.В. Минеевой «Рукописная традиция Жития преп. Зосимы и Савватия Соловецких (XVI—XVIII вв.)»27. Она представляет собой обозрение списков жития и описание сборников, их содержащих, обстоятельнейшее исследование истории текста жития этих высокочтимых святых, сопровождаемое публикацией всех выявленных исследовательницей редакций памятника с разночтениями, а также изданием чудес Зосимы и Савватия. С.В. Минеева, изучив 360 списков жития XVI—XVII вв., пришла к выводу о существовании 11 редакций этого памятника и установила, что первоначальная редакция жития представлена не списком так называемого Волоколамского сборника (так полагала Р.П. Дмитриева), а другими пятью списками. Естественно, по-настоящему адекватная, точная оценка текстологического исследования, особенно такого масштабного, возможна только после повторения рецензентом всех шагов автора книги, но ценность труда С.В. Минеевой очевидна и без этого.
* * *
Время подводить итоги.
В целом, для медиевистики-русистики последних лет характерно большое число текстологических исследований и изданий текстов. Это направление в отечественном литературоведении, изучающем древнерусскую книжность, было всегда развито и представлено сильными работами. Стало меньше работ по поэтике, а имеющиеся часто банальны, малосодержательны (впрочем, тенденция к уменьшению таких работ становится заметна не на отрезке нескольких последних лет, а на временнóм промежутке примерно в два десятилетия). Исключение — исследования, посвященные символическим подтекстам и структурам, восходящим к Библии, связанные с анализом историософских воззрений древнерусских книжников. (По понятным причинам в советское время отдельных работ на эту тему не было.) Их уровень и качество различны 28. Уменьшилась доля работ, в которых древнерусская книжность рассматривается в сопоставлении с литературой Нового времени, хотя считать такое положение вещей устойчивой тенденцией, может быть, слишком рано. Российская медиевистика достаточно консервативна по отношению к новым исследовательским подходам (консервативнее отечественной русистики, исследующей словесность позднейших эпох). Структурально-семиотический анализ, герменевтические штудии и, тем более, постструктуралистские или феминистские экзерсисы на этой ниве еще не взросли.
1) Зализняк А.А. «Слово о полку Игореве»: Взгляд лингвиста. М.: Языки славянской культуры, 2004. 352 с. 2000 экз. (Studia philologica: Series minor).
2) См.: Толочко А. «История Российская» Василия Татищева: Источники и известия. М.; Киев, 2005. С. 445 и примеч. 94 на с. 445.
3) Подлипчук Ю.В. «Слово о полку Игореве»: Научный перевод и комментарий. М.: Наука, 2004. 327 с. 2000 с.
4) Я не хотел бы, чтобы эти слова были восприняты как свидетельства научного высокомерия, как утверждение монопольного права «посвященных». Филологические дипломы, ученые степени и звания, принадлежность к академическим или университетским гуманитарным институциям сами по себе еще ничего не гарантируют в отношении качества научных трудов и вообще значат порой ничтожно мало. Просто-напросто автор, принадлежащий к так называемому научному сообществу, не допустит тех ошибок, которые может допустить дилетант (и обычно, увы, допускает).
5) Написал и задумался: а может ли вообще кто бы то ни было хорошо ориентироваться в бездонном и безбрежном океане «словистики»?
6) Между прочим, это как раз редкие примеры замечательных книг, авторы которых хотя и филологи, но не профессиональные медиевисты-литературоведы.
7) Живов В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М.: Языки славянской культуры, 2002. 760 с. Тираж не указан. (Язык. Семиотика. Культура: Studia Philologica).
8) Иногда, может быть, и в элементах редукционизма, в котором В.М. Живов уличает структурализм. Так, для изображения полян в «Повести временных лет» как кротких нравом (статья «Об этническом и религиозном сознании Нестора Летописца», с. 177—178) совершенно не обязательно образцом послужили рахмане в Хронике Георгия Амартола; скорее это сирии / сиряне (китайцы), Амартолов рассказ о которых, кстати, цитируется в «Повести временных лет». А секуляризацию культуры, совершившуюся на протяжении XVII в., объяснять ростом индивидуального начала (статья «Религиозная ре-форма и индивидуальное начало в русской литературе XVII века») соблазнительно, но не слишком ли просто?
9) Успенский Б.А. Святые Борис и Глеб: Восприятие истории в Древней Руси. М.: Языки славянской культуры, 2000. 128 с. Тираж не указан. (Язык. Семиотика. Куль-тура: Series minor).
10) См.: Парамонова М.Ю. Святые правители Латинской Европы и Древней Руси: сравнительно-исторический анализ вацлавского и борисоглебского культов. М.: Институт всеобщей истории РАН, 2003. С. 301—302. Н.Н. Невзорова, напротив, принимает объяснение Б.А. Успенского: Невзорова Н.Н. Паримии Борису и Глебу: опыт прочтения // ТОДРЛ. СПб., 2004. Т. 56. С. 429—430.
11) Некоторые частные замечания Б.А. Успенского дискуссионны. Например, трактовка положения тела Глеба между двумя колодами как погребения заложного покойника (с. 36—37). Во-первых, известный по относительно поздним древнерусским свидетельствам и по этнографическим данным ритуал захоронения (незахоронения) тел заложных сложился, очевидно, спустя значительное время после принятия христианства, так как ориентирован как на норму на трупоположение, а не на языческое трупосожжение, и, следовательно, вряд ли существовал около 1015 г.; во-вторых, при изложении данных источников Б.А. Успенский допускает существенную неточность: тело Глеба не было повешено на дереве.
12) Успенский Б.А. Историко-филологические очерки. М.: Языкиславянскойкультуры, 2004. (Studia philologica: Series minor).
13) Парамонова М.Ю. Святые правители Латинской Европы и Древней Руси: сравнительно-исторический анализ вацлавского и борисоглебского культов. М., 2003. 405 с. 300 экз.
14) Прежде всего, это полемика с известной книгой о почитании Бориса и Глеба, принадлежащей перу американской славистки Г. Ленгофф.
15) Хрусталев Д.Г. Разыскания о Ефреме Переяславском. СПб.: Евразия, 2002. 448 с. 1500 экз.
16) Алексеев А.И. Под знаком конца времен: Очерки русской религиозности конца XIV — начала XVI в. СПб.: Алетейя, 2002. 352 с. 1200 экз.
17) Дергачева И.В. Посмертная судьба и «иной мир» в древнерусской книжности. М.: Кругъ, 2004. 352 с. 500 экз. (Памятники русской письменности XI—XVII вв.: Исследования и публикации).
18) Лукин П.Е. Письмена и Православие: Историко-филологическое исследование «Сказания о письменах» Константина Философа Костенецкого. М.: Языки славянской культуры, 2001. 376 с. 1000 экз. (Studia historica).
19) Пиккио Р. Slavia Orthodoxa: Литература и язык. М.: Знак, 2003. 720 с. 1500 экз. (Studia Philologica).
20) Переиздания старых отечественных трудов, научных и учебных, я оценивать не буду. С радостью назову лишь добротно подготовленные первые две книги 1-го тома серии трудов А.А. Шахматова «История русского летописания» (СПб.: Наука, 2002—2003. 486 с., 1024 с. 2000 экз.) и — с противоположными чувствами — книгу А.А. Шахматова «Разыскания о русских летописях» (М.: Академический проект; Жуковский: Кучково поле, 2001. 880 с. 3000 экз.). В последней книге — ни издательского предисловия, ни указаний на источники публикации, ни даже указателя имен, а шахматовское предисловие к работе «Разыскания о древнейших русских летописных сводах» превратилось в неизвестно чье вступление ко всему тому.
21) Естественно, статьи об особенностях поэтики древнерусских памятников (носящие, впрочем, как правило, «локальный» характер) за последние годы появлялись в известных научных сборниках, прежде всего, периодических — таких, как «Труды Отдела древнерусской литературы» и «Герменевтика древнерусской литературы», а также в сборниках, изданных по итогам конференций (в первую очередь, это книга «Мир житий», выпущенная в 2002 г. Институтом мировой литературы). Обстоятельный разговор об этих публикациях в границах обзора попросту невозможен (в частности, из-за тематического разнообразия материалов).
22) Ряд соображений по этому поводу — в моей статье «В защиту “сталиниста” Н.К. Гудзия, или Какой может и не может быть история древнерусской словесности» (НЛО. 2003. № 59).
23) В частности, сформировались новые серийные издания, как, например, серия «Памятники церковной письменности» (приложение к журналу «Новая книга России»), в которой В.В. Калугиным и О.А. Тимофеевой изданы переводы из агиографического свода князя Андрея Курбского.
24) Алексеев А.А. Песнь песней в древней славяно-русской письменности / Искусствоведческое приложение подготовлено О.А. Белобровой. СПб.: Дмитрий Буланин, 2002. 239 с. 800 экз.
25) Правда, публикатор не ставил целью дать в разночтениях все варианты списков.
26) Молдован А.М. «Житие Андрея Юродивого» в славянской письменности. М.: Азбуковник, 2000. 760 с. 1000 экз.
27) Минеева С.В. Рукописная традиция Жития преп. Зосимы и Савватия Соловецких (XVI—XVIII вв.). М.: Языки славянской культуры, 2001. Т. 1—2. 800 с., 504 с. 1000 экз. (Studia philologica).
28) Наряду с ценными трудами (например, работы В.Я. Петрухина, посвященные раннему русскому летописанию, и исследования М.Б. Плюхановой) в этой области медиевистики появилось и много спорного и сомнительного. О малоубедительных примерах обнаружения аллюзий на тексты Священного Писания и о рискованных толкованиях И.Н. Данилевского — одного из ярких представителей «библейской» и «эсхатологической» герменевтики — мне и моему соавтору историку А.В. Лаушкину уже приходилось высказываться: Ранчин А.М., Лаушкин А.В. Еще раз о библеизмах в древнерусском летописании // Вопросы истории. 2002. № 1. Новая книга И.Н. Данилевского «“Повесть временных лет”: Герменевтические основы изучения летописных текстов» (М.: Аспект-Пресс, 2004) в главном повторяет все прежде сказанное автором.